Подопытный кролик

Опять это чувство тошноты. Живот болит от съеденной каши на завтрак, кусочка булочки с маслом и чая без сахара. Если чай я ещё могу вытерпеть, то кашу и булочку с маслом нет. Моя мама ещё не может понять что у меня анорексия, иногда она смеётся над этим, и я тоже. - Ты в последнее время странно себя ведешь, что то случилась? - Мам, всё у меня в порядке, пожалуйста не лезь в мою жизнь! - крикнула я на маму. “Сейчас опять начнется спор” - подумала я, нехотя размазывая остатки каши на тарелке. - Не повышай на меня голос дорогая, пообещай что это было в последний раз. - сказала мама. - Хорошо, прости. - с виной в глазах ответила я. Нет, я не могу это есть. скорее пока я ещё могу успеть. в ванную, срочно. В приступе тошнотворной паники пальцы отчаянно искали облегчения в недрах рта. Дыхание учащалось, в груди скручивало. Каждый вздох и каждый выдох был отягощен ощущением грязи, накопившейся внутри. Мышцы живота напряглись, заставляя желудок вывернуться наизнанку. Горло задрожало, когда рвотные массы хлынули потоком, как кислая река, затопляя все на своем пути. В глазах потемнело, и тело сотрясалось в агонии. Каждая капля извергаемой пищи была тяжелым бременем, смывающим позор за съеденный завтрак. Чувство облегчения смешивалось с чувством стыда и отвращения к себе. Голова кружилась, и ноги подкашивались, когда рвотные позывы утихли. Опустошенное и униженное тело осело на пол, дрожа от холода и стыда. Над разбитыми плитками ванной комнаты висел запах болезни, который, казалось, прилип ко мне. В этот момент время остановилось, и все мысли зациклились на ужасающей цене переедания. Желудок как будто бы сейчас выйдет вместе с едой. Рот горит. Как же противно. Когда надвигалась паническая атака, я чувствовала себя словно загнанной в угол зверьком. Больше не могу блевать. Мой сердце колотилось так сильно, словно хотело выпрыгнуть из груди, и в горле пересыхало. Мой разум начинал гоняться, зацикливаясь на катастрофических мыслях о том, что я потеряю контроль, все меня увидят такой, какая я есть на самом деле. Холодный пот покрывал мою кожу, а руки тряслись так сильно, что я едва могла держать руки у рта. Внезапное и непреодолимое желание избавиться от ощущаемой угрозы охватило меня. Сразу после этого наступило короткое облегчение, как будто я выбросила часть того страха и тревоги, которые разрывали меня изнутри. Однако вскоре после этого чувство вины и стыда навалилось на меня, усиливая мучения. Я поклялась себе, что это был последний раз, но я знала, что обманываю себя. Булимия стала моим способом справиться с невыносимой реальностью панических атак, бесконечным циклом саморазрушения. Каждая паническая атака оставляла меня еще более истощенной и растерянной, загоняя глубже в порочный круг. Жизнь стала постоянным полем битвы между страхом и стыдом, где я была обречена на поражение. Горячие, разъедающие слёзы струились по лицу, как жидкий огонь. Они обжигали щеки и подбородок, оставляя следы агонии на бледной коже. Каждая капля несла с собой волну стыда и отчаяния, подпитывая вихрь паники, бушевавший внутри. Рука дрожала, сжимая лезвие, словно то было спасительное средство. Острые грани блестели, маня к прикосновению. Слёзы смачивали ладонь, превращая металл в холодную, скользкую змею. Импульс к самоповреждению пульсировал в венах, словно ритм неумолимой судьбы. Слёзы становились всё гуще и обильнее, создавая иллюзию утопающего в собственном горе. Боль, физическая и душевная, сливались в одно невыносимое целое. Каждая слеза была отчаянным криком о помощи, который никто не мог услышать. Они были немыми свидетелями мучений, терзающих душу и тело. Как вода смывает грязь, слёзы стремились унести с собой агонию, но она упрямо держалась, как проклятие. Лезвие проскользнуло по коже, оставляя за собой тонкую полосу боли. Слёзы смешались с кровью, создавая отвратительный коктейль боли и сожаления. Каждая рана становилась напоминанием о том, как легко уничтожить себя, как я бессильна перед своими собственными демонами. Я устала от этого...