Болтая

      Первые пять секунд телефонного разговора Уильям слушает, как с другой стороны линии говорящий шикает на кого-то, смеётся. А потом проламывает Темзенду грудную клетку одним звонким: «Позабыл, небось, Уилли?».       — И тебе здравствуй, — нет, честно, будто ничего-ничего не случилось: будто никакой войны не было, будто последнюю их встречу те провели не в Севре за подписанием очередного договора.       — Ты никогда мне не звонишь, — Уильям давно привык, что первым звонили Франции.       В их дуэте, «болтал» всегда Пьер. Долго-долго скакал с темы на тему, с какой-то плавной звонкостью-перестуком мелодичность голоса обнажая.       Темзенд слушал. Вообще всегда.              — Обычно это делаешь ты.       Это отвратительная привычка: де Сенье мог позвонить из любой точки Парижа, параллельно хихикая и от кого-то отбиваясь. Уильяму эта суматоха казалась совершенно далекой: разумеется, из темного кабинета о таком думается иначе.       — Потому что от тебя все не дождусь, — Пьер говорит тише, шелестит почти. Ради Бога, Темзенду пора забыть ассоциацию: шепот - плохо, что-то случилось.       — Почему мы начали шептаться? — Лондон сам не замечает, как шепчет в ответ. Что-то вроде зевоты: зевнет один, и потянется вереница.       Париж теребит телефонный провод. Слышно из-за неразборчивых помех.       — Я, вообще-то, не должен тебе сейчас звонить, — Пьер, наверное, сейчас накрутил себе кудрявый локон не палец: Уильям ловит себя на том, что знает наверняка, — Как ты?       А как Темзенд?       Вообще, привычка думать о своем состоянии - исключительно заслуга де Сенье. Потому что он обязательно спросит, ещё и сквозь мили, сквозь Ла-Манш, услышит в трубке всякую ложь.       Темзенд хорошо. Экономика Британской империи укрепляется, территории увеличены…       Хотя, хорошо скорее Британской империи. Как Темзенд?       — Нормально.       — Нормально - это нормально, или ты просто не знаешь, что ответить?       Уильям всегда знает, что ответить Пьеру. Просто когда дело доходит до пустяковых вещей вроде эмоций — они у Лондона есть, к великому сожалению — он совершенно не понимает, чего от него ждет Сенье.       — Нормально - это нормально.       Какие бредни.       — Хорошо, — снова помехи: либо Пьер отложил трубку, либо дернул шнур в сомнительном положении, — хорошо, — Париж выдыхает. Тихо выдыхает, и в выдохе тает весенний воздух на пару с улыбкой, — Расскажи мне что-нибудь.       — Ты занят, — Уильям констатирует, нежели спрашивает.       — Тебе настолько претит мое общество?       Не претит, просто Темзенд никогда не умел рассказывать. «Болтал» в их дуэте всегда Пьер.       — Что мне рассказать?       — Тебе правда нечего?       О, рассказы Уильяма могли бы тянуться бесконечность: только это рассказывала бы столица Британской империи, а не Уильям.       Размышления прерываются шепотом с другой стороны провода: что-то неразборчивое, с еле слышимым «Сейчас, пару минут».       — Где ты?       — Уилли, просто расскажи мне что-нибудь.       От Пьера ничего не добьешься, когда он говорит так.       Париж напоминал праздник. Бесконечный праздник, вся фантазия Франции в столице: костюмы из бумаги, премьеры в театрах, телефонные аппараты. И, верно, это де Сенье в пору забывать о Уильяме, нежели наоборот.       Не-а, к черту. Он просит разговаривать с ним, не объясняя причину шума на фоне.       — Недавно предложили создание Большого Лондона. Город разрастается за пределы графства.       — Куда же дальше? Не устал, самый большой город?       А Пьер не устал от бесконечных маскарадов? Не устал от этого ощущения нереальности происходящего?       — Как слышишь, — Уильям сказал бы «как видишь», но де Сенье, в том-то и дело, не видит, — Почему ты звонишь?       — Дорогой, не так нужно намекать на неприятное общество.       — Ты - не неприятное общество.       — Я просто хочу тебя услышать.       Пьеру кажется, что в этом бесконечном празднике, холодные ноты чужого голоса — единственное, что звучит не из под толщи воды.       — В семь вечера?       — Я знал, что ты возьмешь трубку, — что же, стоит признать, тут Парижское воплощение не прогадал.       Звонки после шести - дурной тон. Пьер, в общности - один сплошной дурной тон.       — Однажды перестану брать трубки.       — Не перестанешь, — Сенье улыбается. Уильям слышит улыбку.       Пьер, в общности - один сплошной дурной тон. А Темзенд - джентельмен.