about the dream(ers)

мечты не становятся явью от одного лишь желания, они воздвигаются по кирпичикам, плотно смазанных потом, ненавистью к себе и неустанной верой во что-то безупречное. стайлз искренне считает, что человеческая мотивация — ни что иное, как страх, спровоцированный чужими ожиданиями. от рождения до самой смерти мы стараемся удовлетворить не внутреннего ребёнка, надеящегося на безусловную справедливость, а взрослых, ослеплённых материальным, систематизированным миром. никакой импровизации, только чётко сформулированные и выстроенные по порядку цели. если закрыть глаза, то можно представить, будто их пункты как наконечники стрелы, угрожающе направленные на одну единственную мишень. стайлз чешет подбородок, где вроде как пробивается щетина, и убирает с век остатки дрёмы. массачусетское солнце слепит до цветных пятен, по ощущениям едва ли не прожигая сетчатку насквозь, и провоцирует выхлоп воспоминаний об недавнем вечере на пару с лсд на съёмной квартире. тогда аляповатые картины с натюрмортом и охотниками викторианской эпохи в гостиной вызывали вместо смеха непреодолимый страх, застывающий льдом в венах. звонок скотту в три утра, бессвязный поток слов о преследователях, заговорах, нацеленных на изъятие его гениального ума для завоевания америки, мошпитом бьющееся сердце в заиндевевших оковах сосудов — всё перечисленное до сих пор отзывается в организме тошнотой. бесспорно, лучше было бы по классике обойтись пиццей, «звёздными войнами» и колой. — ближайшие патрули, код 10-38 на автомобильной стоянке «оливер-стрит» на северной-кэмпбелл-авеню. повторяю, код 10-38. голос дежурного доносится сквозь помехи и стайлз, отпив немного газировки, отвечает на вызов. звякает связка ключей, глухо заводится мотор служебной машины. казённый аппарат звучит, конечно, получше кряхтения старого пикапа, однако стайлз без сомнений выложил бы десятку на то, что ни одна другая тачка не послужит своему хозяину настолько же самоотверженно, цепляясь за отведенный век кусками синей изоленты. пальцы, испачканные чипсами, неприятно липнут к рулю, но отвлекаться поздновато. не хватало ещё засветиться в дтп и лишиться пары сотен долларов из зарплаты из-за глупого штрафа. подпевая ариане гранде, стайлз паркуется неподалеку от пустующего кирпичного строения с высокими окнами и мимоходом представляет, как чудесно здесь смотрелась бы какая-нибудь милая кофейня или булочная, если бы не низкая проходимость людей. последнее как раз по его части — чем меньше скопления граждан, тем выше шанс на мелкую уличную потасовку, ограбление или изнасилование. размышлять о данных вещах как об актуальных социальных явлениях прямо говоря не прельщает, но как полицейскому и просто любопытному засранцу ему интересно погружаться в мотивы правонарушений. чаще всего они совершаются как под копирку и даже не тянут на звание чего-то мало-мальски интригующего. статистически большой процент ужасающих по степени урона преступлений имеют под собой зыбкий фундамент в виде ревности, раздела имущества при разводе, а то и зависти, которую сглатывал чуть ли не каждый на планете. так к чему столь радикальные меры? выключив радио, стайлз отчётливо слышит какофонию из многочисленных ударов, обзывательств и болезненных стонов. проверив наличие пистолета в кобуре, вытирает руки о штаны и выбирается из автомобиля. мордобой воцаряется за зданием, на улице ни единой души, кроме тёмного силуэта, практически сливающегося с фонарным столбом. приглядевшись, стайлз замечает у незнакомца телефон, выставленный для съёмки происходящего. по правилам, в любом деле желательно сохранять свидетелей. однако стайлз нутром ощущает фальшь в сложившейся ситуации, словно ему с типовым вызовом вручили поездку на студию «universal». почему он не видит никого, кто хотел бы помочь бедняге? и если этот «кто-то» тот человек в чёрном, неподвижно стоящий немного за углом кирпичного строения, то почему нет рвения ни вмешаться, ни позвать кого-то на выручку? почему его телефон наготове поймать более удачный кадр, а не набрать номер скорой? стайлз решает выторговать у совести ещё несколько минут, чтобы до конца понять, что твориться. пот ручьём стекает с шеи под ворот рубашки, но уже не от жары, а от волнения. что, если он не прав? в участок могли позвонить и другие очевидцы, которые, вероятно, испугались и сбежали. в целом, довольно реалистичная и обыденная картина для стайлза. мало, кто способен вытерпеть разнообразные виды насилия воплоти, с запахом крови и чудовищной жестокостью. в какой-то момент всё стихает и перед зданием образовывается гурьба нервозных, пышущих злостью мужчин, молниеносно скрывающихся за противоположным от стайлза поворотом. он провожает их немигающим взглядом, кусая пересохшие губы. неужели ошибся? оставил несчастного на растерзание или…на верную смерть? неровным шагом двинувшись вперёд, он резко тормозит и прилипает спиной к ближайшей стене. высокая, тёмная фигура, больше напоминающая злой дух, на мгновение исчезает за кирпичным зданием, чтобы показаться стайлзу с избитым парнем наперевес. синие, отросшие волосы — единственное, что отпечатывается в его голове, прежде чем жертва и предполагаемый похититель уезжают на тойоте без номеров. отец советует стайлзу отвлечься, найти новых друзей и наконец посетить парикмахерскую. они стараются общаться чаще, чем раз в несколько недель, но ни того, ни другого не отпускают рабочие обязанности. скотт, с которым переписки теперь тоже не могут похвастаться высокой частотой, утверждает, что стайлз пытается забыться в рутине, напрочь игнорируя собственную личную жизнь. стайлз поправляет друга, называя себя в первую очередь патриотом, а потом уже психом с сдвг. врач хвалит его за решение кардинально сменить обстановку, отмечая, что при таком ещё нестабильном ментальном состоянии не помешало бы поберечь себя и научится существовать по более нормированному графику. стайлз не перечит, прекрасно осознавая правоту чужого анализа, и не вставляет смешные комментарии, чтобы сгладить напряжённую атмосферу. точнее, очень сдерживается от того, чтобы с издёвкой не протянуть «со мной всё в порядке, это вы недостаточно компетентны!» если преданность выбранному делу считается за признак какой-то болячки, то план по зомбированию нации начал давать свои плоды. между прочим он близок к разгадке тайны, которую все вокруг предпочитают игнорировать. когда ярко-синее пятно промелькнуло на экране телевизора, показалось, что помехи не заставили себя долго ждать даже на последней модели техники. но всмотревшись в изображение, стайлз ощутил, как в груди нечто возбуждённо заискрилось — перед ним та самая жертва, которую он неделю считал пропавшей. парень, примерно его возраста, яростно противостоял принципу «толерантности» и призывал остерегаться иммигрантов, демонстрируя на камеру в качестве доказательств своей позиции обширные гематомы и ссадины. далее повторно воспроизвели ролик, где толпа избивала неформально выглядящую сенсацию. стайлз пожалел бы несчастного, если бы не был в курсе тонкостей той неравной драки. как гик, не раз находившийся в мало приятных конфронтациях с одноклассниками из старшей и средней школ, он сразу же почуял что-то неладное. видео сняли практически без единого колебания телефона, словно оператор абсолютно не волновался за потерпевшего, что говорит либо о пониженной эмпатии, либо о наглой фальсификации. и то, и другое имело место быть, учитывая с каким лихорадочным блеском в темных, практически черных глазах так называемый кай андерсон вещал о потерянном благосостоянии америки. в участке никого толком не тронула его трагедия — стайлза изводила идея протыкать себе барабанные перепонки карандашом каждый раз, когда слышал гомофобное или расистское высказывание. если бы не сила воли и антидепрессанты, то он бы давно любовался их мордами, искаженными ужасом. благо, растворимый кофе — единственное, что пролилось на смене за столом. не обратив особое внимание на бурые пятна на бумаге, стайлз занялся рапортом об ограблении круглосуточного магазина и параллельно раскладывал по полочкам в голове выкрики кая андерсона. если даже у него не все в порядке с головой, то время для введения шовинистских распрей он выбрал как нельзя подходящее. президент с сомнительной репутацией, обострившаяся борьба республиканцев и демократов — факторы, которые прекрасно располагали к образованию сект под предводительством нарциссичных садистов. отец настаивает на том, что стайлз преувеличивает, осторожно спрашивает, соблюдает ли он прописанный врачом режим сна. стайлзу не прельщало врать, но было бы нечестно доводить родного старика до нервного срыва странными заскоками. он более менее успокаивает родителя, покупает в супермаркете пачку maltesers и плюхается в пикап. в спрингфилде на сей раз сыро, пахнет пылью и недавно прошедшим дождем. съев несколько конфет, предварительно подкинув их над собой, стайлз прокладывает знакомый путь к дому кая андерсона. миновало две недели с того момента, как он решил понаблюдать за настораживающим субъектом. сначала он просто следил за новостными сводками об андерсоне, а затем его любопытство переросло в ночные вылазки на выходных. порой даже после дежурств, в будни, ему не спалось, таблетки вызывали лишь тошноту и головокружение. поэтому прогулки, перетекающие в симбиоз работы и настоящего сталкерства, стали обыденностью. стайлз не считает, что поступает правильно, но он правда верит в то, что чутье не должно его подвести. внезапный стук по стеклу заставляет подпрыгнуть. стайлз озирается, понимая, что снова отключился и не удосужился даже прикрыть окно. — хэй. — слышит он дружелюбное приветствие. — не хотел тебя будить, но безопасность превыше всего. всякое может случиться на пустой улице, правда? притворный. такое определение крутиться у стайлза в уме, когда над ним возвышается кай андерсон. он уже выяснил, что андерсон почти каждый вечер разъезжает с некими людьми по городу на той самой черной тойоте, переодевается в стремный костюм клоуна, трепля нервы обычных граждан. связь между потерпевшими провести пока не удаётся. — кто стучится к незнакомцам ночью, если «безопасность превыше всего»? — иронично замечает стайлз, не отвечая андерсону той же «милой» улыбочкой. — дай угадаю, монстры? не уверен, что похож на кого-то подобного. кай андерсон прав — генетика не прогадала, когда одарила его ямочками на щеках, скульптурными лицом и большими темно-карими глазами, от которых мурашки пробегают по пояснице. однако стайлз не ведётся на конвенционально приемлемую внешность, чувствуя, как тревога изнутри прошивает тело тугими стежками, заставляет сжаться. андерсон рассказывает о своей партии как о главном детище всей жизни и предлагает посетить предстоящее собрание. стайлз вслух ничего не обещает, но в мыслях уже готовится к тому, что придется вливаться в общество неудачников, обиженных на мир. он искренне удивляется, когда вместо тайной штаб-квартиры где-то на отшибе города, его гостеприимно принимают стены чужого дома. с ним сухо здоровается уинтер, младшая сестра андерсона, и почти сразу же закрывается в собственной комнате. стайлз давно знает о ней, но только сейчас до него доходит юмор семьи андерсонов. кай — мальчик с ледяным сердцем породнился со стуженной зимой, очевидно, пугая даже её неестественной природой. старший андерсон угощает сырным читосом, позволяя взять из холодильника всё, что душе угодно. стайлз берёт энергетик, с сожалением припоминая очередную ненастную ночь. — как насчёт «вопрос-ответ»? — невзначай спрашивает кай после того, как они размещаются на диване. — окей. — не долго думая, соглашается стайлз и выдерживает встречный немигающий взгляд. — кто первый? — получается ты, раз вопрос уже прозвучал. — смеётся андерсон, без разрешения чокаясь колой с энергетиком стайлза. — в средневековье короли чокались с гостями, чтобы точно быть уверенными, что яда в их напитке нет. так, твой главный страх? — как и у всех. смерть. зрачков в глазах кая не выцепить, отчего кажется, будто сама бездна всматривается в тебя, желая затянуть в пучину кошмара. страшные сны для стайлза как постоянники в круглосуточных мотелях — заселяются, когда, с кем и куда захотят, а послать их невозможно. — умно, как и ожидалось. — ямочки на впалых щеках темнеют, углубляются от активной мимики. — твоя очередь. — почему синий цвет? — стайлз указывает на волосы. — ты не подумай, что я хочу прикопаться и так далее, просто… — просто мне за двадцать пять, у меня нет семьи и всё вкупе наводит на определенные выводы? — отчасти, да. судя по беспорядку в твоей квартире и рациону питания — ты задрот, особо не выбирающийся на поверхность из своего панциря. стайлз впервые улыбается в компании кая андерсона, ощущая как некий груз страха и ответственности спадает с плеч, как куртка под натиском освежающего ветра. — это было грубо, — без обиды в расслабленном голосе комментирует кай, откидываясь назад. — ну, знаешь, синий означает очень много вещей. небо синее, море тоже, огонь тоже бывает синим. электричество. этот цвет описывает даже человеческие чувства. — ты так заявляешь о своей многогранности? андерсон хымкает. — да. наверное. первая любовь? — дурацкий вопрос. — стайлз фыркает, жмурясь от газированной апельсиновой жидкости во рту. — и всё же. — это даже неинтересно. — неинтересно играть против основных правил. выкладывай. стайлз ненавидит тему отношений. привыкший полагаться на логику, он не способен высчитать алгоритм выигрышных действий в адрес зацветшей симпатий. и к чему вообще эта самая симпатия, если нужных инструментов в инвентаре никогда не имеется? — это девочка из школы, ничего особенного. — тебе разбили сердце? — участливо уточняет андерсон, двигаясь к стайлзу ближе. — лучше ударь меня, серьёзно. — эй. — перед носом стайлза появляется оттопыренный мизинец. — твоя боль — моя боль. я до гроба предан своим людям. а ты, мечислав стилински — определенно мой человек. и я сделаю тебя счастливым, вот увидишь. тебе больше не понадобиться та дрянь, которой тебя пичкают. стайлз разразился бы хохотом, но под ложечкой скручивает настолько, что слёзы невольно проступают на веках, а отодвинутые в дальний угол эмоции захлёстывают с утроенной силой. кай андерсон предпочитает уповать на традиционную концепцию «мечты», где рассвет наступает вместе с безусловной верой в него. заключая пакт о сотрудничестве на пальцах, стайлз надеется хотя бы на увлекательное расследование.