Мгла

Массовая драка была неизбежна. Казалось все только и ждали повода, дабы сорвать свою агрессию друг на друге. Брюнетка в полной растерянности, поборов минутный ступор, пыталась пробраться к выходу, сквозь хаотичные размахивания кулаков. Подойдя к гардеробу, Лина чувствует в миг подкатившую тошноту. Вид крови не вызывал в ней отвращения, но то, с какой неприкрытой яростью эти парни калечили друг друга, приводило в громовой ужас. Дрожащими пальцами подхватывает свое пальто, как сзади, внезапно, настигает крепкая рука, обхватывающая её кольцом вокруг талии. Все происходит в такой стремительной спешке, что она успевает лишь сдавленно визгнуть. — Тихо, это я. — грубый голос за спиной звучит уверенностью. Едва слышно, но Аксенова выдыхает с облегчением. Ей становится до нелепого смешно, от осознания новых реалий: теперь голос убийцы казался ей успокаивающим. Буквально в считанные секунды они оказываются на морозной улице, отходя чуть дальше, к месту, где в окружении припаркованных автомобилей уже ожидали ребята. Наспех закутавшись в теплоту шерстяного пальто, принимается судорожно поправлять растрепавшиеся волосы. — Че за хуйня там случилась? — без промедлений, звучит вопрос Вовы, что утирал капли крови, скользившие по разбитой губе. Парни несколько минут переглядываются, будто ведя безмолвный диалог, вплоть до момента пока не подлетает Вахит с жутковато-окровавленной улыбкой: — Вы бы видели! Я Цыгану так прописал, что он еще месяц будет одну кашку жевать, — голос парня излучал полное воодушевление от происходящих событий. Женская половина не разделяла подобного восторга: Лина сверлила взглядом снежные сугробы, явно абстрагируясь от произошедшего, блондинка помогала супругу остановить кровь, легкими движениями салфетки, а Маякова просто поглядывала в сторону выхода ДК, казалось она вовсе не заинтересована этим разговором. Адидас непрерывно продолжал сверлить взглядом Валеру, очевидно в ожидании ответа на поставленный вопрос. — Хуйню пизданул парнишка, вот и огреб. Прозвучавшая ложь заставляет девушку вынырнуть из глубокого погружения в мысли. Наблюдая за беспристрастным лицом Турбо, синеглазая не находит и намека, что указал бы на не достоверность сказанного. Но, она там присутствовала, и прекрасно помнила — никаких оскорблений не было и подавно. Было только пугающее трепетание в животе, поглощающий взгляд, и затаенное дыхание, между ними. Девушка и сама не понимала, что из этого сподвигло его на такой безрассудный поступок, хотя больше её интересовали собственные переживания. То, что происходило во время танца, оставило осадок из самобичевания, смущения и ноющей вины. Она не должна была этого допустить. Суворов несколько секунд изучал друга прищуренным взглядом карих глаз, очевидно придя к какому-то выводу, лишь одобрительно кивает в ответ. Неловкому молчанию не суждено затянуться, к компании, звонким шагом, присоединяется черноволосая девушка, кажется Таня, если виолончелистке не изменяет память. Активно перешептываясь о чем то с рыжеволосой, отходит дальше, прямиком к вишневой девятке на краю парковки. — Я останусь у Бондаревой, — подкралась к Туркину скользящей походкой, проводя длинным ноготком по напряженной линии челюсти. — Ага. — звучит сухо, и по всей видимости абсолютно безразлично. Невеста на это лишь хмыкнула, явно не расплылась в расстроенных чувствах. — Ты с нами? — тонкая бровка приподнимается, а карие блюдца сверкают хитринкой. — Нет-нет, у меня завтра занятия… — незамедлительно отказывается, переминаясь с одной ноги на другую. Желание продолжать этот сумасбродный вечер напрочь отсутствовало. Да, и приятельница Нины, что с лукавым взглядом, испускала клубы дыма багряно накрашенными губами, не внушала доверия. Зималетдинов раскуривает сигарету, все еще охмелевше пританцовывая. — Девчат, а я с удовольствием присоединюсь — посмеиваясь выдает парень. Самобытная натура приятеля слегка разрядила напряженную обстановку, все хоть и немного, но расслабляются. Супружество Суворовых скоропостижно удаляется, ссылаясь на резко возникшие, неотложные дела. Однако, игривый смешок Вовы, дает понять, что дела предполагались определенно, не делового характера. — Подвези Лину, — обращается Маякова к своему нареченому, — темень непроглядная, да, и домбытовцы, наверняка шляются по району. Само собой, Аксенова собиралась возразить, рассыпаясь в убеждениях, что добраться самой не составит труда. Находится наедине с Туркиным по прежнему было испытанием, сил на которое не осталось совершенно. Тот лишь смерил её суровым взглядом, в то время как рыжеволосая, категорически отклоняла все отговорки подруги. Настойчивые уговоры не оставляют ей ни единого шанса на отказ. Вновь приходится поддаваться чужим решением, и эта мысль тяжким грузом ложится на дно её омраченного сознания. Переднее сидение автомобиля ощущается абсолютно дискомфортным. Создавалось впечатление, будто тишина распространявшаяся по салону нагнетала атмосферу до критически невыносимой отметки. Лина не шевелилась, не разговаривала и старалась даже не дышать, пока парень рассекал темноту дорог. До её дома не больше пятнадцати минут езды, но этот отрывок виделся теперь непомерно долгим. Она боялась даже взглянуть на его лицо, все продолжала неустанно отсчитывать мгновения до прибытия к точке назначения. Путь пересекал одну из главных улиц города, когда машина маневрирует между полосами, а Валера произносит тихое: — Блять. Брюнетка невольно переключает внимание, сразу же заприметив сжатую, чуть-ли не до скрипящего звука, челюсть. — За нами хвост. — отвечает на немой вопрос. В желудке плещут переживания, а разболевшаяся голова не успевает наполниться мыслями, так как парень делает очередной, крутой поворот. Девичьи пальцы вцепились в кожаное сиденье, а дыхание подрывается паникой. — Куда мы едем? — тихо лепечет, наблюдая за витиеватой дорогой, что вела в противоположную от её дома сторону. — Нужно оторваться. Аксенова делает короткие вздохи в попытках успокоить неравномерное биение сердца. Перед глазами мелькают редкие огни фонарных столбов, что располагались вдоль магистрали на которую свернул черный внедорожник. Туркин не сбавляет скорость а лишь увеличивает, выжимая педаль в пол. Она не привыкла к такой езде, в голове неизбежно начинает кружиться. Отнимая взгляд от проезжей части, оборачивается назад, в попытках разглядеть гнавшуюся за ними машину. — Они нас упустили, ещё два поворота назад. — ледяной тон заставляет встрепенуться. — Так может мы вернемся к нормальной скорости? — Не припомню, чтобы просил совета у святоши. — парень не отрывает глаз от дороги. От такого прозвища, щеки наливаются гневным румянцем. — В сравнении с тобой, каждый второй покажется святым. — негодование пробуждает смелость, которую в обыденности она держала при себе. Негромкий смешок с неприкрытой злобой, наполняет пространство черного салона. Взгляд в окно — а вокруг одна лишь кромешная ночь, да бесконечные, заснеженные ели. В голове, будто мелькает тревожный сигнал, напоминающий о том с кем она находится. Это не соседский парнишка, что с самого детства играл ей романтичные баллады на гитаре, и не Костик — любезный интеллигент, окружающий ненавязчивыми ухаживаниями который год. Этот молодой мужчина был преступником. Невозможным нахалом. И самое главное убийцей. Однако, все эти внушительные факты, не отвадили ее взгляда от четко очерченных скул, и этого хищного разреза зеленых глаз. С такими глазами невозможно спорить, они безоговорочно подавляют, подчиняя даже самых стойких. Скорость идет на спад, но вместо ожидаемого облегчения девушка чувствует прямо противоположное. Проезжая часть пустует, и в резком движении прокрутившегося руля, Туркин разворачивается прямо посреди дороги, держа направление обратно, в сторону города. — Тогда, тебе не стоило садится ко мне в машину. Несколько секунд размышлений уходит на то чтобы сформировать весомый ответ, но внезапно, автомобиль останавливаясь у обочины с громким свистом тормозов. Двигатель глохнет. Множество попыток завестись не увенчались успехом. Парень тихо выругался себе под нос, недовольно выбираясь из теплоты салона. Несколько минут Валера что-то перебирал под капотом, но очевидно, что непроглядная темень не способствовала решению проблемы. Лине нужен воздух. Находится в автомобиле пропитанном его древесным парфюмом и запахом сигарет становилось невозможно, это лишь подпитывало трепещущее в животе беспокойство. — Ни черта не видно. Придется ждать. Кто-нибудь проедет, попросим подсветить. — низкий голос озвучивает для нее приговор, не иначе. Сдержанность иссякает. Все скопленные эмоции от пережитого дня, настигают девушку неминуемым снежным комом. — Какая же я дура, стоило таки пойти пешком… — произносит шепотом, смотря на снег поблескивающий серебром в свете луны. — Ага, и вновь наткнуться на каких-то ублюдков, что с радостью расчехвостили бы тебя прямо у первого куста. — жесткость его слов оглушает. Брюнетка оборачивает хмурый взор в сторону парня, фокусируясь на озлобленном изгибе его полных губ. — Да, находится посреди леса с убийцей, намного лучше — язвительная фраза звучит равнодушным голосом. Ярость, та самая, что вспыхнула еще на дискотеке, вновь озаряет мужское лицо. Он приближается уверенным шагом, вынуждая столкнуться с холодом машины спиной. — Мне уже осточертело это слово. — Правда режет слух? — кажись она вошла в раж, игнорируя рациональную сторону, что молила замолчать. Валера подходит вплотную, второй раз за день беззастенчиво прижимаясь к её телу. Это пробуждает страх, да такой, что оглушительным набатом бьет по темноволосой голове. Страх не только от того, что все его существо источало опасность, но и от собственной реакции на эту близость. То, как он нарушал ее пространство таким наглым образом, безусловно наполнило беспомощным гневом. Но все же, помимо опасения в ней зародились и другие оттенки чувств. Те, которые не доводилось испытывать ранее, и за которые она себя возненавидела с первой же секунды. Этот окутывающий мрак пугал её ровно настолько, как и поглощал, завлекая в свой плен. Туркин склоняется над ней, возвышаясь угрожающей тенью, и тогда тело обдает первой дрожью. Она не в силах пошевелиться. — Знаешь, что еще режет? — шепот над ухом раздается обжигающим теплом. Лина замерла. Звук, щелчком раскрывающегося ножа, эхом стремится прямиком к мечущемуся испугом сознанию.

***

Блять, кажется она действительно напугана. Синева глаз застывает на его стальном, непробиваемом взгляде. В животе парня будто поселилась стая бабочек, но вместо щекочущих крыльев у них были наточенные остротой лезвия. В голове у него как пустота, так и тысяча мыслей, и всё в одночасье. Он не знал, за какую ухватиться, ведь все это буйство вдобавок перебивалось физическими ощущениями. Вот она, непорочная святость, так близко, даже ближе позволительного. И она боится. Именно этого он добивался. Аксенова обязана захлебнуться своим ужасом, ведь по другому контролировать её не получится. Парень подносит острый край ножа к телу девушки, проходясь от прикрытого пальто бедра, к оголенной, уязвимой шее. Словно против своей воли, Турбо вновь склоняется, дабы ощутить этот дурманящий запах. Сука, его любимые ириски и примесь еще какой-то сладости, ни с чем не схожей, очевидно это был её собственный аромат. Чувствует себя полным психом, ведь сейчас, приставив нож к её горлу, на него накатывает возбуждение. — Что, слова закончились, Ангел? — голос подводит его своим севшим звучанием. Кончик лезвия скользит по светлой коже оставляя хаотичные, розоватые полосы. Она лишь упрямо затаила дыхание, но дрожь девичьего тела выдает всё сполна. — Убей меня. — стеклянный взор пронзает его насквозь, заставляя сглотнуть, — Убей, ведь только тогда я перестану напоминать о твоей истинной сути. Она звучит настолько убедительно, что его это приводит в изумленную отрешенность. Звучит так, будто она и вправду желала смерти. Сможет ли он это сделать? Опасная острота возобновляет движение, хрупкое тело потряхивает, но девушка стойко продолжает впиваться в него этим-своим, чертовски невинным взглядом. Это мне не помешает — убеждает собственное сознание. В нем нет слабостей. Нет и не будет, иначе он утратит себя и все во что верил. Может, эта гребанная девушка и была голосом совести, посланным с небес, но высшие силы не учли одного «но». Его уже не спасти. Все, что он может — лишь разрушать. Сейчас от него самого не осталось ничего, только глухая пустота, что означала одно — предстоит разрушить все вокруг. Лина не станет исключением. Распухшая губа закушена, длинные ресницы дрожат, и единственная, прозрачная слеза стекает по румяной щеке, прямиком вниз, соприкасаясь с ножом. Он заколдованно глядит на эту картину, добавляя собственных красок: усиливает давление на тонкой коже, пуская первую каплю крови. Брюнетка выдает тихий вздох от которого у Туркина закружилась голова. Дарит ему едва заметную улыбку, будто подталкивая продолжить необратимые действия. Эта улыбка переворачивает все внутренности. Она точная копия той, что терзает его во снах, и не иначе как по привычному сценарию вызывает пожирающую боль, необъяснимую и оглушительную. — Блять, я не могу, — шепчет прямо в лицо своему страху, — я просто не смогу этого сделать. Потемневший взгляд бегает по лицу синеглазой, он судорожно пытается отыскать ответы. Миниатюрная ладонь, ожогом ложится на его, мертвецки холодную. Женские пальчики пытаются надавить, протолкнуть нож глубже, заставить нанести серьезные увечья. И теперь, кажется весь её страх переносится на него. Туркин заходится в непреодолимой панике, в одно движение откидывает режущий предмет куда-то подальше, к обочине. В глазах отражаются такие переживания, которых не существовало никогда ранее, пока он завороженно следит за тоненькой струйкой, что стремится от шеи к девичьей груди. Дыхание сбивается от мысли, что сейчас она пыталась навредить себе его же руками. — Нет. — прохрипел, касаясь раны дрожащими пальцами. Еще несколько слезинок стекает по нежности её щек. Ощущение, будто он вновь окунулся в сон. Все происходящее слишком болезненно, чтобы быть реальностью. — Этого не произойдет — сжимает руку на шее, останавливая бегущую кровь. Резким движением потянув на себя, делает то, чего так непреодолимо хотелось. Хотелось еще на дискотеке, хотелось каждую ночь в сновидениях, и если быть честным, хотелось еще тогда, на крыльце вечернего театра. Задворки сознания кричали о том, что это должно было произойти, сколько усилий не приложи — это неизбежно. Как только рецепторы считывают её вкус, парню сносит крышу. Он кусает, кусает и снова кусает. Выпивает каждую каплю крови из истерзанной мягкости губ. Дрожащая рука пытается его остановить, но это ведь невозможно. Туркин лишь усиливает напор, в ответ на её борьбу, полностью придавливает слабое тело к машине, продолжая впитывать эту сладость вперемешку с девичьими всхлипами. Слезы продолжают течь, перебивая вкус карамельных конфет, но ему и этого недостаточно. Когда сопротивление стихает под его настойчивостью, грубо сжимает талию, умело пробравшись сквозь пальто, и переходит к тонкой шее, буквально смывая губами всю кровь. Назвать это возбуждением невозможно. Это что-то совершенно неконтролируемое, то, что захватывает его с каждой секундой в еще большее сумасшествие. Девушка продолжает беззвучно плакать, вразрез этому содрогаясь от каждого нового прикосновения, испуская изнывающие вздохи. Этого ему достаточно, чтобы не останавливаться ни на секунду. Возвращается к лицу, поочередно прокусывая верхнюю и нижнюю губу, жадно слизывает кровь и повторяет вновь. В этом не было трепетной нежности, лишь неуемное желание поглотить целиком, без остатка. Нанести свой неизгладимый след на непорочность, смешать собственные пороки с её чистотой. Мужская ладонь скользит выше, к груди, такой полной и идеально округлой. Решительно сжимает, не давая и шанса опомниться. Блять, то что он чувствует, не сравнимо ни с чем. Никакой алкоголь, ни один наркотик и ни одна женщина, не приближали его и на толику к этому всеобъемлющему исступлению. Девичьи ноготки впиваются в его плечо, и тогда мучительный стон вырывается прямо ей в рот. В отсутствии хватки на шее она возымела шанс отстраниться, шепотом произнося в его губы лишь односложное: — Нет. Ответ парня останется неизменным, рука ложится на макушку, утопая в шелковистых волосах. Сжав несколько прядей вынуждает запрокинуть голову и неотвратимо столкнуться взглядом. — Да. Вновь обрушается на неё жестоким поцелуем, смакует каждый миллиметр нежных губ, цепляет зубами нижнюю, попутно сдавливая пальцы на соске, что пробивался сквозь тонкую ткань бюстгальтера. Сука, она издает хныканье, такое нарочито жалостливое, что простреливает по нему от затылка прямиком к низу живота. Руки потряхивает от волны возбуждения, и он повторяет свои движения вновь и вновь, в попытках услышать эти непередаваемые звуки. С трудом приостанавливает поцелуй, но только на минутку, дабы взглянуть на её рану. Понимает, что минутки ему не хватит. Открывшийся при свете луны вид, выбивает почву из-под ног. Мерцание молочной кожи затмевается кровавыми разводами, полностью покрывающими шею и переходящими к глубоко вздымающейся груди. И его рука, запятнана алыми следами, все еще сминающаяся аппетитную мягкость женского тела. Безумная картина пугала буквально с той же силой, как и возбуждала. Взгляд Лины был настолько затуманен, что можно было счесть за результат запрещенных препаратов. Это успокаивало, появлялась надежда, что не один он, утратил связь с реальностью. Зеленый взор, пылающий опьянением, жадно следит за движениями собственных пальцев: размазывает остатки крови по ключицам, скользит ниже, обводя круговым движением возбужденный сосок, вновь порождая всхлип и порцию чистых слез. Блять, её так трясет и явно не от одного лишь страха. Продолжая эти сводящие с ума движения, натыкается подушечками пальцев на какую-то неровность. Сосредотачивает поплывший взгляд и находит то, что вытесняет кислород из легких. Шрам. Побледневший, не сразу заметный, но весьма внушительный. Он проходится по нему ещё несколько раз, в голову вторгаются множество мыслей, однако произнести нахлынувшие вопросы, парень не успевает. За спиной, в сопровождении ослепляющих светом фар, подъезжает автомобиль. Рефлексы срабатывают неизменно, он прикрывает полуобнаженную Аксенову, превозмогая дрожь в руках, застегивает измазанную кровью рубашку. Холод, которого он и не чувствовал вовсе, пребывая в этом наваждение, настигает в раз, проносясь по всему телу колким морозом. — Молодые люди, у вас все впорядке? — Туркин не оборачивается, но слышит голос мужчины, явно за пятьдесят. Зеленый взор неотрывно сходится поединком с синим, реальность подкатывает к ним обоим, разбивая ударной волной. — Нам нужна помощь — двузначно произносит нежный голос. У Валеры в голове мелькает противоположное. После случившегося, им уже не помочь.