Рандеву в гостиничном номере.

Гостиничный номер пропах сигаретным дымом. Горьким и едким, впитывающимся в кончики пальцев. Не спасало от этого даже открытое окно, сквозь которое в комнату пробивалась прохлада ночного Нью-Йорка. И не было никакого дела до вечного гула машин, до завывания собак во тьме… Все, казалось, утратило жизнь и шло по ходу. Лишь шум воды, разносящийся по тесному помещению, доказывал, что постояльцы здесь живы. На земле все не так, как в Раю. Слишком иначе и, мягко говоря, гадко, но это и не мешало двум ангелам регулярно посещать рок-концерты, если вдруг выдавалась свободная минутка. Средь крыс и запаха алкоголя, средь похоти и чужой крови в голову лезли воспоминания о зачистках. Уж что не говори, а крупнейший город США кишел помоями, несмотря на напускную красоту. Не раз Лют задумывалась над тем, что Земля сравнима с Адом. Лишь Небо, чистые Райские кущи способны править над всеми ними, в чем были твердо убеждены. Под крики незнакомого мужчины из соседнего номера был затушен второй по счету косяк. Стоит прислушаться - шум воды исчез, а там, за стенкой, где раздавалась ругань, послышался женский крик и удары. Но это не дело Лют. Придут работники и разберутся, применив кулаки, ведь иначе жалкие грешники не могли. От тихих ругательств ту останавливают, разве что, сильные руки, обнимающие со спины. Хриплый голос уставшего Адама зовет отдыхать, послав соседей к Дьяволу. Но какой тут отдых, когда о стену раздаются удары? Не успев отойти от одного концерта, начался и другой, похожий на скотобойню. Бог не простит, не простят и ангелы, его верная прислуга. Но сегодня у них выходной. Заночуют в пропахшем чужими пороками блядушнике, что сочли самым комфортным. Быстрый душ, пара очередных затяжек на двоих - все то, что нужно, дабы пережить туманную ночь Манхеттэна. Там, где снуют карманники и спят бездомные… – Лют, – негромко позвали ту, – Охуенно отожгли, да ведь? В ответ лишь спокойный кивок и приевшееся «Да, Сэр». Никак иначе - Адам ведь выше Лют по статусу. Капитан делает долгую затяжку, закашлявшись от клуба дыма, что забивал легкие. Явно не рассчитал силы, а лейтенанту от этого хочется только улыбнуться. – Только не смейся, – Лют чувствует, как большие ладони крепче жмут к себе. Как на неё буквально наваливаются. – Думали, буду? – с плохо скрываемой насмешкой. – Уж я то знаю, – знает, что его не оттолкнут. В их отношениях ни раз звучали грубости и подколы. Оба знали, что без этого нельзя протянуть, иначе бы Адам и Лют не были друг другом. Двумя идиотами: мудаком и его преданной сукой. А за стеной в то время все затихло. Кто знает - убили ль? Но про это никто и слова не скажет, ведь всем плевать. Нет дела и двум ангелам. – Планируем остаться до утра? – До утра. Меня уже тошнит от Рая. В мире беззакония, конечно, круче, но только на день. Хочу провести эту ночь так дико, как никогда не проводил. – Сэр, вы регулярно выпиваете, курите, поете песни и по итогу я волоку вас домой. – Заткнись, сучка, это другое. Лют только закатит глаза. Ну да, другое… Коли скрываешь пороки - скрывай. Здесь же - в волю гуляй и меру не соблюдай. Горячий шепот на ухо это подтвердит. Влага, все стекающая по его темным волосам и торсу, впитывалась в темную футболку. Её нагло использовали в качестве полотенца. – Я не полотенце, – мягко постаралась возразить та, развернувшись лицом к своему командиру. Взгляд медленно скользнул по обнаженной фигуре. – А по-моему оно самое. Буду пахнуть куревом и духами. Он же совершенно не боялся наготы и с неподдельной гордостью демонстрировал себя. И пусть был мужчина худощавый, пусть кожа его была землистого цвета, а на голове пара птиц свила гнездо, Лют то не беспокоило. Зато давало ответы на многие вопросы, что хотелось задать ранее: почему вечно в маске, что за бесформенный балахон, косящий под рясу священнослужителя? Зазорно кричать всем о том, насколько ты великолепен, когда на деле получаешь нечто подобное. Скользнув ладонями по скуластому лицу, Лют дотронулась губами до шеи, прощупывая пульс. Под размеренный ритм хотелось заснуть. Не даст только это сделать шум машин, не дадут и кошмары, терзающие Адама каждую ночь. Их прогонят нежные прикосновения тонких пальцев, что зарылись в темный волос. Не было дела до колтунов, которые следовало бы продрать. Смазанный поцелуй, сопровождавшийся усмешкой. Руки мужчины касаются бедер, отрывая лейтенанта от пола и та без единого промедления обхватывает его талию ногами, прижимаясь как можно ближе. Ежели командир желал провести ночь в неистовстве, то Лют не имела права ему отказать. Адаму никогда не перечили, чем тот и пользовался, действуя крайне нагло, в своем стиле: губы любимой женщины будут нещадно искусаны. Кое-где даже блеснет золотая кровь, отсвечивая в гостиничном полумраке. Её же и размажут по устам, касаясь парой пальцев, на подушечках которых тут же оставят поцелуй. По спине скользит ночная прохлада. Избегая её, оба перемещаются на кровать. Пружины отозвались противным скрипом. – Наш черед заебать соседей? Эти черти, кажется, притихли, – глухо смеется Адам, косясь на стену. – Серьезно, у них там бойцовский клуб? – Все прекрасно знают о правилах бойцовского клуба. – Тогда они пиздец как палятся, – для большего удобства подкладывая под женские бедра подушку. Бессмыслица, только и всего. Одно движение - волосы Лют сжаты на затылке. Ангела тянут к себе, вновь завладев губами. Такими чертовски манящими. Языки сплетались в хаотичном танце, покуда ладони архангела скользнули под безразмерную футболку, честно украденную у него когда-то. Дыхание сбито, глаза прикрыты. Пальцы пересчитывают ребра, заставляя невольно вздрогнуть: ладони были шершавые, в давних мозолях. Явно затертых и содранных по несколько раз за немалую жизнь. Девушка тоже не отставала, смело касаясь тяжело вздымающейся груди, проводя пальцами по шраму, оставшемуся на ребре. – Сисястая, я бы предпочел отдать его тебе, – молвит Адам, вызывая усмешку. Сам тут же хмурится, явно недовольный неверию. – Я, блять, серьезно. Лют это ценила, о чем без слов доложит, осыпая лицо командира беспорядочными поцелуями. Щеки, нос, уши и бледные уста. Подобной благодарности, как и негромкого «я вам верю» было достаточно. Продолжат под звуки сигналов машин, доносящихся с улицы. Поцелуи переходят на шею, оставляя за собой множество меток: словно специально, архангел ставил их на более заметных местах, при том и не пуская в ход зубы. Ласкал нежную кожу губами и языком, стремясь наставить как можно больше следов. Это было слишком привычным. Как бы много не было засосов, Лют их не прятала. Оставаясь наедине, вовсе сбрасывала себя верхнюю одежду, часто расхаживая по общему дому в одном белье. Мужчина не мог этого не оценить, каждый раз засматриваясь на привлекательные формы. Обнимая Адама за шею, дева чувствовала, как ладонь начала блуждать по бедрам, забираясь под нижнюю часть шорт. Слегка царапаясь, командир стремился добавить остроты в касания, наполненные страстью. А во взгляде похоть. Её даже не скрывали. В конце концов, они ангелы, они не могут совершать ошибки и грешить - природой не дано. И то, что они делили ложе не могло считаться порочным. Лют полностью расслабляется, отдавая себя любимому человеку и с ухмылкой наблюдет за тем, как её одежда отправляется на пол. Оба обнажены, но не стремятся действовать. Любуются друг другом, явно раздумывая, куда же стоит нанести следующий удар. Тогда-то лейтенант и берет все в свои руки. Приподнимаясь, она толкает Адама и, сделав перекат, оказывается сверху, упираясь ладонями в грудь того. Мужчина жмет ближе к бедрам, подталкиваясь вперед. Неподдельное озорство, попытка захватить лидерство - вот и все веселье. Темные уста оставляют цепочку влажных поцелуев от ключиц до груди. – Молчишь, Адам? – специально делает ударение на его имени, зная, какие эмоции за тем последуют. – Много о себе возомнила, сучка, – цедит архангел, сжав зубы. – Сверху буду я, даже и не надейся. И снова та под ним. Снова несдержанные касания и поцелуи. Откровения и вдруг неожиданно брошенные фразы на французском, родном языке Лют. Нечто вроде признаний в любви от обычно холодного лейтенанта и донельзя довольная ухмылка архангела. Все и без слов понятно, уж слишком хорошо друг друга знали. Успели узнать за те года, проведенные бок о бок. Адам целует живот и, сползая ниже, оставляет следы на внутренней части бедер. Истребительница запускает пальцы во взъерошенные волосы, сжимая их у корней, притягивая ближе. Мужчина не против, только и рад. В конце концов, охуенным любовником себя считал не зря. У обоих ехала крыша. Сердце, казалось, вот-вот пробьет грудную клетку. Язык медленно прошелся по влажному от возбуждения естеству, выбивая из подчиненной глухой стон. Она всегда была тихой. Только вот и командир всегда знал, куда стоит надавить. Знал, что сразу после его будут просить не останавливаться - все так же на французском, на который в моменты страсти невольно переходила Лют. Уверенная ласка продолжилась: накрыв губами клитор, Адам подключил к процессу и пару пальцев. Темп задавал то медленный, то быстрый, заставляя подчиненную прогибаться в спине, цепляясь за его спутанные волосы. По стене раздаются удары. Соседи очнулись и явно были недовольны, да только ответом им последует звучное «Пошли на хер!», вырвавшееся вдруг у белокурого ангела. Пускай не мешаются, пускай заткнутся к чертовой матери. И словно назло стоны станут ещё громче. Чувствуя, что истребительница близка к финалу, мужчина отстраняется, довольно облизываясь, когда со стороны слышится сердитый вздох и какое-то неразборчивое проклятие. Лют невольно, но хочется расцарапать это самодовольное лицо. – Блять, у тебя пиздецки крепкая хватка, – ворчит архангел, – Но отпусти нахуй, все волосы пообрываешь. И та невольно, но отпускает, хорошенько дернув лохмы напоследок. Специально, чтобы услышать раздраженное бурчание. – Красав. Так быстро мы заканчивать не будем, усекла? В ответ кивок. Эта покорность распаляла только больше. Долго тот не томил. Лишь вновь навис над возлюбленной. Прижался меж раскрытых бедер, толкнувшись в жаркое нутро. Плечи обожгла боль - Лют всегда царапалась. Будь то спина, грудь или плечи - на них всегда оставались отметины от ногтей. Следом за ними - яркое, горячее золото. – Сука, ты пантера или кто? Твою мать, Лютня, – Адам слышит, как та издевательски усмехается и в отместку кусает плечо. Золотая кровь блеснула на бледной коже. И вновь задан неторопливый темп, постепенно сорвавшийся на весьма спешный. Становилось неописуемо жарко, словно в Аду, на очередном истреблении, где вместе они были идеальным дуэтом. Лют доверительно жмется к Адаму, припадая губами к шее, как это делала ранее. Уже по привычке прощупывала горячими устами пульс - слишком сильно билось его гордое сердце. Взгляд глаза в глаза: в них все великолепие. Пронзительное золото и отражение друг друга. Командир ускоряется, чувствуя скорое приближение разрядки и лейтенант подается навстречу, словно желая утонуть в объятиях. Сильные руки, в наглую касающиеся везде, где только дозволено, дарили истинное наслаждение. Девушка заканчивает первая, громко произнеся имя любимого. Адам же кончает на содрогающийся живот Лют, удовлетворенно выдохнув. Оценивающим взглядом скользит по открывшейся картине: запыхавшаяся истребительница судорожно ловит ртом воздух и дрожит, запустив пальцы в светлые локоны. С тем мужчина поможет, приглаживая выбивающиеся пряди. Вот тебе и идеальная прическа. – Вот тебе и первый член. Неплохо, а? – на выдохе произнес тот, весело выгибая бровь. – Сэр, дайте минуту на отдых. Впрочем, ночь только началась. Минута длилась около часа. Заключив Лют в крепкие объятия, Адам утыкался ей в затылок, наслаждаясь хриплым дыханием. Казалось, что девушка заснула, пригревшись к нему, но покоя не получит и здесь, ни тут-то было. – Лют? – тихо позвав ангела. – Да? – А ты боишься щекотки? – хитро прищурившись, провел ладонью по боку. – Я хладнокровный воин. Почему должна бояться? Как оказалось, боится. Из полудремы выводят ловкие пальцы, нашедшие ну крайне чувствительную точку на боку. Лют тут же подскакивает, намереваясь отбиться, но крепкий хват не дал того сделать, из-за чего по номеру разнесся смех и веселое «Ну все, пиздец тебе, сиська!». Кто ж знал-то, что экзорцисты столь чувствительны? Увы, атаковать в ответ не получилось и миссия была провалена. Но стоило только бою найти свой финал, как Адам мягко целует женское плечо, находя там отметину от зубов. – Ещё разок? – Не против у окна? И вновь ту подхватят на руки, лениво сползая с помятой кровати. Разворошили все простыни. Говорил же: ночь в самом разгаре. Ладони, блуждающие по телу и прохладное стекло, заставляющее сотни мурашек бегать по спине. И не важно, что во время второго раунда Адам вдруг поинтересуется, не сбавляя резвого темпа: – Хочешь анекдот? – Сэр, вы стебетесь? – Нет, я просто хочу рассказать анекдот. Ну так что? – игриво приподнимая брови. У Лют вообще был выбор? – Давайте, – немного погодя. – Эдвард РукиПенисы спал, когда в доме начался пожар. Все сгорело, но он остался невредим, почему? А потому, что РукоПиси не горят! – Сэр, напомните, почему я с вами встречаюсь? – Потому, что я самый охуенный мужчина и любовник! – с плохо скрываемым энтузиазмом. – И то правда. – с очень уж плохо скрываемым скептицизмом. И это вызывает улыбку. Впрочем, в том, что он охуенный любовник никто и не сомневался.