Dead can't dance

— Ваша фамилия? — Не знаю. — Национальность? — Не знаю. — Религиозная принадлежность? — Не знаю. — Возраст? — Двадцать один год. Они все равно не смогли бы сражаться — последняя неделя выдалась тяжелой, и люди были сильно измотаны. Они снялись с места, к которому уже успели прикипеть, не имея доступной альтернативы, как и четкого плана, и шли, шли, шли... куда-то на юг. Такое бывает, когда приходит орда. Две последних зимы, а Рей измеряла время именно так, здание заброшенной школы служило им укрытием. Но оно не имело ни надежных стен, ни оборонительных сооружений, чтобы выстоять перед нашествием крупной стаи мертвецов. Хорошо, что никто не погиб. Но, экстренно эвакуируя лагерь, им пришлось оставить большую часть своего хозяйства. В единственный автомобиль забросили только предметы первой необходимости: оружие, какие-то припасы и теплые вещи. Несколько дней назад бензин закончился, а баки во всех встречных им транспортных средствах были также пусты. Необходимость тащить на себе тяжелые пожитки истощила не только силы путников, но и запасы их боевого духа. Только Рей не унывала. Она не имела права. Она взяла на себя ответственность за эту малочисленную группу выживших, потому не могла демонстрировать слабость. Даже когда ей в грудь уперлось дуло автомата, а рослый, явно недружелюбно настроенный детина в маске преградил дорогу. Она обернулась к остальным, чтобы приободрить: — Все хорошо. Я разберусь, — хотела бы она и сама в это верить! — Что вам нужно? — рука под краем куртки нащупала припрятанный в подкладку нож. Тянуться за арбалетом было слишком опасно — едва ли девушка успеет выхватить и зарядить его до того, как незнакомец спустит курок. — Кто вы такие? — откликнулся вопросом на вопрос мужчина. — Выжившие, — спокойно сказала Рей, — очевидно, что не мертвецы, — она подавила смешок, ощутив, как Финн незаметно от остальных толкнул ее под ребра, сопроводив жест осуждающим взглядом. Нашла время шутки шутить. Но она помнила его бесценные уроки, данные давным-давно — смех способен снизить градус напряжения. А заодно Рей требовалось потянуть время, чтобы оценить обстановку. Незнакомцев с оружием было семеро. Меньше, чем ее людей, но на их стороне было заметное преимущество в виде автоматов и брони. Даже если они пускают пыль в глаза, и магазины автоматов пусты — ее группа устала от долгой дороги, а драться с живыми куда сложнее, чем с мертвыми. Рей завалит двоих, Финн, если постарается, еще одного, а остальные… — Сдайте оружие и проследуйте с нами, — распорядился тот, кто держал девушку на прицеле. Их привезли в какое-то место. Рей не имела представления о том, как оно выглядит, потому что пленников транспортировали в глухом кузове небольшого грузовика, запертом снаружи. Без единой щелочки, через которую она могла бы выглянуть наружу. Все, что она знала — в пути они были около часа, часть дороги ехали по шоссе, но потом съехали на грунтовку, ровный асфальт резко закончился, и машину затрясло на камнях и ухабах. Дальше был двор, со всех сторон огороженный высоким забором, и здание, из-за высоких окон и примитивной архитектуры напоминающее завод. Группу разделили — отдельно женщин, отдельно мужчин. Финн напоследок успел сжать ее руку в обещании отыскать друг друга после. После допроса. Рей осмотрел доктор — немногословный пожилой мужчина в латексных перчатках. В первую очередь он проверил зубы, чтобы убедиться, что пленники не имеют привычки питаться человеческим мясом. Остальной осмотр был беглым и поверхностным. Следом за доктором к ней явился еще один человек, лысый, без маски, но в форме, похожей на ту, что носил перехвативший ее группу отряд. Незнакомец жестом пригласил ее присесть на жесткий стульчик перед столом, и начались бесчисленные вопросы, на большинство которых у Рей не было ответа. — Возраст? — Двадцать один год. — Образование? — Да вы шутите, — не сдержала фырканья она, — восточный университет выживания в экстремальных условиях имени Джеймса Кука, — к несчастью, лысый человечек не оценил юмора и сжал губы в нитку, — ладно, извините, — выдавила Рей, — зачем все это? Что вам от нас нужно? Что это за место? — Капернаум, — сказал он, — вы, юная леди, обязаны пройти процедуру идентификации, чтобы мы могли принять решение на ваш счет. — Какое решение? — насторожилась девушка. — Достойны ли вы получить гражданство в Возрожденной Америке. — Оу, — только и могла, что сказать Рей. Ей доводилось слышать от странников, кочевавших по всему континенту, о возникновении больших, организованных поселений, но она всегда относилась к их рассказам с должной долей скепсиса. Она на собственной шкуре ощутила прелесть этих самых «организованных поселений». Они с Финном едва унесли ноги. Она чуть не умерла от огнестрельного ранения и обзавелась некрасивым шрамом, ставшим отличным напоминанием о том, что от таких мест лучше держаться подальше. Да и библейское словечко не внушало доверия. Теперь Рей разбиралась в таких вещах, она использовала время, проведенное в заброшенной школе, с максимальной пользой. Там была библиотека, где девушка скрупулезно, в любую свободную минуту, восполняла пробелы в знаниях. Капернаум — село утешения. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. И даже если оправдать их транспортировку сюда в закрытом грузовике разумной мерой предосторожности, Рей не сомневалась: всегда найдется какое-нибудь «но». Быть может, эти славные, организованные господа ставят жуткие эксперименты над людьми, приносят кровавые жертвы древнему Молоху или другому неведомому божеству. Возможно, они тоже раз в год устраивают охоту на людей, когда безжалостно убивают, грабят и насилуют всех, кто подвернется под руку. — Продолжим, — сказал лысый человек, утомившись ждать, пока она переварит полученные сведения, — какими полезными навыками вы обладаете? — Я умею охотиться, — честно призналась Рей, не без гордости. Она уже было открыла рот, чтобы продолжить озвучивать пункты своего резюме и добавить, что к тому же она еще и отличный следопыт, и, как выяснилось, неплохой руководитель, ведь именно благодаря ей выжил Финн и другие ее спутники, прибившиеся к ним позднее. Но запретила себе это делать. Девушка вспомнила о своем долге перед этими людьми. Они ей доверились, она не могла обмануть ожиданий. — Где мои люди? — спросила она, — что вы с ними сделали? У нас есть право голоса? Мы не хотим быть гражданами вашего… государства. Отпустите нас. — Нет, — отрезал незнакомец, — вам придется остаться здесь. Ну началось, — устало подумала Рей, приготовившись выслушать очередную лекцию о принудительно навязанном благе. Рей стоически выдержала все необходимые процедуры — и анкетирование неприятным лысым типом, и еще один осмотр у врача, и даже беседу со священником. Старый пастор со скрежещущим голосом долго пытал ее на тему религиозных взглядов и познаний в этой области. Услышав, что девушка посещала церковь лишь однажды — полуразрушенный костел, где она подростком пережидала зимнюю ночь, он был разочарован. В конце разговора пастор мягко, но настойчиво, советовал ей посетить местный храм, ведь вера может стать «надежным фундаментом среди царящей вокруг безнадежности». Рей поклялась заглянуть туда в воскресенье на проповедь (еще бы она знала, какой сегодня день недели!), но на деле планировала отыскать Финна и остальных, и убраться отсюда намного раньше. Ей выдали новую одежду и что-то вроде паспорта — карточку с именем и другими данными, откуда Рей почерпнула, что ее приписали к продовольственной службе. Дальше ее вверили в руки высокой, грубой женщины с косынкой на голове, назначенной сопроводить ее в место пребывания. Незнакомка чем-то напомнила Рей Фазму, но она прогнала эти мысли. Она запрещала себе вспоминать времена в «Первом ордене». Последние несколько лет она только и делала, что старалась забыть малейшие детали своего пребывания в бывшей тюрьме. Финн — последняя ниточка, связывавшая ее с прошлым. Но они были солидарны в желании начать жизнь с чистого листа. И ведь неплохо же выходило, пока мертвецы не разорили убежище, вынудив их пуститься на поиски нового дома, завершившиеся здесь. Женщина заставила напялить косынку и Рей, объяснив, что в Капернауме женщине не пристало разгуливать с непокрытой головой. Как и носить брюки — новая одежда включала простое платье из грубой ткани, скромное белье и обувь. Сопровождающая подчеркнула, что охотиться Рей никто не позволит, ведь это занятие считалось типично мужским. Пометка о продовольственной службе в ее паспорте подразумевала работу в поле. Рей видела его, как и трудящихся там женщин, пока они добирались до общежития. Понурое одноэтажное здание из темного кирпича напоминало не то казарму, не то училище для благородных девиц из старых книжек. Населяли его исключительно незамужние, бездетные женщины. Счастливые обладательницы мужей жили со своими семьями и отпрысками в другой части поселения. Из-за этого Рей на ум невольно пришло сравнение с «Красным центром» из романа, найденного в нижнем ящике директорского кабинета заброшенной школы. Не ровен час — ее пристроят к кому-то власть имущему и прикажут спасать род человеческий от вымирания. Она не нашла в общежитии никого из знакомых и забеспокоилась. Рей не понравилось, что руководство Капернаума предвосхитило намерение пленников сбежать и приняло соответствующие меры. Скорее всего, догадалась она, они сделают все, чтобы разделить Рей с ее людьми. Ничего. Она планировала найти их и высвободить из царства дурацких косынок, ботвы, репы и кукурузных полей. Время шло, и Рей не заметила, как оказалась втянута в скучную рутину жизни в Капернауме. Она-то рассчитывала, что за пару дней отыщет свою команду и смоется на все четыре стороны, но задача оказалась куда сложнее, чем рассчитывала девушка. Все передвижения жителей города четко контролировались солдатами в глухой форме, навроде патруля, что повстречал Рей с группой на трассе и транспортировал сюда. Подъем — завтрак — работа в поле — обед — работа — ужин — отбой. Ночью количество охраны удваивалось. Неделя заканчивалась походом в церковь, где тот скрипучий старый дед зачитывал фрагменты из Библии и других священных текстов, а потом уныло распинался о прекрасном будущем, которое они строят тут своими мозолистыми от работы руками. Рей так и не повстречался никто из ее людей. Она боялась выдвигать хоть какие-то предположения об их судьбе, утешая себя, что Капернаум по-настоящему огромное поселение, а их просто раскидали по разным его частям. Это был город, вероятно, когда-то являвшийся милым пригородом сгинувшего мегаполиса, обнесенный со всех сторон глухой стеной, даже выше, чем ограда тюрьмы «Первого ордена». Она очутилась в фермерском районе — между редкими домами лежали поля и огороды. Кроме бараков, другие постройки, включая мельницу и церковь, были деревянными, явно возведенными совсем недавно. Собранная провизия на конных повозках свозилась в склады, расположенные чуть дальше, но добраться туда не представлялось возможным. Радиус доступных передвижений Рей ограничивался полем, церковью и бараком. Там же работницы получали свою пищу, состоявшую преимущественно из овощей, безвкусных каш и куриного мяса. Еда была пресной, но девушка не привыкла жаловаться. Она знала, как трудно уснуть, когда желудок сводит спазмами от голода; как тяжело передвигать ноги, если темнеет в глазах. Остальные тоже не роптали на питание, да и на свою участь в целом. К огромному удивлению Рей, ей не удалось найти среди других женщин хоть кого-то, кто стремился бы попасть на волю. За стенами Капернаума простирался страшный, мертвый, голодный мир, каждый день в котором мог стать последним. Город гарантировал своим жителям хоть какую-то стабильность. Стоило Рей завести речь о том, что вольная, пусть и опасная жизнь, лучше рабского труда и беспрекословного подчинения, ей приказали заткнуться. Если она не хочет нажить себе проблем. Трудиться в поле — не самое худшее, что могло с ней случиться. Она сохранила свою точку зрения, но теперь вынужденно держала ее при себе. До этого дня, когда среди высокой, почти в человеческий рост, кукурузы ей померещилось знакомое лицо. Рей стащила косынку с головы и вытерла ей пот со лба, засомневавшись. Наверное, она просто перегрелась на солнце. Невозможно было поверить своим глазам, ведь именно этого человека труднее всего было представить в таких обстоятельствах. Стебли зашуршали, пока она проталкивалась поближе. — Базин? Женщина замерла. Ее смуглая рука зависла над корзинкой, так и не бросив туда последний спелый початок. Она медленно подняла глаза, непривычно маленькие без яркого макияжа и ее блесток, какие-то ввалившиеся, на чуть опухшем лице с «крестьянским» загаром. — Не может быть, — хрипло сказала Базин. Она прокашлялась, хлебнула воды из фляжки, промочив пересохшее горло, и выпрямилась во весь рост. Рей огляделась, проверяя, что поблизости нет других работниц, и напрягла слух, улавливая малейший шорох листьев, ведь кто-то мог притаиться в зарослях, чтобы подслушать, о чем болтает маленькая бунтарка. Своими вольнолюбивыми разговорами девушка заработала себе не самую лучшую репутацию, потому теперь за ней следили особенно пристально. Никого. — Что ты здесь делаешь? — спросила она. — Не заметно? — ощерилась Базин, — собираю злоебучую кукурузу. Быть может, главная красотка «Первого ордена» и изменилась внешне, но ее язык остался по-прежнему острым. Впрочем, у них больше не было повода враждовать, а старые недомолвки стоило оставить в далеком прошлом. Они в одной лодке. Базин явно не выглядела удовлетворенной своим нынешним положением. — Глупый вопрос, — согласилась Рей, таким образом протягивая бывшей сопернице оливковую ветвь, — но я не об этом. Как ты угодила в лапы этих чокнутых пуритан? — Надо же, — присвистнула Базин, — ты пополнила свой словарный запас! Умница девочка. Но зря старалась — чем ты тупее, тем легче выжить среди этих, как ты выразилась, «чокнутых пуритан». — Так почему ты здесь? — А сама как думаешь? — нахмурилась женщина, — я ушла из «Ордена». Нашла другое убежище, но туда заявились солдаты Капернаума и всех забрали. Вопрос «почему» так и повис между ними, как и бесчисленные другие. Рей себе запретила. Базин ушла, потому что считала нужным. Рей напомнила себе, что ее не волнует дальнейшая судьба обитателей бывшей тюрьмы. И в частности… Она тряхнула головой и, опомнившись, натянула обратно косынку, пока никто не заметил, что она безнравственно демонстрирует взгляду посторонних заплетенные в косу волосы. — Да, — задумчиво кивнула Рей, — с нами было то же самое. Они перехватили нас, пока мы меняли локацию, спасаясь от мертвяков. Но я хочу найти своих людей и… — Заткнись, — потребовала Базин, — мне не интересно. Уж я-то знаю, что ты отлично умеешь создавать всем проблемы, так что держись от меня подальше. Она подхватила свою корзинку, полную кукурузы, и исчезла в густых зарослях, оставив ошарашенную Рей осмыслять судьбоносную встречу в одиночестве. Ночью Базин сама пришла к Рей. Она накрыла рот девушки огрубевшей от труда ладонью и приложила палец к своим губам, призывая молчать, чтобы не разбудить соседок по комнате. Рей безропотно последовала за ней до душевых, тревожно оглядываясь по сторонам. Базин закрыла дверь изнутри и подперла ручку шваброй. — Где твои люди? — начала она без лишних предисловий, — их много? — Нет, — покачала головой Рей, — и нет, я не знаю, где они. У тебя есть предположения? Базин прошлась из стороны в сторону, нервно меряя помещение широкими шагами. Без каблуков она оказалась не такой уж и высокой — не сильно больше Рей. Женщина вообще изменилась не в лучшую сторону, заметно сдала. Ее прежде горделивая осанка поникла, спина сгорбилась, а черты лица заострились. Загорелая кожа облепила скулы, как папиросная бумага. — Твой приятель-недоумок был с тобой? — поинтересовалась женщина, — вы же вместе сбежали? — Да, Финн тоже угодил сюда, — подтвердила Рей. Она напряглась, распознав в небольшой паузе, оставленной Базин, неозвученный вопрос. Должно быть, бывшая соперница, как и многие другие, не посвященные в правду о «Волчьей гонке», все эти годы гадала о произошедшем в тот день. Почему Рей и Финн исчезли. Скорее всего, их обоих считали мертвыми. Бывало и такое, что с «гонки» возвращались не всем составом. Они, наверное, стали лишь очередными именами, вычеркнутыми из общего списка. Или нет. Не важно. Рей нельзя думать об этом. Ей нужно разбираться с насущными проблемами. Здесь и сейчас. — Тут не любят черных, — поделилась Базин. Рей и без нее заметила, что среди окружающих ее в Капернауме людей преобладают исключительно представители европейской расы, но ей невдомек было размышлять еще и на эту тему. Выходит, это не было совпадением. — Ты думаешь, что он… — осторожно начала Рей. — Нет, — Базин повела подбородком, окончательно помрачнев, — скорее всего, их куда-то ссылают, чтобы не мозолили глаза. Рей облегченно выдохнула, но она рано обрадовалась. Базин продолжила: — У меня есть кое-какие полезные знакомства, но до твоего дружка нам не добраться. Я могу организовать твой побег за стену, но… Она умолкла, пристально вглядываясь в лицо Рей в полумраке, оценивая реакцию. Девушку это насторожило, не пытается ли Базин подставить ее с помощью компрометирующего разговора. Слишком просто. К тому же она не собиралась рассматривать вариант уйти отсюда в одиночку, без своих людей и Финна. Финн — ее друг, ставший Рей почти братом. Он ее семья. Ради него она пожертвовала… многим. Благодаря ему она нашла в себе силы бороться и собрать себя заново, построила за эти три года свой маленький социум. — Мой побег? — уточнила Рей, — а ты? Неужто хочешь остаться и собирать кукурузу и дальше? Базин разразилась лающим смехом, но тут же вспомнила, что может привлечь к ним лишнее внимание, и заткнулась. Она вытерла слезы с глаз тыльной стороной ладони и отвела руку от лица, разглядывая ее — жесткую кожу, обкусанные, неопрятные ногти. Когда-то ее кисти были красивыми и изящными, даже в «Первом ордене» она как-то умудрялась придавать им ухоженный вид. — Не совсем, — уклончиво ответила она, — если на одной чаше весов перспектива быть сожранной мертвяками, а на другой идиотские правила Капернаума, то я, разумеется, выбираю второе. Но я хочу немного подняться по карьерной лестнице, не собираюсь до конца своих дней горбатиться в поле, как какая-то крестьянка. Тут мне поможешь ты. Услуга за услугу… — А если я откажусь? — Рей уже догадалась, что ей не понравится продолжение, которое она услышит. Она смекнула, что их столкновение в поле едва ли являлось случайностью. У Базин не было отца, учившего ее охотиться и драться с мертвецами, но она обладала другими ценными для выживания навыками. Она умела подстраиваться под обстоятельства и выискивать выгоду. Не иначе, она давно прознала о появлении Рей в лагере и ждала подходящего момента, чтобы предложить ей участие в каком-то своем плане. Как в шахматах. Рей часто играла в них с Финном, отыскав набор для игры в школе, долгими зимними вечерами. Финн. Базин словно прочитала ее мысли. Или слишком хорошо изучила ненавистную девчонку и смогла спрогнозировать ее реакцию, потому заведомо грамотно выстроила свою линию. — Условия, в которых мы живем, вполне адекватные, в сравнении с тем, как обращаются с теми, кто… не вышел арийским лицом, — снова заговорила Базин, смакуя каждое слово, — в Капернауме есть производства. Учитывая, что они отрицают блага цивилизации, это тяжелый и опасный труд. Думаю, твоего дружка приплели к заводской работе. Нет смысла убивать его из-за цвета кожи. Он сдохнет сам. Но ты… — Ясно-ясно, — оборвала Рей, — что я должна сделать? — Приходи сюда завтра ночью, узнаешь, — женщина расплылась в довольной улыбке. Весь день Рей размышляла, оценивая риски и пользу от возможного сотрудничества. Базин вполне могла затаить на нее злость и отомстить девчонке, вставшей между ней и постелью лидера «Первого ордена», заманив ее в ловушку. А могла и реально помочь, плюнув на былую неприязнь ради достижения своих личных целей. Эта холеная красотка не годилась для работы в поле, тут она не врала. Но Рей не имела и малейшего представления, каким образом она, находящаяся тут на тех же птичьих правах, может на это повлиять. Был только один способ узнать. Да и особого выбора у Рей все равно не имелось — ей не выбраться из Капернаума без посторонней помощи. Рваться на рожон… С пулей в груди она точно не вытащит Финна и своих товарищей на волю. Потому она дождалась ночи и пошла на встречу с Базин. В первое мгновение Рей испугалась, ведь в душевой ее поджидал солдат в униформе, но на деле он оказался переодевшейся заговорщицей. Другой костюм, поменьше, но все равно огромный для ее крохотного роста, предназначался самой девушке. — Как ты их раздобыла? — не сдержала любопытства Рей. И тут же пожалела. — Отсосала кому надо, — со злым смешком сообщила Базин. Ее взгляд был красноречивее любых слов. Она будто спрашивала, осуждаешь? Ты, когда-то избранница главаря бандитов? Вот и держи варежку закрытой. Базин натянула шлем. Рей последовала ее примеру. Снаружи их поджидали еще двое охранников, сопроводившие их до стены. Им беспрепятственно позволили выйти наружу, и, проделав недолгий путь по улицам маленького заброшенного городка, они добрались до огромного здания из стекла и бетона. Базин решительно толкнула крутящуюся дверь, и механизм встретил их неприятным скрежетом ржавого металла. Рей стянула шлем, приглушавший звуки, и настороженно прислушалась, не привлек ли шум мертвецов, окопавшихся поблизости, но услышала лишь тишину. — Пойдем, — Базин дернула ее за руку, — никого тут нет. Они истребили всех тварей рядом с городом. Рей не стала спорить, хотя и не верила, что это возможно. Монстров слишком много — куда больше, чем уцелевших. Она неоднократно наблюдала, как подобные заблуждения стоили людям жизни, и не питала иллюзий о безопасности этого места. Здание, куда ее привела Базин, оказалось торговым центром, большим, как город внутри города. Они вышли на главную аллею, когда-то росшие здесь в кадках деревья завяли и представляли из себя нелицеприятное зрелище. Везде валялись магазинные тележки, перевернутая мебель и кучи мусора. Рей представила, как люди выносят витрины и прилавки, хватая все, что хоть как-то может пригодиться для выживания. Увы, таких вещей здесь было немного — в основном обесценившаяся роскошь, так милая сердцу Базин. Тощие манекены в причудливых позах чем-то напоминали ее саму. Прежнюю ее, какой она была во времена «Первого ордена». — Зачем мы здесь? — спросила Рей, засмотревшись на рекламный плакат на стене. Миловидная девушка на нем улыбалась, прижимая к ушам красные наушники. Слоган ниже сулил небывалое удовольствие от прослушивания музыки. Жива ли она? — невольно задумалась Рей. Прошло пятнадцать лет. Чем теперь занимается эта модель? Бродит по лесам, полям и разрушенным городам в поисках того, чья плоть доставит ей «небывалое удовольствие»? Трясется от страха в убежище? Возделывает урожай треклятой кукурузы? — Итак, — Базин развела руки в стороны, словно добрая хозяйка, принимающая гостью в своем персональном царстве гламура, — приступим. Она заметно приободрилась, оказавшись в привычной обстановке. То же самое чувствовала Рей, гуляя по лесу. Среди деревьев, корней, ветвей и камней она была дома. — Вот, что мне удалось узнать, — начала Базин, гордо вышагивая меж витрин и стендов с рекламными объявлениями, — Капернаум — не единственный город Возрожденной Америки. Всем заправляет какой-то верховный правитель, про которого я ничего не разнюхала, но он ставит над каждым поселением своего наместника. Добраться до него непросто, но… он мог бы помочь нам решить наши с тобой «проблемы». — Хорошо, — кивнула Рей, — и как это сделать? — А вот теперь самое интересное, — Базин свернула в ближайший магазин и остановилась, окидывая тонущие в полумраке ряды вешалок с одеждой оценивающим взглядом, — для бедной крестьянки, работающей в поле, есть только один способ. — Боже, — Рей страдальчески возвела глаза к потолку. В ее голове уже роились самые неприятные предположения. Она стала куда старше и теперь понимала, как устроен мир. Лучше бы она не понимала. Не читала все те книжки в библиотеке заброшенной школы, складывая в копилку бесценные знания. Жить в неведении было намного приятнее. — Можно попасть в гарем местного царька, — подтвердила ее опасения Базин, — но нужно пройти строгий отбор. Тебя будут оценивать, как товар. И только потом, если повезет, допустят до аудиенции с правителем. — Меня, — повторила Рей, скривившись, — почему бы тебе самой этим не заняться? Базин остановилась и повернула к ней отощавшее лицо. Глубокие тени придали ей возраста, и Рей задумалась, сколько ей в действительности лет. Ухоженная, с красивым макияжем, не изможденная полевой работой, женщина выглядела куда моложе. А она, возможно, даже старше Кайло. — Я несколько утратила товарный вид, — озвучила Базин то, о чем размышляла девушка, — но я не подхожу по другой причине. — Почему? — обронила Рей. — Я бесплодна, — ровным тоном сообщила Базин, ничуть не опечаленная этим обстоятельством. Поймав шокированный взгляд Рей, она скорчила ей рожицу и бодро продолжила: — Короче, я уже пробовала, но срезалась на медосмотре. Наложница правителя должна быть фертильной. У тебя же все окей с этим? — Хм… да… — с запинкой ответила Рей и отвела глаза. Три года назад она уворачивалась от пуль и перепрыгивала коряги в лесу, спасаясь от ужасной перспективы погибнуть от рук отца своего будущего ребенка. Тот момент совершенно не годился для того, чтобы сообщить Кайло радостную новость. Она до сих пор нервно посмеивалась, представляя себе их разговор, как кричала бы ему, умоляя прекратить преследование и стрельбу хоть на пару минут, пока она объяснится. К счастью или нет, но необходимость отпала сама с собой. Они с Финном спрятались в кузове грузовика и сидели там несколько дней, окруженные толпой мертвецов снаружи. Их хотели поймать, но это явно не стоило того, чтобы рисковать своей головой. Было до смерти страшно и очень жарко. Одежда промокла, пот заливал глаза. Рей истекала кровью — но не только из раны, оставленной единственным выстрелом, достигшим цели. Пришли чертовы месячные. А вместе с ними и осознание: она не обречет еще одно несчастное существо на страдания в этом рехнувшемся мире. Впрочем, иногда она все же представляла себе, как мучилась бы, отвечая на вопрос сына или дочери об отце. Твой папочка, знаешь ли, был психопатом, убийцей и насильником. Но он не потрудился сообщить об этом сразу, первое время успешно прикидываясь вполне славным малым. Скомканный, выцветший, обтрепавшийся лист бумаги с досье Кайло у Рей изъяли в Капернауме вместе с одеждой и остальными личными предметами. — Я правильно понимаю, что ты намереваешься подложить меня… очередному главарю, — безрадостно констатировала она, наблюдая за шныряющей по магазину Базин. Это был не вопрос, а смирение с грядущей участью. — Тебе не привыкать, — ядовито выплюнула женщина, но, словно раскаявшись за этот выпад, поправила себя, — вовсе нет. Всего лишь добьешься аудиенции, объяснишь ситуацию и попросишь отпустить своего умственно-отсталого друга. Конечно, замолвишь словечко и за меня. — И меня сразу послушают, — надулась Рей, — ну да, ну да. — Все в твоих руках, — заявила Базин. Она успела собрать приличное количество вещей и всучила разноцветную, пропахшую затхлостью кучу девушке. Рей едва устояла на ногах, ноша имела весьма ощутимый вес. Пайетки оцарапали ей пальцы, а перья защекотали нос. — В примерочную, — скомандовала Базин. — Ваша национальность? — Еще в прошлый раз я сказала, что не знаю! — Хорошо. Возраст? — Двадцать один год. — Девственница? Рей нервно заерзала на сидении. Она по-прежнему испытывала колоссальный дискомфорт после первого в жизни гинекологического осмотра, а каверзный вопрос окончательно сгустил краски. Зачем было его задавать? Ее тщательно, бесцеремонно ощупали, изучили вдоль и поперек так, что собственное тело теперь ощущалось грязным и каким-то чужим. У нее не осталось тайн и секретов. И все же очередная тетка со скорбным лицом смотрела строго, вынуждая Рей озвучить правду. Солгать она не могла. — Нет. А как ей хотелось ответить «да»! Отмотать время назад и… — Подвергались ли вы сексуальному насилию? — Нет. На нее невольно нахлынули воспоминания о событиях уже, получается, четырехгодичной давности. Рей запрещала себе возвращаться к этому, но досмотр и допрос воскресили в ее памяти ту ночь. Ночь, когда произошла ее инициация. Там не было места насилию, только любви. Это слово она, конечно, узнала и добавила в свой лексикон намного позднее, вытащив из пыльных страниц старых книг. В тот момент в нем не было необходимости, вполне хватало доверия и заботы. После охоты они разошлись в лагере в разные стороны. До ночи Рей гадала, будет ли продолжение. Она боялась, что услышит в коридоре каблуки Базин, но вместо них она уловила движение под своей дверью и тихий, робкий стук. Он сам пришел к ней. Они долго целовались. Так долго, что у Рей затекла шея и онемели губы, после чего он спросил, действительно ли она уверена в своем решении, пока не поздно отступить и вернуть все, как было. Кайло предупредил ее, что все это может плохо закончиться, а она толком не понимала, что он имеет в виду, наивно решив, что речь идет только о сексе. Что касается него, мужчина сразу сказал, что ей, возможно, сначала будет неприятно, но нужно перетерпеть, а он сделает все, что в его силах, чтобы она не пожалела. Она не пожалела. Ей было интересно и волнительно. Она была глупой, семнадцатилетней девчонкой, которая совершенно иначе представляла себе весь процесс и сделала много удивительных открытий о себе и своем теле. Конечно, она пробовала притрагиваться к себе прежде, но делала это как-то не так и ничего не выходило. В первый раз она кончила именно от пальцев и языка Кайло, и чуть не разревелась от переизбытка чувств. Тогда он и ввел главное правило их секретных отношений: ей придется всегда вести себя тихо. Ни живые, ни мертвые не должны знать. Но все узнали. Знала теперь и эта сухая канцелярская крыса, вносившая все сведения, полученные от девушки в специальную анкету. — Дети? — Нет. — Случались ли у вас выкидыши? — Нет. — Прерывали ли вы беременность? — Нет. — Есть ли у вас пищевые или иные аллергии? — Нет. — Есть ли у вас наследственные болезни? — Понятия не имею. Господи, какое унижение, — тоскливо подумала Рей. На этом вопросы иссякли. Женщина заполнила последнюю графу и вдруг улыбнулась. — На этом все, — заключила она и протянула по-мужски огромную ладонь, чтобы пожать пальчики девушки, — я думаю, есть неплохой шанс, что выберут вашу кандидатуру. Внешний осмотр не выявил патологий, но нужно дождаться результатов анализов. Мы вас оповестим. Удачи! — Пред его очами, — пробормотала Рей себе под нос, уходя. К счастью, женщина не расслышала или сделала вид. Едва ли она оценила бы иронию. Через пару дней девушке сообщили, что она успешно прошла первый этап. Следующий — смотрины — назначили только через две недели. Рей предоставили время, чтобы подготовиться. И она старалась не думать о том, как сейчас идут дела у Финна и остальных. Вдруг, пока она под чутким руководством Базин пробивается вверх по пищевой цепочке Капернаума, ее друг медленно умирает, надышавшись каких-нибудь токсичных веществ или ртутных паров на производстве. Базин со всей душой прошла к процессу ее подготовки и заметно приободрилась, занимаясь любимым делом. Рей же все больше сдавала — и в моральном, и в физическом плане. Ее терзали беспокойство о друзьях и смутные дурные предчувствия, а недосып и голод стали плохо сказываться на здоровье. Ночи она проводила вместе со своей наставницей в заброшенном торговом центре, а днем завела привычку пропускать обед и ужин, чтобы потратить это время на сон. В результате она стала очень бледной и опять похудела, но не так сильно, как в детстве. Базин сочла, что так даже лучше, и похвалила подопечную. Она сказала, что не будь Рей такой «карлицей» с такой фигурой могла бы когда-то сколотить карьеру фотомодели. То была высшая похвала в устах Базин. Но больше от нее, конечно, исходило критики. Уставшая от работы в поле, недосыпающая, измученная нервным напряжением Рей стала плохой ученицей. Ей трудно было слушать длинные, нудные лекции Базин о истории модных брендов и парфюмерных домов. Она зевала и хотела спать. В гробу она видала различные сорта винограда, тонкости подачи изысканных блюд и правила столового этикета. Базин злилась и лупила ее портновской линейкой по спине, когда Рей сутулилась и теряла равновесие на высоченных каблуках, путалась в шелковых юбках и рвала тонкие, как паутина, чулки заусеницами на пальцах. Наконец, эта пытка подошла к концу, и настал день «смотрин». Всем отобранным девушкам нужно было продемонстрировать себя в лучшем свете — явить не только красоту, манеры и ум, но и таланты. С этим возникла загвоздка, но Базин быстро отыскала подходящее решение. Заявившись к Рей накануне, она принесла девушке не только чехол с одеждой и обувью, но и позолоченный лук с единственной стрелой. — Лучше бы ты, конечно, умела танцевать стриптиз или бренчать на гитаре, — ворчливо сказала Базин, — но, возможно, это даже лучше. По-моему, это гениально. Жаль, что ты такая невежда и не сможешь оценить полета моей мысли… Она усадила Рей на унитаз, чтобы нанести макияж и привести в порядок ее волосы, редко встречавшиеся с расческой. Санузел женского общежития по-прежнему служил их заговору главным штабом. Теперь еще и гримерной. Рей задумчиво погладила резное дерево лука, запоминая кружево витиеватой отделки. Этим луком, как и стрелой, никого не убить. Она скучала по своему арбалету, держа в руках декоративную безделушку. — Давным-давно, до падения мира, — начала Базин, — в далеком две тысячи двенадцатом году, на острове Сицилия, неподалеку от городка Агридженто, в древнем храме богини Конкордии состоялось знаменательное событие для истории моды. Сицилия, ты, кстати, слышала что-то о ней, где это вообще? — прервалась на насмешку лекторша, а Рей лишь закатила глаза, — два модельера, Доменико Дольче и Стефано Гобана, вдохновились античной мифологией и создали уникальную в своем роде коллекцию ювелирных изделий, мужской и женской одежды. Не просто так они два года добивались разрешения провести показ именно в древнем святилище: их модели напоминали тоги богинь и патрицианок. Другие же демонстрировали репродукции французского художника Жака-Луи Давида. А венчало коллекцию платье-оммаж наряду Элизабет Тейлор из фильма «Клеопатра». Рей пискнула, когда Базин, увлекшись, сильно дернула ее за волосы. Зато боль помогла ей хоть немного взбодриться, ведь от обилия ненужной ей информации девушку уже порядочно клонило в сон. — Сто двадцать пять образов по-настоящему впечатляли воображение, — вещала Базин, — чуткое внимание к деталям: вышивки золотыми нитями, роспись по шелку, изображения с амфор и мозаик, отсылки к искусству, архитектуре и религии, невероятные головные уборы. Накидки из сетей, которые по мифам носили жрицы Астарты, образы нимф в воздушных, эфемерных платьях, расписанных цветами. Образы богинь: Ники, Афины, Артемиды. Пазл сложился, и Рей наконец-то поняла, к чему таким витиеватым путем ведет Базин. Еще до «Первого ордена», до попыток стать образованнее, она слышала это имя. Так ее называла старая женщина, съеденная мертвецами. Артемида. Вечно юная богиня охоты. Рей пыталась вспомнить хоть что-то о той старухе, что была к ней добра, но память вымарала черты ее внешности и даже голос, осталась лишь жуткая картина ее гибели. Она споткнулась, и твари навалились на нее всей толпой, полностью скрыв несчастную от взгляда девушки. Понятное дело, что щуплая девочка-подросток уже не могла ей помочь. Рей думала об этом, позволяя Базин играть с собой, словно с куклой. Она отстранилась от происходящего и отчужденно наблюдала, как ловкие пальцы женщины стягивают с нее невзрачные вещи работницы и заменяют другими — красивыми и роскошными, достойными богини. В душевой было прохладно, и Рей мигом продрогла в тонких чулках и белье из приятной к телу ткани. Базин повозилась, застегивая поверх груди девушки черную портупею с золотой фурнитурой от столь обожаемого ей бренда Agent provocateur, над магазином которого она столько вздыхала в опустевшем торговом центре. — Ты все-таки богиня охоты, — пояснила Базин, — нужно добавить тебе какую-то перчинку. Агрессивность. То, что надо, — она удовлетворенно улыбнулась и полезла в чехол за обувью. Ей не удалось отыскать оригинальные серебряные туфли Retro Rose от Stuart Weitman, самые подходящие к образу по ее словам, но в молле сыскалась достойная реплика. Рей ничего в этом не смыслила, но порадовалась, что обошлось без головокружительных каблуков, с которых она бы позорно свалилась во время представления. По правде, и ей кое-что приглянулось в одном магазине — удобные, но яркие и кокетливо украшенные стразами кроссовки, но Базин наотрез отказалась рассматривать этот вариант. Она пообещала подарить их своей подопечной в случае успеха. Платье тоже лишь отдаленно напоминало ту самую коллекцию, показ которой состоялся в святилище Конкордии, но было выполнено в похожем стиле. Материалы были дешевле, работа не такой филигранной, и все же — струящиеся волны ткани наводили на мысли об античности. Зато тонкий, невесомый венец, увенчавший сложную прическу Рей происходил корнями именно оттуда, со ступеней храма на Сицилии, и она искренне восхищалась талантом Базин к поиску сокровищ. В качестве последнего штриха она нанесла духи, сопроводив этот почти ритуальный жест очередной загадочной речью, почти заклинанием: — Тебе бы, бесспорно, больше подошел аромат «Lueve», — усмехнувшись, сказала Базин, — но я нашла кое-что получше у того же бренда. По легенде, парфюмер Серж Лютанс долго не мог выбрать компонент для этой композиции, пока ему не подсказал луч луны, указавший на пробирку с мускусом. В поздней античности Артемида стала еще и богиней луны. Символично, не правда ли? За окном уже встало солнце. Они проторчали тут всю ночь. Немудрено, что у Рей слипались глаза. Ресницы и веки были непривычно тяжелыми от косметики. Базин подвела ее к небольшому зеркалу, чтобы показать результаты своих трудов, и девушка искренне восхитилась прекрасной незнакомкой в отражении. Рей не могла поверить, что это она — особа с элегантной прической и венцом в волосах, с макияжем, делающим взгляд более острым и надменным. Легкая персиковая ткань платья парила вокруг нее облаком, но жесткости образу придавали ремни портупеи, выглядывающие из глубокого выреза. — Золушке пора на бал, — сказала Базин, повернув лицо к окну, и тусклый утренний свет обличил усталость женщины, всю ночь тщательно творившей из маленькой дикарки настоящую богиню. — И без глупостей, — уже серьезнее продолжала наставница, вложив Рей в руки древко лука и стрелу, — правитель будет наблюдать за вами за зеркалом Гезелла, такие раньше использовали в допросных. Оно прочное, даже не пытайся разбить его и напасть. Тебя убьют быстрее. И все мои старания псу под хвост. — Ладно, — вздохнула Рей, подивившись раздражающей проницательности Базин. Женщина, должно быть, предугадала ход ее мыслей с того момента, как в поле зрения Рей нарисовался лук. А ведь она всерьез рассматривала идею попытаться убить местного царька и устроить переворот, чтобы освободить Финна и друзей, как бы это ни было самонадеянно и опасно. Всяко лучше, чем строить из себя милую девчушку, заинтересованную в теплом местечке среди других наложниц. Но Базин права: ее просто убьют. Капернаум построили не идиоты. Или идиоты, но в бронежилетах и с оружием. Так что одно неаккуратное движение девушки — и все. Рей привыкла действовать по обстоятельствам. Все же одна стрела лучше, чем ничего. Уж она нашла бы ей применение, если бы имела возможность добраться до очередного ублюдка, вообразившего себя богом на этой мертвой земле. Базин пыталась уговорить ее прочитать какие-то стихи на античную тематику, но после долгих споров сдалась. Рей настаивала на своем. В итоге они единогласно пришли к выводу: ей и правда лучше делать то, что она умеет, чтобы не облажаться и не выставить себя посмешищем. А она умела стрелять. Лук был красивой безделушкой, но выполнить свою функцию мог. От Рей требовалось подбросить в воздух яблоко и ловко прострелить его на лету. В этом не было ничего сложного. В мгновение, пока тетива вибрировала под пальцами, она почувствовала себя живой и свободной. Она вспомнила, зачем делает все это, ввязавшись в странные игры Базин. Должно быть, зрелище действительно произвело впечатление. В обеденный час следующего дня за Рей прибыла повозка, чтобы доставить ее в поместье правителя для заключительного этапа. Девушка уже успела переодеться в более комфортную, простую одежду, но захватила с собой простреленное яблоко, как свое победоносное знамя. Всю дорогу она вертела его в пальцах и озиралась по сторонам, глядя на трудящихся на полях и огородах людей. Жилище местного царька было обнесено еще одним забором и возвышалось на холме, как неприступная крепость. Здание явно было построено в прежние времена — величественное и помпезное. Парадный вход украшали греческие колоны, мозаика и кованные фонари. Французские окна были темными, а балкон над крыльцом пустовал. Даже не будучи достаточно сведущей в архитектуре, Рей уловила неуместность в сочетании элементов этого строения. Кто бы ни жил здесь прежде, он стремился в первую очередь выставить на показ свое богатство, смешав воедино все, что казалось ему показателем статусности. В ущерб эстетике. Увы, при ближайшем рассмотрении поместье оказалось аляповатым и нелепым. Рей сопроводили на второй этаж по монументальной лестнице, над которой свисала люстра размером не меньше барака, где она провела последние недели жизни. Грани хрусталя сияли чистотой и напомнили девушке сосульки на крыше заброшенной школы. Она прогнала грустные, но милые сердцу воспоминания, сосредоточившись на изучении анфилады бесчисленных комнат по пути в отведенную ей. — Аудиенция состоится в восемь вечера, — сказал человек в форме дворецкого, ставший ее экскурсоводом в огромном, несуразном доме. И ушел, оставив Рей наедине с непривычной роскошью и музейной мебелью. Потемневшие портреты на стенах недружелюбно пялились на гостью, свечи в канделябрах отвратно чадили, а балдахин над кроватью вздымался от сквозняка, как привидение. Рей захотелось поскорее убраться отсюда. Она проверила шкаф, полный нарядов, которые, без сомнения, привели бы Базин в бурный восторг, и уселась за туалетный столик, заставленный всевозможными склянками. Чьи это вещи? — задумалась Рей, стряхивая пыль с флаконов и пудрениц. Что стало с той, кто была здесь прежде? Почему в доме вообще так тихо? Где держат гарем правителя? Гарем… это слово ей ужасно не нравилось. Ничего хорошего оно не подразумевало. В давние времена люди избегали открыто говорить о неприятных вещах и придумывали им другие, более мирные и приятные слуху названия. Правдивое словосочетание «сексуальное рабство» было кусачим. От слова гарем в голове рисовались образы из восточных сказок — расшитые бисером подушки, персидские ковры, курильницы с благовониями и загадочные одалиски в шелковых шароварах. Но о жестокости мира Рей узнала раньше, чем о историях Шахерезады. Она верила только в жестокость. И немного в людей. Но это зря. — И чего ты расселась? — хлопок дверной створки заставил девушку подпрыгнуть на месте, — на часы смотрела? Снимай это тряпье. За спиной Рей в отражении Базин деловито прошествовала к шкафу, на ходу стаскивая через голову монашескую робу работницы. Женщина брезгливо швырнула платье в угол и выудила бархатный халат, который набросила прямо на голое тело. Бесцеремонно отодвинув Рей в сторону, она выдвинула ящик туалетного столика и достала оттуда бутылочку с бесцветной жидкостью и ватные диски. Загар, вместе с усталостью и морщинами, растворились, оставаясь рыжими отпечатками на белых кусочках ваты. Рей изумленно воззрилась на прежнюю, хорошо знакомую ей Базин: на глазах она сбросила добрый десяток лет и снова стала белокожей, надменной красоткой. — У меня уже сыпь от этого грима, — пожаловалась Базин, — ну, на что ты уставилась? — Ты… — слова застряли в горле, и девушке никак не удавалось облачить в них хаотически скачущие мысли в голове. Какой же дурой она была! Насколько же она отчаялась, что позволила этой хитроумной твари обвести себя вокруг пальца. И ведь Рей подозревала ее в чем-то подобном, но упрямо закрывала глаза, желая довериться хоть кому-то. Ее отец был бы в ужасе. Кайло разочаровался в ней. Все ее учителя — все, кто делал Рей сильнее, отвернулись бы от нее из-за такой глупой оплошности. И она считала себя девочкой, способной выжить вопреки всему? Эта девочка насторожилась бы намного раньше. Она поняла бы, что что-то не так, когда Базин с такой легкостью «подкупила» охрану и организовала их походы в торговый центр. Это лежало на поверхности. Просто Рей не хотела замечать. — Расслабься, Рей, — примирительно сказала Базин и стянула с головы девушки косынку. Она невозмутимо занялась привычным делом, распутала косу девушки и принялась колдовать над ее волосами. Базин продолжала: — Без обид. Каждый из нас устраивается, как умеет. — Что тебе от меня нужно? — спросила Рей, зажмурившись, прежде чем услышит ответ. Она не хотела его слышать. Хотела забить себе уши ватой, закрыть их руками, закричать. Слова Базин заползли ей в голову, как ядовитые змеи. — Лично мне — ничего. У женщины не было особой необходимости продолжать свою мысль. Рей и так догадалась. — Нам стоит поторопиться, — вместо этого сказала Базин, — опаздывать — дурной тон. А тебе нужно быть хорошей девочкой, если хочешь, чтобы твой придурковатый приятель остался в живых. Рей поймала в отражении ее торжествующую улыбку. После того, как Базин сбросила маску, все ее занудные речи о моде, изысканных блюдах и куртуазном этикете звучали, как форменное издевательство. Рей слушала ее краем уха, пытаясь придумать хоть какой-то план. Она не понимала, зачем женщина вообще все это говорит. Какая пленнице разница, что платье на ней — оригинал из «русской коллекции» итальянского дома Valentino, где модельеры причудливо смешали воедино славянский колорит и европейские средневековые мотивы? У нее даже не было ножа, чтобы спрятать его в широченных рукавах тяжелого, алого бархатного платья с вырезом, доходящим почти до пупка. Рей всерьез рассматривала идею использовать острые каблуки пресловутых Louboutin в качестве оружия, ведь на их фирменной красной подошве не будут заметны капли крови из пробитой глазницы ублюдка. Что толку от мрачной торжественности духов Amouage, если их нельзя влить в бокал изысканного пино-пуар в качестве яда? В этом образе Рей действительно больше походила на средневековую королеву, надумавшую отравить супруга и взойти на трон из черепов, нежели на жертвенного агнца. Должно быть, Базин задумала это не просто так, ведь могла обрядить жертву в белое и цветочный венок. Скорее всего, она просто издевалась. Иначе снабдила бы жестокую королеву хоть каким-то тайным оружием, кроме красоты. Обстановка соответствовала — ни дать, ни взять сцена из пьесы Шекспира или жутковатое полотно позднего Гойи. Огромная гостиная, достойная рыцарского замка, была утоплена во тьме. Длинный стол, ломящийся от яств, освещали лишь бесчисленные свечи и тусклое пламя в камине, инкрустированном мрамором и малахитом. В полумраке гобелены, которыми сплошь были завешаны все стены, покрытые резным деревом, выглядели жутко. Рей заняла место на противоположном конце стола. Она чувствовала его взгляд — изучающий, заинтересованный. Маленькая лесная дикарка сильно изменилась за минувшие годы. Но она не хотела смотреть на него, ее не волновали перемены, произошедшие в нем. Она знала и так: царство расширилось, а паствы прибавилось. Лишь жажда власти осталась неизменной. — Какие вам будут угодны напитки? — вырвал ее из невеселых размышлений голос дворецкого. Девушке удалось удержать на лице маску невозмутимости, хотя в ней клокотали эмоции. Гнев. Обида. Страх. И глубокая печаль. — А какие будут поданы блюда? — откликнулась она, припомнив уроки Базин. Женщина приложила немало усилий, вдалбливая своей бестолковой подопечной, что сочетать сорта вин и закуски надо с особой аккуратностью. По крайней мере, пока Рей была занята исполнением своей роли, она могла отвлечься от бешеного месива чувств в своей душе. — Павлиньи язычки, миледи. На гарнир томленые артишоки с майораном и конфитюром из лепестков чайной розы, — отчитался дворецкий. Ну и мерзость, — подумала она, чуть сморщив нос. Что это вообще за чертовщина такая? К такому жизнь ее не готовила. Базин, конечно, бесконечно распиналась о всякой изысканной еде, про которую Рей знала только из книжек, но даже ее наставница не слышала о таких извращениях. Рей предположила, что проходит очередную идиотскую проверку. Павлин… это не домашняя птица, значит, дичь. Дичь. Это точно какая-то дичь! И этот тип что-то сказал про розу… Павлин подан с розой. Розы Базин вплела в сегодняшнюю прическу Рей, правда не чайные, а бордовые, почти черные, сорта «бакароль». Ну, так она их назвала. Может быть, это знак? И ее сегодня тоже употребят в пищу? Что если ее бывший возлюбленный за годы разлуки открыл для себя прелести кухни каннибалов? Полный насмешки голос с дальнего конца стола вынудил Рей оторваться от пролистывания энциклопедии в собственной голове. И она не знала, взялся ли хозяин дома выручить ее или стремился окончательно утопить. — Рислинг? — любезно предложил он. Рей почти услышала, как в ее голове Базин вопит: нет, только не рислинг! Не выбирай рислинг, даже если он подходит к блюду, существует много других доступных альтернатив. Это ужасно избито, всем приличным людям он давным-давно надоел. Ни один настоящий эстет не станет унижать себя таким образом. Ох, ладно, — согласилась Рей с невидимой Базин. Она наконец-то решилась поднять глаза и смело встретить испытующий взгляд Кайло. — Рислинг, — сказала она, — но я предпочитаю айсвайн. Базин гордилась бы своей ученицей — и спасла положение, и умудрилась тонко намекнуть на то, что любовь прошла, а сердце ее покрыто изморосью, как виноград приснопамятного австрийско-немецкого сорта. — Прекрасно, — одобрил ее выбор хозяин дома. Они молчали еще какое-то время. Слуга принес напитки и сам наполнил бокал Рей, избавив ее от мучений с выбором. От волнения она позабыла, какая форма положена какому стилю вина, а прослыть невеждой и дикаркой совсем не хотела. Нужный прибор она выбрала с легкостью, ведь их была только половина — много вилок всех возможных форм и размеров, и ни одного ножа. Кайло заранее знал, что за особа разделит с ним этот омерзительно-вычурный ужин. Язычок павлина был скользким и долго бегал от девушки по посеребренному блюду. Выглядел он отвратительно, а на вкус оказался не многим лучше просроченных консервов. Она проглотила его с видом истинного ценителя и решила, что пора завязывать с этой грошовой пьесой. Ей надоело. Жесткий задник туфель натер ноги, грудь в декольте покрылась мурашками, да и Рей уже не знала куда деться от внутреннего напряжения. — Где мои люди? — спросила она, — что с ними сделали? — Тебя интересуют все оборванцы, получившие здесь кров и достойные условия для жизни, или только один-конкретный блаженный, которого ты почему-то взялась опекать? — светским тоном откликнулся Кайло. — Тебе трудно просто ответить на вопрос? — ощерилась Рей и, гордо задрав подбородок, продолжила, — я прошла все твои идиотские испытания, разве я не заслужила награду? Хотя бы информацию. — Ты провалила главное испытание, — мрачно одернул мужчина, — еще тогда. — Положим, — согласилась она, — теперь я здесь, у тебя в плену. Ты сколько угодно можешь отыгрываться на мне за свои обиды, но, если в тебе есть хоть капля благородства, отпусти их. Они не имеют к этому отношения. — Вот как, — сказал Кайло и кивнул своим мыслям. До того Рей старалась не смотреть в его сторону, но сейчас почувствовала угрожающую перемену в его настроении и вынуждена была оторвать глаза от тарелки с остатками павлиньего языка. Она имела представление о том, насколько опасен этот человек. Ей нужно было попытаться хоть предугадать следующий его ход. И сделать свой. Пусть и прозвучала ее просьба беспомощно и жалко. — Пожалуйста, — выдавила она, — отпусти их, Кайло. Или… Бен, не знаю, как правильнее тебя называть. — Ах, ну да, — нахмурился мужчина, — ты же так хорошо меня знаешь, благодаря чертовому досье. Ты три года таскала его с собой. Выучила наизусть? И о каком благородстве ты толкуешь, если тебе все со мной предельно ясно? Рей стало не по себе: ее пребывание здесь с самого начала не было для него секретом. Должно быть, ему сообщили сразу, когда доставили группу чужаков в Капернаум и отобрали их вещи. Досье ее выдало. Давно нужно было его уничтожить, но девушка поддалась глупому сентиментальному порыву, оправдывая себя необходимостью сохранить напоминание о собственной наивности. Но чего он ждал? Времени прошло прилично. Он хотел, чтобы я пришла сама, — поняла Рей, и от этой мысли ее конечности налились свинцом. Она вжалась в резную спинку стула в жалкой попытке сбежать, но бежать ей было некуда. Даже свалившись в яму, ловушку, оставленную другим охотником, она не чувствовала себя настолько загнанной в угол. Кайло ждал и сейчас, наблюдая за ней из-за нагромождения фруктов, цветов, подсвечников и прочей декоративной ерунды на столе. В полумраке его глаза были совсем темными, а взгляд не сулил ничего хорошего. Прислуга предусмотрительно убрала все ножи не для того, чтобы оставить Рей безоружной. Чтобы она не смогла убить саму себя. Ведь смерть зачастую меньшее из зол. — Отпусти их, — повторила она, и голос прозвучал так жалобно и по-детски, — делай со мной, что хочешь, но отпусти их… — А мне было любопытно, как далеко ты готова зайти, — тихо сказал Кайло, обращаясь скорее к себе, чем к ней. Она зажмурилась, слушая его шаги, гулко отдающиеся в пустом, неуютном помещении. Она ждала удара, но мужчина лишь вытащил из ее прически одну темно-алую розу и задумчиво взвесил пышный бутон в пальцах. — Только глупцы не учатся на своих ошибках, — проговорил мужчина, глядя мимо нее в темный угол зала, — ты преподала мне бесценный урок и, как минимум, этим заслуживаешь жизни. Он сжал руку в кулак, и лепестки осыпались на старинный деревянный паркет. — Но вряд ли тебе понравится эта жизнь. — Встань. Рей помотала подбородком, но тут же пожалела. За своеволие и годы ожидания он наградил ее увесистой оплеухой. Кайло не сдерживался, вложив в удар всю горечь минувших лет. Предательство отдало металлическим привкусом на языке. — Ты будешь послушной, ясно тебе? Встань и повернись. Она уже слышала от него этот властный тон и жесткие интонации, правда обращенные к другим людям. Так он давил любое малейшее возражение обитателей «Первого ордена». Он никогда не повышал голос, но звучащая в нем сталь действовала куда лучше, чем любые крики. Вкрадчивый, почти доверительный тембр, что не сулит ничего хорошего. Нельзя ослушаться. Рей поднялась. Юбка зашуршала, нежно лизнув ноги, как речная волна. Кайло надавил ей на поясницу, вынуждая согнуться, но она выразила слабую попытку сопротивления. Зря. Он швырнул ее прямо на стол, и ошметки чертового павлиньего языка оставили влажные пятна на платье, на животе и на груди. Бессмысленная, глупая роскошь. Та девочка в ней, что еще помнила ночи, полные доверительной нежности и любви, отрицала происходящее. Этого не могло быть — только не с ней, не с ними. Но все же происходило. Ее Кайло мертв, и теперь ей предстоит познать монстра. Инстинкты оказались сильнее здравого смысла: Рей стала брыкаться и кричать, вопреки собственным заверениям, что он волен делать с ней все, что захочет. Кожу головы обожгло от того, с какой силой мужчина дернул ее за волосы. Она противилась, но куда ей было тягаться с ним? Ее тщедушное тельце — ничто, в сравнении с грудой мышц, что вжимала ее в жесткое дерево, пока последние попытки вырваться не стихли. — Ничего. Скоро ты привыкнешь к своей новой реальности, — со смешком протянул он. — Или мне пригласить твоего дружка для более расслабляющей обстановки? Ненависть разъедала Рей изнутри. Невозможно! Неужели он всерьез верил в то, что она кувыркалась со своим другом? Больной ублюдок. — Думай, что хочешь. Мне все равно. А затем Рей едва не сорвала связки, зайдясь в болезненном крике, когда Кайло с садистским удовольствием впился в ее плечо, сжимая челюсти все сильнее. На глаза против воли навернулись непрошенные слезы. Кайло явно получал от происходящего удовольствие. Соленую влагу с ее щек он собрал почти с нежностью. В какой-то момент Рей становится легче отстраниться от происходящего и от того, что еще предстоит вынести. Пульсирующая боль хоть немного, но отвлекает. Кайло задрал тяжелую, плотную юбку и сильнее надавил на поясницу, удерживая на месте. — Даже не вздумай. Или обещаю, последствия тебе не понравятся... — Бен, пожалуйста... — Заткнись! Забудь это имя. Оно не для тебя. А ведь он прав, – отстраненно согласилась с ним Рей. Это словно другой человек, и человек ей этот совершенно не нравился. Кайло был с ней добр. Да, временами ее пугали до чертиков его взгляд и приказной тон, но они предназначались не ей. Бен выпрыгнул, как черт из табакерки, из темного прошлого Кайло, со страницы в досье. Он убил шестерых, еще до падения мира, а одной из его жертв была женщина, предварительно подвергнувшаяся насилию. Что бы там ни случилось, Рей не хотелось повторить судьбу той несчастной. Он спустил штаны и пристроился сзади, стянув ее белье вниз до колен. От грубого движения ткань затрещала. Базин была бы в ужасе от такого обращения с шикарным бельем от какого-то там сраного бренда! Но не пошла ли она? Кайло коснулся Рей там и недовольно цокнул языком, чуть отстранившись, чтобы сплюнуть в ладонь и увлажнить ее — и Рей знала, это последняя оказанная ей на сегодня милость. — В чем дело, малышка? Совсем не скучала по мне? С задушенным стоном Рей взмолилась: — Кайло, не нужно... На что она надеялась? Не стоило дёргать монстра за хвост, ожидая раскаяния и жалости. Кайло вошел в нее одним резким рывком, ничуть не заботясь о ее комфорте. Низ живота отозвался тупой болью от почти забытого ощущения наполненности. Рей беспомощно заскулила, закусив ладонь и поджав пальчики ног. Больно! До чего же больно. — Тебе нравится? Ты пиздец как узкая. Прям как в тот первый раз... Неужели за все эти годы в бегах в твоей жизни не нашлось места для плотских радостей? Ты все еще верна мне? — Да пошел ты! — сплюнула Рей на выдохе, не сдержав стона от очередных его грубых фрикций. — Как пожелаешь. Он натянул ее ожерелье, как поводок. Скрупулезно подобранный Базин аксессуар — оригинальный Lenny Goldberg — осыпался бусинами, похожими на капли крови, прямо в тарелки. Стол ходил ходуном от его толчков, бокалы и блюда тихонько позвякивали. Вино пролилось на скатерть, и Рей наблюдала, как темно-золотая жидкость расцветает темными пятнами на атласе. Ей показалось, что она утратила восприимчивость к боли, покинув собственное истерзанное тело. Только ее приглушенные всхлипы, тяжесть его тела и размеренный влажный звук шлепков убеждали в обратном. Она все еще с ним, и время тянулось мучительно медленно. Но наконец Кайло с хриплым стоном излился в нее, позабыв прежнюю осторожность. — И так будет каждую ночь. Вновь и вновь. Смерть покажется тебе более милосердным исходом, но я ничуть не милостив. Больше нет. Рей потеряла туфли где-то по дороге, но ей было плевать. Конвоированная дворецким в свою роскошную темницу — комнату, похожую на ту, где ее «на выданье» готовила Базин, она упала лицом на кровать и заорала. К счастью, слои покрывал, одеял и мягкая перина поглотили ее крик. Слез не было. Только злость. И ликование: ей повезло больше. Ту женщину он убил, ее — нет. Выходит, что у нее есть маленький шанс. Эта мысль помогла девушке хоть немного собраться. Она села и принялась вытирать липкие бедра и промежность шелковым покрывалом. Ей нельзя забеременеть. Это будет конец. Ошейник. Цепь, которую Кайло будет дергать, чтобы контролировать ее. Рей без ложного оптимизма оценивала свои шансы в таком случае: даже если она сбежит, рискует погибнуть от потери крови или инфекции, как многие женщины, встречавшиеся ей на пути, имевшие неосторожность надеяться на удачу. Беременность намертво привяжет ее к Капернауму, где есть какая-никакая медицина. И к Кайло — ценность игрушки возрастет во сто крат. Она осатанело вытирала подтеки, раздражая кожу, не зная, чего пытается этим добиться. Она не имела представления о том, какие меры стоит предпринять, чтобы спастись, но не оставляла потуги. Именно за этим занятием ее и обнаружила Базин. Но ей лучше было не показываться Рей на глаза, ибо она тем самым предложила свою кандидатуру для эмоционального срыва настрадавшейся девчонки. Рей вцепилась ей в горло, но женщина ударила ее и оттолкнула в сторону. Увы, сейчас Рей была плохим борцом — силы оставили ее. Она осела обратно на смятое покрывало. — Угомонись, — сухо оборвала Базин, — ты сама виновата. — Сука, — зашипела Рей. — Да-да, ты мне тоже очень нравишься, — усмехнулась женщина и, вопреки протестам девушки, приблизилась к ней с ватой и каким-то очередным пузырьком, — не вертись. Надо смыть косметику, а то… — Отвали! Оставь меня в покое, гадина! — Рей вышибла склянку из рук Базин, и неизвестное снадобье укатилось под кровать. Женщина проследила за траекторией ее исчезновения и недовольно закатила глаза. — На меня-то ты за что обозлилась? — устало сказала она, — я всего лишь пытаюсь придать тебе человеческий вид… — Ты втянула меня в это! — Да ладно, — оспорила Базин, — разве не ты сама готова была пойти на любые меры, лишь бы помочь своему придурку и остальным оборванцам? Ты знала, на что идешь. И не вздумай перекладывать вину на мою голову, мелкая неблагодарная тварь. Рей беспомощно зарычала. Ей нечего было возразить, но это не уменьшало ее ярости. Базин сыграла в ее злоключениях не последнюю роль, хотя, по правде, не была виновата в том, что девушка позволила заманить себя в ловушку. — Почему ты это делаешь? — упавшим голосом спросила она. Базин присела, заглянула в темноту под кроватью, но так и не отыскала сгинувший там пузырек. Она подняла глаза на Рей. — Ты не поймешь, — отрезала она и разгладила юбку своего шифонового платья от Диор, цвета молодой травы. — Скажи… В вечерних тенях лицо женщины казалось печальным. Тьма украла ее красоту, стерла сияние ее граней. Она ненадолго задумалась, то ли подбирая слова, то ли решая, достойна ли Рей ответа. — Ты не поймешь, — повторила она, — ты ничего не знаешь о преданности. Я не имею права осуждать Бена за его поступки. Я перед ним в долгу. И, словно испугавшись случайно вырвавшейся откровенности, Базин наконец отыскала флакон и, шустро подхватив его, поспешила уйти. Рей еще долго смотрела на дверь, закрывшуюся за женщиной, и пыталась уместить в голове услышанное. Она снова почувствовала себя диковатой девчонкой, расспрашивавшей Финна о тонкостях социальных взаимодействий, столкнувшись с непостижимой логикой обитателей этого дома. Очевидно, Кайло считал себя правым, как и Базин. И она знала его старое имя. Рей потеряла счет времени, все дни слились в своем однообразии непрекращающегося кошмара. Они состояли из мучительного, страшного ожидания закатного часа, когда к ней являлась Базин, сделавшаяся подозрительно молчаливой. Женщина делала свою работу — придавала девушке «товарный вид», обряжая ее в роскошные вещи, белье и туфли, ничуть не печалясь, что они все равно будут испорчены. Рей шла на ужин, как на казнь, и большую часть трапезы они проводили в молчании, когда она давилась изысканными деликатесами. Алкогольных напитков ей больше не предлагали, и Рей жалела, ведь поначалу они чуть притупляли остроту ощущений. Пребывая в расплывчатом мороке ей легче было терпеть унижения, уже привычно становясь у стола с задранной юбкой очередного невероятного платья от давно умерших кутюрье. В один вечер все резко прекратилось: Рей ужинала одна, гадая, в чем же причина. Она надоела своему мучителю? У него иссяк запас колючих слов и оскорблений в ее адрес? Или его гарем пополнился новой жертвой? Существование гарема по-прежнему оставалось для девушки загадкой, и она все больше склонялась к тому, что Базин все придумала, чтобы ее разозлить. В доме было слишком тихо. Скорее всего, кроме них троих и прислуги, здесь никого не было. И Рей совершенно не хотелось размышлять о том, где теперь находятся останки ее предшественниц, если маньяк предпочитал развлекаться с одной жертвой, прежде чем сажать в клетку следующую. Рей выдохнула облегченно, будучи избавленной от общества Кайло и его жестоких воспитательных мер. Она не питала ложных надежд, догадываясь, что это — лишь затишье перед бурей. Потому она совершенно не обрадовалась, когда мужчина заявился к ней днем. В глухой темной одежде, напоминающей ту, что он носил в «Первом ордене». Она уже привыкла видеть его в костюмах и фраках, принятых за их торжественными, унизительными ужинами, будто они живут в викторианском романе. От его привычного вида у нее невольно защемило сердце, но она приказала себе оставить эти мысли. Он стал другим. Или всегда был другим. Не важно. — Ты едешь со мной, — однозначно выдал он. Рей было выделено мало времени на сборы, оттого она насторожилась еще больше, раз обошлось без маскарада и показушности, явно не стоит ждать ничего хорошего. Вряд ли ей нужно быть красивой, если ее сегодня скормят мертвецам или подвергнут иной жуткой казни. У крыльца уродливого дома их дожидалась крытая повозка. Всю дорогу они молчали, старательно игнорируя присутствие друг друга в тесном пространстве. Лишь когда повозка остановилась, Кайло расщедрился хоть на какие-то объяснения, по-прежнему даже не глядя в сторону девушки. — Ты заслужила увидеть своего приятеля, — выдал он. И Рей позабыла все уроки Финна о необходимости сказать слова благодарности, так была обескуражена. Финн… Картинки в ее голове тут же нарисовались самые пугающие. Она стиснула руки в кулаки, чтобы не закричать, и холеные Базин ногти оставили полумесяцы на ладонях. Боли не было. Только ужас, нарастающий с каждым шагом, пока они приближались к серой махине здания. Кайло провел ее какими-то коридорами, и девушка украдкой отметила, что все встреченные им солдаты отдают ему честь и смиренно опускают взгляд. Он явно поднялся выше по карьерной лестнице, в «Первом ордене», даже при всех его стараниях, такой дисциплиной и не пахло. Царство стало больше и лучше. Но Рей и на минуту не позволяла всем этим спецэффектам себя обмануть — Кайло как был обычным главарем бандитов, так им и остался. Бандиты Капернаума также прикрывались моралью и идеями, и все же… ей казалось, что под шлемами и броней у этих солдат все те же ублюдки, жаждущие жестокости. Быть может, не раз в год, во время «Волчьей гонки», но при любом другом удобном случае. Они зашли в кабинет с большим окном, стекло которого было чуть затененным. Рей поняла, что и здесь используется та же технология, как и в других местах — зеркало Гезелла, так полюбившееся создателям Капернаума. Наблюдать, но быть незаметными. Рей судорожно сглотнула и посмотрела вниз, ожидая увидеть там пыточную камеру или что-то в подобном духе, но была удивлена. Под их ногами простирался просторный цех с конвейерной лентой и кучей незнакомых девушке приспособлений, между которыми сновали люди в одинаковой форме. Тут Базин не соврала — большинство работников имели темную или смуглую кожу, но среди них встречались и белые. И никто из присутствующих не выглядел несчастным или угнетенным, люди были увлечены работой и тихонько, между делом, переговаривались между собой. Некоторые улыбались. Один, стоявший ближе всего к стеклу, ударил кулаком в плечо соседа и они посмеялись над его репликой. Рей нашла глазами и Финна — в дальней части помещения. — Что это за место? — обронила Рей, вконец растерявшись. Ей хотелось закричать: это ложь, спектакль, постановка. Но в то же время она понимала, что ради какой-то девчонки никто не станет организовывать толпу людей, вынимать из мрачных карцеров, отмывать, наряжать в приличную одежду и заставлять имитировать бурную деятельность. — Завод, — откликнулся Кайло. Девушка осторожно покосилась на него и заметила, как в легкой улыбке кривится уголок его губы. Он, бесспорно, был доволен произведенным эффектом. Истерзанный, окровавленный Финн шокировал бы ее куда меньше, ведь именно того Рей и ждала. — Они изготавливают оружие и патроны, — добавил Кайло, — без них, знаешь ли, не построить новый мир. Он наградил ее почти теплым взглядом, по крайней мере, самым теплым за последнее время. Почти… как прежде. Нет. Рей все равно отказывалась поверить. Тут должен быть какой-то подвох. — Пожалуйста, — она сглотнула ком в горле, — позволь мне поговорить с ним. Я… я же заслужила это? Она ненавидела себя за то, каким робким и умоляющим сделался ее собственный голос. Возможно, именно этого ее мучитель и добивался — окончательно сломить волю жертвы, чтобы сама умоляла поставить себя на колени и подвергнуть новым унижениям. Но Кайло, видимо, пребывал не в том расположении духа, слишком уж добродушном. Рей предположила, что ему действительно наскучило измываться над ней за это время. Она… слышала о таком, как-то разговорившись с бывшим копом. Упомянутое им словечко вылетело у нее из головы, а в школьных учебниках оно не встречалось. Вроде как, любители насилия подпитываются слабостью жертвы, нуждаются в ней. Покорность наводит на них тоску. — Хорошо, — с подозрительной легкостью согласился Кайло. Рей осталась одна и, нервно переминаясь с ноги на ногу, продолжила наблюдать за рабочими. Эти люди и правда выглядели так, словно вполне довольны своим занятием и положением. Ей на ум опять пришло сравнение с «Первым орденом», где, кроме головорезов, обожавших насилие, проживали и мирные, тихие ребята, как Финн. Они не выжили бы без социума и цеплялись за него, готовые вносить свой маленький вклад, будь то работа на кухне или в унизительной службе уборщиков. Их можно было понять, лишенных ее навыков выживания. Не каждый сможет охотиться и убегать от голодных тварей вечно. Иногда лучше чистить отхожее место или выдавать пайки по списку. Нет. Рей помотала головой. Она больше на это не поведется. Завидев девушку, Финн расплылся в широкой улыбке, а Рей похолодела внутри. Он даже не попытался ее обнять, как раньше, предпочитая сохранять дистанцию, хоть они и были в помещении одни. Скорее всего, смекнул, что их оставили наедине не просто так. Очередная чертова проверка. — Отлично выглядишь, — сказал он, окинув оценивающим взглядом ее дорогие вещи, красивую прическу и макияж, — куда тебя определили? Рей подавила нервный смешок. Туда, где работницам в качестве униформы выдают красивую одежду и белье. С ней, кажется, все было понятно. Синее платье от Тома Форда было лишь условно целомудренным, несмотря на закрытый фасон и длинную юбку, тонкая ткань была такой прозрачной, что проглядывалось белье под ним. А часы на ее запястье, которыми Рей все равно не научилась пользоваться, не походили на отцовские. Их украшали настоящие бриллианты, а лаконичный, элегантный дизайн выдавал принадлежность к бренду Chaumet. А видел бы он туфли, скрытые подолом юбки! Базин не хотела отрывать их от сердца, так они были хороши, и сделала это лишь из-за слишком маленького для нее размера. Louis Vuitton — это вам не шутки. Самое оно, чтобы месить грязь и пыль Капернаума. — Как ты? — поспешила перевести тему Рей и, прежде чем продолжить, нервно огляделась. Кроме окна, выходившего в цех, все стены были глухими и за ними вряд ли прятались еще зеркала. Но нельзя было забывать об осторожности. — О, хорошо, — чуть смутившись, ответил Финн и восторженно затараторил, — слушай, у нас такая шикарная кормежка! И мне наконец-то доверили что-то серьезнее, чем уборка сортиров, представляешь? А после церкви — боже, какое это занудство — для всех работников устраивают танцы? А у вас? Его глаза потухли, а взгляд потяжелел. Кажется, в его бестолковой голове наконец-то сложилась причинно-следственная цепочка, и выводы ему не понравились. Должно быть, Рей выдал ее внешний вид. Как она успела понять, в Капернауме в почете была скромность. Ну, явно не среди наложниц властителей. — Ты в порядке? — осторожно спросил парень. — Да, — быстро сказала Рей, опасливо покосившись на дверь, — со мной все хорошо. А с тобой? — она понизила голос, — точно все хорошо? Мне говорили, что здесь все расисты и… — А, ты об этом, — Финн тоже стал смотреть на дверь, все больше мрачнея, — ну, нам запрещено участвовать в репродуктивной программе, но на этом все. Но это же бред… какая к чертям собачьим репродуктивная программа, когда снаружи бродят толпы мертвецов, ну? Подожди… Он приблизился к Рей и нервно стиснул ее предплечье, встревожено заглядывая в глаза. — Рей, что с тобой сделали? Что… Она не дала ему закончить и грубо отцепила от себя руку друга. — Со мной все хорошо, — повторила она с нажимом, — не беспокойся. Она позволила себе лишь мгновение промедления, прежде чем выпустить его ладонь. Достаточно, чтобы протолкнуть между пальцами Финна заранее подготовленную записку. Он понимающе кивнул и шустро убрал руку в карман рабочего комбинезона. Рей порадовалась, что когда-то он научил ее писать. Возможно, теперь у них есть маленький шанс выбраться из этого ада. Или… влипнуть в очередные неприятности. Он ушел, а Рей так и осталась стоять у стекла. Ее больше не интересовали рабочие, копошащиеся внизу, как муравьи, она оценивала свое размытое отражение и пыталась убрать с лица злое ликование. Рано радоваться. Все это еще может плохо закончиться. Она не исключала, что в эту самую минуту охрана выворачивает карманы Финна наизнанку, а его самого тащит на эшафот. С ней же будет разбираться Кайло. И он вряд ли похвалит ее изобретательность и план, состоящий из множества элементов, как мозаика. Рей постаралась — ждала момента, чтобы стащить салфетку, приглядывалась к косметике Базин, выбирая что-то максимально пригодное для письма, прятала послание до подходящего момента под оторванной обметкой рукава кардигана. Она могла попасться в любой момент, но обиднее всего, если это произойдет сейчас — после такого долгого пути, за шаг до… свободы? Теперь была очередь Финна сделать свой ход. То, что он работает на заводе оружия, неплохая возможность. Им бы не помешало хоть что-то, если придется бежать отсюда, продираясь через сопротивление охраны и горы трупов. Рей вздрогнула, заслышав скрип двери. Она боялась посмотреть на Кайло и увидеть его гнев. Она прекрасно изучила, каким смертоносным и жестоким его делает ярость. Все это время она гуляла по лезвию. Велика вероятность, что именно сегодня шаг станет последним. — Ты довольна? — буднично спросил он, но следующие слова выплюнул с отвращением, — твой приятель жив, здоров, сыт и обеспечен всем необходимым. Даже возможностью реализоваться, которую он не заслуживает и обязательно похерит. Рей прикинула, как правильнее будет ответить. Слишком бурная радость выдала бы ее с потрохами, но необходимость слов благодарности была налицо. — Спасибо, — выдавила девушка. Она задержала дыхание, слушая его приближающиеся шаги. Походка хищника, а уж маленькая охотница в этом разбиралась. Она вжала голову в плечи, готовясь к удару. С недавних пор она всегда ждала его. Раз Кайло однажды преступил эту черту, ничего не остановит его от того, чтобы повторить. Я должна расплатиться? — подумала она, но не сказала. Это могли быть ее последние слова. Но Кайло не спешил сводить с ней счеты, как и требовать плату за оказанную ей почесть. Он пристально вглядывался в лицо девушки, нахмурившись. Его взгляд нервно метался по ее лицу, словно выискивая ответ на какой-то вопрос. — Ты думала, что он трудится в кандалах, в какой-нибудь шахте? — наконец заговорил он, — его морят голодом и стегают плетью? Или что-то в таком духе? — Нет, — покачала головой Рей. — Врешь, — подловил ее мужчина, — именно так ты и думала. — Нет же, — повторила она и зажмурилась, когда он шагнул к ней, готовясь понести кару за свои слова, за что-нибудь, ей неведомое, но значимое в извращенной логике психопата. Но вместо этого Кайло вдруг взял ее лицо в ладони и подтянул к себе, чтобы поцеловать. Впервые за все это время. И хоть это был голодный, почти злой поцелуй, он все же напомнил Рей о прошлом, ведь она была уверена, что такое взаимодействие между ними осталось там, в далекую пору ее жизни в «Первом ордене». Он быстро выпустил ее и отстранился. Разорвал и тактильный, и зрительный контакт. — Я… мне нужно заплатить за встречу с ним? — предположила Рей. Она чувствовала себя сбитой с толку и искала хоть какое-то объяснение его поступку. Руководствуясь неприятной традицией, сложившейся между ними, она расценила его, как намек, что ей не помешало бы задрать юбку, спустить белье и проявить чудеса покорности. — Нет, — глухо сказал Кайло, — пора возвращаться домой. Домой, — повторила она про себя. Ни в каком случае, ни в каком мире, даже таком безумном, окружавшем их, Рей не стала бы называть тот омерзительный особняк домом. То была ее тюрьма. И она плелась за ним, как заключенная за своим тюремщиком. А он, надо думать, в этом знал толк. Перед тем, как сесть в повозку, Рей заметила во дворе завода грузовой автомобиль, и он прочно завладел ее вниманием. Как она поняла, здесь пренебрегали подобными способами транспорта, отдавая предпочтение лошадям, но, видимо, все же использовали машины для вывоза тяжелых грузов. Они могли бы спрятаться в кузове вместе с Финном. Забраться в какой-нибудь ящик. Если… если друг прочитает ее записку до того, как она сойдет с ума в заточении. Если ей удастся выпросить, выторговать любой ценой еще хоть одну встречу с ним. Водитель грузовика высунулся из кабины, чтобы захлопнуть открытую дверцу трехпалой рукой. Рей не видела его лица, но эта деталь всколыхнула в ее душе волну невыносимой тоски по отцу. Тоски, сожаления и чувства вины. Он пришел бы в ужас, узнав, во что превратилась его маленькая отважная охотница. Рей взобралась в повозку, проигнорировав галантно предложенную ладонь Кайло. Отец говорил: бей или беги. Убегать она уже пробовала, но ничего хорошего из этого не вышло. Она снова попалась в ловушку, куда страшнее, чем та яма в земле. Возможно, стоит попробовать нанести удар. Рей нуждалась в помощи. Она не собиралась повторять свою ошибку и доверяться Базин, потому рассудила, что с женщины можно получить хотя бы информацию. Очень осторожно. Базин себе на уме и легко почует подвох, если спрашивать слишком прямо. Впрочем, и у нее было слабое место — всякие предметы роскоши и одежда, о которых она могла трепаться бесконечно, забывая себя. Возможно, ей было одиноко и она искала слушателя или компанию. Возможно, ей было все равно — слушают ее или нет, лишь бы только не прекращать свой напыщенный монолог. Рей озадачила ее запросом на «что-то особенное». Кайло часто отсутствовал дома, понятное дело, не торопясь посвящать пленницу в причину отлучек. Сегодня он должен был остаться и ужинать с ней. Рей не могла упускать такую возможность, она собиралась выторговать себе еще одну встречу с Финном. Она трезво оценивала риски: если повезет, ужин станет последним, заключительным этапом ее мучений и у нее будет достаточно времени, чтобы оправиться от пережитого, но уже на свободе. В случае провала смерть представлялась ей не самым проигрышным вариантом. У мертвецов нет проблем. Небытие сулило избавление. Базин так и не ответила ни на один вопрос, даже заданный очень мягко и осторожно, с головой окунувшись в поставленную перед ней задачу. Как зловещая фея-крестная она порхала по комнате, перетряхивая шкафы и ящики, вытряхивая из них свои бесчисленные сокровища. Рей безучастно слушала ее треп, но оживилась, приметив кое-что интересное. Впервые, наверное, за время своего «ученичества» у этой женщины она проявила инициативу. Рей никогда не видела павлинов вживую, хоть и пробовала то, что, как ее убеждали, являлось языками тропических птиц. Однако, когда-то насмотревшись картинок в школьных учебниках, она сложила некоторое представление об их оперении. То, чем было расшито изумрудное шелковое платье, она определила именно как перья павлина. Это показалось ей забавным. А Базин похвалила выбор своей подопечной и тут же выплюнула название бренда – chapurin, что, конечно, было для Рей всего лишь набором звуков. Она поглаживала перья пальцами, удивляясь тому, как они одновременно способны быть такими мягкими, невесомыми, но жесткими, а Базин уже подбирала к наряду необходимые аксессуары и обувь. Рей приглянулись ботильоны из кожи питона от той фирмы, что прежде больше славилась своими головокружительными туфлями, но наставница предложила альтернативу. Она не хотела, чтобы образ вышел слишком хищным, боялась, что излишества лишат его элегантности. Тут они разошлись во мнениях. Рей шла на войну. Она вспомнила поговорку, услышанную на образовательном курсе в «Первом ордене»: «сколько волка не корми, он смотрит в лес». Вот и она позволяла наряжать себя во все эти невероятные наряды и безделушки, нацепляла на лицо маску покорности, а сама только и думала о том, чтобы вырваться и оказаться в родной стихии. Скоро, — пообещала себе Рей. Она наблюдала, как пламя свечей играет в гладкой, как зеркало, серебряной посуде, и гадала — успеет ли проявить себя до того, как Кайло сам потребует от нее обычной платы. Прошло прилично времени с последнего раза. Но она не радовалась его равнодушию и отчужденности, ничего хорошего они не сулили. Лучше было перетерпеть насилие, чем терзаться в догадках о том, почему он вдруг завязал с этой практикой. Присмотрел другую жертву? Счел, что воля девушки сломлена, и утратил к ней интерес? Рей намеревалась доказать, что это не так. Осторожно и все-таки дерзко. Пустить его по ложному следу, чтобы замаскировать план, частью которого должно было стать сегодняшнее представление. И все же… вдруг от нее уже решили избавиться? Она гоняла эти мысли по кругу и боялась притронуться к аппетитной, изысканной еде на тарелке, к гранатовому соку, заменившему ей алкогольные напитки. Так и сидела, считая минуты, тянущиеся медленно, падающие в тишине грузными глыбами сошедшей лавины. — Почему ты не ешь? — спросил Кайло. Конечно, он заметил ее нервозность. Рей стиснула вилку, но так и не решилась отщипнуть хоть маленький кусочек от великолепной перепелки с соусом из ореха пекан и топинамбуром. Мясо имело нежный цвет пыльной розы, и от одного его вида рот наполнялся слюной. Но для такого красивого блюда, скорее всего, подобрали и какой-нибудь красивый, незаметный яд. Рей не обладала развитым вкусом, она даже ничего не почувствует, не уловит разницу в полутонах. — Ты всегда отличалась отменным аппетитом, — продолжал мужчина, покачивая широкий бокал на тонкой ножке в пальцах, — в чем причина? Если тебе наскучило питаться по-людски, могу распорядиться, чтобы тебе подали консервы. — Нет, спасибо, — выдавила Рей, — все очень вкусно. И красиво. Не знала, что еда может быть такой красивой. Немного подумав, она осмелилась на почти дерзость. — Хотя ты прав, я привыкла есть лишь для того, чтобы жить, и не вижу смысла в излишествах. Я предпочитаю любоваться другими вещами. — Например? Она скомкала в пальцах тонкий шелк платья, все еще не решаясь поднять глаза и встретить его взгляд. Она чувствовала его на себе — не тяжелый, а заинтересованный. Рей по-прежнему не любила трепать языком попусту, но слова внезапно стали подушкой безопасности между ней и замыслом, пугавшим ее до дрожи. И, конечно, вызывавшим у нее отвращение и чувство внутреннего протеста. Она говорила, чтобы усыпить его бдительность, чтобы отвлечь, подсунуть именно то, чего от нее ждут — дикарку, большую часть жизни шнырявшую по лесу, но увлеклась. Получилось почти искренне. До боли искренне. — Мне нравилось смотреть на горы в утреннем тумане, на реки, чье течение обходит камни, облепленные илом и мхом. На лес, особенно тот, где много папоротника, после дождя, когда выходит солнце. Капли на папоротнике блестят, как драгоценные камни. Она опустила взгляд к браслету от david morris у себя на запястье, составлявшему пару с кольцом. Свечи заставляли бриллианты матово мерцать, но это был мертвый блеск, не такой, как тот, который она описала. Рей не соврала, она находила дождевую влагу в траве куда более примечательной и эстетичной, чем все эти безделушки. Она смотрела на них и видела лишь кандалы, границы своей темницы. Шикарное колье от piaget с крупным изумрудом, что Базин так искусно подобрала к платью, было всего лишь ошейником. Ошейник натирает шею, не важно, украшен ли он драгоценностями или нет. Создал ли его маститый ювелир или дизайнер, давно покоящийся в земле. — Чего ты хочешь? — прямой вопрос заставил ее вздрогнуть. — Ничего, — быстро заверила она и ловко выудила из памяти нужную фразу, частенько слышанную от других людей, — всего лишь предаюсь ностальгии. — Чего ты хочешь? — повторил Кайло с нажимом, — из тебя обычно слова клещами не вытянешь, с самой нашей первой встречи. Зачем стараешься? — Только глупцы не учатся на своих ошибках, да? — передразнила Рей, — что если я сделала выводы и просто проявляю благодарность за все почести, которых удостоилась? Я читала книги. Там написано, что роль женщины предельно проста — уметь вести себя за столом, поддерживать приятную беседу, радовать глаз красотой. И, конечно, раздвигать ноги, когда того требуется. Она пожалела, что добавила последнее, но язык так и чесался. Ей крупно повезло, что Кайло скорее заинтриговал, чем разозлил этот маленький, беспомощный выпад. Он, вроде как, остался доволен. Улыбка, коей он удостоил девушку, была почти дружелюбной. — Вот теперь ты больше похожа на саму себя. Это подстегнуло ее к действию. — А так? — с вызовом бросила Рей. Она подобрала длинный шелковый подол платья и ловко поднялась на стол, размашистыми шагами приближаясь к мужчине. Под красными подошвами туфель хрустела скорлупа перепелиных яиц и чавкали овощи, звенело стекло, бокалы и вазы с цветами полетели во тьму, а следом покатились и фрукты. К концу пути ее голубые louboutin были все перемазаны в остатках изысканных блюд, покрытые плотной корочкой из смешанных ингредиентов, бывших минутой прежде таманеги с лососем, спаржей и редисом; равиоли с козленком и розмарином, тартаром с сыром пекорино и копчеными рамиро, черной и красной икрой. Рей отряхнула обувь из чистой брезгливости, а вовсе не из сожаления перед Базин, которую подобное обращение с лучшими туфлями в ее коллекции повергло бы в глубокий шок. Рей спустилась со стола, оказавшись между коленей Кайло, и беспрепятственно высвободила из его пальцев бокал. Форма для бургундского, отметила она. Само вино на вкус оказалось терпким, чуть горьковатым, с выраженными дубовыми нотками и колючими тонинами, от которых у девушки тут же свело скулы. Она понятия не имела, что за стиль. Она просто хотела промокнуть горло, пересохшее от волнения. Рей швырнула бокал в сторону, и он разбился где-то в темноте столовой, куда не достигал тусклый свечной и каминный свет. Осколки растеклись по старинному ковру, как дождевая влага по листьям деревьев, чуть окрашенная красным. Дождь и кровь. Она сама потянулась за поцелуем, задней мыслью вспомнив навязчивые предложения Базин преподать ей парочку уроков. Рей не исключала, что у предложения была какая-то своя, мутная подоплека. Звучало странно. Будто девушка без наставлений этой стервы не могла с этим справиться! В «Первом ордене» у нее было время, чтобы набраться опыта. Пока все было хорошо, добровольно, и почти по любви. Ее уж точно больше не беспокоили всякие глупые вопросы, вроде, что делать с губами и дыханием, как не стукнуться носом, куда деть руки, и нормально ли ощущать в своем рту чужой язык. Что касается языка — в те годы Рей неплохо с ним разобралась и научилась делать много разных других вещей, к которым собиралась прибегнуть. Вначале сама мысль о том, чтобы делать подобное приводила ее в ужас и негодование, но, однажды рискнув попробовать, она заключила, что оральный секс не такая уж и мерзкая вещь. Ей понравилось забирать себе бразды правления, чувствовать власть над эмоциями и удовольствием партнера. Сейчас ей нужно было именно это. Немного власти. Немного контроля. Она разорвала поцелуй и, прежде чем опуститься на колени, поймала взгляд Кайло — печальный и будто разочарованный. Ничего. Рей не сомневалась, что ее порыв придется ему по вкусу. Раньше же нравилось? Шелк растекся вокруг нее, слегка шевелясь от сквозняка, гуляющего в помещении. Спина и лопатки, открытые платьем, покрылись мурашками — то ли от холода, то ли от волнения. Рей согревали только теплые ладони, лежащие на ее плечах, такие большие и сильные. При желании он мог бы сломать ее птичьи косточки одним движениям. Но он ждал, наблюдал за ней. Не останавливал, но и не торопил. Воздух между ними стал тяжелым и густым. И Рей не сдержалась. Она заранее обдумывала, что скажет, но трудно было не выплюнуть слова, ради которых она и затеяла свой маленький перформанс. — Я буду послушной, — заговорила она, — я буду такой, как ты пожелаешь. Но я хочу награду. Такая мелочь… Пальцы Кайло больно впились в ее кожу, оставляя синяки. — Я хочу еще хоть раз встретиться с… Пощечина ужалила щеку. Рей зажмурилась и сморгнула слезы, выступившие на глазах от боли и обиды. — Убирайся, — приказал Кайло, — и не попадайся мне больше на глаза. Уходя, Рей прихватила со стола чудом уцелевшую бутылку вина. Держа в руках свой трофей и снятые туфли, она направилась не в свою комнату-темницу, а в соседнюю, к Базин. Ей не хотелось оставаться в одиночестве, ведь риск предаться самобичеванию был слишком велик. Она поторопилась и все испортила. Хоть она и нашла себе оправдание, ситуацию было уже не исправить. Изначально она планировала, что сделает это — усердно поработает ртом, отыгрывая покорность, смирение и даже удовольствие от процесса, и лишь после этого, утирая сперму с губ, заведет разговор о своей награде. Но что-то в ней взбунтовалось против такого унижения, потребовало заранее обозначить цену, подстраховаться на случай, если после Кайло откажет. Думать об этом было обидно. Она могла позволить себе пасть на дно, только зная, что пожертвовала остатками собственного достоинства ради благой цели. Глупое оправдание. Глупая ложь. Чтобы заткнуть обличающий голосок в голове, Рей и требовалась Базин. И вино, оказавшееся калифорнийским мерло. Ей, по сути, было все равно, чем лечить душевную рану в компании самой мерзкой женщины из всех, кто ей когда-либо встречался. А Рей повидала много дерьма. На фоне Базин даже жительницы лагерей каннибалов казались невинными овечками, даже бандитские шлюхи. Они просто пытались выжить. По-своему. Не прикрывая поганые поступки каким-то эфемерным благом и хорошими намерениями. Рей не запрещали передвигаться по особняку, ведь в нем не имелось ничего, что представляло бы для нее угрозу или было ценным. Большинство дверей держались запертыми на ключ, и все, что она могла позволить себе в качестве развлечения — это крушить вычурное убранство, к чему у нее, конечно, не лежала душа. Она знала также, что Базин не запирает свою комнату. Ей некого бояться. И некого ждать. Кайло, судя по всему, ей не интересовался. Еще в «Первом ордене» он отзывался о своей верной приспешнице без особой теплоты. «Годится, чтобы греть постель.» — так он сказал. Мало походило на выражение симпатии и благодарности за ее пресловутую преданность. Рей по-хозяйски ввалилась в комнату женщины и плюхнулась в кресло. — Чего тебе? — грубо осведомилась Базин. Устроившись на постели с шикарным постельным бельем от парижского бренда Ives delorme, она листала глянцевый журнал тридцатилетней давности. Такого добра у женщины было навалом. Она предлагала Рей их в качестве альтернативы книгам, но девушка не оценила. Рей выдернула ослабленную пробку зубами, сплюнула ее на пол и шумно хлебнула из горла. Базин проследила за ней, изогнув бровь, и, кажется, зрелище вышло для нее достаточно информативным. Ее черты смягчились. Она встала, шурша шелком домашнего кимоно, чтобы заглянуть Рей в лицо. След от пощечины не укрылся от ее взгляда. Она недовольно прицокнула языком. — Боже, ну и мудак, — проворчала она. — Надо же, — присвистнула Рей и со злым удовольствием напомнила, — ты же не берешься осуждать его за… — Я не осуждаю, — подтвердила Базин, — просто констатирую факт. Она направилась к платяному шкафу, и Рей подумала, что среди чулок, туфель и неведомого барахла у женщины припрятана аптечка. Может, какая мазь, чтобы поломанная куколка не утратила своей прелести. Базин и правда вернулась с коробкой. Но в ней не было медикаментов. А кроссовки, очень похожие на те, что когда-то приглянулись Рей в торговом центре. Ее размера. Стразы на них горели дождевыми каплями. Много-много страз. — Может, это тебя утешит, — мягко сказала женщина и, присев на корточки, обула подарок на ноги своей подопечной, — они особенные, даже лучше тех, что мы видели. Один изобретательный парень, художник, Дэниэл Джейкоб когда-то придумал, как усовершенствовать эту модель, сделать ее еще дороже. Пятнадцать тысяч кристаллов — это вам не шутки. — Он умер? — глупо спросила девушка, впечатленная широким, почти трогательным жестом. — Все умерли, — со смешком ответила Базин, — мы тоже. Давно. Но я раздобыла их специально для тебя, ты заслужила. Меня всегда утешают красивые вещи. Вот оно, — поняла Рей, взглянув на женщину совсем по-другому. Теперь многое стало понятно, зачем Базин окружала себя всей этой бессмысленной мишурой. Она без остановки заталкивала обесценившиеся, прежде дорогие вещи в дыру в своем сердце. Искала красоту в обезображенном, рухнувшем мире. Цеплялась хоть за что-то, понятное ей. Рей прониклась к ней не симпатией, но неким уважением. Она увидела в Базин что-то близкое, оттого больше не испытывала к ней прежнего отвращения. Через какое-то время они сидели прямо на ковре, разведя огонь в камине, и разделяла их только бутылка, из которой они делали глотки по очереди. Рей задумчиво гладила пальцами символ на кроссовках, напоминающий птицу, раскинувшую крылья в полете. Стразы под пальцами напоминали замерзшие капли воды. Дождевой влаги или слез. Но глаза ее были сухими, пока она смотрела в огонь, изредка отвлекаясь на любование подарком. Базин была права. Даже рядом с потяжелевшей от ошметков шикарного ужина тканью платья кроссовки смотрелись идеально. И радовали глаз. Утешали, хоть немного. По какой-то неведомой причине и сама Базин была настроена благожелательно. Полумрак и мерло сгладили острые углы ее характера, ее привычную язвительность. Она вдруг расщедрилась на откровенность, пусть и совершенно бесполезную для дела. Рей предпочла бы хоть немного сведений, пригодных для побега, но ей было любопытно послушать о прошлом этой женщины. — Я была младше тебя, — заговорила Базин, — когда узнала, как устроен мир. Сейчас мне трудно поверить, что та наивная девчонка — это я. Она просто хотела красивой жизни, но не могла себе ее позволить. Эта девчонка думала, что парень, посуливший ей золотые горы, все исполнит. Эта девчонка пошла на вечеринку в его роскошном доме. Она не умела говорить "нет". Ему и его друзьям. Она думала, что так получит путевку в их прекрасный мир, а ее выбросили, как мусор. Все от нее отвернулись. Все говорили, что она сама виновата. В нее тыкали пальцем и называли шлюхой. Она осталась одна. Почти… Женщина пригубила вина и протянула бутылку Рей. Девушка приняла ее подрагивающими пальцами и, сделав глоток, ощутила вкус пепла на языке. Базин сжалилась над ней, обезличив героиню своей истории, абстрагировавшись от нее и спрятав все за расплывчатыми формулировками. Но Рей все равно пробрало. Она провела параллель между этим и своим пребыванием в «Первом ордене», насыщенным пересудами и сплетнями. Еще когда была невинна. В прежнем мире, должно быть, все обстояло еще жестче. Кайло… ведь это он сделал с ней это? — с ужасом предположила Рей. И поняла, что ошиблась, услышав продолжение. — У той бедняжки был единственный друг, — Базин облизала посиневшие от вина губы и скривила их в странной, чуть пугающей улыбке, — хотя они никогда не встречались и не были даже знакомы. Она прочитала о нем в газете, о том, что он сделал. Ей это понравилось. Она осмелилась написать ему в тюрьму, признаться, как ее восхищает этот поступок, поддержать, ведь от него тоже отреклись все близкие люди. Идиоты. Они ничего не знали! А он… писал классные письма и присылал ей деньги, они не были ему нужны, какой от них прок в тюрьме? Жаль, что они не познакомились до… всего. Рей шмыгнула носом, и Базин, до того смотревшая в огонь камина рядом с ними, перевела глаза на девушку. Она отставила бутылку и поманила ее к себе. Рей послушно приблизилась и улеглась головой ей на бедро, наслаждаясь мягкостью ткани ее кимоно. У той девочки, о которой рассказывала Базин, скорее всего, не было таких шикарных вещей. Она упивалась ими теперь. Когда прежний мир, ранивший ее, сгорел. Она точно о нем не жалела. Жалела о другом. И гладила, перебирала волосы Рей, пальчиками слишком изящными для массивного кольца от Graff. Ведь Рей уже догадалась, о ком идет речь, с кем переписывалась женщина. Ее так и подмывало спросить, что же он сделал, ведь Базин точно знает. Но она боялась, что правда окончательно разрушит ее представления обо всем, а добро и зло поменяются местами. Нет, она не собиралась искать оправдания своему мучителю. Каким бы темным ни было его прошлое. — Она скопила достаточно, чтобы уехать из родного города, — тихо сказала Базин, — стала востребованной моделью, как всегда хотела. У нее была крутая квартира в престижном районе мегаполиса, международные контракты, показы… Она писала письма все реже, пока не бросила совсем. А потом все утратило ценность. Кроме адреса тюрьмы в другом штате… Женщина осеклась. Рей все ждала продолжения, но Базин словно вышла из тела. Ее глаза остекленели, и лишь грудная клетка под тонким шелком, вздымающаяся от дыхания, обличала ее присутствие. — Это… ведь была ты? — поторопила девушка, — как ты… как тебе удалось добраться до тюрьмы? — Я не сказала, что это была я, — возразила Базин, — это могла быть я. Или любая другая. Все это уже не имеет никакого значения. Она спихнула со своего бедра голову Рей, потянулась и встала. — Пора спать, — провозгласила она, — не забудь завтра тщательно почистить зубы. Мне влетит, если он узнает, что ты пила алкоголь, а я не помешала. Он, — повторила Рей про себя. Благодаря вину она чувствовала себя уставшей, расслабленной и сонной, но внутри так и скреблось от желания задать вопрос. Много вопросов. Она себе запретила. Лучше оставить все как есть. Наутро у Рей раскалывалась голова. Ночные откровения казались сном, но кроссовки, аккуратно приставленные к изножью кровати, утверждали обратное. Кое-как разлепив слипшиеся от туши ресницы, девушка сразу кинулась выполнять наветы Базин — чистить зубы и приводить себя в порядок, чтобы не подставлять женщину, внезапно проявившую к ней доброту. Она проделала все очень вовремя, едва она закончила с утренними ритуалами, явился Кайло. Черный цвет его простой ежедневной одежды вторил мрачности, написанной на лице мужчины. Он даже не смотрел в ее сторону. Лишь в привычном уже приказном тоне сказал ей собираться. Рей всерьез рассматривала идею извиниться за свое вчерашнее поведение, но не успела хоть что-то сказать. Спазмирующий от похмелья желудок вместе со всеми остальными органами ухнули в бездну плохого предчувствия. Быть может, Базин и сжалилась над пленницей, одарив ее и удостоив откровений, но не стоило рассчитывать на такое везение и с Кайло. Рей с горечью предположила, что ее ждет наказание за выкрутасы. Ей оставалось только понадеяться, что расплачиваться придется ей, а не кому-то другому, например, Финну. В повозке она все-таки предприняла попытку сгладить острые углы. Слова дались ей нелегко, а голос был хриплым из-за выпитого накануне. — Пожалуйста, — пробормотала она, опустив взгляд к своим нервно сцепленным рукам, — мне жаль. Мне очень, очень жаль… Я… — Хватит, — грубо оборвал ее Кайло. Рей пожалела, что вообще это затеяла. Она заранее знала, что он не оценит ее потуги, а падать ему в ноги и молить о пощаде на коленях было все-таки ниже ее достоинства. Она пообещала себе, что если Кайло выместил злость на Финне или ком-то из ее бывших товарищей, она отомстит. Перегрызет ему глотку зубами, выцарапает глаза, без всякого оружия. Терять ей особенно нечего. Они приехали на завод, как Рей и предполагала. Но до того кабинета, где ей довелось побывать в прошлый раз, ее провожал не Кайло, а парочка солдат. Сам он сразу же уехал, чуть ли не силой вытряхнув ее из повозки на руки к охране. И девушка не знала, как это трактовать. В ее понимании, садист бы не упустил возможности понаблюдать результаты своих зверских трудов. Она не исключала, что он только сделал вид, что уезжает, чтобы пощекотать ее нервы, но в помещении все-таки не было еще одного зеркала или подозрительной стены. Разве что Кайло не обладал особым даром видеть сквозь них. Но в такие вещи Рей не верила. Когда к ней в комнату втолкнули Финна, она выдохнула облегченно. Хотелось обнять его, и Рей чудом сдержалась, ограничившись лишь тщательным досмотром. Парень был в порядке, здоров, и сохранил все свои конечности и глаза. От переизбытка чувств девушка совсем позабыла об осторожности, о том, что их могут подслушивать. — Ты прочитал? — спросила она. Финн кивнул, опасливо покосившись на закрытую дверь. Рей задрала юбку и ощупала голенище сапога, куда предусмотрительно припрятала сворованную за ужином вилку. Оружие смехотворное, но все-таки оружие. Отогнув мягкую кожу, она продемонстрировала добычу другу, до того недоуменно наблюдавшему ее странный стриптиз. Финн округлил глаза и накрыл ее ладонь, вынуждая спрятать вилку и побыстрее одернуть подол обратно. — Ты с ума сошла, — озвучил он. — Возможно, — согласилась Рей, — но с меня хватит. Она сжала пальцы друга в своей руке и доверительно заглянула ему в глаза. — Нам нужно убираться отсюда, — сказала она, понизив голос до шепота, — я больше не намерена это терпеть. В прошлый раз я видела грузовик во дворе. Мы можем напасть на охрану, забрать их форму и… — Рей… — У нас не скоро появится другой шанс все это провернуть, — продолжала она, — а он обязательно захочет с тобой расквитаться, только потому, что ты… — Рей, — повторил Финн. — Ну что еще?! — взвинчено откликнулась она. Получилось слишком громко, куда громче, чем она рассчитывала. Испугавшись, что сейчас ворвется охрана, привлеченная ее вскриком, девушка вытащила вилку и переложила в рукав, готовясь обороняться. — Успокойся, пожалуйста, — взмолился Финн, — и послушай… Я… — Мы справимся, — заверила она, — мы же всегда справлялись. Мы выжили на «Волчьей гонке», Финн! Где наша не… — Я не хочу никуда уходить, — сказал парень и опустил взгляд. Слова упали между ними и разбились на множество осколков, каждый из которых царапнул Рей прямо в сердце. Она не могла поверить, что не ослышалась. Это напоминало кошмарный сон. Вся ее жизнь в Капернауме напоминала кошмарный сон, но заявление Финна побило все рекорды. — Не понимаю, — пробормотала она, — это… тебя заставили так сказать, да? Финн, мы… — Никто меня не заставлял, — друг не позволил ей закончить, оборвав ее сбивчивый лепет, — послушай, Рей. Серьезно. Я правда хочу остаться. Здесь не так уж и плохо, с нами хорошо обращаются. Я… устал, понимаешь? Я не такой, как ты. Мне там не выжить, а ты не обязана вечно со мной носиться и защищать. Мне надоело убегать от мертвецов, от бандитов, от всяких чокнутых, голодать, спать на земле. Такая жизнь не для меня. Да и ты… разве не устала? Ты отлично выглядишь, у тебя все… — У меня все хорошо, — закончила Рей с нервным смешком. Внутри нее клокотало пламя, и ей едва удавалось сдерживать его. Минувшей ночью она поняла, как губительны могут быть непрошенные откровения. Если Финна все устраивает, ему не захочется слушать, как погано складываются дела у нее. Это разобьет ему сердце. Или… Или ему промыли мозги, и это встряхнет его, вытащит из лап морока и поможет взглянуть на вещи по-другому? У Рей не было выбора, только пойти на риск. Она боялась признаться себе, что ей просто хочется выговориться. Вскрыть гнойник. — У меня все хорошо, — зло повторила она, — можно и так сказать. У меня есть крыша над головой, еда и теплая постель. Мне даже не приходится работать. У меня другая обязанность — рожать детей для Капернаума. Для этого меня регулярно насилуют и… — Ох, Рей, — ошарашено молвил Финн и все-таки заключил ее в объятия. Он был таким теплым, от него пахло машинным маслом, металлом и чем-то химическим, не знакомым Рей. Она с трудом сдержала слезы, слушая его близкое сердцебиение. Ее утешила мысль, что все не зря, что ее признание вдохновит друга на побег. — Я слышал, что ты стала наложницей правителя, — вдруг сказал парень, — но… может, это не так плохо? Тебе же не приходится… спать с разными людьми. Говорят, это очень почетная должность и ты удостоилась особой чести… Он знал. Рей отстранилась и посмотрела на человека, которого считала другом. Как же она ошибалась! Черты были прежними, эти пухлые, словно детские губы, мягкие карие глаза, короткие волосы, смешные, слишком маленькие для крупной головы уши. Но она не узнавала его. Не узнавала Финна. Или не знала никогда. Каким он был, этот глуповатый парень? Возможно, вовсе не таким глупым, как его считали, раз смекнул, что иногда для выживания полезно поменять сторону. Не это ли он и делал все время, увязавшись за Рей только потому, что «Волчья гонка» не оставила ему выбора? — Да пошел ты нахер, — выплюнула она и ринулась к двери. Даже глухие шлемы охранников смотрели на нее с большим сочувствием, чем тот, ради кого она рисковала жизнью и обрекла себя на унизительную, скорбную участь. — Я хочу вернуться в особняк, — сказала она. Отец говорил — слушай лес. Но лес был далеко, за стеной Капернаума, а ее окружала сомкнувшаяся в плотное кольцо тишина. Ей пришлось поднапрячь память и воображение, представляя шум ветра в кронах и шепот листвы. Они успокаивали ее, отвлекали от монотонного стука капель. Рей не запрыгнула в тот грузовик — одна или с Финном, но вилка все-таки ей пригодилась. Она включила воду и ждала. Базин стучала ей, но девушка отмахнулась, заявив, что устала и хочет принять ванну, а после для надежности подперла дверь комнаты стулом. Никто не должен ей помешать. Если все получится, вчерашний ужин действительно станет последним, а к сегодняшнему она уже будет мертва. Но крови было слишком много, она боялась, что не успеет выпустить всю. Рей решила, что выберется на волю любой ценой. Даже такой. Она не заметила, как отключилась. Картинка в голове окутала ее, лес обнял со всех сторон. Она снова была маленькой девочкой, семенящей короткими ногами за рослой фигурой отца, за его хромой поступью. Он показывал ей растения, объясняя, какие съедобны, а какие убьют ее, но заставят долго страдать перед кончиной. Он учил ее пользоваться ножом, снимая шкуры с пойманных животных. Следы — он учил ее их различать, не путать косулю и кабана, ведь ошибка может обернуться для нее катастрофой. Он требовал от нее внимательности, ругал за рассеянность. Если хочешь выжить, говорил он, будь всегда начеку. Бей или беги. Он протянул ей биту, обмотанную колючей проволокой, и спросил: что она выберет. Быть жертвой или охотником? Убить или позволить убить себя? Я выбираю второе, — мысленно ответила Рей. Она слишком устала. У нее не осталось сил на борьбу. Она нежилась в постели из мха, глядя на верхушки деревьев, качающиеся от ветра, как водоросли под водой. Мох был теплым, даже жарким. Она слышала какие-то голоса, ничуть не похожие на отцовский. Встревоженные, злые, растерянные. Мужчина кричал на какую-то женщину, а она оправдывалась, часто тараторя заплетающиеся, сливающиеся в одно слова. Потом все исчезло. Рей заворочалась, радуясь, что чужаки больше не вторгаются в ее забытье, наполненное солнечным светом и запахами леса. Она подложила руки под голову и ощутила, как боль обожгла запястья. Они были туго стянуты, словно на нее нацепили наручники. Разлепив веки, она поняла, что на ее запястьях бинты, а сама она лежит не на мху, а на мягкой постели. На ее бедре покоилась чья-то тяжелая рука, а чужое дыхание щекотало загривок и заставляло трепетать мелкие волоски у шеи. Сбивчивое дыхание, не достаточно ритмичное для спящего человека. Рей дернулась, и тогда ладонь скользнула выше и сильнее надавила на ее живот, удерживая на месте. — Лежи, — услышала она рядом голос Кайло, — тебе нужен отдых. Рей крепко зажмурилась. Реальность обрушилась на нее со всей своей тяжестью. Она поняла, где находится, и ей совсем не хотелось здесь быть. Снова в тюрьме. Снова в плену. Рука исчезла с ее тела, и она оказалась лишена чужого тепла. Кровать прогнулась от движения мужчины — судя по шороху постельного белья и одежды, он сел на противоположной от нее стороне. Рей почти физически ощутила его взгляд, прожигающий ей спину. — Зачем ты это сделала? — в вопросе не было злости или осуждения, лишь печаль. — Я хочу на свободу, — призналась она, и голос после сна звучал слабо, совсем тихо и едва различимо, — пожалуйста, отпусти меня. — Хорошо. Рей изумленно распахнула глаза, уставившись в полумрак перед собой. Нет, она не верила. Ей показалось. Она кое-как придала и себе сидячее положение, ощутив ломоту в теле и боль в забинтованных запястьях. — Хорошо? — переспросила она, — ты меня отпустишь? — Да. — А Финна? А моих людей? — с сомнением уточнила Рей. Ей было трудно соображать, но мысль, что она проходит очередную проверку была кристально-ясной среди невнятного марева остальных, перепутанных и туманных. — Ох, опять, — вздохнул Кайло, — если захотят. Но они не хотят. Тебе придется это принять. — Они… — Твой приятель сам доложил, что ты подбивала его на побег, ясно тебе? — выплюнул мужчина. Рей осмелилась поймать его взгляд, но не поняла вложенного в него выражения. Она уже ничего не понимала. — Ты врешь, — вырвалось у нее, — этого не может быть… — Думай, что хочешь, — глухо откликнулся Кайло и разорвал зрительный контакт. Он поднялся с кровати и прошелся по комнате, дерганным движением взлохматив волосы. Остановившись, он снова посмотрел на нее. — Я уеду на пару дней, — сказал он, — не знаю, есть ли смысл тебя просить, но все-таки попробую: не пори горячку, не пытайся сбежать. Тебе нужно прийти в себя, ты потеряла много крови. Поговорим, когда я вернусь. Если ты не изменишь своего решения, то я сам отвезу тебя в лес и отпущу на все четыре стороны. Этого же ты хочешь? Рей зацепилась глазами за шрам, пересекающий его лицо, поблекший со временем, но такой знакомый и почти родной. На мгновение ей показалось, что не было этого всего — Капернаума, трех минувших лет, «Волчьей гонки», и их окружает не мрачная комната в уродливом особняке, а привычная комната в бывшей тюрьме. И они спорят из-за какой-то ерунды, как временами бывало, чтобы спустя какое-то время посмеяться вместе над тем, что они даже не помнят причины конфликта. Она силилась, но не могла вспомнить и сейчас. Нет, — сказала она себе — не обманывайся. Очень много времени назад, когда она только попала в «Первый орден», Кайло уже предлагал ей уйти по доброй воле. Она захотела остаться. И… как он там сказал? Только глупцы не учатся на своих ошибках? — Я не изменю своего решения, — твердо сказала Рей. Конечно, она сомневалась. Отсыревшие, местами рассыпающиеся в руках, провонявшие плесенью книжки в школьной библиотеке изобиловали героями, мечущимися между чувством и долгом. Впрочем, это подходило к Рей лишь отчасти. Одинокая жизнь в лесу едва ли являлась ее долгом, скорее выживание. А ей страшно было оставаться рядом с человеком, которого бросало из стороны в сторону — от откровенного садизма и насилия до заботы и теплоты. Она по-прежнему не знала причины, по которой он когда-то убил тех несчастных и угодил за решетку. Словам Базин, пусть и сказанным от души, верить было чистым самоубийством. Чувства во внутреннем споре Рей играли не последнюю роль. Она вспомнила, каким печальным был Кайло в их последний ужин, как его оскорбило ее требование получить плату за свою… не любовь, но крупицы симпатии. Каким был несколько часов, уходя в глубокой уверенности, что она опять выберет не его. Возможно, так все и обстояло с его точки зрения: тогда, на «волчьей гонке», она предпочла другого, а не того, кто сложил мир к ее ногам. За минувшие годы Рей часто размышляла о ситуации, выискивая не оправдание, а хоть какую-то логику в его заманчивом предложении убить Финна самостоятельно. Она ничего не смыслила в его политических играх и могла что-то упустить, что-то очень важное. Она ворочалась без сна, созерцая причудливые тени от балдахина, словно танцующие на потолке от легкого сквозняка. В этом доме всегда было холодно, ведь строился он с расчетом на центральное отопление, канувшее в Лету вместе с прежним миром. Но на улице будет куда холоднее, когда она обретет желанную свободу. Через какое-то время пришла Базин, чтобы проверить бинты и самочувствие узницы. Рей думала, что женщина станет уговаривать ее остаться, но она просто устроилась на другом конце постели с очередным глянцевым журналом. Свеча на прикроватной тумбочке горела совсем тускло, и Базин все время щурилась, вчитываясь в небольшие островки текста среди томных моделей в шикарных платьях. Рей задумалась, не выискивает ли во всей этой древней макулатуре Базин свои фотографии. Молодой, сияющей себя, получившей билет в роскошный мир, стоивший ей такую огромную цену. — Тебе почитать вслух? — полюбопытствовала женщина, поймав взгляд Рей, — раз не спишь. — Я и сама умею, — насупилась девушка. Она перестала прикидываться спящей, почувствовав в себе острую жажду поговорить. Хоть о чем-то, чтобы заглушить беспокойные мысли в голове. — И сама умею, — передразнила Базин, закатив глаза, — посмотрите на нее! Умеет читать, знает всякие умные словечки, выглядит, как настоящая леди! Элиза Дулиттл проделала большой путь и заслуживает похвалы. — Ну хватит, — осадила Рей, окончательно сконфузившаяся от острот собеседницы. Она поймала себя на том, что вовсе перестала испытывать неприязнь к этой женщине, но пока не понимала, в чем тут дело: она растрогалась ее предысторией или просто привыкла к своей колкой на язык наставнице. Базин проделала большую работу, придавая лоск маленькой дикарке. Увы, это не принесло ей счастья, а от сведений о столовом этикете и истории высокой моды не было никакой практической пользы. Не будет, когда она станет свободной. Они помолчали. — Почему вы ушли из «Ордена»? — Вы? — переспросила Базин, — ты теперь ко мне на вы обращаться будешь? — Я имею в виду тебя и… Кайло. — А. Женщина отложила журнал, погасила свечу и повернулась лицом к Рей. Темнота скрыла мимические морщины и сделала ее снова юной и прекрасной. Таинственной. Особенно, когда она так сокращала дистанцию между ними, явно намереваясь сказать какую-то откровенность. — Нет больше «Ордена», — заявила Базин. Тяжело вздохнув, она продолжила, — да, ты же не знаешь. И откуда тебе знать? «Орден» был пороховой бочкой, но Бен сам виноват, что ее рвануло. Ему не простили, что он нарушил собственные правила, притащив на «гонку» свою бабу. Они потребовали передела власти, подняли бунт. Была бойня. Кое-кто обратился. И мы едва унесли ноги. Сейчас, думаю, там за стеной целая куча мертвяков. Поди по привычке таскаются в столовую за положенным пайком, но некому выдать им мозги… Она нервно рассмеялась, но тут же погрустнела. — Какой ужас, — вырвалось у Рей. Она и подумать не могла, что два решения — одно ее, другое Кайло, повлекут за собой такие последствия. Ведь в «Первом ордене» были не только отбитые бандиты, бывшие заключенные, но и простые люди, как Финн, прибившиеся туда в поисках укрытия. Безопасного укрытия. Что стало с ними? — Если не хотела это слушать, зачем спрашивала? — сердито спросила Базин. — Я… — Расслабься, — женщина примирительно погладила ее по плечу, — теперь глупо искать виноватых. Я думаю, что все было бы также, даже если бы ты грохнула своего дружка, как от тебя требовалось. Они нашли бы другой повод докопаться. Они ненавидели Бена. Они его слушались, но это их страшно бесило. Он и придумал эту дурацкую гонку, чтобы немного отвлечь их внимание. Как в том фильме… не помню, как называется. Там раз в год людям разрешали творить любую дичь, зато все остальное время они вели себя мирно и прикидывались законопослушными гражданами. Рей никогда не видела фильмов, даже в детстве. Отцу они не нравились. В мотелях, где они ночевали, он отбирал у нее пульт, не позволяя смотреть мультики, и переключал на бокс. Или другие спортивные соревнования, вмиг усыплявшие девчонку, которой то было совершенно неинтересно. Кинематограф для нее был таким же преданием сгинувшей цивилизации, как интернет, сотовые телефоны или доставка пиццы. Она собирала их в копилку, как исследователь, археолог, высвобождающий из-под слоев земли древние амфоры. — Что же это за фильм был… там еще актер такой… — Базин нахмурила тонкие брови, вспоминая, — не важно. Есть еще такая штука, мне о ней рассказал Бен. По правде… до знакомства с ним я была темнотой похуже тебя. Легко отличила бы сумочку Шанель от подделки, но писала некоторые слова с ошибками и считала, что патриций — это вид кожной инфекции. Он говорил что-то о проблеме вагонетки, когда нужно решить, кого спасать. Одного человека или целую кучу. Может это ужасно для прежнего мироустройства, но грохнуть какого-то аутсайдера раз в год — разумная плата за благополучие целого лагеря… — Почему он их убил? — перебила Рей, утомившись слушать ее пространный монолог, к счастью, на этот раз не о моде. — Кого? — опешила женщина. — Тех людей, — девушка растерялась, не зная, как сформулировать точнее, — до того, как все случилось… — Так… Базин резко умолкла. Рей подумала, что ступила на опасную территорию, и собеседница просто превысила лимит откровений на сегодня, но, увы, ошиблась. Ее наставница резко накрыла губы девушки ладонью, призывая ее молчать. Ее глаза встревожено заблестели, а вся она обратилась в слух. Не только Рей умела получать сведения о близкой опасности от малейшего шороха. Даже не шороха — где-то поблизости шумно закрылась дверь. — Он… вернулся? — промычала девушка в руку, поглощавшую большую часть звуков. Базин покачала головой. — Его вызвал главный всего этого библейского цирка, — шепотом ответила она, — не шуми. Не высовывайся, я пойду гляну, кто там ходит. Женщина сползла с постели, сбросила туфли и, вооружившись увесистым подсвечником, двинулась к двери. Рей нервно поезрала на месте и села, слушая шаги Базин, приглушенные мягким ворсом ковра. Ее внутренний зверь тоже чувствовал угрозу, но предпочитал пока затаиться. Оценить обстановку. Прикрыв веки, девушка позволила чувствам обостриться, слилась не с лесом, но с жутковатым огромным домом. Шаг Базин, еще шаг, аккуратно приоткрытая тяжелая дверная створка. Еще шаг. Темнота и тишина. Сдавленный вскрик. Рей не знала, что собирается делать, отдавшись на волю инстинктов. Она вскочила с кровати и рванулась к туалетному столику, в поисках хоть какого-то средства самообороны. К несчастью, ничего из стоявших там склянок, как и наваленных грудой драгоценностей, для того не годилось. Но зверь внутри девушки готов был драться за жизнь голыми руками. Он оскалил зубы и зажмурился от яркого света фонарика. — Рей? — должно быть, она все-таки умерла тогда в воде, среди расцветающих вокруг крупных цветов собственной крови. И все это было предсмертным видением — и разговор с Кайло, и неудобная правда о «Первом ордене» от Базин. Он пришел, чтобы стать ее проводником в мир мертвых. Отец. Она не спутала бы его голос ни с чьим другим. — Папа? — просипела Рей. — Мы уходим, — сказал он, как и прежде немногословный, бескомпромиссный и не терпящий возражений. Девушка не видела его лица, лишь руку с круглым световым шаром фонарика и другую, трехпалую, стискивающую окровавленный нож. Капли падали на ковер. Рей послушно пошла за ним в темноту — в загробный мир. Происходящее казалось сном. Это было не с ней, а с кем-то другим. Она словно наблюдала эту сцену со стороны. Как в кино, таким оно, наверное, и было. Иллюзорным и нереальным. Луч света скользнул по полу и выцепил тело, распластавшееся у двери. Базин оставалась все такой же красивой, даже будучи мертвой. Глубокая рана на ее горле окропила кровью кокетливое платье от Valentino, что женщина носила вместо ночной рубашки из-за удобного фасона и простоты, но бурые пятна на ткани легко можно было принять за дизайнерское решение. Ее остекленевшие глаза проводили птичку, выпорхнувшую из золоченой клетки.