Слабый человек

      Глеб медленно идет вдоль набережной. Ночь, кое-где горят фонари противным желтым светом. Тишина, только иногда слышно, как небольшие волны, то и дело появляющиеся на ровной, как стекло, глади воды, разбиваются о камни. Вокруг никого, он совсем один. Глебу кажется, что он один не просто на этой улице. Он один в этом городе, в этой стране, в этом мире. Никого больше нет. Только он.       Погрузившись в эти темные мысли, каждую секунду приносящие ему все больше боли, Викторов не услышал приближающихся быстрых шагов за спиной. В следующую секунду он получил довольно сильный толчок в спину, из-за чего упал. Посмотрев вверх, Глеб понял, что это просто какой-то молодой парень в спортивной форме, и стало понятно, что тот вышел на пробежку.       — Сори, не хотел, — бросил тот и побежал дальше.       Все еще лежа на холодном песке, Викторов проводил взглядом парня, быстро исчезающего из виду.       Поднявшись, Глеб еще медленнее побрел вперед.       В его голове снова роились самые разные мысли. Он ненавидел себя. Почему он тоже не может взять себя в руки и наконец сделать хоть что-то? Например, заняться тем же бегом. Викторов в который раз чувствует себя безвольной тряпкой. Он не может даже заставить себя заняться этим ебучим спортом. Он не может ничего. Он самый слабый и бесполезный в мире человек.       Погруженный в свои мысли, Глеб наконец дошел до дома и, открыв дверь подъезда, зашел в лифт. Нажав эту, уже привычную, но все еще не вызывающую того самого "домашнего" ощущения кнопку под номером 15, он повернулся в сторону и в отражении зеркала увидел себя. Нет.       Подойдя ближе, он стал рассматривать свое ненавистное отражение. Эти недокудрявые волосы, выглядящие ужасно, серо-коричневые глаза тускло выглядели на его почти белой коже. Огромное, как ему казалось, лицо со столь большими щеками и будто тремя подбородками...       Это добило Глеба.       Одно резкое движение — удар ключами в стекло — и оно разлетелось на куски, задев его руку и оставив на ней алеющие красные полосы, из которых тут же начала сочиться кровь, но Глеб этого даже не почувствовал. Сейчас ему было похуй на последствия его поступка — придется ему платить, не придется... Все равно. Только бы не видеть нигде этого урода. Он наклоняется и поднимает с пола относительно небольшой, но на вид острый осколок зеркала. Лифт наконец остановился. Казалось, что тут Викторов пробыл минут тридцать, но на самом деле прошло не больше пятнадцати секунд. Спрятав осколок в карман своей кожаной куртки, Глеб вышел из лифта и зашел в квартиру. Неслушающимися руками он повернул ключ в замке, запер дверь, оперся спиной о стену. В темный коридор его большой, но теперь пустой и одинокой квартиры проникал тусклый желтый свет из окна от уличных фонарей.        Повернув голову, он вновь увидел зеркало, а в нем снова свое ненавистное отражение. Из глаз потекли слезы, и Глеб, утратив способность твердо стоять на ногах, сполз по стенке вниз. Правая рука потянулась к карману его неизменной куртки, пока другой рукой он закатывал рукав. Викторов поднес осколок к левой руке — резкое движение — и...       Он не почувствовал вообще ничего.       — Блять...       Глубокий порез уже начал кровоточить. Слезы продолжали литься ручьем, а ненависть Глеба к самому себе росла все больше и больше. Еще несколько резких, беспорядочных движений — и вся его рука уже в крови. Но он ничего не чувствует.             Глебу сейчас слишком больно морально, чтобы чувствовать физическую боль. Отбросив осколок куда-то в угол и подтянув ноги к себе, опершись на них руками, он просто сидел и пытался взять себя в руки, чтобы хотя бы встать, но не смог. Он чувствовал себя никем, грязью на пороге всех, кто его знал, грязью, что вот-вот выметут нахуй и тут же забудут.        Его жизнь — ничто. Он просто никчемный, слабый человек. Какой смысл жить, если потом он все равно умрет?       Дотянувшись рукой до бутылки вина, по "счастливой" случайности стоявшей недалеко на тумбочке, он сделал несколько больших глотков. Потом еще. И еще.                   Уничтожив все содержимое стеклянного сосуда буквально за несколько минут, он швырнул ее в сторону, и та тут же разлетелась на мелкие кусочки темно-зеленого стекла, оставив на однотонной серой стене красноватый след.       Глеб чувствовал, как им овладевает алкоголь, прогоняя мешающиеся беспорядочные мысли. Это было именно то, чего он прямо сейчас хотел. Достав из другого кармана куртки зажигалку и пачку сигарет, он закурил, наслаждаясь долгожданным отсутствием заебавших его мыслей о собственной никчемности. Позже он потушил сигарету об пол и, сам того не заметив, провалился в сон, так и оставшись на полу, даже не сняв с себя кроссовки.       Через несколько часов Викторов открыл глаза. На улице все еще было темно: стало понятно, что спал он всего пару часов. Глеб не сразу понял, где находится. Оглядевшись, он вспомнил приблизительно все события прошлого вечера.       Вдруг Глеба охватил неимоверный ужас. Он не понимал, что происходит. Его все больше охватывала паника, кислорода становилось все меньше, Глеб начал задыхаться. Он уже ничего не чувствовал, им полностью овладел страх. Его начало трясти, голову вновь переполняли ужасные, страшные мысли. Ему казалось, что это конец. Что эту паническую атаку он точно не переживет. Впрочем, такие мысли посещали его каждый раз.        Глеб старался сосредоточиться на дыхании, и спустя несколько неудачных попыток, у него наконец получилось совладать с этим безудержным страхом.       Отдышавшись, он еще минут двадцать сидел, тупо смотря в одну точку.        У него наконец получилось побороть паническую атаку. Возможно, он все же не настолько безвольное существо? Но Глеб понимал, что это далеко не последний такой случай. На ватных ногах он дошел до спальни и упал на кровать, так и не застеленную с самого утра.        Глеб сумел пережить эту ночь, но что будет дальше?