Пороки Бесова

Сколько себя помнила, она всегда была обычным ребенком. Такими были все, кто хотел выжить. С протестующими расправлялись: медленно и уверенно. Селину воспитывала тётя. Разочарованная в жизни женщина, не работающая, вечно курящая и пахнущая перегаром, вряд ли создавала образ хорошего родителя. Однако, родственников больше не было: родители исчезли и никто их не искал. Да и как? Невозможно найти двух маленьких неприметных человечков во всей огромной галактике. А может, все знали, где они? Все, кроме Селины. Фигура тёти всегда была авторитетом для девочки. Разумеется, одинокая женщина не справлялась, потому и глушила проблемы алкоголем. Тем не менее, она всегда старалась быть хорошим опекуном: ребенка не била, одевала, кормила, учила выживать. Именно благодаря ей Селина узнала, как существовать в гетто: не высовываться, не стучать, игнорировать происходящие вокруг морально неправильные вещи. Дела до ребенка никому нет - дети могут влачить свое жалкое существование, не опасаясь за свою начавшуюся жизнь… если родители этому не способствуют. Тётка никогда не рассказывала о родителях Селины. О ней самой девочка тоже знала мало, и то в основном из разговоров соседей и знакомых, а не из первых уст. Картина складывалась малоприятная: сначала женщина работала проституткой, потом нашла себе некого мужчину - из гетто или центра, Селина так и не поняла - о нем распространялись еще меньше, чем о самой тёте, но ясно одно: вскоре тётка забеременела, потеряла ребенка из-за сомнительного образа жизни, который вела, а следом исчез и этот загадочный человек. «У тебя же есть я, я тоже ребенок, почему он не вернется?» - спрашивала маленькая Селина, вечно мельтешившая в ногах у готовившей плохого качества пищу тётки. Она всегда тяжело вздыхала, прежде чем дать ответ на любой вопрос девочки: «Ох, Джун…» - начинала она (вторым именем Селины было Джун, и тётке оно нравилось больше) - «пути Господни неисповедимы…» - а так она отвечала, когда не хотела о чем-либо говорить. Селина более и не спрашивала, постепенно привыкнув к подобного рода ответам. Женщина не была религиозна, никогда не ходила в церковь, но, видимо, ответить так было легче, чем объяснять малышке все сложности взрослого бытия. Бог упоминался в стенах их тесной квартиры часто, но Селина понятия не имела, кто он такой, а тётя не хотела рассказывать. Тётка никогда не хотела растить из Селины правильную: «так здесь не выжить» - говорила она. Ругаться можно, но при людях из центра нельзя; бить можно, но без следов и свидетелей; если следы или свидетели остались, отпираться до последнего; на предложения незнакомцев не соглашаться, но «друзьям» помогать нужно; ребенка обыскивать не будут - у себя можно хранить многие из нужных «друзьям» вещей; никому не рассказывать, если спросят, что делали «друзья» - отвечать, что сидели дома; «друзья» - одобренные тёткой люди, они могут рассказать много интересного, но о себе ничего рассказывать им нельзя; тётку слушать, но ругаться с ней можно, если очень хочется; при «не друзьях» о ее указах не упоминать, лишь делать, что указали; ну и «думать головой» - самый важный и главный совет, хоть Селина и не понимала, чем еще кроме головы можно думать. В школе были такие же дети, как и Селина. Взрослые почему-то называли ее «мисс Ойзис» и на это странное имя надо было отзываться (на вопрос «почему», тётка отвечала коронным «пути Господни…»). Взрослых почему-то надо было называть миссис/мэм или мистер/сэр, в зависимости от пола. По какой-то непонятной Селине причине их надо было слушаться, а вскоре она узнала, что называть миссис Свен «миссис свин» нельзя, хоть и эти слова похожи. Уроки были интересными, но училась девочка плохо. На ее рассказы о школе тётка лишь вздыхала и тихо причитала себе под нос, что Селина «пошла в отца». Селине не нравилась эта ее фраза, ведь отца она не знала и хотела пойти только в саму тётку. С годами девочка стала лучше понимать, что окружает ее. Наказы тётки уже не играли той роли, что прежде: она сама определяла, что и кому рассказывать, где и кому помогать. Селина часто дралась и ругалась, из-за чего тётку регулярно вызывали в школу, а та, кряхтя и вздыхая, ворчала, что девочка «отбилась от рук» и «стала неуправляемой», на что Сели лишь пожимала плечами и закатывала глаза, ухмыляясь, как это часто делал сосед дядя Джон, регулярно заходивший к тётке забрать какие-то посылки, которые ей присылали страшные люди, коих девочка никогда не видела. «Друзья» были только у тётки, своих у Селины завести не получалось. Сначала она пыталась, но вскоре оставила попытки: подслушанные ей разговоры родителей одноклассников гласили, что с Селиной нельзя сближаться из-за ее родителей, надо ее избегать. Девочка часто злилась, слушая их пустую болтовню, ведь родителей она не знала и точно не была похожа на них, хоть и по словам тётки «пошла в отца». На тётку тоже приходилось злиться, ведь она ничего не рассказывала, а лишь глотала странную жижу из дурно пахнущих бутылок, парочка которых всегда стояла на столе, и тяжело вздыхала, стоило лишь Селине завести об этом разговор. Со временем она перестала спрашивать, но не злиться: окружающие люди были глупыми и раздражающими, их всех хотелось пару раз ударить по лицу, но этого делать было нельзя: за это кричали и угрожали всем, что приходило в голову, на что Селина лишь пожимала плечами, злобно дожидаясь, когда разбушевавшийся взрослый прекратит горланить и отпустит ее домой к тётке, которая не умеет кричать. Время неумолимо летело вперед, все вокруг менялось - менялась и Селина. Она никогда не тешила себя надеждами на светлое будущее, но не могла представить, что оно станет настолько-настолько темным…