Моя школьная рутина

Выходной. Не описать, какой это прекрасный день. Некуда торопиться не нужно, заслуженный отдых, спишь до обеда, делаешь что хочешь. Красота одним словом. Только вот у Николая, спать обеда — не получилось. Настенные часы, показывали полдевятого. Он бы с радостью поспал подольше, но проснувшись, уснуть снова не получилось. Эта учебная неделя, была очень странной и какой-то напряжённой что-ли… Осаму всё это время ни разу, не выходил на связь, что как раз, и было причиной напряжения. С «невероятной» любовью Дазая, к попыткам суицида, в голову может взбрести — всё что угодно. Ну а правда, мало ли что у него там происходит. Да ещё и проверочные эти по алгебре. Жуть. Так что, после таких тяжёлых будней, отдых — настоящая награда. Гоголь сладко зевнув, после очередной попытки уснуть, протёр глаза. В комнате темновато, из-за хорошо задёрнутых штор и отсутствии солнца. А ещё ему прохладно, что было странным. Первая мысль — заболел, но она тут же отлетела. Фёдор, просто забрал всё одеяло. Неужели опять ночью замёрз? Тот лежал к нему спиной, полностью укутавшись. Ох, бедняга. Но блин. Коле то сейчас, тоже холодно. Беловолосый очень медленно и аккуратно взялся за край одеяла и подняв, начал потихоньку тянуть на себя. — Одеяло верни. — послышался хриплый спросонья голос. Гоголь дёрнулся, испугавшись резкому пробуждению соседа по квартире. Эх, ну не получается у него делать что-то тихо. Миссия провалена. — Федь, не будь жадиной. Мне ногам холодно. — жалобно сказал Николай. После этих слов, Достоевский ничего не отвечая, переворачивается на другой бок, и укрывает их обоих. Теперь они лежали лицом к лицу. И Гоголь готов твердить всему миру, что Фёдор с утра, самый добрый и милый. Однако, кому скажешь — не поверят. — Бедный, ты опять ночью замёрз? — тихо спрашивает Николай, поглаживая брюнета по голове умирая, видя как тот, ластится к руке. — Ага, прости. — ответил тот, пряча нос под одеяло. Как котёночек, ей-Богу… — А чего меня не разбудил? — спросил беловолосый. — Не хотел тревожить. — сказал брюнет, поёжившись. Гоголь смотрит на это чудо и тупо умиляется. Каким же Фёдор ему казался хорошеньким. Так бы и затискал его. Но вместо этого, он просто немного раздвигает руки, давая намёки Достоевскому. Тому и говорить не нужно. Он уже пододвинулся к Николаю и уткнулся ему лицом в грудь. Беловолосый заключает того в тёплые объятья и правда не может поверить своему счастью. Что-ж, если утро начинается так, то для нашего Коли, оно всегда будет добрым. Гоголь прикрывает глаза, чувствуя, Фёдор как обнимает в ответ. Кажется, он готов провалиться в сон, но вдруг понимает, что Достоевский, как-то странно рыскает руками, по его торсу. — Федюш? — Николая действие брюнета, немного удивило. Но тут, беловолосый вздрагивает, издав что-то похожее на тихий писк. Руки Фёдора, пробрались под его футболку, начиная оглаживать искать, где можно удобно сложить их. Гоголь вспыхнул. Холодные ладони, бродили по спине Николая, а после сцепились в замок, заточая его в довольно странноватые объятия. — Федь, что ты делаешь? — спросил беловолосый, смущаясь действиям Достоевского. — Руки грею. — пробубнил тот. — Они у тебя ледяные! — воскликнул Николай. — Ты же сам сказал, что у тебя замёрзли только ноги. — ответил брюнет, не желая отпускать Гоголя. Тепло… А Николай против не был. Если Фёдор захочет, он будет отдавать ему себя, хоть на растерзание, получая от этого, только удовольствие. Вообще, беловолосый, просто обожал руки Достоевского. Изящные, вечно холодные и такие родные. — Федюш, нам вставать надо. — чисто ради уважения, сказал Гоголь. — Не хочу. — недовольно промычал брюнет, ещё сильнее прижимаясь к парню напротив. Беловолосый, был готов пищать от вида, такого сонного Фёдора. Некогда бы не подумал, что будет вот так, лежать утром с ним в кровати, пока тот не до конца проснувшись, капризничает и обнимает его. Пролежали они так, ещё примерно минут 20, а после, Фёдор всё же поднялся. — Сегодня бы прибраться. — сказал Достоевский, потягиваясь. — Кто сегодня готовит? — спросил Гоголь, поднимаясь следом. — Завтрак ты, а обед вместе приготовим. М-м, я бы не отказался, от какого-нибудь супа, а то макароны и рыба, уже скоро из ушей полезут. — сказал брюнет, подходя к шкафу для одежды. — А на завтрак, что соизволит попросить главная принцесса, этой квартиры? — улыбнулся Николай. — Бросьте сударь, какая я вам нахуй принцесса? — оставляя голос всё тем же спокойным, ответил Достоевский, чем вызвал у Николая смех. — Омлет. — Будет сделано, принцесса) — усмехнулся Гоголь и быстро убежал на кухню, дабы не попасться под горячую руку. Беловолосый захватив с собой резинку для волос, принялся завязывать длинные белые волосы. Затянув хвост, и поправив его за спиной, он подошёл к холодильнику. Открыв его, Николай понял лишь одно — мышь повесилась. На его счастье, осталось немного молока, три яйца и один помидор, оставшийся, после вчерашнего салата. Парень достал всё что нужно и разложив продукты на столе, достал глубокую тарелку. Разбив три яйца, он вылил остатки молока и принялся мешать всё это месиво вилкой. Когда всё выглядело более-менее адекватно, Гоголь быстро посолил жидкость и обратился к сковородке. Поставив её на плиту и налив немного растительного масла, он зажёг огонь. Он сам был удивлён, как Фёдор без присмотра, стал подпускать его к плите, без всяких опасений. На самом деле, Достоевский просто обожает когда блюдо приготовлено Николаем, будь то омлет или почти полностью сгоревший тыквенный пирог. Гоголь взял тарелку и вылил в сковороду содержимое, от чего та зашипела. Немного помучив недо-омлет, беловолосый отправился мучить помидор. Взяв нож, он старался потихоньку порезать овощ. Буквально пол минуты и вуаля — он уже нарезан дольками. Поняв, что его творению может прийти конец, Николай немного встряхнул сковородку и всё то же характерное шипение раскалённого масла, дало понять, что с омлетом всё хорошо. Пока тот не до конца приготовился, Гоголь быстро выложил дольки помидора и тихо выругался, когда капля масла, попала на руку. К этому времени, на кухню уже подошёл Фёдор, сделавший все утренние дела и тепло одевшись. На кухне очень вкусно пахло. Достоевский подошёл к шкафчику и достав оттуда их парные кружки, поставил их на стол, предварительно, кинув туда два чайных пакетика. — Ты чайник ставил? — спросил брюнет, насыпая в кружку с солнышком, две ложки сахара. — Ой, неа. — ответил Николай и быстро исправился, нажав кнопку, на чайнике. Вздохнув, Фёдор достал две тарелки и поставил их на столешнице, рядом с Гоголем. Омлет уже был готов, поэтому разделив его на две половины, беловолосый разложил его по тарелкам, пока Достоевский, уже приготовив чай, сидел на стуле и наблюдал за соседом. И вот, парни уже сидят за столом и дружно завтракают. Николай потянулся к своей кружке и отпив пару глотков, почувствовал травяной вкус. — Зелёный? — риторически спросил Николай. — Ага, чёрный ещё вчера закончился. — ответил Фёдор, отправляя очередной кусочек еды, себе в рот. — Будем под травкой? — усмехнулся беловолосый. — Очень остроумно, Коль. — закатил глаза брюнет. Позавтракав, парни принялись прибираться на кухне. Фёдор мыл посуду, а Николай в это время, приводил стол, в порядок. — Кстати Федь, как тебе моё утреннее творение? — спросил Гоголь. — Если ты про омлет, то спасибо, было вкусно. — сказал Достоевский, вытирая руки о полотенце. — Я рад. — проговорил Николай с улыбкой до ушей. Как тут не улыбаться, когда тебя хвалят? — Я в комнате. — на последок сказал брюнет, прежде чем покинуть кухню. Беловолосый, быстро справившись со всем, с чем нужно вернулся к Фёдору. Тот сидел за компьютером на кровати. Не удивительно. Гоголю хотелось чем-нибудь себя занять, поэтому, ничего лучше в голову не пришло, чем разобрать свою сумку. Почему именно это занятие? Да потому что, абсолютно все знают, что в сумке Коли Гоголя, можно найти, всё что можно и нельзя. Если постараешься и жирафа найдёшь. Взяв чёрную сумку через плечо, он сел на кровать, недалеко от Достоевского и перекрестившись принялся вытаскивать содержимое. Первое что он достал, это салфетки. Потом кошелёк, от куда вывалилось куча мелочи. Не плохое начало. Антисептик, фантики от конфет, магазинные чеки, наполовину опустошённая пачка жевательной резинки, с ягодами, ещё с России, канцелярский нож, маленький травмат, скрученный, еле живой журнал, который он стащил из самолёта, маркер, ручка пиши-стирай, красный тинт… Стоп, тинт?! — Опа, да ладно?! — удивился Гоголь. — Нашёлся родненький, я ж думал потерял! — заулыбался парень. — Что ты там нашёл? — спросил Достоевский, отвлекаясь от своего дела, видя счастливого соседа. — Я тинт свой нашёл! Новенький сосем! — воскликнул тот. — Зачем тебе… Тинт? — в недоумении, спросил Фёдор. — Я его ещё тогда перед фестивалем купил. Помнишь, когда я людям лица разрисовывал? Вот подумал, что пригодится. Я и себе тогда ТАК круто лицо разукрасил. А про тинт забыл. Потом вспомнил, подумал что потерял. А щас, вот! — объяснил он, показывая его Достоевскому. — А-а, понятно. — протянул брюнет. Но тут, он увидел на лице Николая, очень странную улыбку. — Федь. Интересно, а тебе пойдёт красный? — спросил беловолосый, смотря на соседа. — Даже думать об этом не смей. — отрезал Фёдор. — Федечка, ну пожалуйста! Сколько раз, ты меня с макияжем видел! А я тебя, между прочим — ни разу! — взмолился Гоголь. — Нет. — сказал Достоевский. — А я тебе, всё что захочешь! — сказал Николай. — Ладно! Только отстань! — вскрикнул брюнет. — Ура! Федь, ты самый лучший! — обрадовался беловолосый и подвинулся ближе к Фёдору. Гоголь открыл тинт. Пахнет вишней. Николай, взял соседа за подбородок и потихоньку потянул на себя. Достоевский сидел не подвижно, чувствуя себя немного неловко. Он просто смотрел в гетерохромные глаза, не отводя взгляд. Он почувствовал, как прохладный, вкусно пахнущий тинт, прикоснулся к губам и аккуратно начал наноситься, пока только по нижней губе, а после, перешёл на верхнюю. Беловолосый в косметике разбирался отлично, любая девушка позавидует таким познаниям. — Втяни губы. — сказал Николай. Брюнет послушался и втянув губы два раза, нежно-красный тинт, равномерно нанёся, на тонкие, покусанные губы. Гоголь отполз от друга и осмотрел его лицо. Тинт на желанных губах, выглядел волшебно, сочетаясь с аметистовыми глазами и красиво падающими на лицо чёрными как вороньи перья волосами. И вправду, как принцесса… — Тебе очень идёт. — мечтательно сказал беловолосый, не в силах оторвать глаз, от этого милого личика. — Что за глупости… — вздохнул Фёдор. — Почему глупости! А давай, я тебя сфотографирую? — улыбнулся тот. — Вот это точно — нет. — сказал Достоевский, смотря в зеркальце, которое лежало у Гоголя в сумке. — Ну блин! Жалко такую красоту, без фотки оставлять! — надул губы беловолосый, обиженно отвернувшись. Однако наигранная обида, тут же испарилась. На своей левой щеке, парень почувствовал поцелуй. Быстрый, но чертовски приятный, после которого, остался еле ощутимый запах вишни. Глаза расширились от этого действия, а к щекам подступала кровь, окрашивая их в розоватый оттенок. — Сфоткай вот это. — сказал брюнет, поворачивая зеркало к Николаю. Беловолосый в изумлении смотрел на своё отражение, видя, как на щеке, красуется хорошо видный след от губ. Губ самого Достоевского… — Скажи, что какая-нибудь девица поцеловала. Например Агата из параллели. — улыбнулся Фёдор. — Она всем парням нравится, не благодари. — поднявшись с места и направившись в ванную, сказал брюнет. «Мне ты нравишься…» — пронеслось в голове у Гоголя, который всё ещё не мог отойти, от поцелуя. Он взял телефон, который лежал на тумбочке и открыв камеру, с довольно смущённым видом, сделал фотографию. Сам Достоевский, просто не мог сдержать нервной улыбки. Зайдя в ванную, он глубоко вздохнул. Он так давно хотел хоть как-нибудь поцеловать Николая. Ну правда, почему тому можно проявлять столько тактильности, а Фёдор толком ничего кроме объятий, не делает. А тут и повод подвернулся. И сделал то, что хотел и одновременно тот, ничего не заподозрил. Это всё конечно было прекрасным, но смывать тинт, всё же надо. Фёдор напоследок посмотрел в зеркало. Ну а что, правда не плохо. Феодора. Так раньше брюнета, называла его мама — Мария, когда тот, мог сделать что-то, как девушка. Были времена… Очнувшись, Достоевский открыл кран и наклонившись, начал смывать тинт. Спустя пол минуты, он поднялся и посмотрел в зеркало. Ноль реакции. Попробовал ещё раз. Всё точно так же. — Твою-ж мать. — выругался брюнет. Надо было сначала, хоть салфетками… Он вышел из ванной и пошёл в комнату. Гоголь так-же сидел на кровати, рассматривая что-то в телефоне. — Поздравляю. Тинт водостойкий. — сказал Фёдор, опираясь спиной о стену. Николай взглянул на того, с явным удивлением. — А, да? — нервно улыбнулся беловолосый. — Ай, ладно. — сказал тот и встал с кровати. — Щас всё равно, за продуктами идти хотел. Значит ещё за мицелляркой зайду. Гоголь подошёл к шкафу и достал оттуда жёлтую толстовку с уточкой и чёрные брюки. — Что нужно в магазине? — спросил Николай, надевая толстовку, по верх белой домашней футболки. — Сейчас список напишу. — кивнул Фёдор, подходя к столу. Взяв записной блокнот и чёрную ручку, парень сел в кресло, начал по порядку, записывать всё, что нужно купить. Список вышел большеватым, но по подсчётам брюнета, денег хватить должно. К этому времени, Николай уже оделся и мучился с волосами. С лёгкой улыбкой, Фёдор покачал головой и поднявшись с кресла, подошёл к Гоголю. — Давай заплету. — сказал Достоевский отбирая у Коли несчастную расческу, и передавая ему список. Тот заулыбавшись во все 32, сел на кровать, перед брюнетом. Достоевский начал спокойно расчёсывать белые волосы, иногда перебирая их пальцами. Гетерохромный от всех этих ощущений, закрыл глаза. Фёдор его сегодня балует… Длинные, красивые пальцы, начали разделять волосы и вскоре, плести из них косу. Брюнет частенько заплетал Николаю волосы, что нравилось и тому, и другому. И вот, спустя пару минут Рая, для Гоголя, за его спиной красовалась идеально сплетенная косичка. — Федь, да ты прям волшебник. — как всегда дольный результатом, сказал Николай. — Иди уже. — усмехнулся Достоевский, легонько толкая того в бок. — Ты так и пойдёшь в магазин, с. Ну… Вот этим? — сказал вдруг он, показывая на щёку. — Ну да, пусть все видят, что такой красавец занят! — рассмеялся Николай беря свою сумку Гермионы Грейнджер и выходя в коридор. — Всё, я ушёл! — крикнул он и брюнет услышал, как захлопнулась дверь. Достоевский, взяв телефон, сел за столик и открыл уведомления. Как всегда, куча уведомлений из игр и других приложений и одно из контактов. Первым делом, парень зашёл именно туда. Контакт: Тацухико «Привет Федь. Надеюсь, ты не забыл, что сегодня у нас с тобой урок, по Японскому?» — Вот чёрт. Точно, урок. — сказал Достоевский. Но тут, ему начали звонить. Брюнет взял трубку. — Ало? — по привычке начал Фёдор. — Приветик. — послышалось из трубки. — Так быстро ответил. Ждал моего звонка, надеюсь? — И не мечтай. — усмехнулся Достоевский. — Что-ж, жаль. — вздохнул Шибусава. — Как дела? — Нормально. — нехотя ответил Достоевский. — Федь, прежде чем начнём, будь добр, включи камеру. — Зачем? — нахмурился Фёдор. — Чтобы лицо твоё видеть. А то мало-ли, вдруг ты там переводчиком пользуешься. Откуда мне знать? Брюнет лишь вздохнул и уже был готов включить камеру. — Только попробуй засмеяться. — тихо ругнулся он и переключился на видеосвязь. В телефоне, показался Шибусава с распущенными волосами и в белой домашней кофте. Красные глаза, начали смотреть, точно в объектив. — Ого, ну что за красавец? — усмехнулся красноглазый, начиная рассматривать Фёдора. — Не знал, что ты красишься. — Закрой пасть. — проговорил Достоевский. — Это Коля настоял. Тацухико недовольно хмыкнул, при упоминании Гоголя. — Как бы то не было, выглядишь мило. — улыбнулся он. — Красный тебе к лицу. — Так, Тацу. У нас тут салон красоты или урок? Я хотел бы, быстрее закончить. У меня дела. — возмутился брюнет, не понимая, к чему сейчас эти комплименты. — Правда? А я ещё поболтать хотел. — ответил тот, неотрывно смотря на него так, что казалось, будто он вот-вот вылезет к Фёдору, через экран. — Какие могут быть дела, в выходной? — Не знаю как у тебя, а у меня уборка и готовка. — сказал Достоевский. — А ещё, вот это. — он показал пальцем на губы. — Ох, да ты у нас прям хозяюшка. — сказал Тацухико, делая несколько скриншотов, когда Фёдор сел в удачную позу. — Какая тема? — сказал Фёдор, кладя на стол учебник по японскому. — Тинт на лице, одного чудного брюнета. — усмехнулся беловолосый. — Шибусава! — вскрикнул Достоевский. — Всё-всё. — выставил руки перед собой Тацухико. — 46-ую страницу открывай. — сказал тот, и тоже достал учебник. Но вдруг, в коридоре вновь послышался хлопок двери. — Принцесса! Я дома! — крикнули из коридора. — Прин…цесса? — повторил Шибусава. — Принцесса. — недовольно поправил его Фёдор. Ну не мог же он, не научить Тацухико русскому. И вообще, почему это вдруг, его называют принцессой? Красноглазый похоже понял перевод и немного нахмурился. — Коль, я в комнате. — поняв, что гетерохромный притих, сказал Достоевский. Сразу после этих слов, в комнату залетел Николай и Шибусава застыл. У гетерохромного, на щеке был след от губ, такого же цвета, как и тинт Фёдора. — Короче, я мицеллярку купил. Должна помо… — Гоголь увидел, что брюнет говорит по звонку, с Шибусавой и ухмыльнулся. — Ой, и тебе привет Тацу. Извини, не узнал. Богатым будешь. — сказал он, специально поворачиваясь так, чтобы было видно поцелуй. Поставив мицеллярную воду на тумбу, он подошёл к Фёдору и положил свою голову, ему на плечо. — О, потом объяснишь мне эту тему? — спросил Николай, наблюдая за реакцией красноглазого. Месть — это блюдо, которое подают холодным, Шибусава. — Ага, хорошо. — осознав что Тацухико, может не о том подумать, сдержанно ответил Достоевский. — Здорово! Ну, я пошёл пакеты разберу. — улыбнулся Гоголь, на зло красноглазому. — Пока, Шуба. — помахал он рукой и вышел из комнаты. Ненадолго, настала тишина. — Кхм. Ну ладно, давай начнём. — сказал Шибусава, готовый сейчас набить рожу Николаю. Всё-таки, не о том подумал…