Три, два, раз

Валентино идёт белый. Идут белые костюмы с крохотными каплями крови на рукавах. Ему идут тонкие белые рубашки, струящиеся по телу, почти что прозрачные, чтобы открывать золотую цепочку на его груди. И идёт, когда следы остаются на этой ткани. Вал брезгливо оттягивает рубашку от крови и поворачивается к Воксу, строя совершенно по-детски обиженное выражение лица: — Вокси, этот хуесос решил, что может испортить мою рубашку. Вокс отрывает взгляд от телефона и мягко касается теплой талии, привлекая Валентино ближе к себе. Разочарование от жизни и хуесосов сменяется абсолютно счастливым оскалом. Вал просто обожает жаловаться и получать после этого нежности. И истерить, если не получает достаточно, по его собственному скромному мнению. Но Вокс улыбается совершенно одобрительно и мягко едва ощутимо ведет когтями под чужими ребрами. — Мы успеем вернуться, ты переоденешься, а потом поедем в ресторан, — обещает Вокс совершенно непроницаемо. Он привык, он почти что испытывает что-то, что напоминает нормальным людям вселенское счастье, а ему лично – спокойное удовлетворение. — Но я хотел поехать в этой рубашке, — голос дребезжащий и почти что скулящий, даже если Валентино продолжает совершенно радостно сверкать устрашающими клыками. Вокс не меняется в лице, хотя в воздухе совсем незаметно трещит напряжение, пока он уговаривает себя быть немного покладистее и подбирает правильные слова. Это лишь несколько мгновений, у него слишком много опыта. — Детка, — тянет Вокс самым приторно-сладким тоном. Он сам был удивлен, когда в первый раз так заговорил, но Вал от такого сиял ярче, чем новенький хрусталь: — Ты прекрасен в любой рубашке. — Отлично, эй вы, уёбки, видите этого парня? — Вал оборачивается к испуганной толпе, согнанной из всех отделов. Неудачники, тупицы, бесполезные куски дерьма, которые заслужили смерть. Годятся только для получения удовольствия. Валентино нравится трахаться, колоться и умерщвлять всё, что ему не нравится. Он хищно облизывается и направляет на толпу пистолет, щурится подслеповато одним глазом, выбирая цель, и наконец заканчивает: — Только из-за него я сегодня с вам так милосерден. Вокс смотрит за каждым его действием, будто кот, следящий за лазерной указкой или солнечным зайчиком, будто умирающий от жажды на полупустую бутылку воды. Вокс ловит каждый шаг, тактично не упоминая, что Валентино вмазался в кровь идеальными туфлями, а теперь оставляет за собой следы. Ещё из-за обуви переживать начнёт, они уже задержатся с рубашкой, а это немного волнует, даже если Вокс снял весь ебучий ресторан на остаток ночи. Им хочется приватности и секса прямо перед десертом. Раздаётся очередной выстрел, тело валится на пол уродливым мешком костей и мышц. Валентино презрительно морщится и отодвигает его ногой подальше в сторону. Толпа расползается, не собираясь никак больше реагировать на мёртвого. Они все скоро окажутся рядом, пока будут мучительно воскресать. Может быть, в следующий раз начнут получше работать или додумаются попытаться свалить. — Вокси? Главное, чтобы он не подумал про кровавые следы на обуви. Вокс издаёт протяжное вопросительное мычание, он ведь хотел снова вернуться к бессмысленному листанию ленты. — Мне надоело выбирать просто так, — Валентино скучающе слизывает последний выстрел с дула пистолета. Пиздецки горячо. Скользит языком вверх по ярко розовой поверхности, совершенно развратно, вызывающе. Вокс сглатывает, скалится ему акульей улыбкой и вопросительно изгибает тонкую бровь: — Как мне помочь тебе? — Помнишь какую-нибудь считалочку? Вокс хмурится, подозрительно косится на дрожащую в страхе толпу, чувствуя от их приступов паники только раздражение и немного презрения. Сами виноваты. Такие хуесосы должны быть благодарны, что с ними играют перед смертью, могли бы затолкать в мешок и перестрелять, чтобы не мозолили глаза, портя идеальную картину мира. — Может про океан? Валентино воодушевленно кивает и снова оборачивается на толпу всё ещё живого мусора. Вокс совсем беззлобно фыркает и косится на него, делая дальше вид, что не особо то и заинтересован. В спокойном зеленом океане. Валентино совершенно неправильно использует считалочки. Он стреляет на окончание каждой строчки, подходит совсем близко к тому, на кого указывает пистолет или к тому, за кого зацепился взгляд, потому что ему, по большей части, действительно плевать на счёт. Все рыбки перестали играть. Он хватается пальцами за волосы, рога, за всё, что только можно использовать, чтобы подцепить жертву и удерживать её. Вокс думает, как эти пальцы сжимаю его собственные бёдра или наливающийся кровью член, который заинтересованно дергается от одних только мыслей. Ему хочется в пустой ресторан или в гардероб на смятые и выброшенные из него рубашки, потому что нет более идеальной, желательно прямо сейчас. Ниже плеча, выше стопы. У Валентино совершенно дурацкая адаптация для несчастной считалочки, он жалуется на странности, но всё равно не возвращается к испанским. Иногда Вокс задумывается про их корни, а потом чувствует себя до странного нелепо. Земная жизнь не имеет большее значения. Как и то, кем они когда-то были. И то, поладили бы они при других обстоятельствах. Вокс заворожён прямо сейчас тем, как Валентино упирает дуло пистолета в лоб какому-то обмудку и спускает курок. Крови на его рукаве больше не становится. Воксу нравятся красные мелкие кляксы, а ещё ему нравится слизывать их с кожи Валентино. Главное, чтобы кровь была не кого-то из них. Над головой, выходишь ты. — Вокси, — Валентино держит очередного придурка за воротник, у него на лице снова написано недовольство. Вокс догадывается, что от него сейчас попросят, ему даже нравится эта идея. Воксу даже хочется немного произвести впечатление. Он делает пару шагов, приближается неумолимо, как палач к эшафоту. Суть одна, но никаких ржавых гильотин или скрипящего проваливающегося дерева под ногами. — Окажешь честь этому? — Валентино опускает несчастного долбоёба на пол, а потом отдает пистолет в протянутую руку Вокса. Он улыбается, крутит оружие, осматривает будто бы ищет дефекты, а, когда не находит, торжественно вручает напуганному до ушедшего в пятки сердца ублюдку, внимательно наблюдая за ползущей спиралью в его глазах. Гипноз – безотказное идеальное оружие. Вокс потратил чертовски много на него, тратит каждый раз, чтобы не сплавить кого-нибудь случайно до состояние зомби или овоща. Только если Валентино хочет пострелять полудохлым целям или если Вокс использует собственные силы, теряя контроль. Гипноз заставляет этого парня взять пистолет в руки и уставиться дальше со совершенно бараньим выражением лица на присутствующих, пока Вокс тянет скучающим тоном: — Избавься от мусора. Он не смотрит, как тот парень засовывает пистолет в рот и выносит себе мозги. Под правильным углом, чтобы сразу и гарантированно. Он смотрит на то, в какой восторг приходит Валентино, будто бы никогда раньше такого не видел. Трюк старый, но чертовски приятный. Вокс горделиво улыбается, выпячивает грудь, пока его сжимают в крепких объятьях. Валентино липнет и почти виснет на нём, даже если остается намного выше, он шепчет совсем рядом с чувствительной плазмой: — Это было потрясающе, детка. Научи меня так же. — Ты же знаешь, для этого нужно много практики, — будто бы действительно кто-то, кроме Вокса способен на это. Их практика проходит в постели, ничем не хуже гипноза, Вокс упрямится и ворчит, но становится настолько послушным, насколько это вообще возможно для него. Как за мгновение послушно отвечает на горячий глубокий поцелуй, смешивает слюну и только немного соперничает за лидерство, просто ради чего-то острого. Так приятнее. — С тобой можно долго практиковаться, — Вал практически мурлычет, трется и нагло лезет под жилет, пока Вокс отступает вместе с ним к двери. Немного плевать на остальной мусор, у них вообще-то идеальный план на свидание. Вокс его продумал, каждую мелочь, исключая только секс в гардеробе, но это легко исправляется. Главное, не в лифте. И не при куча счастливых ублюдков, с которым придётся разобраться потом, если они, забытые и брошенные в темноте на продолжительный срок, не передохнут от голода и не перегрызутся, сойдя с ума.