Може, то було любов'ю?

Саки бы влюбился в парня, если бы это не означало влюбиться в Нигеля. Любить и ненавидеть одновременно — достаточно сложно. Нигель бы влюбился в Саки, если бы это не означало влюбиться в парня. Да, это правда трудно. Нигель всеми силами пытается извиниться перед другом. И стоял у него под окнами, и встречал после работы, даже маме его звонил — всё без толку. Саки не намерен общаться с ним как раньше, пока они не сядут и не поговорят. Блондин должен, очевидно, сам понять, в чём конкретно он провинился, исправить это и извиниться не просто для галочки, чтобы тусить с ним снова, а искренне. Всей душой. Такое и раньше было, они и раньше дрались, дулись друг на друга, как напыщенные придурки, но это быстро проходило — случалось что-нибудь эдакое, после чего они волшебным образом, кстати, не говоря ни слова, мирились. В этот раз так не получится. Нигель сильно обидел Саки, и сдаваться тот не намерен. Будет стоять на своём до конца. Юноша уже не знает, как извернуться, чтобы друг его наконец простил. Ну правда, «задрал дуться як девчонка!» Ему придётся идти на крайние меры — реально поговорить. Обсудить что-то, а не убегать от проблем, как он это всегда делает. Может, он и не сможет сказать Саки, что он, на самом деле, ему не безразличен… Хотя, что уж тут говорить, он и сам себе то этого сказать не может. Просто поговорить. Не так уж и сложно. Шнурует массивные ботинки с высокой подошвой. Просто поговорить. Идёт в метель в одной джинсовке. Просто поговорить. Стоит у двери. Просто поговорить. Пытается нажать на звонок, но не получается. Зеленоглазый стоит так минут, наверное, десять, продумывая, что конкретно он скажет, как именно он будет ругаться и что сделает потом. Снег, который был у него буквально везде, даже за шиворотом, успел растаять. Супер, теперь он был ещё весь мокрый! В момент, когда Нигель был полной решимости позвонить в дверь — она распахивается. Саки, уткнувшийся в телефон, просто врезается в друга. — Факинг щит! Сука, Нигель! Вот это реально крипово. Что ты здесь делаешь? Выметайся отсюда к чертям! — Он этого явно не ожидал. Перепугался правда не на шутку. От этого становился ещё злее. — Я, вообще-то, прийшов проговорити, — раньше бы он зашёл без приглашения, а сейчас смиренно ждёт. Для брюнета это значит многое: Может, он правда готов исправиться? — Как же ты меня достал, олух! Ладно, заходь. Парень уже забыл про дела, по которым он шёл. Сейчас его интересует только то, что скажет этот идиот. В глубине души он надеется, что тот подберёт правильные слова и кареглазый будет уже не в состоянии на него дуться. Они садятся на кухню. Нигель здесь ещё никогда не был. Всё такое непривычное. Они смотрят друг на друга непрерывно. Иногда кажется, что даже не дышат, а единственный звук, который нарушает идеальную тишину — тиканье часов. Нигель уверенно выдыхает и прокашливается, чтобы сказать: — Ну. Я отсосал біля шкарпетки. Саки еле держит смех. Лицо у друга правда такое кислое, будто он говорил про это без сарказма. — И что дальше? — Хочу вибачитись. Перед шкарпеткою за те, що відсмоктував і перед тобою за те, що був неймовірним кретином. — А что конкретно ты сделал, чтобы извиняться передо мной? — Брюнет продолжает наслаждаться таким унижением возлюбленного. — Ну… Поводився як козел, втік від проблем. Ще й тебе побив. — Тоесть, ты признаешь, что ты «Сам Нігель великий» облажался по полной? Что ты конченный придурок и прямо сейчас унижаешься передо мной, — он расплывается в блаженной улыбке. Он получил своё и теперь доволен. Оба вскакивают. Нигель оттягивает его футболку. — Заткнись, ідіот , и поцелуй меня уже наконец, — это было импульсивно, Нигель правда от себя этого не ожидал и понимал, что потом всей душой будет жалеть об этой минутной слабости. Но это будет потом, а сейчас он хотя бы чуть-чуть побудет собой. Самую малость. Саки решает идти до конца. — Нет, ты поцелуй. Нигелю приходится вставать на носочки. Хотя он с огромной подошвой — всё равно значительно ниже брюнета. Парень внимательно  смотрит на освещенное искуственным светом лицо, изучая изящные черты: в меру острые скулы,  губы багрового оттенка с кровоподтёками, орлиный нос и до безумия прекрасные, хоть и усталые, глаза. Он со страхом смотрит на него, а затем тянется всё выше и выше и примыкает к желенным, но ведь запретным губам, нисколько не думая о своих действиях. Он закрывает глаза, лишь бы не опомниться