Скотома

Утро неотвратимо приближается, ночь, стаей черных птиц, мчится на закат, оставляя зарождающемуся дню глубокую, бездонную, неохватную синь безоблачного неба. Если б можно было крикнуть: «Остановись мгновенье, ты — прекрасно!», и навсегда замереть в этой секунде вечности, то Джойс так сделала бы. Но для них любая вечность проходит в один миг, и с каждым новым лучом восходящего солнца приближается момент разлуки. Она просыпается на удивление первой, сонно щурясь от света. Ночные чары близости оставляют за собой шлейф горько-сладких, как вереск, грез и свежих, сочных отметин на теле. И жаль, что не навсегда. Девушка готова сохранить каждый след их проведенной ночи на себе, выжечь на коже шрамами, а лучше остаться в этой палатке до скончания времен. Вот так, лежа у него на груди, прижавшись всей сущностью к мужчине. Ночью, после кульминации, Линн просит Леви целовать ее, пока лучи в них не целятся, и они еще что-то чувствуют. Пока у них есть часы до того, как им придется вновь превратиться в солдат. Пока все не станет хуже и сложнее. И капитан как никогда послушен, робок и аккуратен в своих действиях. На нем нет той брони, за которой он прячется днем. Он открыт. Перед ней и для нее. Джойс не хочет оставлять на осознать. Не в этот раз. Что не отдать — не взять взамен. Вчера лейтенант отдает же всю себя, весь спектр эмоций, голые искрящие чувства. Сквозящая ножевой болью честность и откровенность, отображенная в их действиях. Слова излишни. Разведчица приподнимает голову и смотрит, смотрит, смотрит… К рассвету они скидывают лишние слои, и легкое одеяло не скрывает сильное и стройное тело, выгодно обрисовывая его черты. Ей не приходилось раньше видеть, как капитан спит, а поэтому в ее представлениях он опасен и собран даже в безоружном сне; но реальность сталкивает с простой уязвимостью, создает ощущение, что она видит его душу через ткань. Его рука на талии тепла — выстрел будет метким, прямо в сердце, щемящее от нежности. Этот орган в эйфории бьется, когда не чует преград и блокировок со стороны остающегося холодным сознания. «Наконец-то свобода», — кричит он. Джойс догадывается, что ее решение будет отличаться от решения Леви, ведь в конце концов она внутри наивная девочка, которая хочет любви. Знает: капитан оттолкнет, закроется и скажет об их совершенной ошибке. Разведчица готова, как к столкновению с титаном прямо сейчас, и если таков выбор мужчины, то девушка примет его. Навязываться и убеждать этого человека не в ее силах — у нее нет права на это. Но есть на использование последних минут рядом. Ее губы прижимаются к мужскому плечу легче трепыхания крыльев бабочки, застывают там на мгновение и двигаются выше, к ощетинившемуся подбородку. Джойс ждет в любой момент быть отвергнутой. Она и будить-то не желает Леви, помнит, как мало тот спит, но ничего не может с собой поделать. Когда ей удастся еще вот так свободно дотрагиваться до него? Никогда, отвечает спешно мозг, начинающий работать. Линн целует попеременно в пока что закрытые веки, запоздало вспоминая примету. К разлуке. Но какая к черту разница, если они и так не вместе. Ресницы капитана дрожат — просыпается — и поднимаются медленно, с поволокой дремы глаза глядят на нее, нависающую над ним тяжелой неизбежностью. Он моргает, а зрачки расширяются от накатывающих воспоминаний. — Привет, — Джойс непроизвольно улыбается, наблюдая за пробуждением, и убирает с его лба растрепанные волосы. — Привет… — голос хрип и еще не окреп, приобретя сталь. Леви взъерошен и как никогда растерян. Ему не приходится до этого просыпаться со своими любовницами, потому что те обычно сбегают раньше. Но Линн же и любовницей назвать язык не поворачивается — она кто-то больше, чем те, с помощью которых он физически разряжается. Невообразимым образом девушка забирает боль, поглощая, перерабатывая и возвращая в виде хрупкой надежды. «Был ли такой душевный подъем в последнее время?» Себе он признается, что нет. И дело не в качественном сексе, конечно способствующему этому состоянию, а в том, как себя мужчина чувствует рядом с ней. А чувствует хорошо. И поэтому так непривычно просыпаться отдохнувшим в пусть и такой жесткой постели, а не еще более уставшим за столом. — Рана вас не тревожит? — женская ладошка оказывается на повязке, но не давит, просто осторожно лежит. Грудь размеренно под ней вздымается. — Твоя официальность неуместна, Джойс, — вместо ответа обозначает Леви. — Я ощущаю себя капитаном, совратившим младшую по званию девчонку. Не отталкивает, но разведчица ловит в его выражении тени грядущего отчуждения. — Хочешь сказать, что все было иначе? — в роль, где между ними нет социальной дистанции, Линн вживается быстро. На такой вопрос мужчина скашивает на нее взгляд. «Строгий, как обычно», — бьется в ее разуме. — Хочу сказать, что не собираюсь делать вид, будто между нами ничего не произошло. Джойс задерживает дыхание и сокращает еще дистанцию между лицами. Сильнее, ближе, острей. Чтобы не потерять. Волосы свешиваются по обе стороны, закрывая их от внешнего мира. Леви узнает запах. — Ты не скажешь, что это была ошибка, а нам лучше держаться друг от друга подальше? — Скажу. — Ах, вот как… — Но не про ошибку, — он цепляет опустившийся подбородок двумя пальцами, вынуждая взглянуть на него. — Мне было хорошо, и я благодарен тебе за эту ночь, Джойс. Только нам и правда стоит сохранить прежний диапазон приемлемости отношений. Именно этого девушка ожидает с самого момента своего бодрствования. Этого удара правды. Но она готова к нему с прошлого вечера. — Я понимаю. — Я рад. Лейтенант растягивает губы в улыбке — она взрослая и не будет устраивать разборок. По сравнению с их настоящей проблемой, ситуация с непонятной связью теряет значимость. И Джойс опирается на его плечи, находя в них опору двигаться, дальше, и выскальзывает из рук мужчины. Девушка не стесняется своей наготы, когда встает, подбирает белье и рубашку. Одевается молча. Капитан следит за перемещениями, чересчур спокойными, замечает оставленные им засосы и осознает, что теряет тепло и легкость вместе с ускользающей разведчицей. Леви вспоминает свои мысли, которые накидывались на него вчера, и успевает, поддавшись вперед, ухватить Линн за руку. Смотрит она с затаенной настороженностью. — Последний раз. Джойс понимает и опускается около него на колени, заглядывая в его серо-голубые, больше не свинцовые, очи. Кто тянется к друг другу первым — неизвестно. От поцелуя разит горечью, но выходит он мягким, медленным и одновременно дразнящим. Леви запускает пятерню в густой каскад волос на ее затылке, направляя и приближая к себе. Вот, думает он, вновь внутри все согревается. Линн проводит своими пальцами по мужской щеке, запоминая, кладет на нее ладонь и пытается отстраниться. Капитан не дает отодвинуться и ощутимо кусает нижнюю губу, наказывая лейтенанта за вчерашнюю несдержанность. Перемещается губами смазано на челюсть. Джойс рвется запрокинуть голову и позволить ему вести дорожку поцелуев дальше, но действия Леви противоречат словам. Ему же плевать на этот факт. Впервые за долгое время мужчина теряет контроль повторно, и повторно из-за Нее. — Капитан… — голос тонет в своем же стоне, который она глушит тыльной стороной ладони.

Нет. Нельзя.

Джойс думает, что он просто поддается порыву эмоций и после будет об этом жалеть, обвиняя себя. Знает: для него их короткая интрижка — глоток воздуха в будничных днях разведчика, воина, на плечах которого лежит много ответственности. За ее счет расслабляется? Ну и ладно. Ему давно следует отправить на второй план свои морали, принципы и прочую чепуху, мешающую спускать пар, как это делают их коллеги по цеху. Линн готова помочь ему в этом щекотливом вопросе, хотя бы потому, что и сама нуждается. Правда лишь в Нем, а не в одной физической близости. Джойс насильно вырывается из мужской хватки и вылетает из палатки. Леви не понимает, как это ловко у нее получается, что у него не остается и шанса удержать еще на миг около себя. Он видит испуг в ее глазах за секунду до побега. Он и сам почему-то пугается, но себя, своих непонятных и, видимо, непонятых чувств. Капитан проводит рукой по лицу и таким непривычным (для посторонних) жестом взъерошивает свои волосы. Это движение умеет отрезвлять и возвращать к реальности. Потом ему, правда, приходится долгое время приводить все на голове в порядок, но минута слабости стоит всех остальных потраченных на последующее причесывание.

***

Они почти не разговаривают, за исключением крайней необходимости посовещаться насчет дальнейшей дороги, что успевает к утру подсохнуть. Лейтенант едет позади мужчины и ведет ту лошадь из отряда снабжения, которую Леви вчера успевает поймать и не дать сбежать ей с продовольствием и запасным снаряжением. Джойс думает обо всем, что приходит в мысли, но только не о капитане. Девушка вертит головой, наблюдает за миром. Все будто погружено в тихий, глубокий сон; ни движения, ни звука, даже не верится, что в природе может быть так тихо. Когда в раннее утро видишь зеленую равнинную местность с ее пригорками, уснувшими после сильного ливня деревьями, со склоненными сонными ветками, то и на душе становится тихо. В этом первозданном покое, в эпицентре которого они скачут, Линн с трудом верится, что эту кроткую и прекрасную безмятежность нарушит совсем скоро какой-нибудь безмозглый титан. Звуки, тревожившие тишину окружающей среды, будоражат все еще воображение и наводят трепет — треск и скрип деревьев, гуляющий в их волосах ветер, нежный шелест листьев, бесшумно опускающихся на лесной ковер. — Осталось два-три километра, — карту в руках остановившегося Леви колышет дуновение, рвущееся с горного хребта по правую от них сторону. Впервые за час их неторопливой езды разведчица прямо на него смотрит, а не на спину или хвост лошади. Мужчина перехватывает взгляд, пристально вглядываясь в ее зрачки, ныряет в их глубину и едва не захлебывается от плавающей там печали. Выныривает. Нет, так глубоко он больше не поплывет. — Замечательно. А голос у нее звучит безэмоциональней, чем читаются глаза. Женская рука инстинктивно тянется поправить платок, но его там нет. Не может найти с утра. Леви смиряет ее задумчивым взором, мрачнея с каждой проведенной наедине минутой. Они топят их миг, и стена между ними поднимается. Он до этого момента не думает, что придется участвовать еще в одной войне меж двух сторон. Но теперь участие принимают лишь его чувства. Перевалочный пункт, последний перед отправкой в Трост, находится на крайне живописной местности. Налево, с края села, за огородами, отделенными опушкой, начинаются леса. Деревня стоит на пригорке, и их видно далеко, до горизонта. И во всю ширь этих лесов, залитых солнечным светом, нет ни движения, ни звука. Такое затишье в природе бывает только утром, словно замирает природа, ожидая первые лучи солнца на светлеющем все больше восточном краю небес. Дежурный на крыше замечает их прибытие раньше, чем разведчики, заправляющие баллоны газом на окраине. Джойс вряд ли вспомнит потом, как все происходит, потому что их возвращение вызывает шумиху среди рядов уцелевших бригад. Пока Ханджи мечется между ней и «коротышкой», проверяя на наличие травм, Линн умоляет себя не обращать внимание на капитана и кружащую рядом с ним рыжеватую макушку хорошо знакомой разведчицы из его Специального отряда. — Капитан, хотите чистой воды? — лопочет это семнадцатилетнее создание. — Я только набрала из родника. Впервые у Джойс возникают тягостные, крамольные мысли насчет Петры. Затем в сознание врывается, такое неправильное и собственническое: именно Ее, Линн Джойс, этой ночью целовал этот самый капитан, а не Рал. И больше этого не повторится. Девушка кусает изнутри щеку до боли и злостно, так безнадежно скрывая внутренний ураган, снимает с себя УПМ для заправки. Это так отвратительно, даже мысленно, принижать чувства молодой и способной девочки, благодарной Леви за возможность проявить себя. Он разрешает ей доказать, что она чего-то стоит, и берет в свой отряд два-три месяца назад, потому что и правда видит в Петре талант. Рал, как Джойс и ожидалось, влюбляется почти мгновенно в своего капитана, возведенного в ранг божества сразу. Это слишком очевидно, особенно для него, закрывающего по итогу глаза на привязанность подчиненной. Нравится внимание молоденькой разведчицы, заключает Линн, и тупая игла врезается в сердце повторно. «О чем я вообще думаю, дура?» Так уговаривает себя сегодня смириться с неизбежным, принять как подарок судьбы их часы вместе и просто идти дальше по намеченному пути, что теперь, когда приходит время окунуться обратно в будни, понимает свою ошибку. Она не справляется. — Джойс, ты в порядке? Рука Зоэ, подошедшей со спины, сжимает ее плечо — лейтенант и не вздрагивает. Джойс кивает, даже не обернувшись. На большее в тот момент не способна. Разведчица все еще держится или уже дает слабину — не знает. Она не плачет. Не потому, что кто-то мог это увидеть. Вены в голове пульсируют так сильно, что на секунду кажется, что сейчас упадет. Ей еще никогда так сильно не хочется отмотать назад. Чувство опустошения граничит со жгучей ненавистью к самой себе. Раз поддашься, подчинишься своей душевной слабости — и процесс запущен. Маховик эмоций мечется от одного чувства к другому и никак не хочет определяться. — А что это у нас тут?.. Все это время стоящая позади майор вдруг отодвигает ворот рубашки, а Линн поздно успевает спохватиться. — Линн Джойс! — вскрикивает Ханджи и девушка поспешно закрывает ей рукой рот, бросая в миг свое занятие. Некоторые оборачиваются на них. — Ханджи, святая Сина, твоя экспрессивность доведет меня до греха, — лейтенант натянуто улыбается своим товарищам, давая понять, что все в порядке. — Зачем орать сразу?.. Женщину едва не потряхивает от увиденного, поэтому она еще раз тянется к женской шее под одеждой, но Джойс вовремя отодвигается. — Ханджи, нет. — О, Джо, да… Покажи же мне! Этот энтузиазм ученой распространяется не только на титанов. — Ты синяков не видела? — косит под дурочку разведчица умело, и если бы Зоэ разбиралась лишь в физиологии своих любимых объектов исследования, а не в человеческой, то у нее могло получиться отвести подозрения. — Это не просто синяк, — восторженный шепот Ханджи пугает. — Неужели вы… — Очкастая! — гремит за спиной Джойс. — Эрвин тебя ищет. Зоэ сверкает линзами, давая понять, что разговор у них продолжится в более спокойной обстановке после прибытия в Трост, и просто уходит. Линн уверена, что и капитану она дарит такой же многозначительный взгляд. Рука Линн, державшая воротник своей рубашки, сжимает ткань сильнее от мужского голоса. Столкнуться с ним всего через час после возвращения она не ждет, но вот Леви стоит на расстоянии пары метров и почему-то не уходит. Поэтому уходит лейтенант. Не оборачиваясь и не показывая, что обнаруживает его сзади себя, забирает баллон и движется в сторону повозок с раненными. Лео и Мэтью выжили. Когда ей сообщают, что не все ее подопечные сгинули, Джойс сразу рвется к ним, но слова Ханджи об их состоянии останавливают. Без сознания. Травмы головы. Но ведь живы. Сейчас девушка все-таки хочет увидеть их и… извиниться. Нельзя было оставлять без присмотра и на минуту, а она слишком поверила в них и в себя. Юные и готовые пожертвовать собой, парни не могут распознать опасности и вовремя отступить, надеясь, что им подвластно убить титана. Такие прекрасные в своем бесстрашии… Джойс по пути перепрыгивает лужу в разбитой дороге, еще одну и почему-то вспоминает детство. Двор после дождя, ей всего семь и единственная проблема — это нежелание идти в школу. Природа становится оживленнее, когда солнце начинает сиять в свою полную силу; теперь оно изливает свои лучи, блестит между сырою соломою, освещает каждое место ярко-зеленого мха на красных черепицах запущенных домов и изменяет в зеркало даже грязную воду, которая торопливо бежит между расщелин камня. Рыжая макушка Лео, перетянутая вдоль лба бинтами, показывается первой. Рядом с ним лежит бледный, словно обескровленный, Мэтью с перевязанным затылком и рукой. Потрепанные, в разорванной местами одежде. От них остается тень, жалкий призрак прежних боевых и веселых ребят. Джойс глядит на них с нескрываемой болью. — Я не смогла спасти Вилмера, парни, — ее грудь часто вздымается от сдерживаемых слез. — Знаю, что вы бы меня в этом не винили, но я сама не смогу простить себя. Впрочем, как всегда… Девушка стоит в их изголовье, держась руками за стенку повозки. Потом ей становится тяжело. Тяжело и больно, потому что полуправда врывается в ее мозг опостылевшей и гниющей заживо покорностью перед их настоящей участью: на самом деле она не спасла их жизни, а лишь оттянула бы момент смерти. Это другое. — Вы поправитесь, — уверенно звучит Линн и поправляет подложенные под мужские головы свертки ткани. — Мы доставим вас в лазарет. «…чего бы нам это не стоило», — хочет добавить, но замолкает, потому что уже заранее знает цену, на которую раскошеливаться при лучшем раскладе не захочется. Их жизни. Отвернувшись лицом от гибели в последнюю секунду, сами заплатят жизнью за жизнь искупленных им людей — как это… по-геройски. Но ведь Разведкорпус и правда герои, а не прожирающие и пропивающие деньги с налогов халявщики. За крупицу добытой информации на полях ложится целая бригада, а еще бригада отправляется в желудки к титанам. Народ это знает, но продолжает уверять, что их деньги идут не впрок. Запуганный и загнанный в Стены народ не представляет, сколько чудесного их ждет за пределами бетонной клетки, если у них получится раскрыть тайну происхождения этих тварей и прекратить появление новых. — Лейтенант Линн, мы выдвигаемся через час. Пальцы девушки сжимают доски телеги и, оттолкнувшись от них, Джойс приказывает себе отойти от юношей. Они не единственные, кто ранен и ждет оказания квалифицированной помощи, но душа разведчицы распадется на куски, если она увидит еще кого-то из знакомых в плачевном состоянии. Поэтому Джойс не всматривается в лица солдат и покидает тень, в которой находятся повозки. На тропинке, прямо под солнцем, стоит один из людей отряда Закариаса, которого Линн пытается вспомнить в суматохе беспорядочных минут утра. И судя по испарине, то стоит он здесь прилично. Ждал, пока закончит однобокую беседу со своими подопечными? — Сержант Рибер, — кивает в знак приветствия она, — спасибо за информацию. Темноволосый парень, немногим младше ее, слабо улыбается и не решается комментировать увиденное. Все понимает. — Подождите… — он чешет свой лоб. — Он что-то еще просил передать… — Кто он? Мик? — Линн приподнимает одну бровь. — Капитан Леви, — вздыхает сержант. — Я и правда… забыл. Простите… Капитан Леви. Два слова и буря эмоций обеспечена. Мужчина, видимо, и не планирует дистанцироваться, создавая видимость прежних служебных взаимоотношений. Неужели ему проще отпустить их ситуацию? — Я узнаю сама, — она успокаивает его, нервничающего от того, что не смог выполнить приказ капитана. — Можешь вернуться к сборам. — Спасибо вам, — говорит шатен, поправляя форменную куртку, и вдруг с интересом концентрирует внимание на женском лице. — Вам, наверное, тяжело пришлось. — Пауза. — Вы вдвоем вернулись подавленными. — Опять остановка. — Я бы от радости прыгал после такого, что удалось выжить и воссоединиться. Джойс замирает в той позе, в которой затягивает ремни на бедрах. Что-то в его словах, светло-карих глазах настораживает. Девушка прищуривается, пробуя отыскать во взгляде хоть какой-то намек на противоречие слов его хитрому выражению. Рибер всегда казался ей неоднозначным парнем, и эти двусмысленные фразы подтверждают догадки. — Вы будете неплохо смотреться, — его слова, небрежно брошенные в лицо с какой-то мучительной насмешкой, бьют наотмашь. Линн выпрямляется, не сводя взгляда с парня, развернувшегося в сторону главной дороги деревни. — Рибер, стоять. Спина сержанта напрягается. — Ты умом тронулся? — Джойс дёргает его за плечо, приказывая обернуться и посмотреть на нее. — Как смеешь говорить такую чушь про офицеров? Наказаний с занесением в личное дело не получал? Поверь, я помню про твоё желание подать заявку на перевод в Военную полицию. Хорошей рецензии от меня можешь не ждать, если ляпнешь кому-нибудь то, что и мне. — Лейтенант, я… — у него округляются глаза. — Ты должен держать свой рот на замке, когда в твоей голове рождается бред, — рычит она. — Оставь свои фантазии при себе. Я доложу Закариасу о твоём промахе, будь уверен, а теперь проваливай. Девушка толкает его не настолько сильно, чтобы он споткнулся, но Рибер, лишь по рассказам знающий о ее иногда агрессивной натуре, от удивления носом сапог запинается о булыжник. Разведчица за шкирку ловит с несвойственной даме силой. — Не попадайся мне на глаза до конца дня. Её шипение в затылок активирует режим самосохранения, и Рибер уносит ноги, пока те остаются целы. Джойс следит за ним до того, как фигура не скрывается за поворотом, и запускает пятерню в свои растрепанные волосы, оттягивает до ощутимой боли. Она поступила правильно, осадив сержанта сразу, чтобы его длинный язык без костей не вздумал разбалтывать ничего из того, что тот себе успел придумать. И пусть даже половина — правда. — Болван чёртов… И как понял?.. Лейтенант бурчит сама себе под нос и опускает взгляд на свою одежду, чтобы удостовериться в отсутствии открытых следов от засосов. Все скрыто — Рибер не мог увидеть. Только Ханджи… что-то разглядела за шиворотом. Глазастая. Девушка поправляет оборудование, когда двое дежурных на крыше и ближайшем дереве всматриваются в чащу у неё за спиной. Джойс напружинивается, оборачивается, уже чувствуя дрожь земли даже сквозь толстую подошву. — Солдат, что-то увидели? — кричит она девушке, запрыгнувшей на дымоход. — Титан, наверное, забрел, — опешивает молодая разведчица. Линн вглядывается в лес, замечает шевеление крон и вскидывает руку в останавливающем жесте, когда кто-то рвётся со своего поста. — Не поднимаем шум — здесь много раненых, — осаживает она. — Вы чего такие перепуганные? Впервые на вылазке? Джойс надевает свежие лезвия на клинки, пока ждет ответа. — Мы с Арин перевелись из Гарнизона и сразу записались в экспедицию, — поясняет парнишка, спрыгивая с дерева. — Гарнизонные тоже значит, — хмыкает благодушно лейтенант. — Плохо жилось там? — вопрос риторический. — Один титан? — Предположительно один, девиантный, — кивает ей Арин. — Стоит предупредить офицерский состав, — она тянется отцепить ракетницу. — Я сказала: без шума, — отрезает девушка. — Мне все равно следует… успокоиться. Забредший в эту окраину титан совершенная случайность, но удачное стечение обстоятельств для сдерживаемой злость разведчицы. С одним она справится, не к чему поднимать на уши весь полк. — Госпожа… — пробует докричаться до нее Арин, но Линн срывается с места, чтобы не позволить идущему аномальному выйти из опушки. Среди высоких деревьев Джойс в самой выигрышной позиции — в любой момент может затеряться на ветвях. Лейтенант зависает в воздухе, пытаясь обнаружить местонахождение титана, и выпускает гарпуны в ствол сосны, выбивая из него куски коры. Адреналин зашкаливает сразу, как только в ладонь ложится вес мечей. Она отыграется на этом уродце прямо сейчас, выплеснув скопившееся раздражение за все неприятные для неё случаи этого утра и прошлого вечера. Лысый затылок девианта мелькает среди еловых иголок размытым пятном — настолько быстро Джойс перемещается между деревьев. Ветер свистит в ушах, а кровь бурлит в венах подобно тем огненным рекам из запрещённых книг, которые многие прячут в своих домах. Линн хочет убить не просто титана, а свои отрицательные чувства, мешающие дальнейшей работе. Ничто не должно стоять у неё на пути, маячить перед глазами отлично сложенной фигурой и рушить планы. Девушка держится за торчащий сухой сук, скрываясь за листвой, но титан замечает ее почти мгновенно, агрессивно взмахивая рукой и ударяя по пихте. Верхушка дерева хрустит, ломается, как сухая травинка, и с треском отлетает в сторону. «Метров двенадцать, девиантный слишком проворный и свирепый», — заключает Джойс и ныряет, сделав петлю, прямо вниз к земле. Опасно, но стоит обезвредить и не дать выйти к деревне. Он враждебно рычит, когда Линн успевает подрезать одно сухожилие, и падает на ногу. Минуты две, прежде чем восстановится. «Мне хватит этого», — отбивает набатом. Лейтенант рубит под вторым коленом, меняет затупленное на рабочей руке лезвие и выпускает крюки в плечо — сразу в спину или затылок не получится. Аномальный активен даже в полулежачем положении. Ей нужно всего две секунды, чтобы облететь тело и подобраться в загривку, но титан наклоняется и зубами клацает в метре от разведчицы. Она успевает перекрыть газ, чтобы в свободном падении рухнуть и избежать участи быть съеденной. Такие трюки всегда не нравились ее товарищам, но интуиция работает на отлично, подсказывая, когда лучше добавить или вообще отключить поток. Сейчас интуиция подсказывает выпустить ракету, потому что нужно как минимум двое человек: один отвлекает — другой режет. Для этого придется одну руку освободить для ракетницы, а так сделать не получится. Джойс думает, что на эти звуки уже должны обратить внимание. Девиант хлопает ладонью по земле, рядом с приземлившейся девушкой, и уже рвется размазать ее по траве. Она перекатывается, лавирует между деревьями, свистят тросы. Линн удивленно, почти с ужасом округляет глаза, понимая, что гарпуны врезаются не в сосну, а в вытянутую ладонь титана. Ее выдергивает вверх. Забрать тросы обратно не вариант — они у него зажаты в стиснутой руке. «Если отпустить их и спикировать на одном газе, то приземление будет жестким». В любом случае это решение выглядит приятнее, чем вариант оказаться в желудке аномального, вставшего в полный рост. Джойс нервно опускает руки к месту, где стальные тросы крепятся к снаряжению и щелкает переключателем. Не реагируют. Повреждены. «После падения с Вилмером выбило пазы?» — такая запоздалая догадка вспыхивает перед взглядом, когда Линн смотрит прямо в окосевшие от злости глаза титана. Расстегнуть все снаряжение не успеет. Смерть дышит прямо в лицо зловонным и сиплым дыханием, пока ее собственное выталкивает из груди саму жизнь. Умереть, потому что переоценила себя или, может, просто сглупила? Как это… убого. Девиантный поднимает свою руку над головой, чтобы разведчица оказалась на уровне рта. Джойс медленно сглатывает, и план созревает сам по себе. Пусть только начнет приближать к себе… Титан разевает пасть, обнажая ряд зубов. Девушка не шевелится и сжимает в ладонях клинки. — Давай, уродец, еще ближе… — у лейтенанта от сдерживаемого ужаса голос пропадает. Когда горячий воздух обдает разведчицу, она дает себе газа и рвется вперед, вонзая лезвия в глаза до самой рукояти. Инстинктивно аномальный выпускает ее тросы и тянется к своему лицу, выдав очередную порцию рева. Джойс скручивает гарпуны, с лязгом пытающиеся втянуться обратно на катушку. Идут туго и не перезапускаются. — Вот дерьмо… У нее в плане лишь одно: не разбиться. Поэтому девушка группируется за два метра до столкновения с поверхностью, но вот ее в очередной раз тащит не туда, куда она направлялась. Неужели запутываются оставшиеся висеть канаты? Но в груди сжимается от скорости, ветер бьет хлестко по щекам. Линн открывает глаза, понимая, что висит лицом вниз, а под ней проносится поляна. Ощущает на себе руки. Человеческие. Джойс не нужно поворачивать голову, чтобы догадаться, кто ринулся спасать ее жизнь. Узнает по запястьям, расположению вен на кистях и цепкой и надежной хватке, в которой ее держат поперек талии. — Капитан… — ее язык еле поворачивается. — Не рыпайся, безмозглая. Сталь голоса греет висок учащенными и судорожными вздохами. Линн хочет посмотреть на него, понять, почему он звучит взволновано, а его грудь так вздымается; но Леви оставляет ее около собравшихся разведчиков, приказывает остальным не ввязываться и пропадает на какие-то жалкие две-три минуты. В первую очередь сердце сковывает страх за мужчину, и только после свой собственный, который все никак не отступит после близкого столкновения с девиантом. Джойс мелко потряхивает, и пальцы сжимают протянутую кем-то флягу с водой. Петра… — Капитан сильный, — девчонка садится около нее на корточки и заглядывает своими большими ореховыми глазами в ее. — Он справится. — Я знаю. Улыбка — росчерк, трещина скорби. — Вас не ранили? «Какая же ты зубодробительно хорошая, черт возьми», — хочется фыркнуть Линн, и она лишь отрицательно качает головой. Сзади слышится ругань Ханджи, которой не дает пробраться вперед толпа разведчиков, наблюдающих за скоропостижной смертью титана на опушке леса. Леви не заморачивался над приемами и ринулся сразу к затылку, разрубая толстую кожу уродца. До сноровки и навыков мужчины Джойс как до луны и обратно — он талантлив и, как бы это не звучало жестоко, создан для сражений. Линн было всего двадцать, и она, не хуже той парочки дежурных, подала прошение о переводе в Разведкорпус. Что послужило катализатором для них — не знает, для нее же — вернувшиеся из-за Стен разведчики. Побитые, как дворовые псы, и в количестве тринадцати человек вместо пятидесяти. Леви ехал позади командирского состава и держал за руку умирающего солдата в телеге. Что-то в нем было необъяснимо иным. Нет, такой же чумазый и помятый, как и все, но держал лицо лучше Эрвина. Пока глаза Смита оставались бесстрастными, у капитана там столько боли плескалось, что стоящей со стопкой чертежей у ворот Джойс буквально стало плохо. Она всегда тут, в безопасности среди бумаг в группе инженеров, а они там, в эпицентре войны за ИХ свободу. Отпускать на верную смерть в Разведкорпус ее не хотела Рико Брженская, прямо называя идиоткой, готовой похоронить свой «технический ум» в этом аду. Линн не послушалась, получила разрешение, приказ, собрала отзывы и через полтора месяца стояла на воскресном построении главного подразделения. Эгоистка внутри нее кричала, что она поступает так, как велит сердце, а сердце убеждало: оставила друзей. Уклад жизни здесь был другой, поэтому водоворот событий утянул ее быстро, заткнув голос разума. Первая ее мысль о Леви несколько лет назад — это тот самый Сильнейший воин человечества: рельефные плечи, сильные руки, жесткие пластины мышц на груди и животе. Было ясно, что его тело — это результат борьбы за выживание, а не тренировок за какую-то там позолоченную звезду на погоны. Его тело создано не ради бахвальства или награды, что пылится на полке. Его тело — оружие. Быстрое, гибкое и совершенное. Он — причина, почему нынешний лейтенант ЗДЕСЬ. — Джойс, ну что за просчет?.. Ты! и одного не уделала? Ханджи выбивает ее — или же из нее — воспоминания, принуждает вернуться сюда, на разрушенную периферию села. Садится главный исследователь на траву рядом и в пробуждающем сознание жесте бесцеремонно толкает локтем под ребро. Линн же все еще не двигается, оцепенев от иррационального остатка образа зубов титана перед взглядом и дымки не столь далекого прошлого. — Я и правда безрассудный ребенок, Ханджи, — качает головой девушка. — Больше не дуюсь на эти слова. — Ты — самоуверенная дура. Высказывание Леви, вставшего перед ними и загородившего собой весь свет, никак Линн и не задевает. Она поднимает на него свои глаза, ловит беглый осмотр на себе и смотрит из-под ресниц выразительно-пронизывающе, зная, как это работает на людях. Немая просьба замолчать. И мужчина больше и правда не комментирует произошедшее, разгоняя зевак загружать повозки и попутно натирая свои острые лезвия. На поляне остаются они втроем. Джойс, вперившая зрачки в траву у сапог, старается не обращать внимания на то, как Ханджи сверлит сквозь толстые очки капитана с почти осязаемым осуждением. Лейтенант хмурит брови. — Следует оборудование заменить, — разведчица выталкивает себя вверх, отряхивает брюки и рвется просто-напросто сбежать. — А ну-ка стоять! Зоэ тащит ее, подобно котенку, за шкирку обратно и намеренно врезает плечом в стоявшего насмерть Леви. Его взгляд относительно старой подруги выглядит недобрым, но он терпеливо ждет, что та учудит в этот раз. — Я не понимаю, — она упирает руки в бока, — почему вы вернулись такими… особо противными? Нет, ты ещё ладно, — женщина указывает на капитана, а после машет рукой, — всегда с осуждающе-равнодушным лицом, пока не копнуть глубже. Но, Джойс, что с тобой?.. — в её глазах-линзах что-то мелькает, и девушка медленно движется от мужчины в сторону. — Я поняла… И тишина, пугающая своим красноречием. — Я ухожу, — перед фактом ставит Леви, сразу выдвигаясь вдоль вытоптанной тропы. — И я… — по сравнению с железной уверенностью капитана, Линн звучит тухло. — У вас еще достаточно времени, чтобы уединиться, — небрежно бросает Зоэ им в спины. Останавливаются они вдвоем одновременно. Коротко переглядываются. Девушка тяжело глотает вязкую слюну, когда картины прошедшей ночи мешаются с возможными сценариями их уединения. У Леви же в желудке завязывается ком волнения при виде обомлевшей Джойс: не один он возвращается к их ночлегу в палатке. Отпираться от сделанного на раз-два вывода Зоэ смысла нет, потому что на то она и командир Исследовательского отряда. Исследовала их Ханджи, видимо, за этот час довольно профессионально. Глаз наметан у нее, ничего не скажешь. — Тц, очкастая, как ты много болтаешь, — оборачивается к ней капитан. — Смотри, чтобы кто-нибудь тебе язык не укоротил. — Боюсь, боюсь! — ученая прижимает ладони к щекам, в наигранном ужасе открывая рот. — Нет, серьезно, вы отвратительно выглядите для переспавшей парочки. — Ханджи, отвали, — рычит на нее Линн. — Твое любопытство иногда неуместно, знаешь ли. Едва ли этими словами им удается заставить Зоэ пренебречь своими идеями и мыслями. — Да что в этом такого? Разве мы не люди? — Ох уж эта грубоватая и немного очаровательная твоя простота… — сужает глаза Джойс. — Думаешь, мы с ним маленькие и нуждаемся в советах? Разгон от загнанной котом в угол мышки до настоящей ведьмы у лейтенанта занимает не больше пяти секунд. Она наступает на Ханджи неминуемо. — Да брось ты, я ведь просто… — Издеваешься. Я знаю. — Джойс… — Ханджи. — Заканчивайте эту херню, пока вас не услышали! — рявкает шепотом Леви. — Устроили не пойми что. Тебя, четырехглазая, вообще не должно касаться, что да как. Ясно? Или мне ткнуть, майор, носом в ваши… потехи, если для вас все естественно?.. — Я от Джойс ничего и не скрывала, — хмыкает ученая, мотнув хвостом. Разведчица чуть смущенно фыркает на такое смелое заявление и успокаивается, пока мужчину перекашивает. Ханджи такая… Ханджи. На нее она ни разу всерьез не обиделась, потому что это — невозможная задача. — Отвратительно, — звучит от капитана то ли итог всего разговора, то ли так реагирует на признание Зоэ. — Это не отменяет факта, что вам следует разобраться в этом дерьме между вами, ребята, — поправляет очки посерьезневшая Ханджи, наставляя их. — Не будьте слепы. Как я. Джойс следит за тем, как она уходит, погрузившись в свои думы и забыв про тех, с кем начала профилактическую беседу. — Это она про что? — Линн интересуется у мужчины, продолжая следить за исследователем из их подразделения. — Точнее будет спросить «про кого?». Леви равняется с ней, держа руки по швам, хотя у самого они чешутся надрать зад этой бестолковой, психанувшей и кинувшейся обезвреживать титана. Уверен, что действуй она без эмоций, то справилась бы и сама; но женские чувства зачастую бегут быстрее вагонетки, не успев быть проанализированы мозгом. Что ж, в принципе, ее он понять может. — Что вы просили Рибера передать мне? Джойс решается и наконец-то смотрит на него в упор, пока их разделяет расстояние в полуметр. — Чтобы ты подошла ко мне, по возможности, как можно скорее. — И зачем? — Чтобы вернуть вещь. Белоснежный платок ложится в ладонь, которую Леви размыкает. Голубые глаза загораются. — Он забрел в мой спальный мешок, видимо, упав ночью с твоего крючка. — Спасибо, капитан. «Капитан» отдает почему-то горечью на его языке. Он следит за тем, как девушка заученными движениями завязывает ткань и перекручивает узлом назад. — Зачем он тебе? — ему просто интересно, но голос раздается претензионно. Лейтенанта задавливает неуместная после их проведенной ночи неловкость. При свете дня нет и капли той излишней дерзости. — Во время службы в Гарнизоне я постоянно была на Стенах, а ветер там будь здоров, — ностальгия о том времени врезается в интонацию печалью. — Кожа у меня тонкая, а поэтому постоянно обветривалась. Пришлось искать выходы для избежания подобного. Леви качает головой. — Не понимаю, для чего ты пришла сюда… Задушенная мигом обида от этих слов вынуждает Джойс защитно улыбнуться. — Говорите так, словно я поперек горла у вас стою, — усмехается девушка под его смурым взглядом. — Но тут не так много вариантов ответа. — Стало быть, ответ один? — предполагает логично капитан. — Это вы. И всегда были просто вы. Молчание с его стороны лейтенант оценивает как крайне противоречивый знак и спешит убраться отсюда, от него. Ладонь перехватывает за локоть так же, как утром на рассвете. Девушка замирает испуганной ланью, не зная, обернуться или развернуться всем корпусом. — Объясни… Требование ударяется о возведенный между ними барьер, хоть и долетает до ее ушей. Глоток кислорода застревает на половине пути до легких от повелительной просьбы. — Это была первая экспедиция Разведкорпуса после падения Сигансины на территорию стены Мария, — произносит Джойс, оставаясь все-таки повернутой к нему спиной. — Вы вернулись в Трост спустя всего три дня, полностью разбитыми. Морально и физически. Никто не знал, что все настолько захвачено титанами. Я участвовала в укрепительных работах ворот стены Роза, когда впервые увидела настолько близко разведчиков. Увидела именно ваш взгляд, контрастирующий с бесстрастным выражением лица, и рукопожатие почти мертвому солдату. Меня это… Не знаю, наверное, восхитило. До глубины души. Это был такой воодушевляющий и вселяющий надежду жест, что даже мертвецки бледный разведчик просиял разрумянившись. Я и подумала, что если в вас живет такая вера добиться свободы, то, значит, есть и все шансы одержать победу над этими монстрами. Мои… — Линн еще чуть-чуть и собьется, забыв родную речь, если ее затылок продолжат прожигать взглядом. — Мои, как вы говорите, наивные мечты не были взяты с потолка. Вы мне помогли, пусть и безучастно, составить цель, определившую мои последующие годы. Вы, капитан, дали мне смысл жить, а не прозябать среди чертежей и канцелярии. И как бы у меня хорошо не получалась та работа, дарить людям перспективу счастливого будущего, как однажды это сделали вы, мне все-таки нравится больше. Леви никогда не был одним из тех, кого возможно заткнуть настолько, чтобы у него не осталось возможности что-то ответить. Забавно, но лейтенанту Линн удалось. До этого самого момента он и не догадывался, насколько все у нее схвачено и плотно подвязано, оказывается, на нем; не на детских мечтах, а на суровой реальности, на которую она взглянула спустя годы пряток от нее же за Стенами. Мужчина пронес эту действительность существования вместе с болью утрат, скорбью и естественным желанием жить в себе через километры дорог Парадиза, через извилистые и тернистые пути жизни, чтобы однажды зажечь огонь в заблудшей Линн Джойс. Ее стремления, что он начинал разделять, брать пример, все время и так принадлежали Ему.

Насколько Леви слеп?

Даже не заглядывая в насыщенно-голубые глаза, сейчас он ощущает это неистовое желание ЖИТЬ не почему-то, а вопреки. Оно полыхает костром в каждом ее слове, движении, жесте. Она — это и есть огонь. И кажется, будто его золу души, испятнанную сажей смертей и вечных потерь, еще можно собрать и поджечь. Можно не развеивать прахом по ветру. Еще у него есть шанс. Будет... Если этот шанс сперва появится у них.