Закон равноценного обмена

В темпе вальса, в ритме скерцо, кажется, что бьётся сердце

ночь меня избавит от моих оков. Как атлант расправил плечи, просыпается вся нечисть улицы города во власти мертвецов

ХХХ

      - Да ебучий случай! Определитесь уже уебаны! — орала маленькая девочка в небо, размахивая руками. Она кричала долго, самозабвенно, до хрипоты, не забывая обласкать каждого родственника вплоть до четырнадцатого колена каждого из знакомых ей богов недобрым словом. Устав, Тэкера выдохнула и плюхнулась на траву.       - Фух! Аж полегчало. Ну и? Что теперь? Устроим оргию? Жертвоприношение? Откроем свой Колизей с блэкджеком и нимфами? Что на этот раз-то? И где здесь вообще хоть какой-то водоем?       Умирать было не страшно. Она делала это столько раз, что со счета сбилась. И с каждой новой жизнью искушение стать инициатором нового перерождения, проверяя тюрьму Сансары на прочность, становилось все сильней. Небо было потрясающе чистым, равнодушным, слепило своей яркой голубизной. Прохладный ветер трепал волосы, почти невесомые касания сочной зеленой травы приятно щекотали кожу. Тэкера прикрыла глаза.       - Что есть алхимия? — на грани слышимости прошелестело в воздухе её собственным голосом.       - Она из разновидностей мировоззрения и мироощущения. Точка зрения отличная от магов, жрецов, ученых или воинов. Просто еще один инструмент познания мира, — на автомате протараторила девочка, не размыкая глаз. Голос тем временем продолжил:             — … литров воды, двадцать килограммов углерода, четыре литра амм…             — Да-да, — лениво прервала голос Тэкера. — Фосфор, соль, селитра, сера, фтор, железо и кремний и еще сколько-то там элементов. К чему ты клонишь?             — Чтобы что-то получить…             — Дерьмо собачье! — разъярилась древняя душа, резко открыв глаза. — Люди вбили себе в головы это, потому что привыкли страдать! Нет никакого эквивалента человеческой жизни! Одна жизнь не может быть равноценна другой! Жизнь ребенка не равноценна жизни матери, жизнь короля никогда не станет равноценна жизни крестьянки! Вес души разный, опыт души разный, круг Сансары разный! Уж кому, как ни алхимикам об этом знать?!       Раздражение кипело в её венах, небо заволокло тучами, вдалеке послышались раскаты грома. Земля затряслась, прямо перед ней появилась идеально круглая каменная площадка с фигурами, окруженная каменными арками. Сверкнула молния вдалеке.             — Ну? И почему здесь это? — Девочка тяжело вздохнула. Ответа так и не последовало. — А почему бы, собственно, и нет.       По-старчески кряхтя, Тэкера поднялась и, пройдя через арку, она очутилась в самом центре площадки. Пророкотал гром и странную круглую постройку непроницаемой стеной окружила тьма, переливающаяся разрядами электричества. Тьма закрыла собой все фигуры кроме одной — гротескного обсидианового трона, который, за счет освещения от вспышек выглядел чересчур пафосно. У подножия трона лежала черная расколотая корона.             — Эпичненько, — хмыкнула девочка. — Ну и что дальше? Меня ждет библейский суд местных божков за нарушение каких-нибудь наспех выдуманных законов? Или мне вновь навяжут великую миссию в счет искупления моих несуществующих грехов? Не тяните уже! Говорите, что вам, блять, нужно?       Ей так никто и не ответил. Она бесцельно нарезала круги, пыталась сесть на шпагат, поиграла в воображаемые классики и даже успела вздремнуть. Никто так и не объявился. Даже голоса никак не прокомментировали её действия.       Любопытство верный спутник всех кошачьих и у нее в роду определенно где-то затесался какой-нибудь прародитель сих ленивых представителей фауны. Тэкера, будучи древней душой с огромным жизненным опытом, со всей своей вековой мудростью решила сделать то, что было самым верным поступком в данной ситуации: она сунула руку во тьму, а затем, набрав побольше воздуха в грудь и крепко зажмурив глаза, шагнула в неё.       Ожидаемой боли так и не последовало. Девочка открыла один глаз, затем второй и выдохнула. Субстанция нежно её обволакивала, ластилась, задорно сверкала синими вспышками. Вокруг ни зги не видно, и она попусту бродила, отсчитывая шаги. Когда количество перевалила за сотню, она вновь очутилась на той же самой площадке, перед тем же троном.       — Значит, уйти отсюда не выйдет. Хм, — демонстративно громко шлепая босыми ногами по каменному полу, Тэкера подошла к трону, взяла в руки осколки короны и со всей силы вышвырнула из круга. Все еще ничего не произошло, никто не объявился, чтобы её пожурить. Душа ехидно улыбнулась, хлопнула в ладоши:             — Ну что ж! Король умер! — громко провозгласила она и сев на трон, не менее громко объявила. — Да здравствует Королева!       Пространство громко затрещало, словно аплодируя, тьма слегка отступила, обнажая пятеро фигур. Своим построением они образовывали квадрат, в центре которого стояла самая большая фигура и все были расположены лицевой частью к трону.             Ближе всего стояли чистые, будто только что вымытые фигуры котов. Огромные для маленького ребенка, но по пояс в холке взрослому человеку. Первый - белоснежно-белый кот с розовыми алмазами вместо глаз. Второй был черного цвета с самоцветами в глазницах цвета янтаря. Тот, кто делал эти статуи был определенно мастером своего дела. Белый кот всем своим видом выражал игривость, любопытство и озорство. Он будто бы охотился за мелкой букашкой. Словно маленький котенок, познающий этот мир. Второй же, словно часовой на страже, чопорно сидел на своем месте, всем свои видом отображая кошачью гордость и грацию.             Прямо по центру, в гордом одиночестве на высокой куче книг лежала огромная белая змея. Она была высечена из мрамора, чешуйки были детально проработаны, что просматривалось даже сквозь приличный слой грязи, копоти, мха и непонятно откуда взявшихся тут веток. Глаза змеи были закрыты, неестественно длинный язык замер, будто пытался поймать что-то.       За змеёй, параллельно белому коту была парная статуя. Серый кролик, высеченный из гранита, инструктированный белым жемчугом, лежал, прижав ушки, а перед ним, расправив крылья, сверкая алыми рубинами, стоял ворон. Птица раскрыла клюв в крике, будто угрожала. Статуя была крепко оплетена корнями и покрыта бурыми пятнами. Тэкера дала бы руку на отсечение, что это кровь.             Последним же предметом в помещении были обычные матерчатые белые перчатки, припорошенные песком и листьями. На них были нарисованы странные круги с кучей непонятных мелких символов. Вокруг перчаток лежали самые настоящие гильзы от пуль весьма крупного калибра. Сами же перчатки, как и гильзы, лежали на клочке ярко-алой ткани.             — И так, мои верные подданые, — пафосно продекларировала «Королева», — обсудим вопросы насущные: кто виноват? Что с этим делать? Когда и главное, где устроить банкет и оргию в честь коронации? И почему наша казна пустует, милорды?       Разумеется, ей никто не ответил, самопровозглашенная Королева громко простонала и слезла со своего царского стула. Каменное основание неприятно холодило ноги, парная статуя кролика и ворона, перчатки и статуя змеи, до этого смотрящие на трон, с жутким грохотом стали поворачиваться против часовой стрелки сопровождаемые раскатами грома. Как только они повернулись спиной к трону и соответственно к ней, их поглотила тьма.

XXX      

      Тоджи не стал терять драгоценное время и собирался отвезти Зенинов прямиком к дочери. Что-то не давало ему покоя. Списав на все на близость «горячо любимых» родственничков, Фушигуро-старший решил не заморачиваться. Нужно предупредить Хизэши. Наемники не сильно привечают шаманов, особенно клановых. И эта нелюбовь взаимна.              — Держи себя в руках, сопляк. Вступаться за тебя не стану, — заранее предупредил Тоджи младшего из Зенинов. Наоя что-то ответил, но Тоджи его не слушал, застывая, как вкопанный, посреди улицы.       — Ну что там? Мне казалось, мы спешим? — проворчал Наобито. — Хм? Что-то случилось?             Фушигуро ему не ответил, он, нервно постукивая ногой, ждал пока на том конце поднимут трубку.             — Тоджи, Тоджи, пожалуйста, пожалуйста, — донесся из динамика испуганный шепот его жены. — Я не знаю, что делать. Мегуми он кричал и кричал, а потом этот мужчина… О, господи! Он мертв! Мертв! Пожалуйста, Тоджи, помоги, — она всхлипывала на том конце провода. — Я подвале, с Мегуми и Цумико, тут кто-то есть, пожалуйста, быстрее! И этот чертов кот, он спятил Тоджи!             — Будь там! Еду, — Фушигуро сбросил вызов и крепко стиснул челюсти. Он резко развернулся к Зенинам. — Планы меняются. Кто-то напал на мою жену. Надеюсь, это не твоих рук дело, дядя?       Наобито отрицательно покачал головой. Наоя едва ощутимо вздрогнул и сжал кулаки.             С виду дом выглядел как обычно. Никаких признаков незваных гостей.             — А ты неплохо устроился Тоджи, — присвистнул глава клана. — Что, прями и газон сам подстригаешь?       Его проигнорировали. Фушигуро прислушивался к ощущениям. Все было спокойно, но из дома доносился едва ощутимый запах смерти. Внутри все было перевёрнуто вверх дном. Не теряя времени первым делом, он проверил дверь в подвал. Она была не тронута. Внутри он ощущал присутствие трёх человек. Запах усиливался по мере приближения к комнате Мегуми.              — Ну ни хрена ж себе! — пораженно воскликнул Наоя. Тоджи молча с ним согласился.              Кем был этот труп они уже никогда не узнают. Его тело будто было растерзано дикими зверями. Очень голодными дикими зверями. В воздухе ощущалась проклятая энергия одного человека. Все комната была заляпана кровью и испещрена глубокими бороздами. Будто кто-то пытался разрезать стены острыми толстыми лезвиями. Других следов нападавших обнаружено не было.       В квартире послышался шорох. Затем женский вскрик. Раздался рык шикигами Мегуми.             — Не подходи! — просипел мальчик.       Тоджи наблюдал комичную картину, если бы она не была настолько страшной. Взъерошенный Мегуми с самым серьезным видом натравил своих слегка подросших шикигами на шаманов. Псы скалились и рычали, стараясь не жаться к ногам ребенка, сын злобно сверкал глазами. Наобито саркастично выгнул бровь, а у Наои было на редкость дебильное выражение лица. Оба Зенина неловко переминались с ноги на ногу.       Больше всех досталось его жене и падчерице. На лице и теле женщины почти не было живого места. Одежда была разодрана и еле прикрывала грудь и ноги. У Цумико была рассечена бровь, залито кровью лицо и сломана рука, которую она бережно баюкала. У Мегуми — ссадина на скуле и синяки от чужой хватки на горле. Ярость захлестнула Тоджи, в ушах зашумело.             — Подождите меня снаружи.       Благо Зенинам дважды повторять не пришлось. Как только чужаки ушли, сын кинулся к нему на шею, вжимаясь телом так сильно, будто боялся, что Тоджи исчезнет в воздухе. Микаса и Цумико не сдвинулись с места.       — Твоя квартира сейчас свободна? — Микаса кивнула. — Собери все необходимое. Поедете туда. Сидите тихо и не высовывайтесь, я буду позже. С вами останется кто-то из тех двоих. Живее Микаса!                          Женщина дернулась, как от пощёчины и утянув дочь за собой, скрылась в недрах квартиры. Шикигами растворились в тенях. Придерживая рукой сына, Тоджи осматривался по сторонам громко «кыс-кыская», пытаясь выманить гребанного кота. Исчадье ада, по ошибке живущее в теле четвероного, не отзывалось. Плюнув на бесполезное дело, Фушигуро быстро достал тревожный чемоданчик, заготовленный на такие случаи, и вышел из дома, попутно набирая в сотый раз номер Хизэши Кавано. У него неприятно засосало под ложечкой. Микаса с Цумико не заставили себя долго ждать.       Он быстро погрузил семью в машину, еще раз осмотрел двор на наличие Хофуку, и не найдя его, сел за руль. Только он завел двигатель, как на капот с громким «бам» упал огромный ком чего-то мерзкого. Цумико испуганно вскрикнула. Лишь по зло сверкающим желтым глазам, в этом измазанном кровью, грязью и остатками внутренностей комке Фушигуро старший признал пропажу.             Кот демонстративно отряхнулся, заляпывая отлетающими от него ошметками лобовое стекло и нарочито медленно прошествовал к задней двери. Тоджи цокнул и открыл заднее стекло, предостерегающе смотря на Зенинов. Хофуку без проблем запрыгнул внутрь, будто специально обтираясь об чистеньких гостей и улегся на коленях Мегуми. Раздраженно зашипев, когда тот вцепился в него всеми конечностями. Повисла мертвая тишина.             — Любопытная у тебя семья, Тоджи. Наоя останется с ними, пока мы не вернемся. Я вызвал врача, нужен только адрес. Оставим их и едем за твоей дочерью, не факт, что на нее тоже не напали.             Наобито был тем еще ублюдком, но на него можно было положиться в ситуациях, в которых он имел прямой интерес. Мегуми вздрогнул, крепче сжав кота.       — Имото нет, совсем нет, как ка-сан, — едва слышно прошептал Мегуми, снова начиная громко плакать. Сердце Тоджи ухнуло куда-то вниз, руки до скрипа чехла сжали руль.

      ХХХ

      Тэкера уже битый час смотрела на стоявшие перед ней фигуры. И понятия не имела что ей хотят донести. Ноги замерзли, а время будто остановилось. Тьма, окружавшая пространство, замерла и даже вспышки застыли причудливым узором. Поднявшись, она снова попыталась шагнуть во тьму, но её не пустило.             — Хм, значит нужно сделать что-то со статуями, — устало потерла переносицу девочка.             Она подошла к коту черного окраса и осмотрела его со всех сторон. Никаких рычагов, кнопок, символов и иных подсказок, указывающих какое действие нужно выполнить, на не было. Что-то ей подсказывало, что не он должен быть первым. Тэкера задумчиво подошла к коту с розовыми алмазами в глазах. Стоя рядом с ним, она ощущала какую-то иррациональную правильность от происходящего, а еще… В душу хлынула глухая тоска, заставившая прикусить щеку изнутри. Рука сама потянулась к прохладному камню, пространство содрогнулось, статуи пошли трещинами, воспоминания хлынули сумбурным потоком, тело ослабло, но ожидаемого прикосновения холодного камня к коже не последовало. Последнее, что она видит, перед тем как закрыть глаза — красивое лицо парня с яркими малиновыми глазами, обрамленное белоснежными волосами, с губ срывается тихим стоном срывается:             — Рей-чан, — ответа Тэкера уже не слышит.             — Ты наконец-то вспомнила, Кейка-тян, -парень бережно укладывает маленькое тельце к себе на колени, аккуратно проводя ладонью по шее девочки.             — Мастер!       — Тшш, не мешай, Кейке-тян нужно поспать, а потом мы поиграем, — парень уложил девочку на пол и лег рядом с ней, прижимая её к своему телу, оплетая конечностям, будто лиана.       — Не стоит лежать на холодном, это плохо для детского организма, — серьезно говорит существо, бывшее второй статуей.       — Мы тогда много спали на полу, ничего не случится, -легкомысленно отмахивается парень.       — И все же, — мужчина снимает с себя верхнюю часть одежды и протягивает парню, тот прищурив глаза, все же принимает подачку и заворачивает в неё маленькое тело.       Завеса отступает, являя взору двух живых существ бескрайнее поле зеленой травы и закатное алое небо. Пахнет свежестью, озоном и летом. Мужчина закрывает глаза и жадно вдыхает.             — Как же мне этого не хватало! Как думаешь, когда она очнется?             — Не знаю, мы раньше мало спали, думаю быстро.             — Расскажешь?             — Нет, — резко ответил блондин, гладя девочку по голове.             — Может хоть имя своё назовешь?

      ХХХ

      Их осталось шестеро. Три мастера и три слуги. Сэйбер с убийцей магов Эмия Кирицуго, Райдер с Вейвером Вельветом и он — Лансер, со своим хмурым молчаливым мастером, имени которого он так до сих пор и не узнал. За всю войну Святого Грааля она лишь единожды заговорила с ним.       — Ты действительно хочешь участвовать в этом?       И все, больше с тех пор она ему ни слова не сказала. Даже имени его не спросила. Молча выполняла его просьбы, будто ни она его Мастер, а он её. Не ограничивала в сражениях, но исправно передавала ману и находила и узнавала все, о чем бы он не попросил. Проблема была в другом. Она не спала в его присутствии, не ела при нем и всегда держалась от него подальше. Будто бы ей было стыдно иметь такого как он у себя во служении, даже если он и был объективно весьма силен.       С ней было легко работать. Идеальный мастер для того же Арчера или Ассасина, о чем ему не упустили случая напомнить. Арчер прилюдно предложил ей сделку, оскорбив весьма сильного мага в лице своего Мастера.              Позже от Вейвера Вельвета он узнает то, что самому в силу незнания магического мироустройства никогда бы получилось понять. Он, Лансер, худший вариант слуги из всех возможных для его Мастера. Если бы она хоть на секунду отпустила контроль — её мана попросту разорвала бы его. Он не в силах потратить столько, сколько она ему может предложить.       А вот Арчер может, заключи они союз — война была бы закончена так и не начавшись. Король Героев и Мастер Лансера — убойный тандем. Вот только слуга в этой чертовой войне ей не нужен был, как и сама война.             Однажды ночью она пропадает, Лансер места себе не находит врывается в дом Райдера, нападает на Мастера Сэйбер. Он устаивает знатный переполох, и они всей огромной толпой вламываются в дом Токиоми Тосаки — Мастера Арчера.       Труп Тосаки лежит распятым на манер Иисуса, командные заклинания на его руке исчезают прямо на их глазах. Следов сражения нигде не видно. Из глубин дома доносится звон посуды и треск почти перегоревшей лампочки. Его Мастер стоит посреди чужой кухни, мокрая, в одном полотенце, зажав кусок мяса в зубах и увлеченно что-то ища в чужом холодильнике. Парнишка Райдер покраснев, отводит глаза, и он тоже старается не пялиться так сильно.             Он не ощущает больше потока маны, Арчера по-прежнему нигде не видно. Лансер выискивает взглядом свою метку и облегченно отмирает, когда видит, что она ничуть не изменилась. Мастер совершенно не обращает на них внимания, её руки заняты тарелками из чужого холодильника. Она спокойно садится за чужой стол и жадно глотает пищу, толком не пережевывая. Наличие посторонних её совершенно не смущает. Тишину пощупать можно.              — Луна, меня зовут Луна МакСуини, Лансер.              — Ты — Пожиратель! — пораженно ахает Вейвер Вельвет. Взгляды скрещиваются на нем, он раздраженно отмахивается. Его Мастер тем временем продолжает:       — Если я приму твою клятву — ты никогда больше не сможешь стать частью Трона Героев. Ты останешься со мной на веки вечные. До тех пор, пока мироздание не престанет существовать. Поэтому обдумай все хорошенько еще раз и, если ты действительно этого захочешь — я не откажу тебе в отпущении грехов.             Диармайд Уа Дуибхне, рыцарь Фианны, Предатель Короля и Луна МакСуини, самый искусный маг своей эпохи, Убийца Королей, прозванная так самим Искандером — волею левой пятки какого-то садистского безумного бога стали одним из самых сильных тандемов Мастера и Слуги за все прошлые и последующие войны Святого Грааля.      

ХХХ      

      Ему никогда не нравилось, когда Кейка-тян плакала, когда пахла кровью и чужими испражнениями. Это было до того, как их нашли SSG. А после - когда курила, напивалась до беспамятства и истерично смеялась. Когда её касались другие люди. Ему не нравилось, когда Кейка-тян была грязной.             Ему нравилась другая Кейка-тян, отстаивающая своё имя перед Голубями, рвущая голыми руками глотки гулям. Прижимающаяся всем телом к нему во сне, пахнущая мороженным и той горькой штукой, которую невозможно пить без молока и минимум пяти ложек сахара. Такая Кейка-тян много читала, часто злилась на него, когда он рисовал на полях её книг разные рисунки. Ему нравилась Кейка-тян, играющая с ним в игру под названием «сколько жизней ты отдашь?», смысл которой заключался в угадывании количества жертв того или иного гуля и сколько поляжет при попытке его поймать. Со временем у них появилась еще одна игра, предназначавшаяся для каждого нового следователя в их поле зрения. «Сколько жизней ты стоишь?», что обозначало сколько членов SSG поляжет, при попытке спасти того или иного следователя, если с кем-то из них приключится какая-то беда.             Ему нравилась Кейка-тян упрямо зовущая его Рей - чан, когда все вокруг звали его Сузуя. Такая Кейка-тян пахла по-особенному сладко и у него низ живота сводило, а телу было до одури приятно, когда он приходил к ним домой поздно ночью и забирался к ней под одеяло, прижимаясь носом к её шее. Шинохара-сан странно смотрел на него и говорил, что это ненормально и ему нужно оставить её, ведь он не сможет ей дать то, что смогут дать здоровые мужчины.              Шинохара много чего говорил, если бы только Джузо его всегда слушал. Но ему нравилось гладить её по голове, когда ей было грустно. И она всегда переставала плакать, жалась к нему и засыпала, а Джузо, для неё Рей, всегда Рей, жадно вдыхал аромат её волос.              С ней всегда было весело. Не так, как с гулями, животы которых Джузо с удовольствием вспарывал ежедневно. С ней было по-другому. Всегда по-другому. Как с маленькими котятами, как с самым любимым куинке, если бы у оружия был разум и оно имело свою волю. Ею хотелось дышать, хотелось крепко сжимать в своих руках, хотелось вместе охотиться, как тогда на арене.             Шинохара-сан однажды сказал, что, если Джузо умрет ему будет очень-очень грустно. Когда гуль почти убил их опекуна ему было больно, очень больно и он очень сильно разозлился тогда.       Когда гуль пронзает своим кагуне Кейку-тян он теряет рассудок, с ним происходит что-то необъяснимое, мир окрашивается в красный, как цвет её волос. Мир вновь приобретает краски лишь когда он чувствует спиной тепло её тела и подбородок на своей голове. Он залит с ног до головы чужой кровью и испражнениями, по его щекам текут слезы. Он такой грязный. От его оружия — Джейсона лишь жалкий обрубок остался, который он оставил в глотке какого-то гуля. А в груди так больно, так больно, что кажется если он вдохнет, то умрёт на этом самом месте.              Кругом месиво из тел и люди снуют как букашки. Простыней и мешков на всех не хватает и мимо него два следователя проносят бледное тело Кейки-тян. Но…       Рей-чан, вымытый до скрипа, медленно забирается под простыни и неуверенно кладет голову ей на живот, до хруста пальцев сжимая чужие бедра. Ледяная рука безжалостной убийцы, которая этими же пальцами калечила и издевалась над огромным количеством существ, медленно опускается к его волосам. Он хочет побыть с ней в этом железном ящике еще немного, прежде чем его мир вновь окраситься алым. Пусть даже ледяное дыхание неприятно холодит его кожу, пусть даже один её глаз окрашен черно-алым, а острые зубы вырывают кусок его плоти. Он боли даже не ощущает, его телу хорошо и, как и прежде жар скапливается внизу живота.              — Останься со мной, Кейка-тян.             — К твоим ногам хоть весь мир, Рей-чан.       Он никогда не оставит её. Их всегда было двое. Двое питомцев Биг Мадам. Рей-чан и Кейка-тян. Они как те яркие птички в клетках, что никогда не улетают далеко от своей пары . Эти ледяные смертоносные пальцы, легко выдирающие хребты из тел гулей, перебирали белоснежные локоны, так нежно и осторожно. Так тепло. Да, с ней всегда было тепло. Даже под тем убогим каменным небом. Особенно под ним.