Я знаю, ты не уйдёшь

      

Wanna live my life like yesterday Never feeling down, never feeling down

***

      Сны могут быть прекрасными и восхитительными. В них может быть всё, что только пожелаешь. Любовь, деньги, светлое будущее, или в нашем случае жизнь без пророчества, хорошие отношения с Верховным судьёй и без её смерти. Жаль, что это всё будет только во сне. В настоящее же время Фурина просыпается от сущего кошмара, который преследует её уже месяц. Почти бесшумно поднимаясь с кровати, она медленно идёт к окну, чтобы насладиться ночными видами города. Рывком распахивая форточку, она непроизвольно укутывается в свежие объятия влажного воздуха. За окном тихо, оно и понятно, ведь район не был многолюдным, но светло было почти так же, как днём. Огни города горят настолько ярко, что смогли бы заменить настоящее солнце. Фурина про себя отмечает, что ни за что бы не променяла на эти лампочки светило в небе.       Скользя взглядом по привычным линиям Пассажа Вазари, девушка не понимает, почему её жизнь развернулась именно так. Ведь всё же должно пойти только на радость. Пророчества больше не будет, всей душой ненавистную роль не надо будет играть. Она стала по-настоящему свободной, так почему от этой свободы хочется утопиться или спрыгнуть вниз с крыши дворца Мермония?       Фурина прекрасно понимала, что никто её не должен сопровождать за ручку и вести по тропинке жизни. Но ведь подтолкнуть чуть-чуть то можно было? Жаль, но Де Фонтейн так и не получила этот толчок от других людей. После долгожданного суда и всех вытекающих событий, жизнь Фурины будто бы перестала иметь хоть какой-то смысл. Да, она имела возможность пойти куда угодно и делать что угодно, но какой в этом прок, если она сама не понимала, что хочет от этой жизни. Каждый день она отвечала на вопросы в своей голове, и каждый день ответ был один и тот же. Она ничего не знает.       Она не знает и не понимает эту жизнь. Да, она прожила на свете пять веков, но повидала столько, сколько живёт обычный подросток, даже меньше. Мермоний, суд, расследование, Мермоний, суд, расследование, Мермоний, суд, расследование… И так целую вечность. Да, может быть, в начале её существования жизнь ей очень даже нравилась. Нравились и все эти церемонии, заседания и даже роль Архонта ей в какой-то степени была приятна. Она изучала каждый свой шаг и интересовалась буквально всем, от начала возникновения её жизни до прихода в Мермоний Верховного судьи. Кстати о нём.       После ухода из дворца Фурина пыталась не вспоминать о нём, но всё было тщетно. Сколько бы не пыталась она забивать свою голову чем-то другим, всё чаще и чаще появлялся этот образ. И она не могла ничего с этим поделать. Что она чувствовала к юдексу? Да кто её знает. Она и сама не понимала. Над этим вопросом она задавалась даже тогда, когда ещё не покинула Мермоний. Она не могла называть эти чувства любовью, потому что боялась этого слова. Боялась, что оно тоже относится к роли лже-Архонта. Но после всех событий эти чувства никуда не делись, а только усилились. Фурина думала, что со временем пройдёт, но как можно забыть, пусть и не человека даже, с которым был рядом всю свою жизнь? Иногда Де Фонтейн думала, что раньше всё было куда проще и лучше, а потом вспоминала, сколько слёз проливала она утром, когда смотрела на своё отражение, и желание вернуть всё на круги своя быстро пропадало.       Тем не менее вспоминать про Верховного судью было мучительно больно, как и осознавать, что он не чувствовал к ней тоже самое. Фурина не была всевидящей, но даже так понимала, что юдекс, который был так далёк от человеческих чувств, просто не мог испытывать любовь по отношению к ней. Если люди страдают от этого чувства и не понимают его до конца, то гидро дракон уж точно не сможет в этом разобраться. Да и что там любовь, последствия от пророчества и обязанности Архонта волновали Нёвиллета куда сильнее, чем какая-то разбитая недоактриса, скучающая по нему изо дня в день. Так думала Фурина.       Но даже так она, понимая, что не услышит ответа, погружалась в это чувство целиком. Как бы ей хотелось просто посидеть и вместе попить чаю, обсуждая очередную книгу, которую она прочитала ночью. Или пойти к мелюзинам, чтобы послушать их рассказы и подарить подарки. Или просто хотелось посмотреть на него своим взглядом, родным, тёплым, без хитрости и лжи, и получить такой же взгляд в ответ. Хотелось с ним просто помолчать и посмотреть на море, успокоить свою душу. А затем поговорить обо всём, чего только сердце пожелает. Сказать, что правда чувствует вину за то, что скрывала много лет свою тайну, за то что грубила и вела себя, как избалованное дитя. И за то, что плакала от накопившихся чувств, а потом говорила, что всё это сплошные фантазии бедного юдекса. Как бы просто хотелось обнять и сказать, что его уход из её жизни — самый острый удар в сердце.       Но Фурина чувствовала, что не заслуживает любви. Да, у неё было много людей, которые готовы были кланяться ей в ноги, дабы просто получить аудиенцию на пару минут. Но она понимала, что людям нравился выдуманный образ, а не она сама. Но люди бы не приняли её такую, наивную, юную и неопытную. Пришлось отказаться от себя, чтобы народ хотя бы верил в шаткое ощущение сохранности. И сейчас, когда все образы были смыты, она правда не понимала, как можно было заботиться о ней в такое время. Она не знает себя, но люди всё ещё хотят следовать за ней. А Де Фонтейн всё ещё чувствует вину и невозвратимый долг перед жителями её страны. И она всё ещё просит прощения за то, что не смогла уберечь всех от надвигающейся катастрофы. И она всё ещё приходит на кладбище, чтобы возложить цветы и почтить память погибших.       Фурина не знает как жить эту жизнь, но знает, что живёт её с постоянной апатией, с чувством вины и с тяжёлой грустью. Ей больно вспоминать тех, кому она причинила столько вреда и страданий. Все отлично складывалось: она сидела в своём доме почти месяц, выходя на улицу только ночью, в крайнем случае — днём. Никто не посетил её в это время. Хотя, приходили мелюзины пару раз, да и юдекс стучался, но ответа никто не получил, попыток больше не было. Как и надежд у девушки. Если она и мечтала о новой жизни, то точно не о такой. Она хотела быть счастлива в кругу близких ей людей, но что, если среди самых близких у неё теперь никого нет? Разве этого она хотела? Фокалорс ей сказала: «Будь человеком и живи счастливо!» Но как можно жить счастливо, если ты даже поговорить ни с кем не можешь, кроме как с собой? О, Фокалорс, быть человеком правда настолько трудно?       Возможно, Фурина и вправду хотела, чтобы её казнили вместе с ней. Так и страданий было куда меньше. Но последняя воля Гидро Архонта, как наказание, не покидала её целый месяц. Фурина очень любила свою создательницу, но исполнить её последнее желание была попросту не в силах. Зачем было её оставлять один на один с этим наглухо пожирающим человеческим миром?

***

      — Нёвиллет, я уже всё тебе объяснила! — тоном, однозначно выше среднего поставила точку в диалоге Фурина, чтобы юдекс больше не задавал ей вопросов на этот счёт.       — Вопрос всё ещё не решён, бесполезно сейчас что-то от меня утаивать, — казалось бы, оппонент напротив четко считывал все эмоции, но будто бы не хотел проявлять никакого содействия, продолжая ставить лишь запятые, — Взгляни, это список жертв погибших в Пуассоне.       Фурина молчала. А что она могла сказать? Что очень сожалеет о случившемся? Это да. А ещё она чувствует глубокую вину. Пророчество с каждым днём приближается, а она ничего с этим не может поделать. Дали роль, она играет. Есть вопросы, она их не задаёт. Да она хоть сейчас готова выложить достопочтенному юдексу весь план, но какой в этом смысл? Сказано молчать — молчи. Но молчать с каждым днём становилось трудней и трудней. Она могла понять Верховного судью, а вот он её, к сожалению, не мог.       — Я не допущу, чтобы подобное повторилось... Леди Фурина, мне нужны ответы. — уже с явными задатками раздражения, парировал Нёвиллет.       — Прости, но мне нечего тебе рассказать, — её, подобно мышке, загнали в беспросветный угол, из которого она бросалась резкими, почти заученными фразами.       — Мне не очень хотелось поднимать эту тему, однако время не ждёт. Я знаю, что ты втайне проводишь собственное расследование с пророчеством. В этом ничего такого нет, всё таки ты Гидро Архонт, но позволь уточнить. Ты говоришь, что ничего не знаешь, однако странно так утверждать, если ты каждый день из кожи вон лезешь за новой информацией. Но всё продолжаешь бездействовать, как и всегда, — казалось, что этот дракон абсолютно не умеет злится, но в эти особенно ненавистные для Фурины моменты он всё таки порывался на гневные вздохи, — Ты никогда не была столь поверхностной и глупой, как пытаешься играть, но твои действия вызывают вопросы.       — Ха-ха-ха! Значит, ты всё время следил за мной, Нёвиллет, неожиданно с твоей стороны... — нелепо пытаясь перевести тему, Фурина язвительно подмечала совсем ненужные в данный момент вопросы, — Если тебе столько известно, значит и твоё мнение на мой счёт поменялось?       — Леди Фурина...       — Нет смысла устраивать мне допрос, ты, конечно, достопочтенный юдекс, но продолжаешь быть моим подчинённым. Всё таки я твой Архонт, просто доверься мне и дай время и... всё... всё будет хорошо! — внезапно перешла на статус, слегка придавливая авторитетом, — Вопрос закрыт, я опаздываю на представление, скоро увидимся!       Это был их последний разговор до решающего суда. Разговор, который Фурина вспоминает с горечью на сердце. О, Боги, как она хотела тогда рассказать ему всё, что только знала. Но она шла наперекор своим желанием и скрывала всё под маской абсолютного безразличия.

***

      Вспоминая ту сцену, от которой хотелось промыть себе мозг, Фурина жалела о многом сказанном тогда судье. Может быть, именно в тот момент он разочаровался в ней окончательно. Ей казалось, что Нёвиллет никогда не относился к ней так строго. Больше любил молчать, терпеть до последнего, но в те злополучные минуты мир будто бы перевернулся, и Фурина оказалась прижата к стенке.       Кроме чувства вины, Де Фонтейн испытывала и чувство обиды. Но вместо поиска дружелюбного перемирия, она выбирала путь молчаливого юдекса. Возможно она ждала, что он сам сделает первый шаг. А он делал, но Фурина избегала этого разговора, как огня. И от понимания всей ситуации ей становилось только хуже. Она бы очень хотела изменить всё, но была уже не в силах. Каждый новый день приносил тупую боль, и с каждым разом желание опустить руки возрастало с невыносимой скоростью.       И сегодня ночью Фурина сдалась. Ей надоело засиживаться в своём мрачном мире и вечно ждать. Чего? Спасения, надежд на которое уже не осталось? Или она ждала, что юдекс магическим образом станет настойчивее и начнёт приходить к её дому каждый день, а она от нетерпения откроет дверь? Увы, но ни спасения, ни Верховного судьи под дверью не оказалось. Она и так большую часть жизни провела в ожидании заветного конца, так зачем сейчас мучить свою неспокойную душу?       Фурина оставляет окно открытым и подходит к небольшому зеркалу, которое висит около выхода. Смотрит на себя и замечает уставший от всего взгляд, мешки под глазами и растрёпанную причёску. Устало вздыхает и надевает свой излюбленный синий пиджак прямо на спальную одежду. Думает, что сможет быстро пробежать вдоль города так, чтобы никто не заметил. Де Фонтейн выходит из своего дома, оглядывает улицу и понимает, что смотрит на неё в последний раз. Она никогда больше сюда не вернётся, и на душе становится как-то тяжело и тоскливо. Проходит вдоль улицы, где находится спящая кузница Эстель, и думает, что звук работающей днём машины — единственный знак, что она ещё существует на этом свете. Но в тёмное время суток всё меркло так же, как и жизнь Фурины.       Незаметно покинув родной город, она направляется в сторону севера и подмечает, что погода стала заметно ухудшаться. И не заметив какого-либо подвоха, Де Фонтейн усмехается и думает, что дождь придаёт ей ещё большую драматичность. Роль ролью, а вот театр из Фурины убрать всё равно не получится. Она оглядывается и смотрит на возвышающиеся стены и на выглядывающий дворец Мермония. Чем сейчас занят Верховный судья? О чём он думает? Опять сидит целые ночи за стопкой очень важных бумажек? Ну конечно, это же куда интереснее и важнее. Девушка ловит себя на раздражении, тяжело вздыхает и переводит свой взгляд на поверхность воды, которая от непогоды покрывается лёгкой рябью. Море всегда притягивало её и отзывалось чем-то родным в сердце, поэтому для Фурины было только в радость завершить жизнь именно таким способом. Она знает, что уже ничего не боится. Де Фонтейн снимает свои чёрные туфли, белые носки и делает уверенный шаг навстречу волнам. Лёгкая прохлада окутывает ноги девушки целиком, а хлынувший ливень только обостряет ощущения. Она делает шаг, и ещё, и шагает до тех пор, пока вода не поднимается наполовину её тела.       — Прощай, любимый Фонтейн, прощайте, люди и не люди, которых я любила всем сердцем. Если бы была Архонтом, то благословила бы всех вас на долгую и счастливую жизнь...       Шепчет себе Фурина и уже тянет свои белоснежные руки к чистой воде. Она хочет стать единым целом с ней, ведь чувствует в этом своё единственное спасение. Люди когда-то были океанидами, быть может и ей выпала участь иметь какое-то отношение к морю. Она уже ни о чём не думает, она уже ничего не желает. Желает только, чтобы всё это поскорей закончилось. Она знает, что вода её примет, посочувствует ей и укачает своими волнами, как маленькое дитя в колыбели. И Де Фонтейн находится почти что в шаге оттого, чтобы ощутить силу настоящего моря, но внезапно останавливается. И тут её мир снова переворачивается в несколько тысяч раз. Вместо пустых мыслей в голове появляется целый поток самых разных вопросов в голове, ответ на которые мог дать только тот, кто стоял прямо сейчас позади неё.       — Леди Фурина, что вы делаете? — она могла поклясться, что никогда раньше не слышала голос судьи таким печальным. Если несколько секунд назад она хотела утопиться в воде, то в данный момент она предпочла бы безвозвратно раствориться в Первозданном море, лишь бы не отвечать ему на вопрос, — Леди Фурина...       — Нёвиллет... — это всё, что она могла сказать сейчас. В горле стоял ком, а мысли в голове не хотели выстраиваться в логическую цепочку. Она продолжала стоять наполовину в воде, не одарив юдекса даже секундным взглядом.       — Леди Фурина, вы хотели...       — Нет, ничего я не хотела, — Де Фонтейн пришлось перебить собеседника, чтобы он не успел закончить свою фразу. — Просто... прогуливалась на досуге...       — В такое позднее время? — разочарованный вздох, она снова ему солгала, на этот раз по своей прихоти, — Леди Фурина, я понимаю...       — Нет, Нёвиллет, ничего ты не понимаешь, — расплескав воду вокруг себя, она развернулась к судье. Хотела перейти на крик, но увидела его, стоящего на берегу под дождём, будто плачущего, и тогда она впервые усомнилась в своих выводах. Ну не мог достопочтенный юдекс выйти просто так ночью на прогулку. Ну не мог он стоять с таким грустным лицом, если бы ничего не чувствовал, просто не мог.       — Твоя правда, человеческие эмоции мне до сих пор трудно понять, и я пытаюсь работать над этим, — не вытерпел и пошёл к ней, прямо по воде, может быть понял, что слишком долго бездействовал, — Но, Леди Фурина, я не могу остаться в стороне, когда дело затрагивает вас.       — Прости меня, Нёвиллет... — и из её глаз потекли слёзы от понимания, что все её мысли оказались ошибочными. Что Верховный судья не думает только о своих отчётах и других важных документах. Что он, хоть и гидро дракон, всё равно учится понимать людской мир.       — Леди Фурина, не вы должны просить у меня прощения, а я у вас, — от этих слов Де Фонтейн расплакалась ещё больше, она готова была отдать голову на то, что юдекс, кажущийся со стороны строгим, суровым и грозным, только перед ней становился таким уязвимым, — Позволите?       — Нёвиллет, я правда сожалею... — он протянул ей свою руку. Это был знак настоящей поддержки, которую она так долго ждала, просиживая дни в своём доме. И не принять её сейчас было бы большим предательством с её стороны.       Она крепко схватила его ладонь, и они пошли. Выбираясь из пучины морских вод, оба молчали, потому что понимали друг друга без слов. Достаточно было просто одного взгляда, чтобы разглядеть в нём все те чувства, которые копились годами. И взгляд девушки полностью отражал всё её состояние. «Глаза никогда не лгут...»‎ — думала Фурина. Нёвиллет придерживался точно такого же мнения. Ведь попросту невозможно было скрыть всё, чего желает маленькая душа. И Де Фонтейн ругала себя за все те плохие мысли, которые она думала про Верховного судью. Как она могла сомневаться в нём, ведь они пять веков прожили бок о бок. И нет никакой разницы — играла она роль или нет, все те чувства, что она испытывала к нему были настоящие, никем не выдуманные и не нарисованные. Это были её чувства и как жаль, что она не могла показать их раньше. Они всё ещё шли под дождём, оба промокшие, но не покинувшие друг друга. Фурина смотрела на их скреплённые руки и осознавала одну прекрасную вещь. Она теперь не одна, она и не была никогда одна. Нёвиллет всё время был рядом с ней, пусть и такой отдалённый от всего мира.       Теперь Фурина знала, что он никогда от неё не уйдёт.