wild is the wind

Those rules of lost days that we buried in time

I carried the baby, it felt dead inside

Chelsea Wolfe and King Dude, "Be Free"

— Ты мой кинжал, — сказал однажды Корвин Миллер, в последний раз подпуская Иссу Джонс к своей тёплой душе. У жизни нет черновиков. Каждое движение пера, даже случайное, навечно остаётся на пергаменте. И ошибки, эти зачёркнутые слова, предложения и порой целые листы, становятся тёмным пятном, разрушающим превосходное полотно. Как напоминание о том, что все мы пытаемся забыть. Исса никогда не хотела быть матерью, и лучше бы никогда не становилась. Такие мысли приходят со временем, неуверенно, но заполняют всю твою суть. Правильно ли было приносить детей в мир, который ненавидишь? Исса превосходно играла роль недолюбленного ребёнка, жаждя внимания и обожания и добиваясь их любой ценой. Она была Солнцем в поисках Икаруса, сжигая всех, кто подбирался к горящему сердцу. Страх остаться одной и вечная тяга к побегу сделали Иссу Джонс уничтожителем. Может, поэтому она поверила в легенду о чистой материнской любви. Дитя, которое заставит её остаться. Кровь её крови. Такое же создание греха. Ей пообещали взрослость и семью — всё то, о чём Исса мечтала, когда не была разбита. Пожалуй, она куда больше походила на отца, когда искала того, кто закроет её раны, обжигая собственные пальцы. Медовые глаза, смущённая улыбка и веснушчатые щёки. Корвин был жертвой, ягнёнком на алтаре. Исса была вампиршей, окрасившей клыки его любовью, и голодной волчицей, мирно спавшей у его ног. Но кто не хочет быть съеденным? Май. Больничное крыло Хогвартса. Такой день сложно не запомнить, будь он проклятием или величайшей радостью. Исса доверяла старушке-целителю достаточно, чтобы прийти в слезах, с тошнотой на языке и страхом в сердце. Нечто паразитировало её — Исса знала, предчувствовала. И никогда раньше она не хотела быть с мамой так, как в тот момент. — Ты вырастила себя сама, Исса, — сказала одна из подруг. — Насколько сложнее сделать то же с ребёнком? Исса не умела заботиться о ком-то, кроме себя; в её мире не было места для слабых и нуждающихся. Девять месяцев и роды были агонией, но бессонные ночи и вечно орущий ребёнок были куда хуже. Корвин же был идеальным отцом, будто пришёл из другого, лучшего мира. Изара была маленьким чудом для Корвина, пусть тот никогда ещё не выглядел хуже, но Исса не могла снести материнства, не могла даже взглянуть на Изару без слёз и ненависти. Запах молока не должен быть тошнотворным для матери, как и улыбка дочери. Корвин не простил Иссе ухода с прощальной заметкой на холодильнике. Он не принял ни пенни, посланной бывшей возлюбленной после, и не позволил ей видеться с дочерью, пока судьба не внесла свою лепту. К тому времени Исса встретила другого, магла по имени Оливер Калверт, и вышла замуж. Алуна, долгожданная девочка, глубоко любимая обоими, стала всем для Иссы Калверт, теперь взрослой и готовой посвятить себя новой жизни, способной уместиться в материнские объятия. Любопытная ведьмочка напоминала обоих родителей в своём характере и лице, но способность колдовать, держа бедного отца на прицеле, была исключительно материнской чертой. Алуна постоянно приносила в дом животных, пугая обоих родителей, и просто обожала музыку, зелёный цвет и, как ни странно, луну. Оливер был преподавателем в магловской школе, учителем истории, так что Алуна обещала, что станет хогвартским профессором, как папа, и звездой школьного квиддича, как мама. Исса нашла покой со своей семьёй в их милом коттедже и стала портретистом, занимаясь чем-то относительно свободным. Прошлое никогда не может быть полностью забыто, но Исса научилась отпускать ошибки и перекрывать чёрные пятна яркими масляными красками. Но не все ошибки испаряются в истории. Одним весенним утром министерский работник трансгрессировал на порог дома Калвертов, принеся весть о кончине Корвина Миллера и передаче опеки над двенадцатилетней Изарой Джонс той самой сбежавшей матери, Иссе Калверт. Так беспечно живущий на небесах Создатель впервые встретился с разъярённым взглядом своего чернокрылого творения.

°.•.*✦*.•.*✦*.•.°

Lucifer, embrace my soul

I've lost everything

All I have loved

King Dude, "Lucifer"

Изара была самым счастливым ребёнком до того, как стала самым несчастным. В один момент девочка была на поверхности, бегая меж полевых цветов и строя мечты из песка, а в другой — тонула, погружаясь в бесцветную глубину и задыхаясь от скорби. Корвин Миллер не был образцом отцовства. Если семья ссорилась, то крики разрывали любовь; если Изара допускала ошибку, то лицо дочери становилось материнским; если Корвин работал, Изаре приходилось взрослеть. Дочь никогда не винила отца, пытавшегося имитировать то, чего не знал сам — любви. И всё же Изара была ребёнком? И всё же Корвин Миллер плакал и смеялся с Изарой, вникая в подростковую драму и даже слушая музыку, которую дочь любила, а он ненавидел. Каждый свободный летний вечер они ели мороженое и танцевали под джаз и блюз, а зимой Изара лепила большого и маленького снеговика — отца и дочь, стоявших вместе всю зиму, пока Солнце не разрушило всё, призывая реальность на место магии. Изара долго смотрела на сверкающие творения тёмными вечерами, когда дома не было никого, способного разделить её одиночество. Детство полно его (в мире взрослых). Изара также помнит, как ревела с приходом весны, пытаясь спасти снежных друзей. Какой бы Бог ни смотрел, он видел отчаяние и нужду в чуде. Всего одном. Для неё. Друзья были достойны лучшего конца, чем грязь. Молить в людской природе. Надежда на высшего родителя, на защиту, на любовь. Изара впервые взмолилась тогда, прося золотой шар прекратить сжигать тех, кто держал кровь её сердца. — Мы приютили их на зиму, — утешил отец, направляя взгляд Изары на сверкающие под солнцем ручейки, — теперь они готовы путешествовать, вернуться в почву, небо и море. Вместе. — Но я хочу, чтобы они остались! — не унималась Изара, протягивая руки к сползающим по лицу-снегу камушкам. — Милая, иногда лучшее, что мы можем сделать — это отпустить. — Как ты отпустил маму? Корвин не ответил. Или Изара просто не помнит его ответа. Мама, или Тотальнейшая Сука, или Исса Джонс была запрещённой темой в доме Миллеров. Энигма, пропитавшая стены дома гнилью и бросившая не один скелет в пыльный шкаф. И всё же Изара носила лицо матери — ничего от отца, кроме хрупкого сердца, преисполненного меланхолии и любви к музыке и поэзии. Изара помнит и иной раз, когда Мать была упомянута, как призрак, бродящий меж стен дома Миллеров. Прошли годы. Разговор зародился после похорон тёти Изары, старшей из многочисленных сестёр отца. Похищенная и растерзанная человеческими руками, похороненная в закрытом гробу. Теперь только так Изара чтит женщину, чьё дело оказалась в пыли, а улыбка забыта. — Когда Еву свергли на землю, её главным наказанием было смотреть, как её сыновья убивают её дочерей, — сказал Корвин, перед уходом в меланхолию в последний раз. — Так говорила твоя мать. Возможно, это объясняет обожание Изарой «Франкенштейна» и «Потерянного рая». Поиск Создателя, Бога — Матери. Смысла? Чёрный цвет обрамил детское лицо, ткань опустилась на зеркала, и тишина заполнила маленькую комнату, где Изара держала холодную ладонь отца. Пять минут, чтобы проститься навсегда. Пять минут — и дочь никогда не сможет коснуться родителя в попытках выловить родное тепло. Пять минут — и вода проникнет в лёгкие, навсегда пряча детскую душу на дне океана. Изара осталась одна, окружённая фигурами без лиц и чувств. Даже министерский работник, надевший маску ласки и понимания, смотрел на часы, проклиная каждую секунду ожидания. Все спешили жить. Изара же вцепилась когтями в агонию, готовая умереть. Лишь бы остаться в моменте, где она смотрела отцу в глаза, обещая послушать его любимые пластинки, обещая писать ему чаще, обещая учиться усерднее, и обещая, обещая, обещая… Они готовили пирог и слушали Дайану Росс. Remember me. Это было его последнее выступление. Последняя просьба? Отец даже не выглядел грустно в тот вечер. Корвин всегда был немного печальным и задумчивым, но Изара считала это признаком взросления — отметкой тяжёлой жизни. Кто знал, что грусть способна утопить? Со временем голос Корвина покинет сознание Изары, как и запах семейного дома. Время и вода уже унесли тело, забирая все тепло и любовь, пока не остался лишь труп, за который Изара хваталась детскими ладонями. Она рвалась, отталкивая всех вокруг, кричала, царапалась и плакала, умоляя отца проснуться. Изара давно выросла. Она знала, что мертвецы не возвращаются. Но родителей теряют только дети. Люцифер пал звездой, изгнанный с небес в глубины, недостойные взгляда Создателя. И там, потухнув, Изара обернулась пламенем ярости, крича о том, о чём хотелось плакать.