Решающий

Бушующая по венам магма, застывающая в лёгких. Рвущееся наружу жерло вместо сердца. Тело – квинтэссенция пламени. Скандинавский Сурт, надзирающий за огненным Муспельхеймом, страдающий от яда Геракл, сжёгший себя в погребальном костре. Каждая подача – решающий. Каждое соприкосновение ракетки с мячом волной проходится по рукоятке, отстреливает в кисть, локоть, плечо и кричит – решающий. Каждый удачный эйс, завершающийся громкими овациями, – решающий. Каждый розыгрыш для Влада – решающий. Гейм, сет, матч. Играй, забирай, побеждай. Сжигай, сжирай, убивай. Главный грех – жажда. Ломка по пятичасовому бегу, сводящему мышцы, по всплеску, подобно пороховому заряду, сгорающему от поясницы и вылетающему через пальцы. Яростное недомогание: невозможность выпустить накопившееся вне корта. Наркотик. Стиль жизни. Азарт, скрывающий за собой гнев, и бесконечная рефлексия. На десерт – сквозящее разочарование, сжимающее все внутренности воедино после всухую проигранного сета. Нельзя накричать на судью, подкупленного соперником. Нельзя ломать инвентарь, кидать ракетку, которую хочется между геймами разорвать на части, как горло самодовольного ублюдка за сеткой. Нельзя показывать ничего из того, что ты чувствуешь, потому что ты профессионал. Тебе подвластно всё. Направление мяча и эмоции. Десять жалких минут на то, чтобы собраться. Чтобы оправдать чьи-то ставки на другом конце планеты, не подвести своих близких, болельщиков и себя. Из пяти стадий принятия неизбежного Влад предпочитает испытывать только одну – гнев. Финал итогового турнира. Ассоциация теннисистов-профессионалов. Прямой пропуск к Большому шлему и ежегодная репутация. В противниках – сучий Костя Плотников. Блядская гончая, за мгновение добирающаяся до другого конца корта. Недоделанный самурай со своим идиотским хвостиком, что при сильно палящем солнце показывается из кепки. Грёбаный победитель конкурса «Мисс Самые красивые ножки», в котором из соперников у него только Мэрилин Монро. Невероятный болтун, знающий из английских слов только «теннис» и «йоу». Любитель напомнить о себе коллегам: регулярно раз в неделю Владу в директ прилетает вырезка из его интервью, в котором он либо сообщает, что скоро «надерёт Коноплёву зад», либо стебётся, потому что «мелкий не дорос, не переживайте, ещё наберётся опыта». Косте тридцать четыре года. Костя ведёт себя как пятилетний ребёнок: накидывает на совместных разминках парашютов, кричит с задней линии, что светлая Коноплёвская голова пострадала от солнечного удара, раз он играет так плохо. Вечно доводит своей развязной игрой, а когда наконец чувствует, что Влад дошёл до точки кипения, играет в полную силу, потому что так интереснее. Короче, Костя – полное мудачьё. Именно его мячи оказываются для Влада чем-то недосягаемым. Именно сегодня, когда нужно играть с ним, Влад ощущает себя в полной заднице. То шагнул не так, то ударил не туда. А Костя бродит по корту и после каждого заработанного очка ласково блещет для зрителей клыками. Влад едва доживает до перерыва. Тяжело дышит, вытирает лицо и уносится в уборную прямо вместе с полотенцем, случайно прихватив его с собой. Останавливается перед зеркалом, шатается взад-вперёд на дрожащих от нагрузки ногах и сгорает от желания разбить своё отражение. Лишь бы не видеть этой отчаявшейся рожи. Впереди ещё много шансов отыграться, но сознание решило всё за Влада. Это был решающий. Полный стадион. Прямая трансляция матча на всех платформах. Подросток где-то в глубинке, который пару часов назад мечтал стать таким же, огорчённый, выключает телевизор. Родители и друзья склоняют головы в сочувствии. Гул аплодисментов посвящается не тебе. Падает рейтинг. Падает твоя вера в самого себя. И всё из-за внезапной несобранности. В жизни человека бывают неудачные дни. В жизни спортсмена – ошибки. Есть исключение: ошибки Влад себе позволить не может. Нагнетающий гомон мигренью отбивается в висках, умоляет о помощи – очередной дозе. О залпе гнева, что попадает в мозжечок. Долго он не думает – обматывает полотенцем кулак, разворачивается, в безумстве пытаясь найти себе мишень, и влетает кулаком в бетонную стену, аккурат рядом с сушилкой. — Блять, — не кричит: рычит сквозь зубы и наносит повторный удар. — Блять, блять, блять! Сдаться так быстро – то же, что принять свою слабость. Показать эту слабость другим – забить последний гвоздь в крышку гроба. Молотком в этот завершающий день истории Влада Коноплёва станет Костя Плотников. Рука воет пульсацией, упрекает за импульсивность. Боль отрезвляет, но не справляется с рвущейся наружу досадой. Погано становится не только на душе – сильно трясутся пальцы. Рядом хлопает входная дверь. Влад, как ошпаренный, отлетает от стены, откидывает полотенце на край раковины и как ни в чём не бывало дёргает кран, делая вид, что умывается. Попадает водой в глаза и начинает растирать веки. Красное лицо. Насмехающаяся морда позади. — Боюсь, с такими хрустальными яйцами до Большого шлема ты точно не доберёшься. Ладони сжимают керамику до побелевших костяшек. Костя невозмутимо стягивает повязку со лба, откидывает её к полотенцу и становится перед соседней раковиной, причесывая влажные волосы. — Воду не трать, — закончив красоваться, тянется к крану перед Владом, останавливая напор. Почти прижимается боком и продолжает уже тише: — Свои силы тоже. Всё стало ясно после твоей двойной ошибки в первом гейме. И во втором... И в третьем… — Заткнись. — А что? — нагло ведёт бровью, оттряхивая влагу. — Я не прав? Влад хочет вцепиться ему в шею. Перегрызть глотку надоедливой гончей. Заставить скулить, умолять о пощаде. Вместо этого за шкирку держат именно Влада. — Молчишь? Потому что правда. Знаешь, когда мы впервые встретились, я подумал: какой амбициозный парень. А теперь я вижу только жалкие попытки стать хоть немного стоящим, — кивает на покрасневшую от ударов руку и нахально ухмыляется. — Бедный Владик. Бесхребетность не в моде. В спорте есть момент, когда по твоим жилам течёт адреналин, выводящий тормоза из строя, закладывающий уши, спирающий лёгкие. Ты несёшься вперёд, не контролируешь тело, можешь в любой момент улететь в кювет и видишь перед собой лишь одно – необходимость победить. Каждая попытка тебя опередить добавляет больше топлива. У Кости в руке заправочный пистолет и полная колонка за спиной. У Влада в груди револьвер и курок вместо сердца. Костя давит нещадно, получая пулю со своим именем. Руки сами хватаются за чужую футболку. Напирают, впечатывают Плотникова в плитку, которая совсем недавно поглощала лихие удары. Слабый выдох раздаётся напротив, и уже в следующую секунду Влад ощущает на себе ответную хватку. Запястья неприятно зажимаются меж чужих пальцев, Коноплёв прибивает к стене новым рывком, заставляя замереть. — Закрой пасть, — он рявкает, трясёт за грудки, не в силах больше выносить этого выражения на его лице: уверенного в своей правоте и лишь каплю опешившего. — Не смей, блять, обесценивать меня, замолчи... — Влад… — Замолчи, сука, замолчи, замолчи! От собственного крика трещит в голове. Тошно. Дышать тяжело, существовать – отвратительно. Во рту мерзко горчит, заставляет до боли кусать язык. Сказать Владу нечего. За свою слабость стыдно. Хочется спрятаться, потеряться, закрыть уши, как ребёнок, чтобы не слышать аплодирующей толпы. Чтобы не слышать людей, которые больше в тебя не верят. Он стоит на месте. Ничего не ждёт, только смотрит в бегающие зрачки напротив, подмечает линию на лбу, выдавленную повязкой. Чувствует непоколебимый взгляд, затем – крепкие руки, отрывающие от футболки покрасневший кулак. Влад ничего не ждёт. Только вгрызающихся в шею клыков. Костя невесомо касается пальцами припухших фаланг. Вынуждает дёрнутся, но не даёт отстраниться, – держит крепко и слабо качает головой. — Ты пойми, — Плотников недолго гладит, делает длинную паузу, дожидается, когда ладонь Влада полностью расслабится, и отпускает её. Вместо этого хватает за загривок и слабо сжимает шею. Не вцепляется. Надёжно стискивает, чтобы не убежал. — Я уже старый. Мне хочется, чтобы ты отыгрался за нас двоих. Не настаивая, Костя тянет навстречу. Лоб касается лба, кожа липнет к коже. Влад чувствует кончиком носа чужой и слабо вздрагивает от длинных прядей, щекочущих скулы. — Пообещай мне, — хрипит тише, для убедительности мнёт у верхних позвонков, вдавливая пальцы. — Пообещай мне, что через десять лет я прилечу в Париж, чтобы увидеть, как ты грызёшь этот проклятый кубок. Или в США. В Австралию не полечу, дед не выдержит столько перелётов. Костя улыбается на выдохе, опаляя губы горячим дыханием. Глупо шутит про свою скорейшую деградацию, пытаясь успокоить, и Влад, осознавая это, выдыхает следом. Мир сужается до корта, корт – до разбегающихся по правой щеке родинок. Плечи опускаются под упрямым наступлением. — Я хочу личное место в боксе. Бесплатное фото с чемпионом и… пинту пива в подарок, — его слова начинают спотыкаться друг о друга. Костя не слышит ответа и продолжает. Влад просто забывает ответить – смотрит, впитывая каждую бредовую мысль. — Желательно больше двадцати пяти раз. Нужно же побить рекорд Джоковича. Не мешало бы вручить мне призы авансом. Может, в эту субботу? Влад сдаётся. Хмыкает, потому что знает, что в эту субботу они будут на разных континентах, но всё равно податливо греется о предложение. Ведёт лопатками, наконец отстраняется, не чувствуя сопротивления, и, заглянув прямиком в жадные глаза, твёрдо заявляет: — Обещаю. В спорте есть момент, когда по твоим жилам течёт адреналин, выводящий тормоза из строя, закладывающий уши, спирающий лёгкие. В спорте есть соперничество, солидарность и опора. В спорте есть он – Влад Коноплёв. А ещё сучий Костя Плотников. И их будущее рукопожатие по разные стороны сетки далеко не решающее.