Газировка и кофе

Утро начинается с кофе? Эту чушь мог придумать только настоящий идиот, явно думающий только о дозе кофеина с утра. И с ним Гето мог бы вступить в полемику, доказывая обратное, потому что сейчас над его бренным телом возвышалась если не катастрофа, то целый апокалипсис с огромными голубыми глазищами и приторно-сладким леденцом во рту. Как у него ещё не слиплось всё, что можно от такого потребления сахара? И, о да, даже духи у него сладкие и настолько сильные, что вся комната Сугуру теперь наполнена этим запахом. Придётся открыть окно, иначе он задохнётся. – Сатору, какого хрена? – начинает было ругаться Гето, стараясь всё ещё отойти от сна. – Яга слишком обеспокоен тем, что твоя задница не появляется в техникуме больше нескольких дней, вот и послал меня проверить, не сдох ли ты ещё, – эти слова звучали до смешного просто и легко, будто Годжо действительно ожидал увидеть жмурика вместо живого друга. – Значит он решил тебя послать, а не поверить сам? Какая забота, я польщён. В следующий раз надо будет проваляться здесь неделю, – на выдохе произносит Гето, рывком принимая вместо лежачего положения сидячее. Годжо не собирается дальше говорить что-то по этому поводу, что удивительно, обычно у этого шестиглазого рот не затыкается ни на секунду. Для любителей тишины Сатору – громкий ужас, однако Сугуру так привык к постоянным диалогам и монологам, что, казалось, уже жить без этого не может, хоть и пролежал пару дней в своей комнате в попытках угомонить очередные приступы тошноты и рвоты, ведь последнее проклятье было либо слишком сильным, либо организм Гето решил выразить довольно буйный протест. В любом случае сегодня он себя чувствовал куда лучше, чем вчера вечером. И как бы он не возмущался по поводу внезапного появления Годжо в своей обители, по привычке достал пиалу с сладким, отдавая её на растерзание с тихим вздохом. Атмосфера была довольно спокойная, хотя оба мага прекрасно знали, что Яге не нужно было просить Сатору заглянуть к Гето, потому что он и так все эти два дня навещал друга, только видимо у второго память по этому поводу отшибло из-за плохого самочувствия. Да даже если так, никто не был против такого. Не был против молчаливой заботы. Ведь кто, если не Сатору, мог приготовить завтрак для Сугуру? Кто, если не он мог принести ещё какие-то лекарства, которые, может, помогли бы не так сильно помирать от сожранного проклятья? И кто, если не он, уложил Гето на кровать? Ответ был очевиден. Никто. Только Годжо Сатору мог так тихо и молчаливо заботиться, не прося за это какой-либо благодарности, хоть и за неё могло вполне сойти что-то сладкое. Они не торопили друг друга, не подкалывали, просто тихо проводили время вдвоём. У одного сладкая(как и всегда) и холодная газировка вперемешку с конфетами, у второго – кофе. Просто кофе. Американо. Годжо кривит нос от вида этой чёрной горькой гущи, явно давая понять, что считает данный напиток не более чем созданием самого Сатаны. Либо это орудие пыток. Кому как. – Как ты пьёшь эту гадость? Она ведь горькая.., – с неподдельным непониманием выпаливает Сатору, прерывая тишину. Как это в его духе.. – Легко и просто, ты ведь как-то пьёшь свои газировки, – с ухмылкой отвечает Сугуру, делая показательный глоток. На лице Годжо опять видно отвращение, после чего он переводит глаза на ещё одну горстку сладкого, которую увидел в шкафчике. Твою мать.. Плохо спрятал.. Или вовсе не пытался прятать? Второе более вероятно, потому что если Гето захочет что-то спрятать от своего друга, то положит это явно не на самое видное место. Что ж, прощай ещё один запас сладкого на «пожарные случаи». Хотя из такого случая может быть разве что сам Сатору. Они были именно что кофе и газировкой. Один сладкий и энергичный, как пузырики в ней, яркий, взбалмошный. Другой же горький, спокойный, тёмный, однако он был всё же чем-то похож на газировку. Чем? Да хоть той же энергией. Два полюса, которые протянулись к друг другу и не отлипали ни на секунду, даже когда было до одури плохо, когда было слишком хорошо, что по телу растекалось чувство эйфории. И проводя вот так утро они находили будто свой островок спокойствия, который никто не мог разрушить, ну разве что Сёко, но ей что Гето, что Годжо были бы рады. Ей было позволено такое деяние. Однако сейчас они одни, пьют кофе и газировку. Молча. Практически. Тишину разве что нарушает Сатору каким-то своими шутками и рассказами, но это не делает хуже. Ни разу. Сугуру не имел право препятствовать разговорам Годжо. Потому что это было единственное, что заполняло недостающий кусочек пазла в душе Гето. Давало больше спокойствия, даже когда его рвало и свой вечер он проводил в объятиях с туалетом. Даже когда ночью снились кошмары, а этот апокалипсис лежал рядом, нашептывая какие-то нелепые, но нежные глупости. Это то, в чём Сугуру нуждался больше, чем в кислороде. Утро начинается с кофе? Нет. Утро начинается с Годжо Сатору, от которого пахнет сладкими духами, у которого улыбка во все тридцать два, а во рту дурацкий леденец. Эти глаза заставили мир шаманов содрогнуться, а Сугуру заставили заново жить. Бесконечность, которая сводила с ума хлеще любого наркотика или алкоголя. Ничто и никто не могло сравниться с Годжо. Его лепил сам Бог. Так, по крайней мере, думал Гето. И вот он целует розовые губы. Без разрешения, без слов. Просто целует, выражая свои чувства и благодарность. Сатору не сопротивляется, целует также нежно, хоть и с долей удивления. Обычно Сугуру не делает так. Вообще. Он сначала спросит, а потом сделает, но не в этот раз, когда его просто распирало от любви к этому шедевру напротив. Утро начинается не с кофе. Оно начинается с поцелуя с Годжо Сатору.