самый настоящий догги стайл

Бредли не верит ни своим ушам, ни своим глазам, ни своему телу. Он всю свою сознательную жизнь отрицал и презирал в себе любовь к противоположному полу, животное желание к чужим членам и влажные от приторной смазки дырки в дешевых порнушках. Когда появился Макс, то ситуация обострилась, а замок у комнаты почти никогда не был открыт. Спалиться перед родителями было подобно концу света. Почти после каждой стычки в коридоре Бредли приходил домой, здоровался и перебрасывался парой фраз с родителями, уходил в комнату, делал домашку, принимал душ, а после ложился спать, перемалывая себе кости мыслями и бурными фантазиями. В голове то и дело воспроизводились фразы Макса, брошенные больше в защитку, а не нападение. От этого крутило низ живота, ныли коленки и подгибались пальцы ног. Макс такой ничтожный, но дерзкий и независимый. Банальный сюжет из мыла, что мать смотрит по телевизору, где плохиш влюбляется в сильную и крутую простушку. Сразу накатывает сильное возбуждение, член больно упирается в резинку белья, а глаза самопроизвольно закатываются, пасть открывается и густо мажет слюной по подушке. Гребаное противоречие давит на грудную клетку даже сейчас, когда Бредли дотрагивается до члена и проводит на пробу рукой. Коленки звонко бьются друг об дружку, а корпус приподнимается выше. Вторая рука мечется по кровати. Но к своему стыду Бредли понимает, что безумно хочет хотя бы дотронуться до подрагивающего колечка мышц этой самой рукой. Наконец-то избавиться от оков самоубеждения и предрассудков. Он приближается всё ближе. Рука надрачивает более дергано и резко, а другая уже почти у самого входа. Сейчас он войдет и сразу станет лучше. Зудящее чувство пройдет, придет облегчение. Бредли ляжет со спокойной душой спать. Это же просто засунуть палец в жопу. Это даже не член, там было бы проще, как думается Бредли. Он ни разу не видел, как Макс растягивает себя. Палец упирается в сморщенную кожу. Бредли не понимает, почему там все такое мокрое: от потных рук или он реально течет как сучка. Сердце готовиться выпрыгнуть из груди. В комнату стучит мать. Эта ситуация всплывает в его голове прямо сейчас, когда Макс собирает естественную смазку с члена пальцами и приставляет их ко входу. Он осматривается по сторонам и ему впервые видно всю комнату. У него обостряется зрение. Бредли видит бешенные глаза Макса, ощущает его густой запах, отводит глаза в сторону, где стоит стол, а на нем семейное фото. Это какой-то пиздец. Коленки подрагивают, а чужой язык уже вылизывает складки. Мысленно он готовился к пальцу или сразу двум. Бредли впервые становится стыдно, что он поленился уделить время эпиляции. Кончик языка входит и тут же покидает разгоряченное лоно. Этот пиздюк смеет дразнить его? Он коленкой задевает его голову. Макс воспринимает это за запоздалый флирт и уже проёбанное кокетство, поэтому проталкивает язык сразу до корня. По комнате разносится стон. В эту же секунду Бредли затыкает пасть рукой. Отвратительно. Не дай бог это услышат родители. Но Максу как-то всё равно. Он воспринимает это за зеленый свет, поэтому увеличивает силу и амплитуду проникновений языка в уже изрядно мокрую дырку. Движения становятся легче и еще быстрее. Немного не на вкус Бредли — он любит сильнее, но медленнее. Манипуляции языком очень приятны, но хочется большего. Макс уже минут пять пыхтит между его раздвинутых ног и трется членом об простыню. Как же это всё безбожно грязно и убого. — Харэ, давай делом займись, — как же это жалко и не в духе Бредли, — пожалуйста, — добавляет он, когда понимает, что щенок не особо доволен тоном его просьбы. Тут как в жизни. Кнут и пряник. Макс отстраняется, убирает с подбородка излишки слюны и смазки. По звукам можно сказать, что он проводит по члену пару раз, чтобы с тихим выдохом кончить, а потом размазывает в руках сперму. Прекрасные условия для первого раза. Просто отличные. Прям вот полевая романтика. Только палатки и котелка с тушенкой не хватает. Бредли подбирается всем телом, когда чувствует у входа палец. К подобному невозможно подготовиться нормально — он буквально дрожит и сгорает от стыда. Слава Иисусе, что он не включил свет и зашторил окна. Лицом к лицу он бы не вынес этого. Тем временем Макс аккуратно и все также медлительно проталкивает фалангу пальца. Бредли не уверен, что у пиздюка такой толстый язык, ибо он был осведомлен только о его остроте и длине во всех смыслах, но боли нет. Есть странное ощущение инородности, не более. Ему банально не с чем сравнить. Когда палец входит полностью, а Макс останавливается, Бредли понимает, что член без растяжки никогда бы в своей жизни без оров и криков не принял. Щенок оказался прав. В очередной блять раз. Некоторое время уходит, чтобы привыкнуть. Глаза открывать не хочется, потому что наличие влаги пугает. Бредли мало того, что раздвинул ноги и разрешил себя выебать, так еще и разрыдался. Надо взять себя в руки. — Малой, ты чё, уснул что ли? — необходимо продолжать, — просто так лежать с пальцем в жопе, пока ты накончаешься, я не намерен. — Ты уверен, что я могу двигаться? — шепотом спрашивает Макс, и Бредли ему безумно благодарен, что тот уловил концепт их тихого секса. — Блять! Да! — это получается немного громче, чем он планировал, но щенок слушается и начинает движение. Неприятное ощущение длится еще парочку минут. Далее движения становится более уверенными, как с языком, поэтому Макс подставляет второй. — Я вставляю второй, — оповещает Макс и пристраивается. Каков позор! Этот щенок еще и озвучивает каждое свое действие! Чтоб точно растоптать самоуважение Бредли в ничто! — Давай поменьше слов и побольше дела. Стенки неохотно поддаются и впускают медленно второй палец. Бредли искренне не понимает, какой такой кайф могут ловить персоны, медлительно в принимающей позиции. Да у него все там зудит и чешется. Да ему хочется почувствовать в себе что-то большее, чем палец или два. Но ему невероятно стыдно и страшно. И он уверен, что Макс не сделает ему больно. Поэтому просто ждет, когда настанет то самое, из-за которого младший выгибается до хруста костей и кончает по минуте. Пока это просто засунул-высунул и ничего крутого. Бредли думается, что он сейчас заскучает настолько, что просто уснет. Ну правда. Он даже перестал чувствовать дискомфорт и инородность. Однако Макс резко вставляет пальцы до основания и начинает разводить те на манер ножниц, что-то там прокручивать и поглаживать. Теперь слезы у него текут от ощущения крайне непонятного. Будто щекотно, но до безумия приятно, что хочется стонать и громко-громко смеяться. Но, к сожалению, и то и другое сейчас категорически запрещено. — Вот так давай, куда и что ты там сейчас сделал! Давай еще раз так! От переполняющих ощущений он подкидывает бедра, ударяясь пупком куда-то в лицо Максу. Каков негодник! Что он там у него такого только нащупал! Собственный член дергается, Бредли понимает, что впервые кончит где-то за секунд тридцать, но Макс вытаскивает пальцы. Такого разочарования он еще никогда в жизни не испытывал. Сегодня у него многое в первый раз. С пасти срывается злобное и угрожающее рычание. — Ты ахуел? — У меня рука затекла, извини, — в подтверждение своим словам он подставляет ко входу три пальца левой руки, они без обилия смазки, на них только слюна, но прочность собственного очка Бредли оценит позже, — сейчас я попробую тремя. С каких пор у этого пса столько самоуверенности? Бредли не особо помнит член Макса. Он вообще никогда особо не смотрел на него во время секса. Три пальца входят намного труднее предыдущих. Тянущая и обжигающая боль вспыхивает сразу же. Появляется ощущение, что он реально вот-вот порвется и зальет и без того испачканные простыни кровью. Тогда просто так закинуть это в машинку в секрете от матери не получится. Кровь просто так не отстирывается, и Бредли прекрасно помнит это по единственной у них с Максом драке. Он сильно жмурит глаза, прикусывает губу и избирает путь терпения. Макс же знает, как это там работает, чтоб такого не произошло. Господи, как же это отвратительно. — Давай остановимся, — неожиданно говорит Макс, — тебе больно. Он вытаскивает пальцы и отстраняется. Бредли загнанно дышит, но благодарит его за это. — Извини меня, — слышать это от щенка со стоящим членом, безумием в глазах, но такой ясной головой странно. Бредли не понимает. Он обломал пиздюку в гон секс, а тот перед ним извиняется? Это какой-то сумасшедший дом, не иначе. — За что ты извиняешься? — искренне интересуется Бредли, — что я даже тут проебался? Что даже потерпеть не смог? — к горлу подкатывает что-то противное, комком приклеенное к гортани, — я столько времени пытался попробовать это, чтобы сейчас просто разрыдаться, — кажется, его понесло, — блять, я же реально просто ужасен... Макс приближается ближе и пытается обнять чужое подрагивающее в накатывающей истерике тело. Он никогда не видел ничего подобного до этого. Макс всегда считал Бредли холодным и грубым, запрещал даже допускать себе мысли о какой-то симпатии в его сторону, поэтому просто получал удовольствие от совместных встреч. — Прости меня, это же я виноват, — признается Бредли и обнимает Макса покрепче, — я всю жизнь считал, что это унизительно и противно, отвергал в себе это, чтобы потом появился ты, — шепот прерывался на такие же тихие всхлипы, — и у меня в голове все перевернулось, я спать из-за этого не мог, понимаешь? — Тише, тише, всё хорошо, не плачь, — легко сказать, Макс это понимает, но сейчас он в сильнейшем смятении и шоке, — ничего ужасного не произошло. — Потом начались задирки, а когда уже я понял, что появилось то самое желание, то я просто убиться хотел, — Бредли шептал очень быстро, будто боялся, что всё происходящее просто ему мерещится или снится, — ты же еще согласился на нашу супер дружбу с привилегиями, согласился, чтоб я тебя унижал... Ты блять понимаешь, что я это все унижением оправдывал? Что чувств никаких нет, что мы просто еще подростки, у которых стоит на все подряд? Под руками тело Бредли казалось натянутым в медную струну, которая совсем скоро порвется от натяжения. Это было больно слушать. Неприятно. В глубине души Макс прекрасно осознавал это, но принять никак не мог. — Мне так стыдно, — он отстраняется и пытается сфокусировать взгляд на лице Макса, — стыдно, что я такой, какой я есть, — Бредли ищет чужие руки и хватается за них, держит крепко, игнорируя следы их неудавшейся ночи, — у меня кажется что-то есть к тебе, и я не знаю, что мне с этим делать. Ну уж явно Бредли ему не про любовь и чувства затирает. Влюбленные становятся безумцами и это факт. А здесь что? Потерянный и запутавшийся тепличный ребенок, который пытается выплеснуть все беды на не менее проблемного человека? Не уж, увольте. — Если ты хочешь, давай продолжим, — Макс никогда не слышал Бредли на столько отчаявшимся и разбитым. — Давай просто полежим? — только бы Бредли замолчал, ничего не говорил и ничего не делал, — можешь говорить, если хочешь, я буду слушать. Но не слышать. Это как правило с "не влюбляться". Возможно, именно это и спасло Макса. Или нет. *** Эта ночь что-то изменила в них основательно. Макс наконец-то понял, что распыляться не стоит. Лучше просто уйти в игнор. Бредли так и не смог принять ни себя, ни произошедшее. Молчание Макса уничтожало, а перевод в другой колледж окончательно поставил гвоздь в крышку гроба. Возможно, они пожалеют об этом. Возможно, они больше не вспомнят об этом никогда.