21 закат нашей любви

Genshin Impact
Гет
В процессе
R
21 закат нашей любви
LEZZZVIE
автор
Hawaiian Flower
бета
Кексик с какао
соавтор
Описание
Люмин всегда мечтала побывать на море... Но попала она туда не совсем так, как хотела: летний лагерь на побережье. Двадцать один день в окружении незнакомых сверстников для Люмин подобно ночному кошмару, да и чемодан, упавший на вокзале на ногу незнакомца, стал началом её новых проблем...
Поделиться
Отзывы
Содержание

Часть 2. Глава 2

      Люмин осталась стоять у главного корпуса, проверяя последние списки и направляя вновь прибывших к их домикам. У корпусов ребят встречал Тарталья и помогал разместиться в комнатах.       Площадь почти опустела, лишь несколько опоздавших групп подростков разбирали свои вещи. Внезапно привычную тишину нарушил глухой звук шин автомобиля, который медленно подъехал к воротам лагеря — это уже выбивалось из общей картины, ведь все отдыхающие приехали на автобусе. Из него вышла девушка.       И она была… красивая. Длинные, волнистые волосы цвета молочного шоколада, идеально уложенные, ниспадали по плечам. На ней был светлый топ на тонких бретельках, подчеркивающий изящные ключицы, и джинсовые шорты, настолько короткие, что едва прикрывали бедра, но при этом выглядели дорого и стильно. Вся она, от брендовой сумочки до идеально отполированных кроссовок, кричала о роскоши, совершенно не вписываясь в слегка пошарпанный, уютно-простой интерьер лагеря.       Почти синхронно головы всех парней, еще не разошедшихся по корпусам, повернулись в ее сторону. Шепот пробежал по площади, кто-то подавился лимонадом, кто-то уронил рюкзак. Девушка, казалось, не замечала царящего вокруг нее ажиотажа или же мастерски делала вид. С легкой, уверенной походкой, чуть покачивая бедрами, она направилась к центральному корпусу, куда ей указал один из дежурных вожатых.       — Это вы Люмин? — спросила незнакомка, снимая солнечные очки. — Мне сказали, что вы моя вожатая и подскажете, куда идти дальше.       «Эта девушка в моем отряде, ничего себе… Кажется, придется всех парней от неё за уши оттаскивать», — промелькнуло в мыслях у Люмин.       — Розалина, да? — уточнила она, взглянув на список, на что девушка кивнула. — Пойдем, я провожу, ты всё равно последняя прибыла.       Пройдя по тропинке, они оказались у корпуса первого отряда. Тарталья, стоявший чуть поодаль, помогая разгружать чьи-то чемоданы, замер на мгновение. Люмин успела заметить, как его взгляд скользнул по фигуре Розалины, задержался, не скрывая лёгкого восхищения. Глаза широко распахнулись, а лёгкая улыбка, обычно обращенная к Люмин, на долю секунды искривилась в сторону проходящей девушки. Это не был пошлый или наглый взгляд, скорее, это было чистое, инстинктивное мужское восхищение красотой, которое Тарталья не смог или не захотел скрыть.       Люмин проглотила непрошенный комок в горле. Холодок пробежал по спине, несмотря на тёплую погоду. Это была тонкая игла укола ревности — слабая, потому что она доверяла Тарталье, по крайней мере, она хотела ему доверять, но при этом совершенно неприятная. Это было ощущение лёгкой, но назойливой горечи, возникшей из ниоткуда и осевшей где-то под сердцем. Она видела, как он повернул голову вслед Розалине, пока та не скрылась в дверях комнаты для девочек.       Он тут же вернулся к своим обязанностям, словно ничего и не произошло, возможно, даже не осознав, что его взгляд заметили. Люмин же ничего не сказала. Не захотела выдавать свою минутную слабость, тем более что это был всего лишь взгляд. Но тень, брошенная на идеальную картинку их отношений, уже появилась, едва заметная, но ощутимая. И неприятная слабая ревность, тонким, острым осколком, засела внутри, обещая дать о себе знать в самое неподходящее время.       Их отряд был собран, и Люмин почувствовала приятное облегчение. Ведь изначально задача казалась невозможной — как среди нескольких сотен детей узнать, кто в твоём отряде? К счастью, дежурные вожатые указывали ребятам, к кому им подойти, и все прошло гладко.       — Вот видишь, как хорошо, — прошептала Люмин Тарталье, когда они стояли в коридоре, наблюдая, как подростки заносят свои вещи. — Чем меньше, тем лучше. В прошлом году нас в отряде было шестнадцать человек, и то казалось мало по сравнению с малышами, где по двадцать пять-тридцать детей было.       Тарталья кивнул, соглашаясь, его взгляд скользнул по списку. Люмин задумалась, почему так. Возможно, потому, что самые старшие ребята, те, кому уже 16-17 лет, были заняты более серьёзными вещами. Большинство из них, вероятно, готовились к поступлению в колледжи и университеты, сдавали вступительные экзамены, а летний лагерь казался им уже детской забавой. Что ж, для них это было только на руку — меньше суматохи, больше внимания каждому.       — Ладно, хватит рассиживаться! Потом определитесь, кто на какой кровати спит! — рявкнул Тарталья, неожиданно громко, его голос словно выстрелил в коридоре, заставив некоторых подпрыгнуть. — Первый отряд! Выходим на улицу! Живо!       Подростки, до этого занятые разглядыванием комнат и первичным знакомством друг с другом, начали выползать из дверей. И вот среди них Люмин стала замечать знакомые лица.       Первым вышел высокий парень с растрепанными синими волосами, которые так и просились, чтобы их причесали. Его взгляд, полный легкой насмешки, скользнул по Люмин, а затем задержался на Тарталье. Кэйа. Она узнала его сразу. В прошлом году он был во втором отряде, и Люмин помнила, что у них частенько случались какие-то стычки и даже была драка! А теперь… теперь он был в их отряде. И должен был подчиняться им, вожатым. Люмин едва заметно усмехнулась. Забавно, как всё меняется.       Следом за Кэйей вышла девочка с необычными зелёными волосами. Её глаза, доверчивые и немного испуганные, скользнули по Люмин. Коллеи, кажется. Она тоже была во втором отряде в прошлом году. С двух сторон от неё шли двое пареньков, также смутно знакомые Люмин, она видела их на общих мероприятиях в прошлом году, но имени вспомнить не могла.              — Итак, ребят, рассаживаемся, — с улыбкой сказала Люмин, жестом приглашая их к небольшой беседке прямо перед корпусом. — Сейчас мы с вами познакомимся. Расскажем немного о себе, а потом вы о себе. И заодно обсудим наши первые лагерные правила.       Подростки, хоть и неохотно, начали рассаживаться в беседке. Люмин и Тарталья заняли места напротив, с улыбками глядя на своих подопечных.       — Итак, начнем! — весело объявила Люмин, хлопнув в ладоши. — Чтобы нам всем было легче освоиться, предлагаю каждому по очереди представиться. Расскажите, как вас зовут, откуда вы, чем увлекаетесь, что ждете от этого лета. Может быть, есть что-то, что вы терпеть не можете, или, наоборот, очень любите? Начнем вот с тебя, — она указала на девушку со светлыми волосами и очень серьёзным выражением лица.       Она медленно подняла голову, и её зеленые глаза, казалось, сверкнули. Она выпрямилась, приняв театральную позу.       — Моё истинное имя вам недоступно, смертные, — начала она нарочито драматичным голосом, расправляя невидимые складки на своем топе. — Люди зовут меня Повелительница Пера или Принцесса Осуждения, но в списке у вас я числюсь как Фишль, но я не Фишль! Это лишь персонаж моей книги, который олицетворяет меня. Можете не представляться, ибо я, Оз, мой верный фамильяр, и я сама, уже постигли все тайны ваших бренных душ.       Гробовое молчание повисло в беседке. Некоторые подростки переглянулись, другие опустили глаза, чтобы скрыть усмешку. Люмин и Тарталья обменялись взглядами, стараясь сохранить невозмутимый вид. Это будет весело.       — Оз — это твой ворон, да? — уточнил Тарталья, на что эта странная Фишль лишь кивнула. Тот наклонился к Люмин и шепотом ей сказал: — Эта девчонка притащила ворону в клетке в лагерь. Пришлось изъять. Стоит в вожатской, не знаю, что делать.       — Я — Коллеи, — тихо произнесла девушка, слегка приподнимая голову, словно боясь привлечь внимание. Её голос был почти шепотом. — Я… просто Коллеи. Я читаю, иногда рисую. Не люблю, когда кто-то кричит. И… надеюсь, что здесь будет спокойно. Или хорошо.       Рядом с ней поднялся высокий парень с копной темных волос, с каким-то природным спокойствием в глазах.       — Я Тигнари, — сказал он ровным, уверенным голосом. — Коллеи — моя подруга. Если кто-то её обидит, будет иметь дело со мной. Я объясню, как быть человеком, — его взгляд скользнул по товарищам, словно оценивая их. — И да, я ботаник. Настоящий. Люблю порядок. Я подхожу к жизни серьёзно. Потому что кто-то же должен.       — А еще Коллеишка и Нарик влюблены друг в друга и не могут признаться в этом! — выпалил беловолосый парень, сидящий рядом с ними.       — Сайно! — шикнул на него Тигнари. — Во-первых, не Коллеишка, а Коллеи, и не Нарик, а Тигнари, сколько раз повторять? А во-вторых…       В этот момент в беседку ворвался, словно удар током, высокий, мускулистый парень с яркими белыми волосами. Он буквально пронесся мимо сидящих, размахивая руками.       — ЭТО Я! АРАТАКИ ИТТО, САМЫЙ КРУТОЙ ПАРЕНЬ НА РАЙОНЕ И ЗДЕСЬ, В ЛАГЕРЕ! Я ТОТ, КТО ВНЕСЕТ В ЭТУ СМЕНУ ВЕСЕЛЬЯ, А ТО ВСЕ ТУХЛЫЕ СИДЯТ КАКИЕ-ТО, БЛЕДНЫЕ, СЛОВНО ВЫ ИЗ ЗАТОЧЕНИЯ!       — Максимум, что ты можешь внести в эту смену, — это своего дебилизма, — мгновенно парировала низкорослая девушка с короткой стрижкой и острым взглядом, появившаяся прямо за ним.       — А это! — Итто, ничуть не смутившись, широко улыбнулся и демонстративно обнял её за плечи, почти поднимая ее над землей. — Моя лучшая подруга, Синобу, она жить без меня не может! Без Итто, Аратаки Итто!       Синобу недовольно вывернулась из его объятий.       — Что?! Да это ты увязался за мной, когда узнал, что я в лагерь поеду! Ребята, это просто мой непутевый одноклассник со слишком раздутым самомнением, не слушайте его. Я Куки Синобу, и я здесь теперь похоже не чтобы отдохнуть, а чтобы присматривать за этим идиотом.       Фишль, тем временем, тихо, но так, чтобы её могли услышать несколько человек поблизости, пробормотала, словно пророча: «Понятно, к концу смены будут встречаться».       Следующей встала изящная девушка с голубыми глазами и нарочито театральной манерой.       — Я Фурина! Сестра Нёвиллета — он входит в администрацию лагеря! — объявила она, словно представлялась на сцене. — Я Верховная Судья лагеря! И поверьте мне, эти кусты уже нарушили ландшафтный кодекс, мяч, который катится за пределами площадки, — закон об общественном покое, а подушка, что осталась в автобусе… просто обидела мой стиль сна! Я здесь, чтобы следить за порядком!       Следом за ней встала другая девочка. Ее движения были плавными, почти неуловимыми, а голос — тихим, успокаивающим.       — Я… Муалани. Я люблю читать романы. Верю в чудеса. А ещё… хочу дружить со всеми, — она дружелюбно улыбнулась и села обратно рядом с парнем, который только что демонстративно зевнул.       — Кинич, — бросил он, даже не пытаясь проявить энтузиазм. Он осматривал всех присутствующих, словно сканируя. — А вы кто все? Я приехал, потому что выбора не было — меня сюда отправили. В идеале меня лучше оставить в покое. Ну типа привет.       — Я Панталоне. Хобби… наблюдать за чужими слабостями. Ладно, шучу, сами узнаете, если осмелитесь подружиться со мной, — парень с темными длинными волосами в очках широко улыбнулся и осмотрел всех присутствующих, наблюдая за произведённым эффектом.       Далее встала та самая девушка с длинными волосами, которой Тарталья подарил взгляд, слегка поправила прическу и улыбнулась. Ее улыбка была красивой, но в ней читалась какая-то недоступность.       — Я Розалина. Откуда я? Это не имеет значения. Чем увлекаюсь? Фотографиями. Ведь красоту надо всегда запечатлевать. И нет, я не злая, просто считаю себя очень красивой, и мою адекватную самооценку часто путают с высокомерием.       Наконец, подошла очередь Кэйи. Он с ехидной улыбкой посмотрел на Люмин и Тарталью.       — Кажется, пора внести немного веселья, а то тут судьи, поэты и без меня! Я Кэйа, и мое хобби — очаровывать. Хочу тут закадрить одну тёлочку… То есть… одну симпатичную девушку. Могу сказать, что тут уже есть интересные люди, с которыми я бы хотел подружиться. Скажу по секрету: в прошлом году я отдыхал во втором отряде, а знаете, кто был в первом? Наши уважаемые вожатые, — он махнул рукой в сторону Люмин и Тартальи. — И если хотите, даже могу много чего о них рассказать.       По беседке тут же прошлось заинтересованное «О-о-о!» и негромкий шепот, переходящий в хихиканье. Некоторые подростки вытянули шеи, с любопытством глядя на Люмин и Тарталью.       Люмин почувствовала, как румянец заливает ее щеки, и легкая паника мелькнула в глазах. Она знала, что Кэйа был шалуном и любителем подколоть, но такое прямолинейное «разоблачение» и предложение «компромата» стало для нее неожиданностью. Она слегка покачала головой, смущенно улыбнувшись, и попыталась сделать вид, что это не имеет значения. Она бросила на Кэйю предупреждающий, но в то же время слегка забавный взгляд, словно умоляя его остановиться.        «Ох уж этот Кэйа… Ну что ему стоит посидеть спокойно хоть пять минут? И что он собирается выдать?!» — пронеслось в ее мыслях. — «Розарии на него не хватает. У них в отряде наверняка все по струнке ходят».       Тарталья, напротив, ничуть не смутился. Его глаза заблестели, а на лице расцвела широкая, озорная улыбка. Он демонстративно поклонился Кэйе, как будто тот только что сделал потрясающее объявление.       — О, Кэйа, ты раскрыл наш страшный секрет! Теперь весь лагерь узнает, что мы когда-то были... обычными детьми! А что касается «интересного», мы сами можем рассказать о себе. Может быть, даже за небольшую плату! — он подмигнул отряду, словно разделяя с ними тайну и одновременно вызывая Кэйю на шутливое состязание в остроумии.       – Да и так все всё знают о прошлогоднем отдыхе вожатых, – ухмыльнулся Панталоне. – Они же на CL всё выкладывали.       — Ооо, я тоже видела, — внезапно оживилась Муалани, а затем слегка смутилась, что выпалила это слишком громко. — Я просто перед поездкой в лагерь искала какие-нибудь форумы или группы в соцсетях, чтобы подружиться с кем-то заранее. И наткнулась на CL.       Те, кто уже слышал о CL, понимающе переглянулись. Но для большинства остальных это было откровение. Глаза загорелись от предвкушения.       Люмин видела, как волна вопросов и легкого недоумения нарастает. Она поняла, что у нее нет выбора – нужно было объясниться, пока ситуация не вышла из-под контроля. Она сделала глубокий вдох и постаралась придать своему голосу спокойствие и дружелюбие.       — Ребята, ребята, тихо-тихо, — сказала Люмин, слегка улыбнувшись, чтобы снять напряжение. — CL – это Camp Life. Это просто такой... наш общий лагерный уголок в интернете. Там людей объединяет наш лагерь, — продолжила Люмин, теперь ее голос звучал теплее и искреннее. — Они там ностальгируют по прошедшим сменам, пишут истории о своих приключениях, выкладывают фотографии, которые сделали в лагере. Вот и мы с ребятами из прошлого отряда, когда сайт только появился, долго общались там после смены. Делились фотографиями, которые сделали, кто-то признавался в любви, если во время смены не осмелился, например. Там очень весело и уютно, и ничего такого страшного или компрометирующего нет, поверьте.       Тарталья тут же подхватил, увидев, что Люмин взяла ситуацию в свои руки. Он широко улыбнулся, его азартные глаза излучали дружелюбие.       — Именно! Это как ваш большой лагерный альбом, только в интернете! Место, где можно вспомнить лучшие моменты и найти тех, с кем подружился. Так что, если хотите, можете и вы присоединиться и поделиться своими историями!       — О-о! ЙОУ! ЗВУЧИТ КРУТО! – разбушевался Итто. — Я хочу туда! Я хочу знать все секреты! Дайте ссылку! Срочно! — он начал трясти Синобу за рукав. — И там можно выкладывать свои фотки и писать, как я круче всех танцую?!       — Успокойся, Итто, — тяжело вздохнула Синобу, пытаясь отбиться от него. — Это просто форум. И я не уверена, что тебе стоит там регистрироваться, учитывая твою склонность к... саморекламе.       — Это, должно быть, тот самый портал, через который смертные обмениваются своими ничтожными знаниями о чужих жизнях, прячась под покровом анонимности! Мой Оз уже постиг тайны подобных ресурсов! Я требую доступа, чтобы Осудить все, что там творится, – нашёптывала себе под нос Фишль.       – Ребята, — Люмин подняла руку для призыва к тишине. — Давайте потом разберемся с CL, а сейчас продолжим знакомство. У нас остался один человек, который не представился.       Люмин кивнула в сторону парня, что до этого выкинул реплику о «Коллеишке и Нарике». Тот встрепенулся, словно ждал своего звёздного часа.       — А я — Сайно. Шутки — мой стиль жизни, — прокомментировал он, даже не пытаясь сдержать усмешку. — Хотите, кстати, анекдот? «В одном из летних лагерей висел список правил. Слушайте внимательно: 1. Не подходить к обрыву. 2. На деревья не лазить. 3. За территорию лагеря не убегать. 4. Змей первыми не кусать. Нарушителей сбрасывают в обрыв по частям!»       Он сделал короткую паузу, чтобы оценить реакцию слушателей, и продолжил, чуть понизив голос, имитируя детский шепот:       — «Мальчик, прочитавший правила, задал вопрос товарищу: — То есть кусать змей всё-таки можно? — Да, только она должна укусить первой, все-таки дама!»       Закончив, Сайно сохранил абсолютно серьезное выражение лица, лишь краешек его губ чуть дрогнул в едва заметной усмешке, а глаза изучающе пробежались по лицам ребят, ловя их реакцию.       Первым не выдержал Тарталья. Он издал громкий, отрывистый смешок, в его глазах плясали веселые огоньки. Люмин же сначала моргнула от неожиданности, потом ее губы изогнулись в кривой улыбке. Она вздохнула, понимая, что это лето будет очень интересным.       — Сайно, это… очень оригинально, — сказала она, пытаясь сохранить вожатское спокойствие, но в ее глазах читалось легкое беспокойство и предвкушение хаоса.       — Хммм, — протянула Фишль с преувеличенным видом, — Шутка, слишком приземленная для моего возвышенного разума. Однако, концепт сбрасывания в бездну вызывает определенный интерес в моей душе.       — О-обрыв? Змеи? Кусать? — пробормотала Коллеи, выглядя напуганной. — Это… это же не по-настоящему, да? Надеюсь, здесь не будет таких правил…       Тигнари, сидевший рядом с Коллеи, успокаивающе погладил ее по плечу. Он смерил Сайно строгим взглядом.       — Змеи — не «дамы». Они рептилии, и их укус может быть очень опасным, независимо от того, кто был первым. Пожалуйста, не распространяй дезинформацию о фауне.       Итто внезапно вскочил, чуть не опрокинув лавку.       — АХАХАХА! ВОТ ЭТО ДА! ЗМЕЙ НЕ КУСАТЬ! А если они первые укусят, значит, можно в ответ?! ОГО! А ЕСЛИ ЭТО БУДЕТ ГИГАНТСКАЯ ЗМЕЯ, Я ЕЕ ОДИН НА ОДИН ВЫЗОВУ! А ПОТОМ СПРОШУ, ДАМА ОНА ИЛИ НЕТ! — он принялся размахивать руками, возбужденно придумывая сценарии.       Синобу немедленно схватила Итто за ухо и потянула вниз, заставляя его сесть.       — Сядь, идиот! И нет, мы не будем вызывать змей на битву. Лично прослежу, чтобы ты не распугал бедных рептилий!       — Ну что ж, — сказала Люмин, пытаясь взять ситуацию под контроль. — Кажется, у нас есть несколько… творческих личностей в отряде. Давайте теперь перейдем к реальным правилам лагеря, которые, уверяю вас, не включают в себя кусание змей, ни первыми, ни вторыми!       Тарталья, который до этого момента с нескрываемым интересом наблюдал за каждым представлением, широко улыбнулся.       — Наверное, будет весело, — заключил он. — Или как минимум — громко.       — Через пару дней будут или лучшие друзья, или заклятые враги. Обычно — и то, и другое, — пробормотала под нос Люмин.       После сумбурного, но веселого знакомства, вожатые наконец отпустили ребят по комнатам, чтобы те смогли разместиться и распаковать вещи. В женской половине корпуса царил типичный для первого дня хаос — шуршание пакетов, расправка одеял, смешки и негромкие разговоры, перемежающиеся возгласами типа «Ой, я забыла это!» или «Кто займет розетку?».       Коллеи старательно распаковывала свой небольшой рюкзак, аккуратно складывая одежду на полку. Муалани уже сидела на своей кровати, перелистывая тонкий роман в мягкой обложке, и тихонько напевала что-то. Розалина с легким пренебрежением осматривала выданное постельное белье, явно оценивая его не в свою пользу. Фишль тщательно что-то писала в своем блокноте, а Синобу где-то за пределами комнаты кричала на Итто.       И тут внезапно в центр комнаты вышла Фурина. Она стояла, гордо выпрямившись, сцепив руки за спиной и других девушек взглядом, полным драматической серьезности.       — ТИШИНА! — громогласно провозгласила она, и ее голос, казалось, отразился от стен. — Суд Высшей Справедливости по Расположению Кроватей объявляется открытым!       Коллеи вздрогнула, чуть не уронив полотенце. Муалани оторвалась от книги, ее глаза расширились. Розалина лишь лениво подняла одну бровь, но все же обратила внимание. Фишль лишь на секунду отвлеклась и вернула все внимание блокноту.       — Я предвижу чудовищное оскорбление моей персоны и нарушение статьи 1, пункта 3 «Кодекса Фурины о Личном Комфорте»! А именно — моя кровать, не дай бог, окажется у стены!       Она драматично указала пальцем на пустой угол комнаты с окном, куда, по всей логике, идеально вписывалась бы одна из кроватей. Там было достаточно места, и кровать не мешала бы проходу.       — Подсудимые, в лице всех присутствующих, а также косвенных виновников — этой комнаты и её проклятой планировки — вы обвиняетесь в посягательстве на мою свободу пространства и стратегически невыгодном расположении моего места отдыха! — ее голос нарастал, наполняясь пафосом. — Моя кровать, если её придвинуть к стене, лишится возможности быть центром всеобщего внимания! — продолжала Фурина, словно обращаясь к невидимому жюри. — Я не смогу легко спрыгнуть с неё в случае внезапного нарушения моего кодекса или, что ещё хуже, ночного нападения комаров! Это стратегически невыгодно! Кроме того, Закон о Свободе Пространства и Беспрепятственном Доступе к Окну гласит, что кровать личности с выдающимся потенциалом — то есть моей! — должна находиться в таком месте, чтобы я могла беспрепятственно наблюдать за миром!       — Фурина… — простонала Коллеи, не выдержав. Ее голос был тихим, полным усталости и легкого отчаяния. Она просто хотела распаковаться и отдохнуть.       — Протест отклонен!!! — немедленно отрезала Фурина, взмахнув рукой. — Мой брат лично подтвердил недопустимость подобного расположения! Он сказал: «Да, Фурина, ты не должна быть у стены!» И его слово — это закон! (На самом деле, Нёвиллет просто кивнул, не отрываясь от телефонного разговора, когда Фурина вскользь упомянула свою претензию, стоя над ним).       Она выдержала паузу, наслаждаясь произведенным эффектом. Розалина лишь скривила губы, а Муалани, кажется, начала представлять, как принц спасает принцессу из «стратегически невыгодного» положения у стены.       — Итак, после тщательного рассмотрения всех аспектов дела и полного игнорирования ваших нелепых аргументов, — Фурина снова понизила голос до торжественного тона, — Суд Высшей Справедливости по Расположению Кроватей выносит приговор: все кровати, включая мою, признаются виновными в попытке ущемления моих прав и признаются немедленно подлежащими передвижению!       С этими словами Фурина решительно подошла к одной из кроватей, которая уже стояла у противоположной стены, и, пыхтя, но с величественным выражением лица, начала тащить её к центру комнаты, освобождая место у окна. Затем она подошла к своей кровати, которая до этого стояла в центре, и, с несгибаемой решимостью, без труда придвинула её к освободившемуся окну. Она расправила простынь, погладила покрывало, и, с удовлетворенным видом, замолчала, наслаждаясь своей победой.       — Могла бы и просто передвинуть без этой кринж-сцены, — невозмутимо прокомментировала Розалина, закатив глаза.       Фурина лишь слегка фыркнула в ответ, уже не снисходя до дальнейших объяснений. Ее «правосудие» было свершено.       В то же самое время, в мужской половине корпуса царил совсем иной вид хаоса. Дверь распахнулась с грохотом, и в комнату, словно торнадо, ворвался Итто. Его рюкзак, казалось, сам полетел в сторону ближайшей свободной кровати, с громким шлепком приземлившись на матрас.       — Самое лучшее место для Аратаки Итто, великого лидера и грозы комаров!       Он подскочил к кровати у окна, которая уже была наполовину занята чьей-то нераспакованной сумкой. С видом завоевателя он отшвырнул сумку на соседнюю кровать, а затем попытался передвинуть свою койку так, чтобы она оказалась в центре для лучшего обзора владений. Деревянные ножки с отвратительным скрипом проехались по полу. Остальные парни недовольно прокомментировали ситуацию.       В это время Кинич уже нашел себе самую дальнюю от входа кровать, втиснувшись в угол. Он просто сбросил свой рюкзак, лег на койку, закинул руки за голову и закрыл глаза. Шум Итто и комментарии остальных были для него лишь фоновым шумом, который он изо всех сил старался игнорировать. «Дайте мне умереть в тишине,» — пробормотал он, его голос был настолько монотонным, что почти сливался с жужжанием комаров.       Панталоне вошел в комнату последним. Он оглядел беспорядок, созданный Итто, с легким выражением неодобрения на лице. Он выбрал кровать, расположенную между Киничем и Сайно, оценив ее как наиболее «нейтральное» и наименее хаотичное место. Не проронив ни слова, он аккуратно поставил свой чемодан рядом с кроватью и достал из него идеально сложенную одежду. Он даже достал небольшое полотенце и тщательно протер им свою прикроватную тумбочку, прежде чем поставить на нее свой набор для умывания.       — Что-то вы все какие-то… кислые! — не сдавался Итто, продолжая безуспешно тащить свою кровать. — Я же приехал, чтобы зажечь! А вы сидите, как будто на похоронах! А ну-ка, помогите мне! Мой трон должен стоять здесь!       — Трон на неровном полу — это предвестник падения монархии, Итто, — весело заметил Сайно, аккуратно складывая свою последнюю футболку.       — Ну что ж, если это трон, то ты явно будешь первым королем, которого свергнет собственная кровать, — рассмеялся Кэйа       Тигнари лишь покачал головой. Он вздохнул, ища самый незаметный уголок. Он выбрал койку между Киничем и Панталоне — подальше от эпицентра Итто-хаоса. Затем он принялся за распаковку, классифицируя каждую вещь и аккуратно укладывая ее в свой отсек шкафа. Его взгляд то и дело возвращался к балагану, который создавал Итто, словно тот был каким-то необычным, но крайне неэффективным объектом исследования, чьи поведенческие особенности нужно было задокументировать       После утренней суматохи голодный отряд двинулся в столовую. Ребята просто входили в огромный, гудящий зал, где длинные столы уже были накрыты, дожидаясь отдыхающих. Запах борща, плова и свежего хлеба витал в воздухе, смешиваясь с общим гулом сотен голосов.       Люмин и Тарталья умело направляли своих подопечных к свободному столу, который, как и все остальные, был уставлен глубокими тарелками для супа, порциями плова на вторых тарелках, а также корзинками с ломтями хлеба и графинами с компотом.       Итто, разумеется, первым занял место, практически плюхнувшись на скамью так, что она заскрипела. Его глаза загорелись при виде еды.       — О-хо-хо! Вот это я понимаю! Борщ! Плов! Мой желудок, который ревел как тысяча зверей, теперь получит заслуженное угощение! — он тут же схватил половник, чтобы первым налить себе борща из общей кастрюли.       — Итто, руки сначала помой! — шикнула Синобу, тут же перехватывая половник. Она заняла место рядом с ним, словно личная опекунша, и сама аккуратно налила ему порцию, а затем себе.       Тигнари сел напротив, внимательно осматривая содержимое тарелок.       — Борщ, плов… Достаточно калорийно. Интересно, какой процент жира в мясной составляющей плова. И сколько клетчатки в борще. На вид — стандартный рацион для активного роста, но без изысков, — он осторожно попробовал борщ.       Коллеи выглядела слегка растерянной от обилия еды, но при этом чувствовала себя спокойнее рядом с Тигнари.       Фурина, присев к столу, тут же приняла брезгливый вид. Она отодвинула от себя тарелку с борщом.       — Что это за… аморфная масса? И цвет! И плов… эти зерна, сбившиеся в кучу… Я, Верховная Судья, выношу приговор: это блюдо не соответствует стандартам изящества! — она взяла вилку и демонстративно покрутила ею в воздухе, словно оценивая невидимую драму.       Фишль, которая села рядом с Муалани, лишь слегка прикоснулась к ложке, а затем раскрыла свой блокнот и начала писать: «Пища смертных, лишенная изысканности. Однако, для поддержания жизненных сил моего тела… вынуждена вкушать. О, Оз, как бы ты презирал этот пир!» — закрыв блокнот, она медленно, почти ритуально, начала есть, наблюдая за другими.       Муалани же, напротив, с энтузиазмом принялась за еду.       — Ой, как вкусно! Как у нас дома! — она с аппетитом уплетала борщ, словно завтрак королевы.       — Я это есть не буду, — сказала Розалина, брезгливо указав на тарелку. — Уверена, что это испортит мою фигуру. Я предпочитаю более… легкую пищу. Возможно, я съем только плов, если он не слишком жирный.       Столовая гудела, наполненная звоном приборов и голосами подростков. Сайно, доев свою порцию борща, решил блеснуть своим коронным номером. Он привлек к себе внимание, постучав ложкой по стакану, и с абсолютно невозмутимым видом, начал:       — Анекдот. Слушайте внимательно. «Приходит человек в ресторан и спрашивает у официанта: — У вас в ресторане борщ вкусный? Официант, не моргнув глазом: — Такой вкусный, что с ума сойти можно. Человек недоверчиво: — Да ладно. Официант, махнув рукой в сторону окна: — Вон видите, голый мужик за голубями гоняется? Он ел».       Итто первым разразился громогласным, раскатистым хохотом. Он ударил кулаком по столу, заставив тарелки подпрыгнуть.       — ХА-ХА-ХА! Вот это да! ГОЛЫЙ МУЖИК ЗА ГОЛУБЯМИ! Сайно, ты гений! Теперь я буду думать об этом каждый раз, когда буду есть борщ! — он закашлялся от смеха.       — Итто, прекрати так громко смеяться, тебе же плохо станет, — Синобу, сидевшая рядом, тяжело вздохнула.       — Сайно, это… не самая лучшая шутка для обеденного стола, — Тигнари отложил ложку, явно утратив аппетит.       Коллеи сначала прикрыла рот рукой, чтобы не засмеяться, затем, услышав Тигнари, опустила голову, пытаясь сдержать улыбку.       — Ну хоть какой-то экшен пошёл, — Кинич еле заметно хмыкнул.       — Очевидно, повар того ресторана был слишком хорош в своей работе, — сквозь легкий смех прокомментировал Панталоне.       — Я, конечно, надеюсь, что наш борщ не настолько вкусный, — Розалина отодвинула от себя тарелку еще дальше. — Моя репутация не выдержит, если я начну гоняться за голубями.       Кэйа громко расхохотался, стукнув Сайно по плечу.       — Ты превзошел сам себя! Теперь я боюсь доедать борщ. А вдруг я стану следующим? Надеюсь, здесь нет голубей! — он игриво прищурился.       Люмин прикрыла рот рукой, пытаясь сдержать смех.       — Сайно, пожалуйста, никаких голых мужиков и голубей за столом! Это лагерь, а не цирк! — она посмотрела на Тарталью, ее глаза смеялись, но тот тоже расхохотался, поэтому вся выдержка ее лопнула, и теперь они как двдва дурака укатывались со смеху. Вожатые других отрядов удивленно вытянули шею, пытаясь понять, что происходит.       За столом продолжался живой обмен репликами, и анекдот Сайно определенно добавил новых красок в и без того уже бурную жизнь первого отряда.       После обеда у ребят было свободное время, называемые тихим часом, и лагерь погрузился в спокойный гул. Их, конечно, спать не заставляли, но, по крайней мере, вести себя тихо.       Фишль, устав от чрезмерного количества человеческого взаимодействия, нашла себе уединенное место на подоконнике в дальнем углу общей комнаты отдыха. Она достала свой дневник в кожаном переплете и ручку, чувствуя, как вдохновение, столь присущее «Принцессе Осуждения», овладевает ею.       Она начала писать, ее изящный почерк скользил по страницам, изливая мысли, которые бурлили в ее голове. Она не писала о банальных событиях дня, нет. Ее записи были посвящены глубокому анализу, ее «осуждению» душ тех, кто ее окружал.       Здесь шумно. Чрезмерно шумно для моего утонченного слуха. У каждого — своя маска, своя боль, своя тайна. И судя по их выражениям лиц — большинство притворяются веселее, чем есть на самом деле. Вожатые собрали нас в один отряд — собрание столь разношерстных душ, что это поражает. Мой Оз (да пребудет он на свободе, ибо тирания со стороны вожатых временна, я сделаю всё, чтобы вернуть своего любимого ворона!) подтвердил мои наблюдения своим безмолвным, но глубоким согласием.       Моё наблюдение по фигурам, коим я была вынуждена делиться пространством этого дня:       Аратаки Итто: Воплощение звукового террора. Похож на внезапный фейерверк посреди тихой ночи — яркий, но недолговечный и оставляющий после себя лишь дым и головную боль. Его энергия — столь же безгранична, сколь и бессмысленна.       Синобу: Мученица, пытающаяся приручить бурю на двух ногах.Интересно, сколько еще она сможет выдержать?       Коллеи и Тигнари: Кажется, это классический «слоубёрн» в реальной жизни. Предсказуемо, но… мило, если смертные могут позволить себе такие сантименты.       Сайно: Шутник. Его попытки вызвать смех столь же ужасны, сколь и… очаровательны. Он пытается вызвать реакцию, но его методы… неуклюжи. И тем не менее, о, странная ирония судьбы, я бы хотела подружиться с ним. Когда-нибудь. Хотя бы на страницах своей книги, где его юмор можно будет отредактировать до приемлемого уровня.       Муалани: Жаждет сказки. Она живет в мире, сотворенном из страниц ее манги, с жанром романтики, который, признаться, столь же нереален, сколь и захватывающий. Ее наивность могла бы быть опасной, но пока что она просто… носится с этой своей мангой.       Розалина: Просто красивая обертка. За ней будет бегать половина лагеря, плененная ее внешним видом и напускным высокомерием. Но за этим фасадом я не вижу ничего, что могло бы заинтересовать мой взор. Она неинтересна. Противна своей самодовольной пустотой. (О, Оз, ты бы согласился с этой оценкой, не так ли?)       Панталоне: Разглядывает людей так, будто уже сделал вывод о каждом, прежде чем они успели открыть рот. Странный тип. Чем-то похож на меня в своем анализе. Я тоже наблюдаю, но мои наблюдения служат для изучения людей, чтобы они стали моими друзьями в моей собственной книге, а его — для чего? Он смотрел на Люмин. Очень странно. Как мужчина, плененный внешностью, но и как будто заинтересовался ее внутренней структурой. Это… любопытно.       Кэйа: Интриган, горе-любовник. Его слова, его жесты — все пропитано желанием манипулировать и очаровывать. Но он назвал интересующую его девушку «тёлочкой» в присутствии других. Какая примитивная лексика! Ему ничего не светит, ибо истинное очарование не терпит подобной вульгарности.       Люмин и Тарталья: Они встречаются. 100%. Либо влюблены друг в друга и вскоре будут встречаться. Такими взглядами не обмениваются просто коллеги, даже если они спасают мир вместе.       Фурина: Ох, Суд Высшей Справедливости по Расположению Кроватей. Жесть. Я боюсь её. Её драматизм превышает даже мой, и это пугает.       P.S. Охренеть тут сборище разных видов людишек. Кажется, такое сочетание должно взорваться. Я в восторге. Эта смена обещает быть поучительной для смертных. И для меня, конечно.              Фишль закрыла дневник, погладила его кожаную обложку и с довольным видом спрятала в небольшой рюкзачок.

***

      Лагерная дискотека — это всегда апофеоз первого дня, взрыв энергии после всех знакомств и правил. Тусклый свет мигающих гирлянд, громкая музыка, от которой вибрировал пол.       И, конечно же, первым из отряда, кто ворвался в этот водоворот света и звука, был Итто. Он не просто танцевал — он был воплощением самого хаоса. Его движения были дикими, беспорядочными, но при этом невероятно энергичными. Он прыгал, вращался, махал руками и ногами, словно стиральная машина на максимальных оборотах, захватывая все пространство вокруг себя. Увидев Сайно, который до этого лишь слегка покачивался в такт музыке, Итто схватил его за руку и с громким криком: «А ну-ка, Сайно, покажи, что ты можешь! Баттл Аратаки Итто против Сайно! Круче всех!» — утащил его в центр танцпола.       Тот, на удивление, не сопротивлялся. Его глаза загорелись, и он кивнул, принимая вызов. Он поддержал идею, его движения были более резкими и угловатыми, чем у Итто, но не менее энергичными.       Муалани, в отличие от бурлящего танцпола, кружилась в одиночестве. Ее движения были плавными, почти невесомыми. Ее взгляд, полный мечтательности, то и дело скользил в угол, где сидел Кинич       «Он такой… спокойный. Все прыгают, кричат, смеются, а он просто сидит. Сложенные на груди руки, нога еле заметно притоптывает в такт. А его темные очки… Зачем он их носит, если солнце давно село? — думала Муалани. — Когда я кружусь, мне кажется, что он наблюдает за мной. Он не двигает головой, но я чувствую его взгляд, даже сквозь темные очки. Может быть, он думает, что я странная, что танцую одна? Я представляю… что если бы он встал и подошел ко мне? Что если бы он снял свои очки, и его глаза, такие красивые, посмотрели бы прямо в мои? И он бы сказал: «Давай потанцуем». Но он просто сидит… Может быть, он ждет, чтобы кто-то первым проявил смелость. И это буду я! Когда-нибудь. Я просто должна найти тот самый момент, тот самый, особый способ подойти к нему!»       Кинич действительно сидел в углу, как и всегда, в своих темных очках. Он делал вид, что у него «временный перерыв от движения», хотя на самом деле, скорее всего, просто не хотел танцевать. Он выглядел максимально расслабленным и равнодушным ко всему происходящему и уж тем более не замечал Муалани, что кидала на него мечтательные взгляды.       Коллеи танцевала рядом с Тигнари. Ее движения были немного неуверенными, но искренними, она старалась следовать ритму, не отрываясь от него взглядом. Тигнари, хоть и танцевал, но делал это скорее из чувства долга, его движения были сдержанными и немного неловкими. Коллеи несколько раз нерешительно протягивала к нему руку, словно хотела взять его за ладонь, но каждый раз останавливалась, не осмеливаясь нарушить невидимую границу их дружбы.       Сайно, оттанцевав свой баттл с Итто (который, к слову, ничем не закончился, потому что оба были слишком заняты, чтобы следить за победой), направился к кулеру с водой. Увидев Коллеи и Тигнари, он громко бросил:       — Промежуток между вами можно использовать как полосу препятствий. Или как парковочное место для велосипеда       — Сайно, твоя шутка совершенно не уместна! — Тигнари закатил глаза, не замечая, как Коллеи покраснела.       Розалина сидела в стороне, на одной из скамеек, скрестив ноги. Ее вид был безупречен, но она казалась отстраненной от всеобщего веселья. Она, кажется, сама отвергла несколько приглашений на танец, словно говоря: «Вы все не дотягиваете до моего уровня».       Панталоне тоже не танцевал. Он сидел на другой скамейке, медленно потягивая сок, время от времени кидая взгляд на Розалину и о чём-то размышляя. Но гораздо дольше и пристальнее его взгляд задерживался на Люмин. Она стояла около сцены, свет от диско-шара играл в её золотых волосах, создавая вокруг нее некий ореол. Она весело разговаривала с Тартальей и другими вожатыми, её смех был звонким и искренним, а жесты — живыми и эмоциональными. Панталоне наблюдал за ней, и его мысли, обычно такие прагматичные и лишенные сантиментов, приняли совершенно иной оборот.       «Она… интересна. Очень. Так красива, когда смеётся. Её лицо преображается, становится… живым. В отличие от большинства здесь, её веселье не кажется напускным, не является маской. Оно подлинное. Это редкость. Её жесты. Они так милы и женственны. Не вычурные, не показные, как у некоторых. Просто… естественные. Легкие. Притягивающие. А эти золотые большие глаза… В них нет холодного расчёта или пустой самовлюбленности. Они сияют каким-то внутренним светом. Она красивая, безусловно, но это не только внешняя красота. В ней чувствуется какая-то внутренняя… доброта. Как лучик. Да, именно так. Лучик света в этом хаотичном скоплении людей. Она — контраст. Контраст всему, что я привык видеть. Открытая, искренняя, светлая. Обычно я ищу трещины в фасаде, слабости, изъяны, которые можно использовать. Но в ней… пока не вижу. Или не хочу видеть… Она настоящая. Но судя по всему, она встречается с Тартальей… Его взгляд на нее. Ее взгляд на него. В них есть что-то. Это не просто коллега, не просто напарник. Это… то, что люди называют «отношениями». Или даже «любовью». Что ж, это усложняет ситуацию. Неудивительно… Такие «лучики» часто уже заняты».       Панталоне медленно отпил сок, его взгляд вернулся к Люмин. Впервые за долгое время его мысли были заняты не расчетом или анализом слабостей, а чем-то… иным. И это было непривычно, но по-своему захватывающе.       Фишль, как и Панталоне, тоже не танцевала. Она сидела в углу, где свет был наиболее тусклым, и быстро писала что-то в своем дневнике. Ее глаза ловили каждое колебание атмосферы: как начинает раскручиваться флирт, как зарождаются новые симпатии, как проявляются неловкости и скрытые чувства. Она фиксировала каждую деталь, наслаждаясь своей ролью тайного наблюдателя и летописца лагерных страстей. Она заметила и взгляды Муалани на Кинича, и взгляды Панталоне на Люмин.       Музыка на дискотеке гремела, Итто все еще был в ударе, а Фурина гордо возглавляла «королевство танцпола». Но вдруг, в самый разгар веселья, раздался пронзительный возглас, который прорезал музыку, словно острый клинок.       — О, НЕТ! Я ВИЖУ ПРЕСТУПЛЕНИЕ! — драматично провозгласила Фурина, мгновенно останавливаясь посреди своего танца. Она громко хлопнула в ладоши, и, казалось, весь танцпол, завороженный ее театральностью, замер. — Кто осмелился… Кто позволил себе… ВО ВРЕМЯ ТАНЦЕВ…       Она резко, почти балетным движением, развернулась на 180 градусов и ее палец остановился на том уголке, где сидели Розалина и Панталоне.       — …ПРОСТО СИДЕТЬ?! — ее голос взвился до пронзительного возмущения. — Разве столь ослепительное создание, — она указала на Розалину, — может сидеть в тени на дискотеке?! С тобой столько парней хотят танцевать, а ты лишаешь танцев еще и их! Преступление: Танцеугон! Хищение ритма! И обвинение в том, что ты ПОНИМАЕШЬ, что ВСЕ НА ТЕБЯ СМОТРЯТ — и всё равно не встаёшь!       Затем ее взгляд переметнулся на Панталоне.       — А ты! Ты — соучастник этого преступления! Твоё бездействие — это…       — Мне неинтересно, — перебил он Фурину, его голос был ровным и спокойным, но прозвучал отчетливо. — Просто посидеть, понаблюдать и послушать музыку гораздо заманчивее.       — АХ ВОТ КАК! — оглушительно взвизгнула Фурина, ее голос, казалось, перекрыл музыку. — Обвинение: танцевое уклонение и игнорирование ритма! И поскольку вы — соучастники в этом вопиющем нарушении, я выпишу вам один штраф на двоих — вы танцуете вдвоем! НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО!       По танцполу прокатился волна смешков и одобрительных криков. Сайно, который до этого лишь наблюдал за спектаклем с легкой усмешкой, поднял руку.       — Фурина, — протянул он, — Они уже СИДЯТ, отбывают срок за преступление. Это как… домашний арест. Не слишком ли это жестоко — заставлять их еще и танцевать?       Его комментарий лишь добавил масла в огонь.       — Да! Правильно! Пусть танцуют! — заорал Итто, подскочив к ним. — Танцевальный приговор! Аратаки Итто — свидетель!       — Отличная идея, Фурина! Никто не уйдет от танца! — Кэйа ухмыльнулся, его глаза сверкнули.       Весь отряд, чувствуя вкус шоу и возможности поддразнить своих нетанцующих товарищей, начал скандировать: «ТАНЦУЙТЕ! ТАНЦУЙТЕ!»       Розалина и Панталоне оказались в центре всеобщего внимания. Розалина закатила глаза, но по её напряженным плечам было видно, что она раздражена и слегка смущена. Панталоне же сохранял свою обычную невозмутимость, но в его глазах, кажется, мелькнула искорка недовольства.       — Это… не соответствует моим планам, — тихо пробормотал Панталоне, пытаясь сохранить достоинство.       — Неинтересно, — добавила Розалина, медленно поднимаясь. — Но если это заставит ее замолчать…       Нехотя, под гул и смех всего лагеря, Панталоне сделал несколько неуклюжих, но механически точных движений, его лицо оставалось бесстрастным. Розалина же, хоть и выглядела слегка оскорбленной, двигалась с природной грацией, но без энтузиазма.       Под общие возгласы и подначивания, они начали двигаться, каждый по-своему выражая крайнюю степень недовольства. Розалина, с натянутой улыбкой и презрением в глазах, делала нарочито изящные, но безжизненные движения, словно танцевала для себя, игнорируя окружающих. Панталоне же двигался механически, его лицо оставалось бесстрастным, а глаза, как всегда, изучали все вокруг.       Музыка гремела, свет диско-шара кружил по лицам. Панталоне сделал шаг в сторону, оказавшись чуть ближе к Розалине, и наклонился к ней.       — До этого я сомневался, — начал он, его голос был низким и совершенно не выражал каких-либо эмоций, казалось, он просто констатировал факт, — но теперь уверен. Ты выкладываешь на всеобщее обозрение довольно… нескромные видео и фотографии. Мой друг фапает на тебя и постоянно показывает мне твои фото, где ты выставляешь все свои достоинства… Ты РозиKiss… С онлифанса.

***

      Тишина наконец-то опустилась на лагерь. Сначала это был гулкий ропот, затем шепот, и вот, после последнего обхода и погашенных фонариков, наступила долгожданная тишина. Звезды сияли ярче обычного над вершинами сосен, а прохладный ночной воздух проникал в приоткрытые окна.       Люмин и Тарталья, измотанные, но довольные, наконец оказались в своей вожатской. На полу валялись списки, на столе — недоеденные печеньки, а в углу тихо дремал ворон Оз, укрытый от лишних глаз тонкой тканью.       — Наконец-то, — выдохнула Люмин, падая на старый, но мягкий диванчик. Она сняла свою кепку и провела рукой по волосам. — Я думала, этот день никогда не закончится. Они такие… живые.       — Слишком живые… — пробормотал Тарталья. — Но мы это сделали. Первый день. Успех?       Люмин вздохнула, но в голосе ее послышалась улыбка.       — Успех? Мы выжили. И никто не сломал себе шею на танцполе, хотя Итто очень старался. А Фурина, кажется, объявила весь лагерь своим королевством.       — Я тебе говорил, это будет весело. Представь, что будет завтра, — он пододвинулся ближе, облокотившись о стол. — Ты выглядишь уставшей. Хотя и очень красивой.       Люмин почувствовала, как тепло разливается по груди. Усталость отступала, уступая место приятному умиротворению. Она посмотрела на Тарталью. Его волосы были немного растрепаны, на щеке — легкая тень, а в глазах — та самая искорка, которая всегда заставляла ее сердце биться чуть быстрее.       Тарталья протянул руку и нежно коснулся пряди ее волос, убирая её за ухо. Его пальцы задержались на её щеке. Его взгляд был серьезным, отбросив всю обычную шутливость.       — С тобой даже этот сумасшедший дом кажется… правильным, — пробормотал он.       Его пальцы нежно поглаживали её кожу, и по телу Люмин пробежала приятная дрожь. Она наклонилась ближе, чувствуя его тепло. Взгляды их встретились, полные невысказанных слов, которые копились за день, за недели. Он наклонился еще ближе, его дыхание опалило ее губы. Люмин прикрыла глаза, предвкушая…       КАР!       Ворон Оз, дремавший под покрывалом, резко встрепенулся, его голос прозвучал так громко и пронзительно, словно он специально ждал этого момента.       Люмин и Тарталья вздрогнули и резко отпрянули друг от друга, как школьники, застигнутые врасплох. Румянец залил щеки Люмин. Тарталья моргнул, его глаза широко распахнулись, а на лице появилось выражение комического возмущения.       — Оз! — прошипел Тарталья, вскакивая и направляясь к клетке. — Ты что, издеваешься?! Я тебе говорил, что ты здесь, чтобы молчать! Ты не должен вмешиваться в личную жизнь вожатых! — он с возмущением приподнял ткань, за которой сидел ворон.       Оз лишь невинно моргнул своими черными глазами, словно он вовсе не был виноват, а затем издал тихое, ехидное: «Кха-кха…» — или это Люмин показалось?       Люмин же, прикрыв рот рукой, не могла сдержать смеха. Она рассмеялась, сначала тихо, потом громче, представляя всю абсурдность ситуации.       — Ладно, ладно, — сдался Тарталья, снова опуская ткань на клетку, но все еще недовольно бормоча. Он повернулся к Люмин, и на его лице снова появилась озорная улыбка. — Похоже, у нас теперь есть постоянный наблюдатель.       — Похоже на то, — с улыбкой кивнула Люмин. — Ну что, теперь и нам пора ложиться…
Отзывы
Отзывы

Пока нет отзывов.

Оставить отзыв
Что еще можно почитать