Ма Зарда

      Говорят, чем выше поднимешься, тем больнее будет падать. В этом есть доля правды. Вот только работает так со всеми или только с такими неудачниками, как Тэхён?       Его жизнь далека от сказки — совсем не настолько райская, как её представляют при упоминании всем известного имени. И в этой дурацкой поговорке, в контексте омеги, слишком много правды, потому что прямо сейчас Тэхён полетит вниз с вершины своей воображаемой горы, на которую забрался. Он слишком высоко поднялся, следовательно, точно убьётся.       Весь изувеченный от рваных ран, которые получил при падениях, взбираясь вверх, измученный, в крови и с трясущимися конечностями, до невозможности безжизненный, Тэхён стоял на краю, не глядя вниз. Танцор не хотел знать, с какой высоты полетит. Уверен, что в любом случае разобьётся. Омега издал болезненный стон, и кровавые слёзы полились из глаз.       Артист отчётливо помнил тот день, когда выбрал себе жизненный путь. Никогда не забудет, как ступил на тропу, которая привела его к потере: мечты, любви, жизни, себя…       Тэхёну было восемь лет, когда папа впервые пошёл с ним в театр на балетную постановку. Плавные, отточенные, моментами резкие, но безупречные движения кистей рук, пальцев, ног, тела… Пируэты, фуэте, прыжки, шпагаты… Маленький омега был настолько впечатлён, что не мог даже нормально дышать от переизбытка восторга. Именно тогда Ким решил, что станет звездой балета во что бы то ни стало.       Именно в возрасте восьми лет его жизнь сменила свой курс со спокойного бытия в пучину разрухи, боли и печали.       Весной того же года, когда начался новый учебный семестр, папа записал Тэхёна на балет. Там с первого дня ему твердили, что он не годится в артисты балета: не та фигура, не тот вес, отсутствие чувства ритма, отсутствие гибкости, лёгкости, грации, выразительности, баланса и координации, артистизма и харизмы. Но у него было кое-что важнее, то, о чём никто тогда не догадывался: сила, выносливость, несокрушимость и страсть к балету, который стал главным ориентиром в жизни омеги.       Ким Тэхён и правда несокрушимый…       Оглядываясь назад, Тэхён не понимает, как смог стойко выстоять все испытания, преодолеть столько падений, пережить столько травм и потерь, и при этом сохранить своё место в большом балете. Неужели его любовь к балету была настолько сильной, что, несмотря на всё, он продолжал за него бороться, вставал после каждого удара судьбы и ставил его в приоритет?       Вот только всему приходит конец, и силам тоже. Он больше не хочет бороться. Омега не сможет встать на избитые, окровавленные ноги, не сможет надевать маску счастливого человека и улыбаться всем и каждому, когда его изнутри разрывает на части.       Ким Тэхён и правда был когда-то несокрушимым.       Даже в детстве, когда омега часто подвергался буллингу из-за невыдающихся данных, то никогда и мысли не допускал о том, чтобы сдаться. Тэхён оттачивал свои движения ежедневно. Утром он проводил целый час в специально оборудованном для него зале. Потом всегда была школа, что отнимала такие драгоценные часы, которые хотелось бы потратить на тренировки. А следом четыре часа в балетной студии, где он выжимал из себя все соки, отдаваясь на сто двадцать процентов вместо ста. Вечером тот снова заходил в домашний зеркальный зал и тренировался до изнеможения.       Папа не раз находил своего сына спящим на полу зала с окровавленными ногами, которые приходилось каждый день обрабатывать и заклеивать. Тэхён долго не мог свыкнуться с болью, которая следовала после попадания перекиси водорода на стёртую до мяса кожу. Омега лил слёзы градом в те моменты. Но как бы сильно ребёнок ни плакал вечерами с восьми до тринадцати лет из-за разбитых, травмированных ног и усталости, каждое утро Ким улыбался ярче всех. Так было и так есть. Но больше так не будет!       Тогда Тэхён думал, что пойди он в специализированную школу, чтобы ещё больше отдаваться балету, буллинг над ним прекратится и начнётся новая полоса, которая будет гораздо легче. Но он ошибся.       В спецшколе все стало куда хуже. Оказалось, подростки более изобретательны в своей жестокости.       Пять лет прошли в аду: стекло в пуантах, которое разрезало стопы ног, испорченные костюмы для выступлений, драки, подставы, чтобы снять Тэхёна с постановок, подсыпанное слабительное в воду, распространение слухов, создание конфликтов, клевета… И это даже не сотая часть того, через что ему пришлось пройти за пять лет обучения в школе. Но что бы ни случалось, омега ни за что не смел склонить голову и уйти из балета, лишь сильнее рвался покорять сцену всем вопреки.       Когда все смеялись при его поступлении в Корейский Национальный Университет Искусств, Тэхён молча прошёл мимо всех желающих поступить и, продемонстрировав свои отточенные до идеала навыки, смеялся уже он, когда его приняли и приставили к Ким Сон Хи — лучшему профессору, который стоял у истоков самых известных артистов балета.       Казалось, новый период, который возносил молодого человека всё выше в небо, принесёт ему долгожданное признание и головокружительный успех. Танцор верил, что все трудности на этом закончатся, ведь он прошёл столько дерьма и выстоял. Не может же черная полоса испытаний длиться вечно.       Омега прекрасно понимал, что дерьмо случается и будет случаться постоянно — такова жизнь, поэтому нужно крепко стоять на ногах, хотя бы для вида. Даже если твои колени подгибаются и ты чувствуешь, что сейчас рухнешь, никто не должен стать свидетелем твоего падения. Всегда нужно вести себя безупречно. У тебя могут быть жуткие боли в костях, суставах, мышцах, но ни один зритель не должен заметить, что, делая пируэт, ты мучаешься от боли. Только улыбка, блеск в глазах и отточенные до совершенства движения.       Студент покидал здание университета в тот день, ощущая в воздухе атмосферу успеха. Он добился поступления кровью и потом, стёртыми ногами, воспалёнными сухожилиями, переломами, травмами позвоночника и тазобедренного сустава, а также колен. Он свыкся и сроднился с физической болью ради своей мечты.       Он победил. Он смог. Теперь только счастье будет идти с ним бок о бок. Никаких больше разочарований и страданий. Тэхён был в этом уверен.       Жизнь омеги стремительно полетела ввысь: похвала педагогов и предречение головокружительной карьеры артиста балета, позволили наконец ощутить гордость за себя и наполниться восхищением к себе. Его страдания и боль в результате оказались оправданы. Ким Тэхён стал лучшим на потоке. Никто не смел ни стекло в пуанты подкинуть, ни косо посмотреть в его сторону.       Уже на втором курсе танцор исполнил главные роли в трёх, желаемых всеми артистами, постановках: «Баядерка», «Симфония до мажор» и «Крестный путь». Тэхён стал тем человеком, на которого равнялись и которого ставили в пример.       Именно тогда, в момент своего самого головокружительного взлёта, Тэхён повстречал парня, в котором нашёл спокойствие и такую долгожданную тишину, которая шла вразрез привычным и громким овациям, что шли рука об руку с ним каждый день. Тишина для омеги была тем, чего он хотел наравне с успехом, и обрёл он свой покой в Чонгуке.       Они были из разных социальных групп. Тэхён — выходец из интеллигентной семьи: отец — профессиональный теннисист, а папа — профессор экономических наук в университете Йонсе. Чонгук же провинциальный парень, обучающийся в Сунгюнкване на медицинском. У альфы не было известных родителей: отец занимался аграрным делом в пригороде Пусана, а папа работал воспитателем в детском саду. У них никогда не было огромных денег, как в семье Кима, они не бывали за границей, не посещали приёмы… Но разное социальное положение никогда не было преградой в их отношениях.       Чонгук был первым в жизни омеги во всём. Он был тем, в ком Тэхён растворился без остатка. Альфа был его отдушиной, тем самым светом, к которому он тянулся руками на сцене, когда вскидывал руки ввысь, к прожекторам, что закреплены на потолке. Чонгук был всем: другом, любимым человеком, безопасным местом, долгожданной и желанной тишиной, тихой гаванью, где не было места штормам. Чон Чонгук — штиль, тишь после бури, которая накрывала его с момента ухода из квартиры рано утром и до возвращения домой поздней ночью.       Чонгук отдавал ему всего себя, так же как и Тэхён. Молодые люди были счастливы. Всё происходило плавно и постепенно. Они жили вместе в небольшой квартире омеги, которую когда-то подарили родители Кима, и неспешно строили планы на свадьбу и совместное будущее.       В детстве папа рассказывал Тэхёну, что когда встречаешь своего человека, то чувствуешь это не на уровне запахов или инстинктов, а на уровне сердца и души. Твой человек — это когда с ним можно и громко, и тихо, и со слезами на глазах, и с истерическим смехом, и с парашютом в тандеме, и без парашюта — он за тобой, а ты за ним. Такими они и были.       Тэхён спустя шестнадцать лет тяжёлой борьбы обретает то, к чему так стремился: любимый человек, большая и заботливая семья, выпуск из университета, подготовка к свадьбе, долгожданное признание в профессии, самые кассовые постановки, тысячи фанатов, сотни пышных букетов, приглашения в зарубежные театры… И самое главное — контракт с Национальным театром в качестве примы.       Тэхён сиял ярче самой большой звезды — солнца.       Казалось, не может человек быть настолько счастливым. Всё было слишком сказочным. А как мы знаем, если жизнь тебя возносит ввысь, в какой-то момент тебя скинут в пропасть.       Так и случилось.       Омега, который вроде добрался до своей вершины, где наконец обрёл долгожданное счастье, через мгновение стремительно полетит вниз, сдирая при этом молочную кожу о каменистую породу гор. — Тэхён, — раздался голос Чон Мингю — папа Гука, — я хотел поговорить, — присел рядом с Тэхёном омега, отыскав танцора на берегу реки, где тот в одиночестве слушал музыку. — Надеюсь, ты услышишь меня, хоть у тебя и нет своих детей, и ты вряд ли поймёшь мои чувства, но ты попробуй.       Омега весь напрягся — слова мужчины не предвещали ничего хорошего. Внутренняя тревога заполнила его изнутри. Раньше никаких разговоров, которые начинались бы так нерадужно, не было. А сейчас, накануне свадьбы, ему немного не по себе. — Обычно с такими просьбами приходят богатые родители. Ну, по крайней мере, в дорамах, а тут я прихожу к тебе, — Мингю горько усмехнулся. — Не по шаблону как-то.       Беспокойство усиливалось, но Тэхён продолжал молча сидеть, ожидая, что же последует дальше. — Понимаешь, Чонгук не тот человек, который сможет жить в тени известного на всю Корею мужа. Он любит спокойствие и не любит быть на виду. А с тобой это невозможно. С каждым годом твоя узнаваемость будет только расти, и ваши отношения убьют вас. — Что Вы такое говорите? — удивлённо выпалил Тэхён. — Чонгуку надоест быть под объективами. Он всегда был сторонником спокойной и тихой жизни в небольшой местности. У него с детства был план: получить образование, вернуться в пригород Пусана, взять замуж соседского омегу, в которого тот был влюблён с самого детства, привести в этот мир своего ребёнка и работать здесь доктором. Но когда появился ты…       Танцор слушал и не хотел понимать, к чему клонит старший. Он слушал его, но не хотел слышать. — Планы подлежат корректировке, — перебил Тэхён. — Я тот, кого Чонгук любит и с кем хочет быть. — Это пока. Пока ты не взлетел ещё выше и пока ты не стал находиться в окружении миллиардеров, которые за ночь с тобой не только отдадут миллионы, но и уничтожат Чонгука, если посчитают его преградой на пути к тебе. А они посчитают. — Так вот какого Вы обо мне мнения, — Тэхён поднял глаза вверх, чтобы не дать слезам позорно скатиться по щекам.       Так паршиво на душе стало от этого разговора. Почему три года Чон Мингю молчал, а за месяц до свадьбы пришёл к нему и вывалил на него свой поток речи, которую омеге не хотелось бы слышать? — Я лишь беспокоюсь о жизни своего сына. Если у тебя будет свой ребёнок когда-то, то ты поймёшь мои чувства. Ты же не хочешь детей, подгузников, криков, когда у тебя на носу ещё более высокая ступень в карьере? — Дети могут появиться и позже, через лет пять-семь. Мы ещё слишком молоды. Да и к тому же, не думаю, что Чонгуку сейчас так необходим ребёнок, когда у него самого только начала выстраиваться карьера хирурга… — Тэхён, — снова начал старший омега, прерывая. Танцор не хотел больше ничего слышать, хотел лишь одного — сбежать. — Уйди из жизни Гука. Я прошу тебя, если любишь — уйди. Страдай сам из-за своей известности, не заставляй страдать моего сына, — старший едва не плакал, умоляя. — Ему не будет жизни с тобой. Любовь — чувство временное. Оно проходит спустя время, и после, учитывая твою жизнь, я уверен, вы начнёте ненавидеть друг друга. Пожалуйста, услышь меня, — просил Мингю, хватая омегу за руки и заглядывая тому в глаза. — В жизни всегда нужно выбирать что-то одно: либо семью, либо карьеру. За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь. Дай моему сыну возможность прожить её в спокойствии. Если любишь — не выходи за него замуж, — бросил тот напоследок и ушёл, оставляя Тэхёна одного с роем мыслей в голове и с мокрыми от слёз глазами.       Часа два Ким сидел у реки и раздумывал о словах папы Чонгука. Наверное, долю правды в них омега уловил: любовь ведь не длится вечно, всё рано или поздно заканчивается. Они с альфой не раз обсуждали их будущее, и да, у них планы немного отличались, но они всегда приходили к одному и тому же выводу: как будет, так будет.       Но разве можно пускать жизнь на самотёк?       Если бы Тэхён пустил на самотёк балетную карьеру, он бы не стал тем, кем является. В личной жизни ведь тоже так. Нужно бороться, кропотливо выстраивать ступени в будущее, уделять время, а не жить с вечным: как будет, так будет. С каждым годом танцор будет расти и подниматься выше, времени станет меньше, и личная жизнь точно сойдёт на нет. И почему подобное проскакивает в голове омеги только сейчас? Не зря ведь говорят, что повезёт либо в карьере, либо в любви.       Казалось, ему повезло во всём.       Но так лишь казалось.       Тэхён впервые ощутил, что стоит на раздорожье: один путь ведёт к балету, а другой к Чонгуку. Если он выберет балет, то потеряет любовь, но позволит альфе быть счастливым с другим, жить той жизнью, о которой тот рассказывал: спокойной, семейной… А если выберет Чонгука и покинет балет, то сам станет несчастным. Он посвятил танцу годы своей жизни, он прошёл столько горя и дерьма, убил своё здоровье, так что просто не позволит себе бросить то, на что положил всё.       Наверное, многие осудят, не понимая, как можно выбрать балет, а не любимого человека. Но, знаете, быть убитым балетом и принести страдания только себе — не так страшно. Страшно, когда из-за тебя страдают близкие люди. Альфе точно бы не давали проходу, их бельё выворачивали бы наружу, радостно размахивая найденным журналистским трофеем, постоянно бы лилась грязь… И да, за три года вместе они многое повидали и прошли, но чем дальше Тэхён поднимается в своей карьере, тем хуже.       Нужно помнить, что тот, кто желает носить корону, должен мириться с её тяжестью. И чем больше в этой короне камней, тем больше её вес. И этот вес давит, причиняет боль. А поскольку корона его, то и нести этот крест танцор будет в одиночку. Тэхён не позволит, чтобы из-за него страдал любимый человек.       В тот день омега принял второе важное решение в своей жизни, которое в результате привело его к вершине, с которой он в будущем полетит вниз.       Вечером того же дня, когда за окном уже давно стемнело, Тэхён всматривался вдаль и ощущал давно забытое чувство. Чувство, когда жизнь снова погружается в непроглядную тьму.       Чонгук подошёл к нему со спины, обнял за талию и принялся робко выцеловывать оголённые плечи. — Поверить не могу, что скоро мы станем мужьями, — произнёс негромко альфа.       Тэхён внутри себя выл от отчаяния, его колени так и тянулись к полу… Внутри себя он лежал на полу, умывался слезами и не мог найти сил даже сделать вдох, а снаружи лишь незаметно поджимал губы и подставлял шею под поцелуи любимого мужчины. — Знаешь, сейчас скажу очень романтичную штуку, — слегка посмеивался Гук. — Тебе — романтику — такое безумно понравится, — произнёс альфа и развернул омегу к себе.       Тэхёну точно понравится. Не только потому, что он законченный романтик, но и потому, что эти слова будут произнесены его альфой. — Наше сердце перекачивает семь с половиной тысяч литров крови в день, что эквивалентно количеству бензина, необходимому для поездки на луну и обратно, — проговорил Гук и улыбнулся так тепло и искренне, что сердце омеги не выдерживало: оно крошилось в пыль, истекало кровью, заставляло-таки пустить реальные слёзы по щекам. — Поэтому я не говорю тебе таких банальных признаний. Я люблю тебя не до луны и обратно, я люблю тебя каждый раз, когда моё сердце делает новый удар, Тэ.       Как бы хорошо ни были отточены его навыки актёрского мастерства, сдержаться Ким не в силах. Не может тот спокойно слышать признания от любимого человека, с которым отвёл себе неделю на прощание. Тэхён плачет, не надрывно, как хотелось бы, и не воет — сдерживается, но слёзы текли рекой, на которую он смотрел сегодня полдня.       Чонгук притянул Кима к себе, поглаживая по спине и оставляя россыпь поцелуев в волосах. Успокаивал, улыбался, шептал о том, что его омега слишком сентиментальный, самый любимый, самый прекрасный, самый желанный…       Тэхён слушал и понимал, что он будет ненавидеть себя всю оставшуюся жизнь: за сделанный выбор, за сломанные судьбы и за чёртов балет, которому посвятил себя.       Тэхён с окровавленными ногами и руками едва поднялся на ноги, немного отойдя от падения. На его теле, казалось, уже не осталось ни сантиметра чистой, не израненной опытом и жизнью кожи.       Омега снова нырнул в работу, чтобы залатать огромную рану в сердце театром и балетом, в пользу которого танцор сделал выбор. Подготовка к постановке проходила изнурительно: пальцы стирались в кровь, ноги не держали, душа изнывала в слезах, но с виду Ким выглядел безупречно. Его стиль жизни: что бы ни происходило, выходя из дома, нужно надевать маску счастливого человека. Он следовал этой установке всегда и продолжит следовать.       День постановки «Баядерки» — именно с неё и началась карьера омеги в театре — стал красным в календаре. Тогда Тэхён повстречал свою первую смерть.       Артист любил сцену, потому что только там он мог проживать свои чувства и искренне показывать их не только мимикой, но и движениями тела. На людях Ким всегда должен играть роль счастливого, успешного, здорового… И только в постановках он может проживать свою боль, болезни, потери, страхи, разбитые сердце и жизнь.       Его Никия никогда не была настолько живой и реальной, как в тот день. Тэхён не просто играл её роль, он её впервые прожил с самого начала и до конца. Омега сроднился с ней…       История несчастной любви, которую танцор не раз демонстрировал на сцене, впервые получила жизненную палитру красок. Его движения были более плавными, эмоции на лице демонстрировали всю тяжесть судьбы Никии, ритмика жестов давала зрителю понять, что у персонажа трагедия…       Артист не только переплёл себя с танцовщицей, но и Чонгука перенёс на Солора. Тэхён проживал в постановке то, что пережил в реальной жизни, заставляя себя снова нырять в омут страданий. Поэтому в его движениях можно было ощутить и желание встречи, и влюблённость в воина, и радость от ночного свидания…       Печаль окутала его сердце, заставляя одинокую слезу скатиться по щеке.       Это был первый раз, когда омега осознал, что сделал неправильный выбор. Артист ступил не на ту тропу и потерял куда больше, чем потерял бы, откажись он от балета. Но Тэхён с детства выбирал балет и выигрывал. Дальше ещё больше побед — танцор уверен. Сейчас трудно, но всё проходит, а значит, и это пройдёт.       Ким Тэхён сиял в софитах, когда заканчивался первый акт. Зрители пребывали в восторге от его чувственности и проникновенности, от его харизмы и артистичности. Некоторые даже вытирали слёзы…       То, что случилось дальше, стало следующей ступеней в его жизни, когда омега не просто понял, что сделал неправильный выбор, он возненавидел балет.       Омега танцевал предсмертную агонию Никии, когда резкая боль в животе, пронзила тело настолько сильно, что Тэхён не удержался и испустил болезненный стон, который услышал близь стоящий коллега по сцене. Но, несмотря на болезненные ощущения внутри, он, сцепив зубы и зажмурив глаза посильнее, продолжил исполнять прыжки, испытывая при этом настолько сильные боли, что на глазах непроизвольно появились слёзы.       Но не это стало точкой, после которой его жизнь превратилась в жалкое существование.       Заканчивая свою партию и опускаясь на пол, Тэхён уловил взгляд Чонгука, который сидел недалеко от сцены. Чувства, которые были припрятаны за замком и лишь подавали крошечный проблеск света через щелку, сорвали защитный механизм, выпуская наружу все запертые эмоции, заставляя его задыхаться от собственной ничтожности и поражения, которое он потерпел.       Отыгрывая смерть своего героя, Тэхён слегка пугается, ощущая, как по ногам что-то течёт. Благо ткань его костюма чёрная и довольно плотная, что позволяло всему происходящему оставаться невидимым для наблюдателей.       Понимание происходящего дошло с опозданием. В тот момент на сцене танцор умирал не только как персонаж Никии, он умирал как человек, который только что перед публикой потерял своего ребёнка, о котором даже не подозревал.       Боль пронзает не только тело, но и душу тоже. Тэхён не сдержался: слёзы наполнили глаза и рекой полились по щекам. Зрители в восторге пооткрывали свои рты, с замиранием сердца наблюдая за последними минутами Никии, даже не подозревая, что они наблюдали и за последними минутами Тэхёна, который тоже умирал вместе со своим персонажем.       Стоило занавесу опуститься, омега рухнул на пол. Это была его первая смерть. Балет отобрал не только его любимого человека, но и ребёнка. Сердце замедлило свой ритм. Тэхён хотел бы, чтобы оно со временем совсем перестало биться так же, как это произошло у его ребёнка.       Врачи говорят, что сердечный ритм малыша можно услышать уже на третьей неделе. У его продолжения сердце было сформировано. И оно билось.       По его подсчётам у плода уже должны были появиться зародыши зубов; пальцы ног и рук должны были быть хорошо сформированы. Он был крохой размером с половину ладони, у которого уже начинали развиваться первые рефлексы, но жизнь ему так и не была дарована. Балет отнял её.       Разве место под солнцем стоит таких огромных потерь? Не стоит. Если бы Тэхён мог предвидеть или почувствовать, что случится подобное, то ни за что бы не пошёл ни в балет, ни на сцену. Омега не посвятил бы этому свою жизнь, своё здоровье, свою любовь, своего ребёнка, своё сердце и себя.       Ким Тэхён больше не был живым человеком, лишь его жалким подобием. Жизнь превратилась в пустое существование: антидепрессанты, психотерапевты, гастроли, новые постановки, контракт с университетом, где он был в роли руководителя, мировое признание, выступление в королевском театре в Лондоне перед королевской семьёй…       Артист сиял ярче солнца в сценических софитах, но не сиял в жизни. В жизни он погас.       Многие в такие моменты скатываются в алкоголизм, скандалы, наркотики и прочие зависимости, чтобы хоть на секунду вернуть себе ощущение жизни, но омега не настолько слаб и жалок, чтобы падать так низко. Лучше он будет пытаться почувствовать себя живым тренировками, стёртыми в кровь пальцами, переломанными костями, травмами хребта, но не наркотиками.       Тэхён снова упал на своей воображаемой горе, снова разодрал и без того изувеченное тело, но снова поднялся. Только теперь он не человек — в нём больше не осталось ни грамма чувств. Теперь он просто тряпичная кукла, лишённая эмоций. Танцор даже не ощущал своих переломанных пальцев, стёртых суставов, травмированных костей — никакие физические повреждения не сравнятся с той болью, которую он пережил внутри.       Каждую ночь артист засыпал в слезах, понимая, что никогда не будет любим, что никогда не станет папой, но навсегда останется звездой балета, потому что сцена — единственное, что у него осталось. Омега выбрал не тот ориентир. Оказывается, что выбирая балет, он поистине никогда не выигрывал. Он выигрывал любовь публики, но терял при этом себя.       Говорят, нет ничего хуже одиночества в толпе, и Тэхён, истерически рассмеявшись, со слезами на глазах, только молча бы кивнул, на слова его бы не хватило. И это утверждение — чистая правда, потому что, когда тебя любят многие, тебя не любит никто. Тебя любят как звезду, как кусок пластилина, который красиво гнётся под музыку и широко улыбается, хлопая глазами на интервью, но тебя не любят как человека, как Ким Тэхёна со всеми недостатками, страхами и болезнями. Люди любят образ, обёртку, картинку, обложку, но никто не смотрит на наполнение — оно неинтересно. Интересны тело и лицо, но не душа, не израненное сердце.       Омега впервые задумался о самоубийстве спустя год после смерти своего ребёнка. Жизнь казалась каторгой, а он был мучеником, и нести свой крест был больше не в силах. Танцор потерял всё, что заставляло его чувствовать себя живым, а балет заставлял лишь ненавидеть себя с каждым днём сильнее. Непроглядная тьма пожирала его изнутри. Так больше не могло продолжаться.       Вечером, когда его сердце билось из последних сил, Тэхён прокручивал в руках блистер со снотворными и вспоминал все свои двадцать пять лет, захлёбываясь при этом слезами. Он ненавидел балет всем своим разбитым сердцем и изувеченной душой. У него ничего не осталось.       Ким, не задумываясь, высыпал всё содержимое в руку и частями проглотил, запивая вином. Пускай его существование уже закончится.       Перед смертью он вспоминал Чонгука: его яркие влюблённые глаза всегда окутывали теплотой, его крепкие руки всегда укрывали от проблем, а тяжесть тела дарила покой и любовь.       Альфа был единственным, кого Тэхён полюбил сильнее балета.       Всё время со дня расставания омега не отпускал Чонгука. Он постоянно держал его в своих мыслях, смотрел за ним в сети, возвращался воспоминаниями в прошлое…       Чонгук не оставлял Тэхёна также. Альфа приходил на каждую постановку, всегда оставлял его любимые цветы у края сцены, но никогда не смел приблизиться ближе, чем на десять метров. Они пересекались взглядами в концертном зале или в холле театра, но не более. Каждый раз видя альфу, Тэхён умирал, снова вспоминая и расставание, и потерю малыша…       Омега опустил руку на живот и мысленно попросил прощения.       С того момента на сцене у него появилась привычка постоянно касаться своего живота, аккуратно поглаживая. — Как бы тебя звали, малыш? — спросил хрипло Ким, упав головой на стол. — На кого бы ты был похож? Думаю, ты был бы безумно красивым, — танцор слегка улыбнулся, но глаза его были полны слёз.       В голове послышался громкий и заливистый детский смех, и Тэхён начал улыбаться сильнее.       Этот смех артист стал слышать со дня выкидыша. Тоненький и приятный звук, что звучал в его голове, был слишком похож на смех ребёнка, который бы радостно хихикал от попадания пены на маленький носик. — Ты же встретишь меня? — спросил Тэхён пустоту. — Встреть меня, пожалуйста, — попросил омега и прикрыл глаза.       В третьем акте «Баядерки» его Никия воссоединяется с душой Солора после смерти последнего. Возможно, если выше облаков и правда существует что-то, то они встретятся уже там, и, может, тогда их жизнь пойдёт иначе. Они бы тогда воссоединились и со своим ребёнком, о котором Чонгук даже не знал.

***

      Сквозь пелену сильной усталости омега услышал неприятный писк, который ужасно пульсировал в висках. Тэхён скривился и слегка приоткрыл веки. Яркий свет больно ударил по глазам, во рту ощущалась ужасная сухость, конечностей он не чувствовал. — Ты очнулся! — послышалось слезливое со стороны.       Папа крепко обхватил его ладонь и принялся выцеловывать бледную кожу на руке. Отец, измеряя шагами больничную комнату, замер у окна, услышав слова супруга. — Ты нас до смерти напугал. Что с тобой происходит, Тэхён? — спросил Сонмин, убирая мокрые пряди с лица сына. — Почему ты ничего не рассказываешь? Почему мы узнаём всё из твоей медицинской карты? — Сонмин, — прервал поток вопросов отец, — не сейчас. Дай ему отойти.       Его спасли, но ничего не изменилось. Бренная жизнь продолжила течь своим чередом, только теперь вдвое больше терапии и таблеток, а ещё тотальный контроль родителей и совместная жизнь с ними, чтобы попытка суицида не повторилась снова.       Через месяц после его попытки умереть омега вернулся в театр. За время отсутствия интерес к его личности вырос в разы. Каждый журналист хотел взять у него интервью, приглашали на различные шоу, засыпали предложениями о журнальных обложках… Но Кима ничего не интересовало. Артист не посещал интервью, не снимался для обложек, не ходил на шоу, только танцевал. Тэхён больше не разговаривал, подавал указания рукой, кивал головой на слова, адресованные ему, и постоянно носил солнцезащитные очки, за которыми нельзя было разглядеть потухших глаз, лишённых жизни.       В начале весны, через три месяца после его спасения, за ним стал ухаживать известный и влиятельный политик. Он задаривал омегу подарками, которые доставляли политику обратно, приглашал на свидания, караулил у театра, на отказы не реагировал и даже предлагал деньги за секс.       Устав от навязчивого ухажёра, который не понимал его отказа, омега очень грубо отшил его, бросив тому в ноги очередной букет. Он не кукла, которую можно купить, он человек и у него нет никакого желания находиться рядом с этим зажравшимся, старым, некрасивым политиканом, который дальше своего пуза не видит. Да и на балет тот явно ходил не чтобы насладиться искусством, а чтобы выбрать мальчика покрасивее и заплатить за секс. Видимо, бесплатно ему никто не даёт. Печально, но это не проблемы Кима.       Вот только проблемы начались у него.       Было начало осени. Омегу стали постоянно вызывать в администрацию театра и отчитывать по непонятным ему причинам. Следом начали снимать с постановок. Позже у него забрали все сольные партии, закинув во второстепенные роли, с которых позже тоже сняли. Следующим шагом его сняли с позиции примы, объяснив, что он слишком поправился, и теперь его фигура не соответствует параметрам. Тэхён истерически рассмеялся в лицо директору театра, услышав это. — Вы издеваетесь?! — выкрикнул танцор. — Поправился? Мой вес сорок килограммов. Я анорексик, а вы говорите мне, что я поправился? — В любом случае, — директор протянул омеге документы, — вы уволены.       Подписав заявление, бывший артист театра покинул кабинет, громко хлопнув дверью на прощание.       На выходе из театра омега повернулся к массивным дверям и стёр одиноко покатившуюся слезу. Тэхён всегда выбирал балет, и в конечном счёте проиграл. Теперь он потерял всё. Первой потерей был Чонгук, второй — ребёнок, а сейчас омега потерял всё то немногое, что у него оставалось, — он потерял себя.       Артист, стоя на вершине, осмотрелся: за ним осталось только пепелище. Там, за его спиной, горы поломанных и стёртых пуантов, огромная куча высохших букетов, разорванные костюмы, исписанные тонны медицинских карточек и счетов разбросаны повсюду. Он осмотрел каждого своего героя, которого когда-либо играл, и, замечая Никию, омега горько потянул уголок губ вверх — они чем-то похожи.       В стороне Тэхён увидел Чонгука. Рядом с его ногами валялся свадебный костюм нежно-фиолетового оттенка, а бутоньерка, которая должна была быть прекрасным дополнением, была растоптана и заляпана грязью. На белоснежной некогда рубашке, что нынче лежала порванной, сидел малыш трёх лет и вертел красную коробочку в руках…       Тэхён променял счастье на балет. Он забрался на пьедестал, но его скинули оттуда по приказу оскорблённого политика. Балет, которым омега жил, в пользу которого делал выбор каждый раз, ради которого гробил себя и своё здоровье, — стал проклятием, стал тем, что он ненавидит больше всего, стал тем, что просто отобрали из-за отказа. То, чему танцор посвятил жизнь, оказалось для кого-то мелочью, которую можно отнять, как лопатку в песочнице. Столько слёз было пролито, столько страданий пережито, столько боли испытано — и всё для того, чтобы в конце его выбросили из театра как ненужную куклу? Это даже смешно: как легко кому-то отнять у человека то, что у него осталось, то, что позволяло ещё хоть как-то держаться на плаву.       Тэхён забрался на вершину. Весь израненный, разбитый, истерзанный, поломанный…       Он смотрел на своё прошлое и, не выдержав горечи разбитой жизни, повернулся лицом к пропасти и сорвался вниз.

***

      Было начало осени, когда Тэхён припал к алкоголю. Раньше он не пил особо. Вкус алкоголя ему не нравился. Но сейчас бывший танцор заливал в себя литры. Одиночество, чувство ненужности, бессилие перед навалившимися проблемами и жалость к себе — затуманивали разум. Потеря близкого человека, потеря ребёнка, потеря работы и себя — всё это послужило поводом для ухода от реальности в пьяный угар. Вместо естественного для человека стремления найти решение проблемы, с которой он столкнулся, Тэхён уходил от неё, затуманивая сознание алкоголем.       Всё завязалось, казалось бы, с благородного напитка — вина, которое должно было заглушить мысленный поток и помочь забыться, убежать от стресса, разочарований и депрессии. Но именно так и начинается путь деградации, на котором ты теряешь себя как личность.       Лев Толстой писал, что вино — настоящий враг человека, ведь оно не только портит здоровье и ум, от вина гибнет красота и сокращается молодость. А Фрэнк Синатра говорил: алкоголь — злейший враг человека, но Библия велит нам возлюбить врага своего, не так ли?       И Тэхён возлюбил.       Спиртные напитки давно стали неотъемлемой частью жизни человечества, помогая нам праздновать победы, забывать поражения... Но, увы, довольно часто они вызывают зависимость. Но есть куда более важная составляющая, которую привносит алкоголь в жизнь: он словно надевает на глаза розовые очки, задвигая беды на задворки, позволяя утонуть в утопии.       У омеги появилось навязчивое, неудержимое влечение к алкоголю и желание постоянно находиться в состоянии опьянения, так как только под воздействием спиртосостоявляющих веществ неудержимые навязчивые мысли, мешающие нормально жить, заглушались.       Алкоголизм — эмоциональная штука. Он выдёргивает из обыденности ежедневной жизни, из всего привычного, из тела и ума. Это своеобразная форма суицида, при которой ты можешь вернуться к жизни и начать всё сначала на следующий день.       Тэхен превратился в того, чьё времяпровождение днём протекало в жалобах на головную боль, а ночью — в поглощении алкоголя, который вызывал эту головную боль. Так отчего же он пил? Потому что чувствовал себя беспомощно. Бывший танцор пытался утопить свои горести в стакане, но забыл, что горести умеют плавать.

***

      Была середина зимы, когда пьяный Тэхён, ещё не отошедший от прошлой своей попойки, пошёл в магазин за новой порцией. Но к супермаркету так и не дошёл.       Толпа каких-то подростков, явно пьяных, врезались в Кима. Началась словесная перепалка. Следом компания начала толкать омегу, хватать его за волосы и наносить сильные удары. Когда его повалили на землю и ударили несколько раз по лопаткам, какой-то альфа сплюнул рядом с ним и дал знак компании уходить.       Перевернувшись на спину, Тэхён посмотрел в ночное небо. Звёзды светили ярко…       Артист тоже когда-то сиял, а сейчас лежал с разбитым носом, грязными и растрёпанными волосами, не выходивший из запоя со дня, когда двери театра закрылись перед его носом, и думал, в какой момент он обрёк себя на такое жалкое существование? Что считать отправной точкой: увольнение, потерю ребёнка, отказ от любимого человека или же тот судьбоносный поход с папой в театр в восемь лет?       На улице была середина января, земля покрыта снегом, температура точно ниже минус пяти градусов. Омега продолжал лежать, ощущая на себе падающие снежинки. Если его вытащили с того света в прошлый раз, то в этот вряд ли.       Замёрзнуть в пустынном переулку, где ночью никто не ходит, — не слишком ужасная смерть.       Лай собаки вдалеке и шум проезжающих машин не позволяли насладиться тишиной. В голове снова зазвучал детский смех, и именно он заглушил звуки улицы. Ему вдруг стало тепло. Глаза понемногу прикрывались.       В голове почему-то появились слова какого-то журналиста о зависти к успеху омеги. Тэхён тогда рассмеялся, а сейчас точно смеялся бы истерически, если бы услышал что-то о зависти. Люди завидуют успеху, думая, что он достался слишком просто. Но узнай они полностью его путь от травмированных ног разбитым стеклом, которое подбросили в пуанты, до алкоголизма и желания замёрзнуть насмерть на холодном асфальте — навряд ли согласились бы пройти тот же путь. Люди завидуют успеху, желая достичь такого же, но ни один человек в здравом уме не будет завидовать горю и не будет гореть желанием пройти путь артиста балета.       Негромкий лай собаки послышался недалеко от его уха, а следом снег начал хрустеть под чьими-то шагами. Омега не стал открывать глаза, лишь надеялся, что пройдут мимо. Пускай подумают, что здесь валяется пьяный бомж. Дайте закончить уже эту жизнь.       Когда по щеке прошёлся чей-то мокрый язык, Тэхён негромко застонал: ему снова мешают умереть. Да что ж такое: и жизни нет, и умереть не может. — Кем бы Вы ни были, — хрипло произнёс омега, не открывая глаз, — уходите. — Тэхён? — слишком удивлённо его имя слетело с чужих уст.       Бывшему танцору даже глаза открывать не нужно было, он и по голосу узнал, кто его нашёл. И это настолько печально, что хотелось рассмеяться, а следом разрыдаться. Встретиться с человеком, которого любишь до сих пор, не в амплуа сияющей звезды балета, а в амплуа алкоголика, потерявшего всё — настолько пакостно, что желание умереть в эту же минуту, не выдержав позора и унижения, заполнило до краёв. — Уходи, — выпалил Ким. — Совсем придурок, что ли?!       Чонгук опустился рядом с ним на колени и приподнял его за плечи, заставляя принять сидячее положение. Из кармана альфа достал упаковку влажных салфеток и, вытащив одну, принялся стирать засохшую кровь от разбитого носа и губы.       Омега выглядел плохо: бледное, осунувшееся лицо с красным носом, глаза печальные с лопнутыми капилярами внутри, синяки под глазами, яркий запах алкоголя, от которого хотелось поморщиться. Альфа осмотрел его, но, кроме лица, больше было не за что зацепиться, так как мешковатые вещи явно не дадут понять, в каком состоянии его тело.       Сердце Чона сжалось до боли, а на глазах появилась влага от нахлынувшего чувства горести происходящего. Его личное солнце сгорело. Широкая улыбка, живой цвет лица, горящие глаза, запах — всё исчезло. Чонгук ушёл не для того, чтобы артист разбился, как волны о скалы, он уходил, чтобы Ким сиял. Что же пошло не так? Где он свернул не туда? Почему его любовь лежала пьяным и с разбитым носом на холодном снегу? — Что с тобой случилось? — спросил Чон, заглядывая в пустые глаза. — Звезда потухла и стала алкоголиком, — усмехнулся Тэхён. — Вставай давай, — немного строже произнёс, приказывая, так как омега не сдвинулся с места. — Да оставь ты меня! — выпалил, отталкивая протянутые ему руки.       Чонгук, замёрзший от мороза, разбитый от увиденного и рассерженный от действий и слов Кима, не видя конца этой отвратительной мизансцены, схватил омегу за руки, силой поднял и закинул себе как мешок на плечо. — Бам, — позвал тот собаку, — ко мне.       Тэхён не свисал с его плеча спокойно: то колотил его руками, то носком обуви по бедру бил, то что-то неразборчиво проговаривал.       Альфа ни на что не реагировал, просто смотрел вперёд себя и думал о Тэхёне.       Жизнь Чонгука до безумия скучная и посредственная: рос в пригороде, старательно учился, переехал в Сеул и поступил в самый обычный, ничем не примечательный университет, чтобы стать врачом. А потом в его жизни появился Тэхён.       Они познакомились на благотворительном мероприятии, где студенты медицины обследовали детей из детских домов, а Тэхён там выступал. И нет, это не было как в дорамах: Чонгук бросил взгляд на омегу, испытал восторг от его движений, пересёкся с ним взглядом, и влюбился. Всё было проще.

Flashback

      На самом деле, Тэхёна в тот день он не видел — ему некогда было отвлекаться, когда перед ним очередь из детей, у которых нужно взять кровь и расспросить о состоянии здоровья. Они встретились лицом к лицу после окончания у заднего выхода. Танцор сидел на ступенях и кормил полосатого кота, поглаживая его. — Милый котёнок, — произнёс Чонгук. — Я его храбро отвоевал у стаи бродячих собак. Не знаешь, где есть ближайшая ветклиника? — Понятия не имею, если честно. А что с твоими ногами? — вдруг спросил альфа, бросив взгляд на его голые ноги. — Страшные такие… — Спасибо, — посмеялся омега.       Танцор бросил взгляд на свои ноги и слегка приподнял уголки губ в лёгкой усмешке. Вид и правда не особо красивый: мозоли, покрасневшие косточки, стёртая в некоторых местах кожа, деформированные пальцы и стопы. Для обычного человека ноги покажутся ужасными, но ничего кошмарного Тэхён в них не видел. — Я не хотел тебя обидеть, просто, ну, жутковато. Ты их обрабатываешь? — Неа, — улыбнулся Тэхён и поднял на него свой взгляд. — Завтра всё равно будет то же самое. — Негоже такому красивому парню ходить с такими изувеченными ступнями. — За комплимент спасибо, а вот мои раны — это мои боевые достижения, — с гордостью произнёс омега. — Давай я тебе их обработаю, — предложил будущий врач. — Если будешь проделывать определённую процедуру, то твои ноги будут выглядеть лучше со временем. — Со временем они станут одной сплошной раной, но, если хочешь помочь, то я не против, — пожал плечами Ким.       Попрощавшись с котёнком, они, вышагивая рядом, направились к Чонгуку в общежитие. Альфа старательно заливал его ноги бетадином, наносил мазь и клеил пластыри, чтобы уменьшить трение об обувь. Тэхёна вдруг пробила ностальгия: он словно очутился в детстве, где папа каждую ночь перед сном обрабатывал его раны. — Я не обещаю, что буду это проделывать каждый день, но спасибо большое за помощь, — танцор растянул уголки губ в улыбке. — Если я могу как-то по-другому отблагодарить, а не просто сказать спасибо, то проси, что хочешь. — Оу, — Чонгук почувствовал себя немного неловко, — мне ничего не нужно, я будущий врач — мой долг помогать людям. — Тогда, — омега полез в карман штанов, — прими от меня билеты на балет. Надеюсь, тебе понравится моё выступление. — Я приду, — улыбнулся альфа, принимая два билета. — Какие цветы тебе принести? — Гортензии. Они мои любимые. Я даже пахну ими.       Чонгук вдруг слишком резко и близко приблизился к его шее, пытаясь вдохнуть природный запах парня, но ничего не почувствовал. — Эй, ты чего принюхиваешься? — ошарашенно выпучил глаза Тэхён. — У тебя нет запаха, — подметил будущий доктор. — Я знаю, — пожал плечами танцор. — Так бывает, когда ты живёшь балетом. Кстати, — омега решил перевести тему, — ты знал, что на языке цветов гортензия означает скорбь? Грустные цветы, не правда ли? — А ты не зацикливайся на плохом. Уверен, у них есть хорошее значение. Я почитаю о них, и в нашу следующую встречу я расскажу тебе о радостях этих поистине прекрасных цветов.       Танцор слишком сильно засмущался от такого интимного для него момента. Ему безумно понравился Чонгук. Тэхён впервые почувствовал искренний интерес к себе, как к парню, а не как к красивому артисту балета. Он чувствовал себя рядом с ним омегой, которому не нужно было проявлять силу или скрываться за масками. Ощущал себя парнем, который хотел, чтобы о нём заботились и окутывали теплом. Он впервые смог почувствовать себя рядом с кем-то слабым, но не в плохом смысле. Тэхён словно лишился огромного груза, который утяжелял его шаги. — А ещё они означают «вспомни обо мне». Хорошее значение, учитывая, что я артист балета. Хочу, чтобы каждый зритель, который меня видел хоть единожды, всегда вспоминал обо мне, — продолжил парень, желая развить диалог. — Тебя вряд ли забудешь, — произнёс Чонгук, поставив кружку чая перед омегой. — Такой красивый? — Красивый, — подтвердил альфа и заметил, как Тэхён раскраснелся от смущения ещё сильнее, поэтому опустил голову, чтобы не выдавать свои алые щёки. — А с кем ты пойдёшь на балет? — решился спросить Ким. — Это вопрос, чтобы узнать есть ли у меня пара? — Да, — негромко признался Тэхён. — Я просто полный профан в таких вещах. — У меня никого нет. Поэтому пойду с однокурсником. — Замечательно, — улыбнулся Тэхён.

End of flashback

      До дома альфы было близко, поэтому на дорогу они потратили мало времени. Войдя в квартиру, Чонгук снял с Тэхёна мокрые вещи, дал чистые и сухие, отправил в горячий душ, а сам, оставив Бама в коридоре (с грязными лапами он не будет ходить по квартире), направился на кухню, чтобы сделать чай и согреть обмороженные тела.       Сердце врача разрывалось от вида разбитого, поломанного Тэхёна. Когда они расставались, омега сказал лишь, что разлюбил, что свадьбу нужно отменить, потому что чувства прошли, и он не хочет связывать себя узами брака. Танцор говорил, что чем выше он взлетает, тем стремительнее меняются его планы на жизнь, поэтому для Чонгука, брака и ребёнка места в его жизни нет.       Чон не стал держать насильно. Если омега хочет уйти — отпустит, но строить новые отношения он не решился. Может быть, он однолюб, а может, просто не встретил того, кто его бы заинтересовал. Альфа не думал об этом: не хотелось размышлять о том, что с ним может быть кто-то, кто не Тэхён.       Мужчина, как и омега, ударился в работу. Практически жил там, но это принесло хорошие плоды. Чон стал одним из лучших врачей в Сеульской клинике, попасть в которую было безумно сложно с его не особо впечатляющим дипломом, но он смог, направив все свои силы и ресурсы в работу.       Чонгук не пропускал ни одного выступления Тэхёна. Приходил каждый раз и, с разбитой любовью в глазах, смотрел, как тот сияет. Всегда оставлял пышный букет гортензий и ничего больше. Каждый раз, покупая цветы, альфа рвался написать небольшую записку, чтобы передать ему хоть пару приятных слов, но ни одна записка не была оставлена вместе с букетом.       Когда Тэхён пропал с радаров, Чонгук подумал, что тот мог улететь за границу после увольнения, так как его всегда желали заполучить и в Британии, и в Стамбуле, и во Франции. Он даже подумать не мог, что омега упал в пьянство. Если бы он узнал об этом раньше, то помчался бы к Тэхёну сразу же.       Омега с мокрыми волосами и накинутым полотенцем на плечах, на которое стекали капли, прошёл на кухню и молча присел. Смотреть он мог только на поверхность стола и ни на что больше. Слишком стыдно, слишком горько, слишком печально. — Тэхён, — позвал его негромко альфа. — Что случилось? — Ты случился… И балет этот ебучий! — выпалил омега, не замечая, как из его глаз полились слёзы. — А теперь с самого начала и по порядку.       И Тэхён рассказал начиная с момента на берегу реки. Не утаивая ничего и не лукавя. Плакал, задыхался от воспоминаний, но продолжал выворачивать душу и прошлое наизнанку. Чувствовал, как Чонгук окутывал его своими феромонами свежего воздуха после дождя, чтобы оказать омеге поддержку, и от этого становилось ещё хуже. Он будто бы снова вернулся домой, в своё безопасное место, после долгого странствования по самым тёмным и страшным уголкам.       Когда омега был на пике истерики, Чонгук пересел к нему и уложил его голову на свои колени. Альфа поглаживал его по волосам, плакал вместе с ним, молчал и никак не мог понять, как же так получилось, что в один день всё полетело в тартарары. Злость на папу, который вселил в его омегу сомнения и поспособствовал его становлению перед выбором, — заполнила сердце. Чувство вины перед неродившимся ребёнком — сдавливало грудь, не позволяя нормально дышать. Всё могло быть по-другому... Будь он более настойчивым, будь более осмотрительным, будь более внимательным к Тэхёну — всё было бы по-другому! — Не зря гортензия означает скорбь, — из последних сил произнёс Тэхён. — Кажется, я с самого рождения был обречён на потери, — омега прикрыл глаза и слишком быстро провалился в сон.       Чонгук поднял Кима на руки и отнёс в спальню, укрывая тёплым одеялом. Увеличив температуру на батареях, альфа прилёг рядом, но не засыпал. Он смотрел в такие до боли родные черты лица и возвращался в прошлые события.       Как бы сложилась их жизнь, если бы они сыграли свадьбу? Наверное, по дому уже бегал бы карапуз и постоянно переворачивал бы коробки с игрушками. Бессонных ночей явно было бы больше, но они были бы наполнены любовью, запахом детских кондиционеров и счастьем. Возможно, им было бы сложно вначале, но они бы справились.       Вот только два года жизни можно спокойно вычеркнуть из категории «прожили», записывая их в рубрику «просуществовали».       Тэхён спал беспокойно, постоянно говорил во сне и часто просыпался. Чонгук держал его в своих руках крепко, слегка покачивая и нашёптывая слова о том, что всё обязательно наладится, всё обязательно будет хорошо.

***

      Заворочившись под одеялом, Тэхён нехотя открыл глаза и упёрся взглядом в карие омуты, которые не раз вытаскивали его с самого дна и вот снова пытаются это сделать. — Голова болит жутко, — прохрипел омега, потому что горло нещадно саднило. — Двадцать восемь лет, а такой дурак, — причитал альфа, поднимаясь с кровати, покидая следом спальню.       Чонгука не было какое-то время и это позволило Тэхёну немного осмотреться. В комнате было мало интерьера: минимализм и только. Но кое-что привлекло его внимание — фотографии. Они были самыми разными, но на всех был Ким. Фото с постановок, совместные снимки из прошлого и просто забавные картинки, которые в тайне когда-то делал Гук.       Столько времени прошло, а он так и продолжает жить в сердце альфы.       Чонгук вернулся с огромной аптечкой в руках, и был бы омега не таким расклеенным, он бы точно закатил глаза. Когда Тэхён болел, альфа всегда превращался в старого дедушку, который пичкал его таблетками каждые пять минут, постоянно спрашивал о самочувствии и носился с ним, как с маленьким ребёнком.       Воспоминания из прошлого снова заставили омегу пускать слёзы. — Тэхён, пожалуйста, поплачешь потом. Сейчас, вот, выпей, — Чонгук протянул чашку горячего напитка и вытер солёные слёзы. — Прости меня, — прохрипел Ким. — Не нужно, — отрезал альфа. — Давай не будем возвращаться в прошлое. Мне нужно будет вечером уйти на дежурство, — проинформировал. — Я оставлю всё, что нужно выпить, если станет хуже — звони, никуда не уходи и даже не думай ничего выкинуть. Я вернусь после восьми утра. — Зачем ты это делаешь?       Чонгук присел рядом с омегой и заглянул тому в глаза. В карих омутах столько горя и печали, что смотреть в них кажется непосильной задачей. Сердце пропустило не один удар от вида сгоревшей примы. Был бы он всемогущим, забрал бы часть того груза, который несёт в себе омега. Разделил бы с ним все страдания, отмотал бы время назад и не позволил бы произойти всему тому, что случилось. Но он не всесильный. Всё, что может сделать альфа, — подставить своё плечо, спрятать за свою спину, взять крепко за руку и по кусочкам собирать разбитое сердце и жизнь его любимого человека.       Два года прошло, а чувства нет. — Потому что люблю, Тэхён, — слишком легко слетело признание с его губ. — Я бросил тебя, сделал больно, потерял всё и стал алкоголиком. — По-твоему, я любил тебя за статус? — вопросительно изогнул бровь Чон. — Я оскорблён. — Я не об этом. — Тэхён, мы все совершаем ошибки и причиняем боль людям, которых любим — такова жизнь. — Меня не спасти. — Нет человека, которого не спасти. Есть люди, которых не стали спасать.

***

      Прошло две недели со дня их встречи, всё это время они находились вместе. Альфа заботился, лечил, окутывал теплотой и любовью. Тэхён понемногу начинал чувствовать себя человеком, а не существом, у которого лишь кожа да кости без чувств и сердца внутри.       Спустя две недели Чонгуком было принято решение переехать к родителям Кима. Главным аргументом было то, что Тэхён бы жил в более комфортной для него обстановке: вдали от города, шума, суеты, с родными людьми и чистым воздухом — всё это ему необходимо, чтобы прийти в норму. Помимо этого, альфа заставил Тэхёна пройти полное обследование, и теперь у него снова целая гора медикаментов, которые нужно принимать, чтобы хоть немного улучшить его убитое здоровье.       После рабочего дня, Чонгук собрал два небольших чемодана с основными вещами, вернул Бама его настоящим хозяинам, которые вернулись из отпуска, и они вместе с Тэхёном покинули Сеул, на продолжительное время оседая в доме семейства Ким.       Загвоздка была только в том, что родители омеги не знали ни об их приезде, ни о том, что они снова вместе.       Ким Сонмин едва не уронил книгу, которую держал в руках. Он явно был очень шокированным, увидев на пороге своего дома сына, Чонгука, с которым они давно расстались, да ещё и с двумя чемоданами в руках. — Вы пустите нас пожить к себе на какое-то время? — спросил альфа, поздоровавшись. — Конечно, дети, конечно, — слишком быстро выпалил старший омега. — Проходите. Сон-Сон! — позвал тот мужа. — Здесь дети приехали.

***

      Жизнь понемногу начала приобретать более живые оттенки. Тэхён много отдыхал, читал, занимался растениями, ел побольше, неспешно набирал вес, посещал психотерапевта и каждое утро жаловался на то, что устал уже пить эти дурацкие таблетки. Его кожа стала приобретать более розовый оттенок, на лице понемногу появлялась лёгкая улыбка, он больше разговаривал и иногда даже шутил. О балете Тэхён даже не заикался и ничего не хотел о нём слышать. Ему неприятно даже вспоминать о нём. — Может, мы всё-таки обручимся? — как-то спросил его Чонгук перед сном. — Ты уверен? — Ким Тэхён, не задавай глупых вопросов, — произнёс альфа и мягко поцеловал омегу в губы. — Если ты принимаешь меня со всем моим прошлым и моими ошибками, то я согласен.       Омега словил губы Гука и поцеловал медленно и тягуче, руками забираясь под его ночную футболку и поглаживая горячую кожу. Чонгук аккуратно накрыл Тэхёна своим весом и опустился губами к его шее.       Выцеловывая её, альфа слегка принюхался: природный аромат омеги начал снова проявляться, когда состояние здоровья начало улучшаться — это не могло не радовать. — Пахнешь божественно.       Вдохнув запах любимого человека полной грудью, он улыбнулся и опустился к острым ключицам, оставляя слабые укусы, которые до безумия нравились Тэхёну. Омега томно выдохнул и обвил Чонгука ногами, притягивая к себе, не оставляя ни сантиметра свободного пространства между ними.       Опустившись ниже, Чон задрал футболку Тэхёна, оголяя плоский живот и на минуту зависая. Его ребра всё ещё слишком сильно виднелись сквозь тонкую кожу. — Я буду кормить тебя в два раза больше, — произнёс Чонгук и провёл языком по набухшим соскам. — Я столько не выдержу, — предупредил омега. — Я и так ем сейчас больше, чем когда-либо в своей жизни.       Не оставив ни миллиметра не зацелованного участка кожи, Чонгук снял шорты с Тэхёна и развёл его ноги шире. Положив подушку под поясницу, альфа слегка приподнял таз омеги и прильнул мягкими губами к розовому кольцу мышц. Чон напряг язык, поддевая узкие стенки входа, вызывая у омеги сладкий стон. Естественная смазка понемногу выделялась, а Тэхён в его руках плавился.       Заменив язык пальцами, Чонгук разводил их внутри, неспешно растягивая. Когда он провёл языком по всей длине омежьего члена, Ким запустил ладонь в волосы Чона и сжал их. Не сдержав очередной стон от действий альфы, который вобрал его член в рот и параллельно добавил третий палец, Тэхён вскинул бёдра, желая получить большего. — Гук… — шёпотом произнёс омега. — Я растянут уже.       Чонгук выпустил член омеги изо рта и в спешке стянул с себя пижамные штаны. Тэхён лежал перед ним открытый и слишком возбуждающий. Альфа всегда боготворил его фигуру и красоту. — Невероятный, — произнёс Чонгук и припал к пухлым губам.       Обхватив свой член рукой, альфа приставил его к разработанному кольцу мышц и направил его внутрь. Ноги Тэхёна сразу же сомкнулись за спиной Чона, а руки, что сжимали белые простыни, переместились на спину, сжимая теперь уже футболку.       Сделав несколько толчков, Чонгук обхватил омегу за талию и принял с ним сидячее положение, заставляя Кима насадиться до самого основания. Стоны лились из Тэхёна от каждого попадания по простате, распаляя альфу сильнее.       Пока омега неспешно двигался, Чонгук зацеловывал его губы, шею, ключицы, оставляя слабые засосы в незаметных для всех местах.       Их пульс участился, дыхание стало более тяжелым, а наслаждение накатывало волной, заставляя желать больше касаний, больше поглаживаний, больше поцелуев. Их стоны сливались в унисон, заполняя тишину пространства. Тэхён с каждым разом всё быстрее двигал бёдрами, ритмично опускаясь на член альфы, желая достичь разрядки.       С каждым движением бёдер, встречей взглядами, прикосновением к чувственному телу омеги, грудь Тэхёна вздымалась, пока внутри распространялся пылкий пожар. — Чон… Гук, — рвано выдохнул Ким.       Альфа опустил Тэхёна на спину, меняя позу и теперь самостоятельно управляя ритмом, вбиваясь в тело омеги быстрее и сильнее, выбивая из него громкие стоны, которые приятно ласкали слух.       Ощущая близкий финал, Чонгук обхватил член омеги рукой и активно задвигал в такт своим толчкам, доводя Тэхёна до исступления.       Почувствовав лёгкое покалывание в ногах и волну удовольствия, которая накрыла, омега выгнулся в спине, простонав громче всего, обильно кончая на свой живот.       Чонгук, сделав несколько грубых толчков, тоже ощутил наступивший оргазм. Он излился внутрь и навалился на омегу всем телом. — Как думаешь, — Тэхён обратился к альфе, убирая его взмокшую чёлку со лба, немного отдышавшись, — у нас получится снова…       Но продолжение вопроса рассеялось в стенах комнаты. Омега не смог договорить до конца. — Обязательно получится, сердце моё, — заверил Чонгук, приподнимая голову и улыбаясь, вселяя в омегу надежду.

***

      Сезоны сменились в который раз, жизнь омеги тоже. Полгода они уже проживали у родителей, и Тэхён с каждым днём расцветал, подобно цветку. От прошлого Ким Тэхёна, который, казалось, стал силуэтом, не осталось и следа.       Танцор довольно хорошо поправился, и больше его кости не просвечивались на солнце. Сейчас присутствовали лишь мягкость щёк и тела. Природный запах вернулся полностью, ментальное состояние тоже наладилось. Теперь Тэхён смеялся громко, много шутил, часто танцевал во дворе, продолжал заниматься растениями и учился готовить. Особенно ему полюбилась выпечка.       Не сказать, что первые его булочки были вкусными. Чонгук не осилил ни одной. Но последующие его попытки были более удачными.       С родителями альфы Тэхён не общался. Да и сам Чонгук не общался с ними на регулярной основе. Благо, что не Ким стал зерном раздора в их семье. Оказалось, после их расставания родители попытались навязать сыну омегу и своё видение его жизни, и именно это послужило причиной конфликта.       К балету Тэхён всё-таки планировал вернуться, но не к тому, который разбил его жизнь. Всё-таки он посвятил балету своё детство, юность, молодость. Поэтому, всё обдумав, он понял, что хотел бы преподавать уроки балета для желающих детей, но только как хобби, а не как профессиональное искусство, где люди ради успеха ломают себя и в прямом, и в переносном смысле. Его идею поддержали — омега был безумно этому рад. Поэтому последний месяц Тэхён то и делал, что разрабатывал бизнес-план, подыскивал место, писал обучающие программы…       Вот только эту идею придётся отложить на несколько лет.       Сидя на холодном полу ванной комнаты, Тэхён не совсем понимал, как реагировать: ему хотелось плакать от страха и улыбаться как дурак одновременно.       Не став долго находиться в одиночестве, а то совсем съест себя от волнения, он покинул ванную и спустился на завтрак в столовую, где уже собрались все и пили горячий утренний кофе. — Кхм, — прочистил горло Тэхён, привлекая к себе внимание. — У меня есть новость, которую я хотел бы вам сообщить. Я, правда, ещё не понял, как сам должен реагировать, так как слишком ошарашен, но… Я в положении! — произнёс он и улыбнулся широко, как только мог, пока его глаза наполнялись слезами радости.       Года три назад артист бы ни за что не подумал, что его жизнь настолько круто повернётся. Даже в самом сладком сне Тэхён не мог вообразить себя снова счастливым, рядом с любимым человеком и с ребёнком внутри. Казалось, его жизнь больше не подарит ему ни минуты счастья, но он ошибался.       Жизнь снова подарила ему шанс быть спасённым: обрести спокойствие, здоровье, семью… Ему всё ещё боязно, но все его страхи касаются малыша внутри. — Я беспокоюсь, — признался как-то Тэхён. — Что, если я не смогу его выносить или что-то пойдёт не так? Что, если история повторится? Гук, я не выдержу снова проходить через ад. — Перестань думать о плохом, — сказал альфа. — Ты регулярно проходишь обследования. Даже чаще, чем нужно. Тебя наблюдают лучшие врачи Сеула. Ты ведёшь здоровый образ жизни, не нагружаешь себя, не испытываешь стресс, дышишь чистым воздухом, хорошо питаешься, поэтому всё будет хорошо. Только старайся не беспокоиться — тебе нельзя нервничать, — успокаивал его Чонгук. — Наш малыш родится здоровым и красивым, и никаких проблем не будет. — Спасибо, что залечил моё израненное сердце и подарил мне счастье и любовь, — проговорил Тэхён, поглаживая небольшой живот и ощущая лёгкий пинок под ладонью. — Без тебя я бы… — Мы не будем говорить о плохом. Возвращаться мыслями в прошлое тоже не будем, — отрезал альфа и накрыл своей ладонью омежью. — Мы исцелили друг друга, сердце моё.