Солнечные звёзды

      Сука, как же заебали все эти правила: курить нельзя, пить нельзя, гулять нельзя, ничего, сука, нельзя. Хотелось просто сбежать от всех этих правил как можно дальше и даже не вспоминать о том, что когда-то они были. Вот только каким бы мамкиным бунтарем Кашин бы не был, а всё-таки ссыкло.       На коридоре рыжий стоит и высматривает кого-нибудь знакомого хотя бы. Пиздец, куда подевался Коля? Где Илья? Где хотя бы Лиза? Почему коридор вообще пустой? Только в самом конце, возле двери в женский туалет, парень какой-то стоит. Из-за двери блондинка выглядывает, тот ее вытягивает и к стене жмёт. Как змея возле нее бедрами вьется, трётся. Похотливый ублюдок, Даня его вроде два раза видел раньше на коридоре, даже имя слышал. Отлично, два раза видел и хватит, уже почти друзья.       — Эй, Руслан вроде? — обращается рыжий, прерывая обжимания парочки у туалета. Тушенцов поворачивается недовольно, в глаза голубые смотрит и, если честно, на блондинку хер забивает. — Помоги мне свалить.       — А мне какая с этого польза? Я тебя даже не знаю.       — Данила, — недовольно протягивает руку рыжий, он думал, что все будет проще. Хуй с ним, главное, чтоб помог. — Поможешь?       — Могу у физрука тачку вскрыть, сам дальше справишься? — Руслан старается всё-таки удержать девушку на месте, потому что трахаться хочется, а эта блондинка единственная, кто под руку попался. Не Данилу же трахать, хотя.. — Хотя, в жопу дашь?       — Дам, — спокойно отвечает Кашин, а шатен ахуевает. — Поехали, чем быстрее свалим отсюда, тем лучше!       Тушенцов девушку у двери со стёртой помадой и слетевшими бретельками оставляет. Та недовольно и громко каблуками в другую сторону стучит. Парни бегом направляются к выходу. Руслан не более пяти секунд на открывание машины физрука потратил. За руль садится, ждёт, пока рыжий затейник рядом сядет. Тот громко дверью ляпает, и Руслан трогается с места.       Данила такое чувство свободы чувствует, что улыбка счастливая сама по лицу расползается. Телефон от звонков разрывается, чужой тоже. Всё-таки спалила их та сучка на марафете. Даня, не отвлекая Тушенцова от дороги, его телефон отключает вместе со своим и на заднее сидение кидает. В щеку этого малознакомого, но такого родного уже, парня целует и продолжает наслаждаться быстро меняющейся картинкой за окном. Руслан даже не знает, куда едет, но в компании Кашина похуй куда, хоть на кудыкины горы.       На заправку заезжают, потому что чуть посреди трассы не застряли. Кашин на улице стоит, осматривает разрисованный граффити туалет. Шатен же в это время на кассе расплачивается, с кошелька физрука, само собой. За полный бак платит, пару булок хватает, пару банок колы и энергетика. За спиной кассира видит пачку презервативов и тоже берет. Ну так, вдруг рыжий не шутил по поводу в жопу дать?       Уже темнеть начинало, они уже пять часов в дороге прямиком в неизвестность. Семнадцатилетний Тушенцов и шестнадцатилетний Кашин, которым просто не захотелось следовать правилам и захотелось потрахаться — кому что. Руслан тормозит где-то посреди поля какого-то, с обочины съехав. Они с машины выходят, Данила первый на траву сухую падает. Шатен просто рядом приземляется.       — За звёзды шаришь? — интересуется Кашин, обращаясь к парню. Тот головой отрицательно мотает. — Жаль, я тоже не шарю.       — Мне нравится шарить за солнечные звёзды.       — Солнечные звёзды? — не понимает Кашин. Он не то чтобы сильно на астрономии вникал, но такой хуйни он точно не помнит. — Что это за хуйня?       — Это веснушки твои, — говорит Тушенцов, голову на рыжего повернув. Как жаль, что сейчас плохо видно его веснушки. — Они мне нравятся, светлые, яркие как солнце. Но их так много, они будто звёзды.       — Боже, какой бред, — на смех прорывает. Засмущался, конечно, но показывать этого не хочется. — Ты мне сейчас романтичную хуйню несёшь, чтоб я тебе в жопу дал?       — Нет.       — Врёшь?       — Однозначно да.       Данила смеётся заливисто. По карманам шарится, пытается найти пачку сигарет. Одна штука в пачке смятой лежит. Вынимает сигарету и зажигалку, что почти закончилась, поджигает и первую затяжку делает. Руслан прямо со рта стик вырывает и сам дым в лёгкие пускает.       — Фу блять, ты гламур куришь что ли? — парень с языка эту приторность сплевывает. Он привык к горечи, он именно в ней кайф сигарет и находил. — Данил, ты случаем не баба?       — Сейчас в ебло дам, по силе удара узнаешь, — Кашин обратно сигарету забирает, пепел стрясает на траву. Рискованно, но хуй с ним. Вновь дым вдыхает, но не выдыхает. Плавно и грациозно, будто кошка, перебирается на бедра шатена. Также плавно, к тому же гибко к лицу наклоняется и, не касаясь, в приоткрытые губы выдыхает. — В жопу дать?       Тушенцов резко за талию хватается, переворачивая рыжего обратно на землю холодную. Тот головой о твердую землю бьётся, шипит, возмущается, особенно когда язык чужой резко на губах чувствует. Тот раздвинуть их пытается, и очень успешно. Даня сигарету не до конца потушенную к машине кидает, руки к штанам чужим тянет, одну пуская под ткань. Он резко сжимает член через трусы, из-за чего Руслан даже сжался и болезненно в поцелуй простонал.       — Вот же стерва рыжая, — шипит Тушенцов, одной рукой за затылок рыжий хватается. Он только задумался о том, что Даню хочется не трахнуть, а любить. Хотя, можно же сначала трахнуть, а потом уже любить. А может совместить можно? Вот же блять, надо было ту блондинку просто выебать в том коридоре, а не за Кашиным идти. Он же, блять, не думал, что за пару часов дороги так полюбятся ему эти веснушки, такие же рыжие, как и макушка. — Ещё как дать, Даня.       Тушенцов сдержанно стонет, когда ладонь по члену грубо проходится уже не через ткань нижнего белья. Шатен так не вывезет, руку от органа убирает с трудом. Он штаны свои полностью снимает, двумя штанинами руки лежащему парню связывая. Трава, на солнце сгоревшая и от этого сухая, больно впивалась в колени. Тушенцов рваными движениями штаны с соблазнительных бедер снимает. Оставляет болтаться те на одной ноге, громко бляшкой ремня о землю биться.       Сказать, что шатен почти не старался Даню подготовить — ничего не сказать. Просто на пальцы плюнул, сразу два толкнул, немного повозился там, на манер ножниц пораздвигал и решил, что хватит уже. На голубых глаза видны такие же голубые, из-за освещения луны, слезы. Больно было просто ужасно, но, кажется, за такое ахуенное личико Кашин готов простить ему все. Видимо, у самого какая-то симпатия к кареглазому возникла.       Руслан оставляет рыжего задницу на холодной земле морозить, пока в пакете в машине рыщется и пытается распаковать пачку презервативов. Один фольгированный квадратик достает, по пути к телу на земле уже раскрывает. Вновь на колени перед Данилой становится, нервно презерватив по члену раскатывает. На ладонь плюет сразу побольше, в конце концов, если пару минут назад хотелось Даню любить, то сейчас нужно хоть в чем-то не налажать. В растяжке он уже явно проебался, раз реснички уже мокрые.       Медленным, плавным толчком входит. С остановками частыми, чтоб парень привык, чтоб воздуха в лёгкие набрал. Тушенцов сам в полных ахуях с узости чужих стенок, что так приятно член сжимали. Парень сам стон несдержанный роняет, чисто рефлекторно сильнее вжимаясь бедрами.       — Боже, блять, ты такой ахуенно узкий, — делает своеобразный комплимент Руслан, когда первый раз медленно выскальзывает на половину, а потом довольно резко толкается обратно. — Дань, ахуенный.       — Конечно узкий, еблан, я девственник, — сквозь слезы на глазах и ком в горле говорит Кашин. Он за траву пытается ухватиться руками связанными, да только та из рук выскальзывает. А из-за того, что ухватиться не смог, то следовало шатену толчок бедрами резкий сделать, так он по траве вверх проехался. Та поломанная вся, колючая и острая, из-за чего больно царапается. Спина-то не сильно пострадала благодаря одежде, а вот заднице конец. — Сука, ты либо нежнее будь, либо подложи хоть что-то, романтик хуев!       Тушенцов зипку свою снимает, под ягодицы подкладывает аккуратно, а теперь уже начинает двигаться куда быстрее, чем раньше. Теперь единственное, что из-за травы страдало — колени кареглазого, но он потерпит. Теперь ещё и комары за плечи и спину кусаться начали, что явно не к месту. Шатен раздражённо глаза закатывает, вздыхает тяжело и в землю парня бедного втрахивать начинает. До громких шлепков о чужие бедра, из-за которых Данила в стонах глотку рвет, не стесняясь совсем: они ночью в пустом поле, кого стесняться? А Руслан все соки выжимает из него, все ещё не может с углом определиться, все никак не может устроиться так, чтоб колени не тёрлись больно. В итоге совершенно случайно нечто внутри задевает — ну не настолько он осведомлен о сексе с парнями, — а Кашин уже содрогается весь, громче прежнего стонет. Руслан даже останавливается, чтоб узнать, что да как.       — Ебаться сраться нахуй, ещё раз можешь? — просит Кашин, чуть прохрипев.       Руслан дальше начинает вколачиваться именно под таким углом, с пущей скоростью и силой. Руками бедра придерживает, чтоб Кашин не отъезжал при каждом толчке вверх. Пальцами в бедра впивается, что достаточно больно, но на фоне подходящего оргазма идёт как дополнение. Приятное дополнение. Тушенцов раньше кончает, потому что Даня лучше любой сучки стонет, извивается, да даже выглядит. Рукой Кашина до разрядки доводит, быстро рукой от основания до головки проводит, чуть надавливает, немного сжимает; подозрительный запах гари чувствует. Руку что ли так во время дрочки натёр..       — Физрук нас казнит... — Даня за спину шатена смотрит и в ахуе лежит. Он ещё от оргазма не отошёл: лежит, дыхание в норму все никак не приведет, а тут такое потрясение... — Как думаешь, а мустанг сильно дохуя бабла стоит?       — Мустанг? — Тушенцов голову поворачивает, а там машина уже медленно плавится начала. Блядская непотушенная сигарета и сухая трава... — Дохуя, но не больше, чем наши жизни.       Руслан быстро встаёт, презерватив использованный в сторону горящей машины кидает — хуй с ним. С рук Кашина завязанные штаны снимает, надевает, ещё и рыжему помогает одеться, а после за руку его тащит куда подальше. За телефоны и деньги обидно, но зато если тачку найдут — то хуй с ним, вдруг подумают, что парни в ней и сгорели и искать не будут.       Стоят они на расстоянии пятиста метров от уже не хило так разгоревшегося автомобиля, смотрят внимательно, как яркие языки пламени все выше и выше поднимаются. Рыжий неуверенно пальцы чужой руки со своими переплетает, голову на него поворачивает. Руслан в ответ смотрит и совсем засмотрелся: как же ахуенно яркие оранжево-красные искры огня подсвечивают рыжие веснушки на чужом лице. Оба одновременно друг к другу тянутся, губами в поцелуе сливаясь.       Семнадцатилетний Руслан и шестнадцатилетний Даня так и стоят посреди поля, где горит мустанг угнанный, зато счастливые, ведь вместе. Вместе не только пальцы и языки переплели, но и судьбы.