wild is the wind

3 июля, 1995 Этим летом Лондон превратился в удушливую ловушку: жара не унималась уже неделю, добираясь до англичан даже в ночи. Отсутствие прохлады било по головам каждого, кто не выбрался из города ради поездки к морю. И если бы не магия, укрывающая дом от июльских температур, Алуна бы осталась в милой Шотландии на все два месяца каникул. Впервые в жизни ирландская квартирка Изары казалась понимаемой мечтой. Алуна должна была отдать должное сестре: сейчас она хотела быть как можно дальше от Лондона, и климат был не единственной тому причиной. Амелия назвала происходящее в стенах Министерства антикризисным управлением с фокусом на контроле ущерба, принесённого заявлением Гарри Поттера. Изара бы назвала это пиздежом чистой воды, с чем Алуна должна была согласиться: Министерство бросило все силы на затыкание ртов, называя это путём устранения паники. Политика была карьерным путём жадных, а не честных. Чистокровные супрематисты могли оплатить годы иллюзорного спокойствия, позволяя Волан-де-Морту набирать силу прямо перед носом Министерства. — Пенни за твои мысли? Голос Амелии звучал удивительно тихо, будто он исходил из другого мира: слова с трудом складывались в предложение, которое могло бы нести отделённое напоминание смысла. Вероятно, последние события и отсутствие сна дали о себе знать — Алуна была совершенно потеряна. И всё же Амелия улыбалась ей, даже когда мир покатился к чертям. Прикосновение руки к руке стало нитью, приведшей Алуну к выходу из лабиринта собственного сознания. Она была дома. В безопасности. — Не думаешь, что тебе лучше остаться сегодня дома? — спросила Амелия, притягивая пальцы любимой к своим губам. Алуна ответила мягкой улыбкой, устало покачав головой. Она должна была присутствовать, если хотела что-то изменить. Или умереть, пытаясь. — Ладно, — согласилась Амелия. — Но ты не трансгрессируешь одна в таком состоянии. — Попрошу Милли подобрать меня по дороге. — Я хотела предложить прогуляться, но это тоже работает. Сердце Алуны вздрогнуло, распространяя знакомое тепло по всему телу — тихое обожание, нашедшее своё место в каждой клетке тела. Нежность Амелии была нектаром лета и тайной помешанностью долгих месяцев учебного года — и всё же Алуна не могла оставить руку Амелии в своей надолго: нахождение членов Ордена Феникса должно оставаться подальше от министерской работницы. — Так что ты думаешь? — спросила Амелия. — Твоя идея мне нравится куда больше, — согласилась Алуна, — но стоит подождать более мирных закатов. — И когда они, по-твоему, наступят? — Завтра вечером, когда я пойду встречать тебя после работы. Тонкие губы Амелии расплылись в улыбке, прежде чем коснуться щеки Алуны в акте благодарности. Милейший удар за недоверие и приятнейшее касание из всех. — Буду ждать с нетерпением, — прошептала Амелия. — А теперь пошли кормить твою нездоровую душу, пока ты не превратилась в викторианского ребёнка. Алуна посмеялась, следуя за чересчур энергичной женой на кухню, и впервые за несколько недель она ощутила, как напряжение стихло, спадая с плеч. Словно бы вина, преследующая каждый выдох ведьмы, испугалась невидимого счастья, окутавшего её в миг встречи с любовью Амелии. Алуна могла жить, не прося прощения у мёртвых, пока знала, ради кого обязана дышать. Даже пыль, порхая под солнечными лучами, напоминала крошечные бриллианты. Вечерний свет проникал из открытых окон и застилал полы и стены золотой шалью. Скользя меж книг и цветов на столешнице, он терялся в тени, оставляя тёмные очертания напоминать о неизбежном приходе тьмы после убийства звезды-феникса в закатный час. Гостиная была комнатной, которая потухала последней. Любовь солнца наилучшим образом проявлялась в комнате, где никому до неё не было дела. Кроме разве что Алуны. Впрочем, если бы Амелия не гневалась за любимую, та бы не обратилась к слежке за детской подругой. Приветствие не прошло без злобных переглядок и кивков, заменивших диалог. Амелия мало что думала об Эммелине, но присутствие Изары заставило её сильнее сжать плечи Алуны. И Амелию сложно было в этом винить: немногим удавалось застать старшую из сестёр за терпимым поведением или дружелюбной улыбкой. Куда чаще Изара была совершенно невыносима. — Думаю, нам пора, — сказала Алуна, поднимая глаза на жену. И она совсем не удивилась, когда услышала раздражённый голос сестры: — Неужели? Видимо, сегодня будет куда чаще. До того, как Амелия успела бы найти достойное проклятие для ответа, Алуна оставила свой прощальный поцелуй, ступляя лезвие в сердце жены вишнёвым бальзамом для губ и тихим обещанием: — Скоро вернусь. Амелия лишь кивнула и забрала ещё один короткий поцелуй перед тем, как Эммелина утащила чуть смущённую Алуну подальше от причины возможного опоздания. — Трансгрессия, Луна. Сконцентрируйся. — И постарайся не думать обо мне, — добавила Амелия, шуточно подмигивая. Алуна закатила глаза, хватая ужасно холодную ладонь Эммелины. И всё же ухмылка жены стала жертвой преследования тоскливого взгляда, скрытого за выражением томящейся любви. Алуна резко осознала, что будет скучать по жизни до безумия, погрузившего её маленький, светлый мир в моря из крови и слёз. Пожалуй, она давно должна была понять, что в семье Джонсов счастье никогда не длилось долго — глупо было считать себя исключением. — И я думала, что только из-за гетеро хочется залить глаза отбеливателем, — послышался насмешливый шёпот Изары. Взгляды сестёр только встретились, отражая молчаливый вызов и намёк на столкновение, как земля исчезла из-под ног и воздух покинул лёгкие от удара магии, сжавшей все органы Алуны до их полуостановки. Разум едва находил логику в быстрой смене окружения и температуры. Тошнота подступала к горлу с кислотным послевкусием — и если бы ещё одна секунда, ужин бы оказался оставлен меж временем и пространством. К счастью, трансгрессия — процесс удивительно быстрый. Алуна всё ещё ненавидела его, но она ненавидела бы его куда больше, если бы её заставили душиться хоть на мгновение больше. Впрочем, в данный момент она опиралась на стену в каком-то из переулков, тяжело дыша и проклиная небеса за слабость в коленях и шторм в желудке. Ситуация вряд ли могла стать хуже. — Солдат с непереносимостью к побегу, — послышался смешок Изары, ясный даже сквозь стук сердца в ушах. И всё же именно сестра потянула Алуну за руку, помогая ей выпрямиться с осторожной мягкостью, которой Изара обладала с детства, но проявляла так редко, что порой Алуна сомневалась в реальности своих воспоминаний. Изара будто не хотела напоминать людям, что у неё есть сердце. Её рука уже была на спине Алуны, рисуя успокаивающие круги кончиками пальцев, когда Эммелина появилась перед ними двумя, не скрывая обеспокоенности на обычно сияющем радостью лице. Алуна мечтала провалиться под землю от стыда, прожигающего её тело. Эти двое всегда были с ней в трудные времена. Они не видели её в момент победы. Она никогда не была сильной или взрослой в их глазах. Наверное, таково проклятье всех младших сестёр. — Она отойдёт, пока мы дойдём до вашего сверхсекретного штаба, — не без издёвки утвердила Изара. — Это на самом деле суперсекретный штаб, — вмешалась Алуна. — Видишь: она уже спорит со мной! Мы идём на скоростную поправку. Эммелина тяжело вздохнула, потирая переносицу с драматичностью, достойной театра. Все знали, что Изара произносит вслух то, с чем подруга мысленно соглашается, но во имя цивильности опровергает. — С тобой будет спорить и умирающий, — без особой пылкости заявила Эммелина. Несмотря на принятый ей угрюмый тон, ведьма бросила попытки задержать сестёр и вместо этого повела их вон из переулка, в центр шума и жары — лондонские улочки в летний вечер. — Только умирающие? — отозвалась Изара, смеясь. — Неужели я не достойна гнева мертвецов? Никто не удостоил ведьму поощрением или хотя бы комментарием, но молчание точно не расстроило ни саму Изару, ни присутствующих. Скорее наоборот. Алуна не могла говорить за всех, но идти рядом с сестрой и не желать вырвать ей язык было неожиданным и невероятно приятным сюрпризом. Сёстры впервые за последние несколько лет оказались на одной стороне — даже июньская ссора почти забылась на фоне произошедшего за последние пару недель. Изара точно не собиралась упоминать сказанное тем утром, и Алуна предпочитала мирное сосуществование — тема была закрыта молчаливым согласием. К тому же Изара была здесь, сделав свои оскорбления в сторону Ордена Феникса и профессора Дамблдора незначительными. Всё же даже в старшей из сестёр было что-то достойное — Алуна всегда знала, что сможет вытянуть из Изары: даже камень поддаётся воде, когда она жестока или мертвенно терпелива. И чем чаще волны разбивались о берег, тем яснее становились материнские черты, высеченные временем на тёмном лице Изары. Порой Алуна не знала, на кого кричала. Как часто она разговаривала с ожившим портретом Иссы Джонс, забыв, что за скорбной иллюзией прячутся мокрые глаза, не готовые простить. Однако Изара была здесь, невыносимо печальная и озабоченная в своём молчании. Наверное, она наконец поняла: её аргументы не выстояли войну с реальностью. Или, быть может, Изара просто трусила и стыдилась того. — Ты же знаешь, что нет ничего такого в смене взглядов? — повернувшись к сестре, спросила Алуна. — Ты наконец сможешь узнать Дамблдо... Изара резко ускорилась, догоняя Эммелину и крича так громко, что несколько маглов обернулись: — Боги, это ёбаный культ! Смутившись под вопросительными взглядами прохожих, Алуна тут же сжалась, поникла и отступила от двух ведьм, чьи звонкие голоса напоминали ей о собственной глупости: Изара слишком упряма, чтобы дать миру шанс, показать ей вторую сторону монеты. — Ты можешь не заставлять людей хотеть тебя ударить, Иззи? — спросила Эммелина, смеясь. — Нет, правда, этот старик теперь наша версия Черчилля? — Ну кто ещё так любит отправлять людей на смерть, если не политики? Дом по адресу «Лондон, площадь Гриммо, 12» был всем, что Изара ожидала от чистокровного рода с очень хорошим вкусом и гнилью вместо душ. Красота архитектуры и интерьера меркла на фоне грязи, плесени и сырости — обстановки идеального готического хоррора, где одна очень богатая семья с весьма фашистскими взглядами и кругом вместо семейного древа нашла себя на грани вымирания, впиваясь когтями в последние деньги и проклиная новый мир за радикальные, свободолюбивые взгляды. Стоило бы подумать о том, как хорошо продаваться будет подобный роман, если сделать из Блэков вопиющих, кровожадных вампиром, коими они, если придерживаться правды, и были. Изаре осталось только пережить нахождение в месте с сильнейшим тёмномагическим присутствием, и она вполне могла надеяться на «Хьюго». Быть может, если Изара напишет посвящение Брамбелл, то та простит ей встречу с праведным убийцей. Как бы старая ведьма не злилась, она должна была радоваться смерти ещё одного ребёнка в войне. Пусть теперь гордиться. Неожиданно перед тремя ведьмами, только успевшими оглянуться, возникла целая толпа людей, из которых Изара узнала единицы. Рыжие головы, наверняка, принадлежали семейке Уизли, а недовольная одноглазая морда — Грюму. Северус Снейп тоже был здесь, к огромной радости Изары, ведь Сириус Блэк стоял прямо позади него, сдерживаемый только серьёзностью обстановки, недостатком шанса и Люпином. Возможно, из этого собрания ещё и выйдет что-то стоящее. Алуна и Эммелина сразу же сдвинулись с места, бросаясь в приветствия и объятия. Старшие из рыжих детей (Изара боялась представить, сколько их всего) приняли Алуну с широкими улыбками, как и девчонка с волосами цвета розовой жвачки. Дора, кажется. Хотя память вполне могла подвести Изару. Однако она точно помнила, что имена братьев Уизли совпадали с именами принцев Англии, что никак не помогло привлечь деньги или успех в семью. Пока Изара гадала, как зовут друзей Алуны, Эммелина успела поболтать с бывшими Мародёрами, служившими с ней в этой пародии на партизанский отряд с самого начала первой войны. Изара была наслышана, и она питала исключительную ненависть к званию Герой, которым посмертно нарекли всех тех, кто прятался в домах и ждал, пока Пожиратели Смерти придут за ними и их семьями. Ремус и Эммелина были среди тех немногих, кто не сдался. Из-за простого желания поскорее умереть и забыть все окружившие их ужасы. Грюм, чьи шаги раздавались стуком деревянного протеза и скрипом паркета, тоже входил в число выживших смертников. И на шрамах он сделал себе имя, коронуя себя законным убийцей, или же аврором. Красивое имя для того, кто распотрошил с десяток подростков в поисках возмездия. Хотя, пожалуй, в случае молодых Пожирателей убийство — это высшая милость. Совершенно игнорируя слова, кажется, Бруствера (его портрет мелькал в газетах), Грюм решительно двигался в сторону Изары, чьё присутствие являлось неприятной неожиданностью для членов тайной организации. Она была чужой, и старый аврор спешил напомнить ей об этом. Грюма уважали и боялись — и он несомненно заслужил всех почестей, но ужас от одного его взгляда был явным преувеличением. Гримаса презрения и крайне неэстетичный глаз могли отпугнуть лишь ребёнка и напрячь слабого на жизненный опыт мага. Лицо, накрытое тенью и подозрительностью, которую сложно было спутать с чем-то, кроме разве что презрения — вот что сейчас волновало Изару. Она уж очень хотела попасть в клуб. — Левый рукав, — приказал Грюм. Изара усмехнулась, но кожанку стянула, обнажая предплечье для всех, кто жаждал взглянуть на истерзанную магловскими тату кожу. И ни одной извивающейся змеи там не наблюдалось. — Я думала, что Волди помечает только своих любимчиков, — сказала Изара, поглядывая на Грюма исподлобья. Аврор уставился на неё оценивающе, скрывая свои осторожные сомнения за сверкающим многолетней злобой взглядом, давление от которого должно было приземлить ведьму, поставить её на место, показать, кому принадлежит власть над ситуацией. Но даже Изара, не считавшая себя сердцеведом или стратегом, знала, о чём думает Грюм: Орден распоряжался единицами, и пара волшебных рук всегда стоила риска. На это Изара и рассчитывала. Отчаянные игроки и плохие карты, не так ли? К тому же, если бы Изара думала стать шпионом, она бы не разбила носы половине Пожирателей в школе — и это был её сильнейший аргумент в свою защиту. — Сейчас он будет помечать всех полезных ему, — ответил Грюм, нехотя отступая. — Верность сложно заполучить дважды. «Если Дамблдор собрал вас всех здесь, то довольно просто», — подумала Изара, возвращая куртку на плечи. Весь мир словно бы поклонялся одному его слову. Ему наверняка и не пришлось повторять дважды, прежде чем кто-то из волшебников в этой комнате вырвал душу прямо из груди Иссы Джонс. Такова была цена жизни в глазах Дамблдора. Одно слово. Холодный приказ. Изара молча оглянулась. Лица смазывались, окутанные отвратительным оранжевым светом, режущим не только глаза, но и сердце: тонкие узоры и старинные обои заслуживали куда большего. Не говоря уже о мебели, которую Изара хотела снести: шкаф в дальнем углу, например, идеально вписался бы в интерьер гостиной. Антиквариат, тёмное дерево, дверцы без стекла. Алуна была первой, кто решил познакомить Изару с другими членами Ордена, начиная, разумеется, с самых многодетных представителей. Со стороны это выглядело невероятно неловко, будто знакомство родителей, чьи дети хотят впервые собраться вместе на ночёвку. Помнится, старший мальчишка Уизли оставался в Ирландии несколько раз. Изара даже одалживала ему кассеты, последнюю из которых он так не вернул. Тварь. — Ох, Изара, не так ли? — в порыве энергичной доброжелательности уточнила Молли Уизли, пожимая ладонь ведьмы своими двумя. Социализироваться Изара точно не планировала, но краем глаза она заметила сложенные в молитве руки сестры и произнесённое лишь губами «Пожалуйста» — решение было принято за неё, когда тёплые глаза Алуны обернулись щенячьими. — Ах, миссис Уизли! — с милой улыбкой ответила Изара, кладя свою ладонь поверх рук женщины. — Рада снова Вас видеть. — Моя дорогая, называй меня просто Молли. Наверняка ты помнишь моих старших сыновей Билла и Чарли? Не особо было бы честным ответом. — Разумеется. Как вижу, рок-карьера Рыжего грува так и сложилась? Громкий хохот Молли заглушил неловкие смешки её сыновей и Алуны, которая вмиг пожалела о сведении ведьм со смертельной дозой самых постыдных из фактов. Родительские привилегии включали и это. — Слава Мерлину это позади нас! — воскликнула Молли, вся красная и безмерно счастливая. — Они постоянно забывали про Оглушающие чары во время полуночных репетиций. Тебе не передавать, как я рада, что никто из младших детей не перенял любовь к этой разбойнической музыке. Стоило бы быстрее осознать, что Молли Уизли была одной из этих вечно скучающих домохозяек, считавших, что после Битлз рок превратился в отраду для сатанистов и хиппи. Изара уже могла представить количество материнских криков-советов, которые разлетались по дому, когда покой и порядок разрушался неприемлемой длиной волос или (не дай бог!) кассетой с Van Halen или Mötley Crüe. После разговор вернулся к прошлому, оставляя за собой неприятное чувство ядовитой тоски по сценам, которые до их упоминания казались лишь пылью, закравшейся на полки памяти. Изаре не нравилось, как часто молчание прожигало язык, когда разговор заходил о временах, оставшихся не более, чем пятном истощения на картине жизни. И Изаре совершенно не нравилось, как легко одно упоминание превращало пыль в ножи. К счастью, разговор продлился недолго, и Изара вежливо отстранила себя от Молли, как только Грюм объявил о скором начале собрания. Алуна без промедления последовала за сестрой, сжимая её предплечье и тепло улыбаясь, словно бы каждая мысль Изары была ей известна. Но именно из-за Алуны эта рана не могла зажить. И всё же грусть не была эмоцией, которую Изара хорошо переносила. Даже внутренняя дрожь оставалась противна ей, когда музыка не играла на фоне. Уязвимость оставалась меж строк, прячась с воспоминаниями и секретами мелодии. Здесь же была лишь политика, оторванная от искренности и поэтики. Так что Изара возненавидела себя за вседозволенность, подаренную грусти — и это зажгло её обычную строгость и гнусный язык. — Ты мне должна, — шутливо отметила она, повернувшись к сестре. — Она не такая плохая, как тебе кажется. Молли просто очень, — Алуна сделала короткую паузу, пытаясь сохранить такт в выражениях, — традиционная женщина. Ничего такого. Изара лишь изогнула бровь, подавляя смешок, и Алуна сдалась, кивнув в знак согласия. — Ладно, хорошо, — протянула она. — Никаких вторых попыток? Изара не потрудилась отвечать на сей раз, вместо этого перенося внимание на место, выбранное для собрания. Аристократы никогда не отказывали себе в расточительности, так что Изара совершенно не удивилась, когда обеденный стол оказался достаточно длинным, чтобы превратить Орден в рыцарей Прямоугольного стола: во главе, разумеется, сидел призрак Дамблдора, пока справа и слева от него волшебники высаживались в два ряда, оставляя между собой насколько пустых стульев — Снейп был единственным, кто сидел в полном одиночестве, но он также не упустил шанса помозолить глаза Блэку, выбрав место прямо напротив. Министерские работники расположились ближе к Дамблдору. Изара же планировала оставаться как можно дальше от дипломатичных уродов (исключая Грюма: он был просто уродом) и несомненно ближе к Эммелине, вновь нашедшей своё место рядом с Мародёрами. Алуна, к огромному удивлению Изары, не отставала, позабыв о рыжих друзьях в пользу сестры. Или же она решила предотвратить возможную казнь Дамблдора, что было куда более вероятно. — Как много детей у неё вообще? — спросила Изара, отодвигая один из стульев. — Семеро. Ответ сам по себе не был таким уж шокирующим — дело было в цифрах, мелькающих в голове Изары, замершей с презрительным оскалом на лице. Хронологическая таблица выстраивалась с трудом. Семеро? Это звучало, как плохая шутка, завёрнутая в обёртку семейных ценностей. — Погоди, — протянула Изара. — То есть она плодоносила во время войны? Алуна вздохнула, как разочарованный учитель, и покачала головой. — Ты можешь подбирать менее обидные слова? — Мой выбор в словах всегда точен, дорогая сестра. Тебе было бы пора это запомнить. После разговор обратился в комедийное шоу из молчания и коротких вопросов, которые звучали так же неловко, как ведьмы ощущали себя, и ещё более коротких вопросов. Эммелина была слишком занята обществом Люпина и Блэка, чтобы спасти Изару от стыда, нарастающего с необычайной интенсивностью. Быть может, годы всё же дают о себе знать: к сожжённым мостам легко привыкнуть, если не смотреть на другую сторону. Или же виной всему были тёмные артефакты, чья энергия пропитала эти мрачные стены, украшенные шёлковыми обоями цвета изумрудов. — Мне стоит говорить тебе, что лучше не трогать предметов в этом доме? — спросила Изара, царапая край стола от скуки. — Думаю, это очевидно, — отозвалась Алуна, откинувшись назад на стуле. За этим последовала очередная доза молчания. Дамблдор опаздывал. — Думаешь, у них есть запасы огневиски или фейного вина? — спустя пару минут вслух задумалась Алуна. Конечно. Орион Блэк прятал бутылки в подвале, а его мать до смерти любила дорогие вина с пугающими датами на них. Все они любили свой яд в изысканном хрустале. Не боясь разбить череп собственному сыну, Блэки не смели оставить и царапины на прекрасном стекле. «Семейный сервиз», — говорили они, стирая кровь наследника с графина. Изара помнит об этом доме больше, чем хотелось бы. — Спроси у Блэка, — предложила она, пожав плечами. — Ты и он были знакомы? Изара покачала головой в надежде, что отсутствие бурной реакции убьёт заинтересованность Алуны, но та продолжала пялиться, ожидая последующих слов, как ребёнок продолжения сказки. У Изары не было иного выбора, как удовлетворить сестринское любопытство: — Он и Поттер были единственными, кто побил мой рекорд по отработкам. Там мы и виделись, но разговаривали редко. На этом всё. — Эммелина сказала, что ты его ненавидела. Чёрт тебя побери, Милли! — Скорее, недолюбливала. — Ты то же говорила об Амелии, — настаивала Алуна. Изара злобно улыбнулась, наклонив голову. — Видишь, милая: я недолюбливаю всех. Шорох мантии и звук тихих шагов едва ли выдавали присутствие Дамблдора, но резкую тишину, накрывшую комнату, сложно было возложить на иную душу. Изара оглянулась, наполненная священным, мстительным огнём, но ни одно лицо, кроме её собственного не выражало и капли искренне бурлящей ненависти. Все они смотрели на Дамблдора, украшая свои марионеточные облики выражениями осторожного напряжения и благоговейной преданности. Изара неспешно повернула голову в сторону старика и увидела, что тот уже смотрел на нее с ледяным любопытством, проклявшим всезнающую голубизну; единственным, что открывало двери к постижению лютой сущности Дамблдора, были его глаза. И всё же Дамблдор не сказал ни слова, отметив своё негодование лишь коротким молчанием. Изара не думала, что проникнуть в Орден будет так просто, но, видимо, отчаяние и притворная добродетель управляли даже Дамблдором. 1:0 в пользу Изары. — Волан-де-Морт вернулся, — без лишних слов начал волшебник, заставляя некоторых присутствующих вздрогнуть. — Такова правда, от которой невозможно скрыться. Воспоминания о кровопролитии Великой войны ещё свежи, пусть раны затянулись, а события были внесены в историю. Все мы помним ужас, все мы познали смерть, и все мы глупо надеялись, что зло было уничтожено. Изара готова была взять свои слова обратно: всё же ни один культ не обходится без драматичных и бесполезных речей. — Увы, реальность редко совпадает с иллюзиями. Вы одни из немногих, кто видит будущее с той же ясностью, что и прошлое. Вы видите перед собой непредотвратимое. Вы видите войну, — Дамблдор сделал небольшую паузу, окинув взглядом всех присутствующих. — Министерство отказывается открыть глаза на очевидное, и их отказ от объявления военного положения даёт Волан-де-Морту время — самый ценный ресурс во время войны. Именно поэтому вы все здесь. Мы потеряли недели со смерти... — И поэтому нам не стоило бы терять времени на речи, профессор. Изара застыла, теряя власть над сломленным шоком телом. Нет Этого не могло произойти. Не с ней. Не так. Не сейчас. Она знала этот голос. Тот самый, с лёгкой хрипотцой и ноткой волнения, которую никто не мог подделать. Нет, прошу. Только не ты. В ушах застучало. Мысли спутались. Мир сузился до тени, брошенной на стол новой фигурой. Если это предательский сон, то как скоро Изара проснётся? Как скоро голос, так сладко проклинавший её в кошмарах, окончательно сведёт её с ума? Как скоро Изара вновь окажется одна, открывая глаза с болезненным осознанием: она вновь заснула у окна, доверяя свой покой лишь его звезде. Тьма по краям зрения подползла к центру, но Изара с силой сжала стол, держась за ускользающее сознание. Перед ней стоял призрак. Дамблдор дружелюбно улыбнулся, положив ладонь на плечо того, кто должен был гнить в могиле уже почти шестнадцать лет. — Мистер Блэк, приятно видеть, что Вы решили присоединиться к нам.