Угомониться бы в твоих безмятежных руках

«я пахну, как боязнь смотреть тебе в глаза, так много лет искать слова, но так и не сказать, пахну оголённым проводом, паникой без повода, депрессивным городом. а ты пахнешь, как спокойствие, как в голове тишина, ты — как десять часов непрерывного сна, ты — четверг, ты — 16:00, ты — ромашковый чай и покой, вечно плачу, а ты пахнешь как эти шампуни без слёз, как забота, как дом, как способность всерьёз, и надолго любить, бесконечно любить» монеточка — селфхарм

Сергей не считал себя порядочным или непорядочным человеком. В их дымчато-сером мире мыслить чёрно-белыми категориями просто невозможно. Он всегда был и оставался чем-то между, шёл вперёд по тонкой грани между двумя полярностями. Чужой для обеих. Сергей был неподходящим человеком. Каким-то нескладным, сумбурным, будто бы карикатурным — вечно ни к месту. Он старался отыскать своё в этом большом, многоликом мире, но раз за разом оступался на финише. Набивал синяки и шишки, никогда не оглядывался назад и тянулся к цели всем своим естеством, но никогда не ощущал желаемого умиротворения. Никогда не был удовлетворён. Сергей был словно прекрасная картина, у которой единственный изъян в том, что она не закончена. Как фарфоровая чашка с острым сколом на ободке, о который вечно ранишь губы. Заполненная золотыми кубками полка профессионального борца, который всю жизнь мечтал танцевать. Но лишь когда он встретил Олега, Сергей понял, как на самом деле выглядит несправедливость. Жизнь нередко пинала Разумовского поддых, не давая даже секунды на вдох, — она могла обходиться так с ним, столь нелепо слепленным и нелюбимым даже собственным творцом. Но Волков производил впечатление человека, которому сама Судьба должна была расчистить дорогу в светлую жизнь. Они встретились в Богом забытом приюте, пристанище покинутых и обездоленных детей. Заметив, что на него смотрят, Олег быстро подмигнул Сергею и улыбнулся так обезоруживающе, что у последнего затряслись руки. Волков весь состоял из ровных, правильных линий, в которые вытягивались густые брови, точёный нос, торчащие из-под футболки ключицы, длинные загорелые ноги, — и от несправедливости Сергею хотелось плакать. Если Судьба привела Олега сюда, столь жестоко поступив с одним из своих лучших творений, ему самому наверняка придётся несладко. Ещё долго-долго после этого, почти полжизни, что они проведут вместе, Сергея будет мучить один вопрос. Он будет задаваться им тихими ночами, катать, как хлебный мякиш, в своей голове, но никогда не находить ответа. А когда Разумовский, не выдержав, однажды задаст его Олегу: — Почему я? — имея в виду «почему тогда ты выбрал именно меня и почему по-прежнему остаёшься рядом?», то получит в ответ ту же острозубую полуулыбку и тихое: — Не забивай голову, Серый. А как иначе? И в этом весь Волков. Если Сергей чудаковатый, неправильный, гротескный, то Олег — самый что ни на есть верный. Если он сказал, что никогда его не покинет, значит, так и сделает. Так он и сделал. Олег был рядом с ним, когда Сергею поставили первый в его жизни фингал — просто так, потому что тот встал на пути местного хулигана. Правда, он же был и последним — после того, как Олег пообещал «поговорить с ним по-мужски» и вышел из медпункта, напоследок заговорщицки подмигнув другу, шайка того бедолаги стала обходить Сергея стороной. Волков видел его в самые лучшие моменты, когда Сергей искрил от счастья и готов был кричать о нём на весь город. Он видел его на самом дне, когда Сергей меньше всего на свете походил на человека. Олег не покинул его даже после той злосчастной шахматной партии, на длинном пути возвращения к реальности, после стычки с Алтаном и Драконом, которая чуть ли не стоила ему жизни. Раньше Сергей думал, что Олег просто милосерден. Что его сердце со временем способно вместить в себя всю несправедливость этого мира. Но потом Разумовский понял — милосердные бойцы не возвращаются живыми из Сирии. Из милосердных киллеров выходят ужасные наёмники — а Олег был лучшим в своём роде. Сергей не раз просыпался от сдавленных выкриков из соседней комнаты — в какой-то момент Волков перестал просыпаться от кошмаров, предпочитая справляться с ними во сне, а не сбегать в реальность — и знал, что в этот момент в его голове разворачиваются отнюдь не милосердные сцены. Олег вовсе не милосердный, он — удивительный. Тогда, больше двадцати лет назад, он смог разглядеть в Сергее то, что заслуживало его неотрицаемой преданности, и оставался с ним до сих пор. Он хватался за это неведомое нечто в Сергее так долго и упорно, что Разумовский не мог не ухватиться сам. Так он нашёл в себе поразительную силу. Олег всегда был чуть внимательнее, бережнее и участливее нужного. Сначала ему хватало одного слова, чтобы понять, что Сергей хочет сказать, потом — одного взгляда. А затем Олег начал ощущать желания Разумовского так естественно, словно те были его собственными. Волков стал для него чуть роднее, чем это было нужно, и сполна поплатился за это. В прошлом Сергей нередко пренебрегал Олегом — возможно потому, что не верил, что тот действительно останется с ним навсегда. Возможно, каждый день, каждый час, каждую минуту своей жизни он готовил себя к тому, что Олег, ставший её частью, словно воздух, которым Разумовский дышал, вдруг растворится. Но Волков оставался — и остаётся, — поэтому Сергей решил исправляться. Конечно, он не подставит своё тело под пули, но, к счастью, забота имеет накопительный эффект. Он выражает её словами, потому что так Волков понимает лучше всего. Да и с его действиями соревноваться тяжело — Сергей даже не старается. Разве что иногда. Сергей заказывает в доставке фигурные разноцветные макароны лишь для того, чтобы из раза в раз слышать в коридоре хриплый смешок, когда Олег забирает пакет у курьера. Старается не задерживаться с работой допоздна, чтобы Волкову не пришлось ждать его слишком долго (а он всегда ждёт). Никогда не подходит к Олегу со спины, потому что это может возродить в нём нехорошие рефлексы. Они смотрят все фильмы, которые Волков пропустил в период службы. Плохие и хорошие, короткометражные и полноформатные — Волков оказывается заядлым кинокритиком, и Сергей корит себя за то, что никогда этого не замечал. На их диване по-прежнему мало места для двоих, но они не покупают новый, потому что это кажется чем-то правильным, родным, их. Сергей позволяет Олегу хозяйничать на его кухне. Он даже не заикается о том, что при желании они могут позволить себе личного шеф-повара с небольшой командой помощников — потому что такого желания со стороны Олега никогда не поступает. Порой посреди рабочего дня Сергей прокрадывается на кухню и следит за Волковым из безопасной тени. В такие минуты Олег выглядит сосредоточенным, но не напряжённым — цепкий взгляд, блуждающая полуулыбка и отточенные движения сильных рук. Наверно, именно так выглядят люди, которые занимаются тем, что им действительно нравится. У Олега есть собственная спальня, но Сергей позволяет ему засыпать в своей кровати тогда, когда он захочет. Разумовский пускает его к себе без стука и предупреждения — ему нечего прятать от Волкова, который видел его в самые худшие мгновения. Обычно он заходит молча и иногда остаётся незамеченным до тех пор, пока взгляд Сергея случайно не падает на другую половину кровати. Олег ложится рядом с ним всегда чуть на расстоянии, давая Сергею свободу движений, и долго-долго смотрит на него, не двигаясь. В такие моменты Разумовский боится смотреть на него в ответ, потому что во взгляде Олега то, чему он не знает названия. Это одновременно завораживает его и пугает до глубины души. Олег никогда ничего не требует и не просит — Сергей отдаёт всё сам. Всегда отдавал, ещё со времён приюта. Полдничную булочку с повидлом, свои конспекты, трепетный первый поцелуй, обещание ждать (так, как никого и никогда), больше денег, чем услуги Волкова когда-либо стоили, всю свою злость, боль, обиду — и любовь. Любовь, которой его чёртово чёрствое сердце заполыхало, как небо над Москвой в новогоднюю ночь. Сергей знает наверняка — если с Олегом что-то случится, это чувство пропадёт навсегда. Ни с кем он не будет так близок и ни к кому не будет так привязан. Он просто не сможет, потому что, к счастью или к сожалению, сердце у человека одно, и своё он уже отдал. Впрочем, Сергей не жалеет об этом — сложно представить хранителя более надёжного и подходящего для него, чем Волков. Олег несправедлив, ведь он относится к Сергею гораздо лучше, чем он того заслуживает. У Волкова это получается естественно, как дыхание, и Сергей не устаёт этому удивляться. Он словно был рождён для того, чтобы быть его телохранителем — Олег любил в шутку подначивать этим Сергея, и последний всегда только отмахивался, но сейчас начал задумываться. Возможно, именно поэтому его сотворили таким фантасмагорически неладным? Чтобы только рядом с Олегом он ощущал, как весы его души уравнивались? Если Сергей — это рушащаяся от одного неосторожного движения дорожка домино, то Олег — мерный звук, с которым одна пластинка касается другой, прежде чем упасть. Волков привносит толику правильности в каждое разрушение, которое дарит прикосновение Разумовского. Сергей не знает, сколько ещё лет рядом им уготовано. Сколько раз они встретят дни рождения друг друга, найдут очередное блюдо, которое у Волкова получается лучше, чем в небольшом французском ресторанчике с аутентичным интерьером, и выключат фильм на двеннадцатой минуте, потому что оба знают, что лучше он уже не станет. Сколько раз они поссорятся и вновь помирятся, лишь подвергнув друг друга смертельной опасности, — потому что где Сергей, там и Олег, иначе быть не может. Разумовский понятия не имеет, а Волков даже не задумывается — полжизни в обнимку с оружием на вражеской территории, которой постепенно становится весь окружающий мир, наверно, отучает от таких привычек. Но, возможно, им и не нужно этого знать. Какая разница, если они поклялись никогда и ни о чём больше не жалеть? Прошлое и так подарило им больше боли, чем человек способен вынести — страшиться ещё и будущего совершенно ни к чему. Сергей знает, что его сердце умрёт вместе с Олегом. Иначе и быть не может — оно уже делало так однажды и, к счастью, воскресло вместе с ним же. Что до Олега… Сергей не знает, что случится с Волковым, если его когда-нибудь не станет. Разумовский предпочитает не задумываться об этом — в ближайшее время он всё равно никуда не собирается. А пока Сергей рефлекторно разглаживает спутанные после душа волосы Олега, держа в другой руке новый выпуск журнала «Безопасность информационных технологий». Пока он ложится спать, выключая торшер только со своей стороны кровати — Волков не может засыпать без света. Пока он просыпается посреди ночи от того, что крик полицейской сирены раздаётся совсем близко — в такие моменты Сергей замирает на кровати, не в силах пошевелиться. Он поднимает глаза и ловит ответный взгляд Олега. Его глаза тёмные, радужка сливается со зрачком, а напряжение в каждой клеточке тела трудно не заметить. Но Волков удивительно спокоен, словно с рождения готовый ко всем ненастьям, что могут с ними случиться. Когда вой сирены наконец затихает, удаляясь, глаза Олега начинают медленно закрываться. Сергей следит за плавными движениями его ресниц — вниз и снова вверх, сопротивляясь, вниз, небольшая пауза и снова вверх. В полудрёме Разумовский двигается ближе — щетина колет губы, когда он оставляет на скуле Олега короткий поцелуй. Сергей опускается на подушку, их лбы соприкасаются, и только тогда он чувствует, что снова может дышать. Мысли в его голове разом затихают, и гул не спящего даже в такую рань Петербурга уходит на второй план. Единственное, что имеет значение — тихое дыхание и тепло рядом. Краем сознания Сергей улавливает, как его притягивают ближе — рефлекторно, чтобы в случае опасности успеть прикрыть собой. Пока у них ещё остались ночи, когда Сергей чувствует себя в безопасности даже во сне, а Олег не просыпается до самого утра, все несправедливости этого мира теряют свою значимость. И пока они есть друг у друга, этим ночам не будет конца.