all sin's on me

Ёнджун успевает снять наушники и гарнитуру с пояса, переодеться в свою одежду и съесть несколько сладостей из снек-бара, как его окликают. — Ёнджун, пару слов о вашем выступлении, пока остальные собираются, — машет рукой девушка из другого конца комнаты, подзывая к себе. Парень кивает и улыбается, быстро делает глоток колы и направляется к ней, игнорируя неприятное ощущение в животе. Потому что, во-первых, эта милая нуна — директор по перформансу, которая явно сейчас даст им втык. А во-вторых, Субин рядом с ней выглядит до ужаса усталым и ещё более пугающе хмурым. — Будешь? — он встаёт с парнем бок о бок и протягивает пачку печенья, прихваченную со столика. Тот качает головой, не отрывая взгляда от экрана. Субин не сказал ему ни слова после их выступления. Он, кажется, даже не посмотрел на него ни разу, хотя как это возможно, если они потом провели ещё половину концерта на одной сцене? Тревожное чувство разрастается, но Ёнджун лишь закидывает печенье в рот, склоняясь над телефоном. Девушка показывает запись, специально сделанную стаффом. Она проходится по всем недочётам, начиная от мелких погрешностей в нюансах, заканчивая серьёзными моментами — где-то очевидно страдает синхрон, где-то разнятся движения, танец выглядит небрежно. — Я понимаю, что вам тяжело, но соберитесь, пожалуйста, — с вежливой улыбкой говорит девушка и после виноватых кивков отпускает их. Младшие уже собрались и ушли, и Ёнджун мечется по гримёрке, стараясь найти свои вещи как можно быстрее. Он открывает рот с просьбой подождать, но именно в этот момент Субин выходит из помещения и отправляется к остальным. Ёнджун чертыхается себе под нос, рывком застёгивает сумку и выходит следом. Когда на парковку подъезжают два чёрных минивэна, Субин специально меняется местами с Каем, чтобы сесть в другую машину. Ёнджун старается не заострять на этом внимание. Он давно привык. Словно по-другому никогда и не было. — Ну как, сильно досталось? — спрашивает макнэ, залезая на соседнее сиденье. Он слышал, как хёнов подозвали в гримёрке. — Бывало и хуже, — фыркает Ёнджун, пожимая плечами. — Главное, завтра не налажать. Кай смотрит каким-то серьёзным и грустным взглядом. — Тяжело, наверное, — произносит он сочувствующе, после чего принимается со слабой улыбкой тереть колено старшего. — Айгу-у, наш Ёнджуни-хён так сильно устаёт, бедный… Ёнджун невольно хмыкает, тянется к рёбрам Кая с щекоткой, бормоча такие же глупости в ответ. Короткая борьба и вспышка смеха ненадолго приподнимают настроение, но усталость после концерта быстро берёт своё. Через несколько минут Кай лениво утыкается в телефон. Ёнджун устраивается поудобнее, надевает наушники и закрывает глаза, прислоняясь к стеклу. Тень улыбки сползает с лица. «Тяжело, наверное», эхом звучит в ушах голос макнэ. Не то слово. Ведь впереди ещё два дня, а организм уже отчаянно просит передышки, но Ёнджун не должен этого показывать — он старший и подаёт пример. Ведь предвкушение, которое он почувствовал при первом упоминании их с Субином выступления, с каждым днём превращалось в тревогу и страх, и сейчас его накрывает с головой. Ведь с самого начала парных репетиций и до сегодняшнего концерта Ёнджун внутренне умирает от смущения, а Субин выглядит всё более злым, но парень вынужден притворяться, будто ничто из этого его не волнует. Ёнджун со вздохом открывает глаза и бездумно заходит в твиттер, но почти сразу блокирует телефон и снова льнёт к холодному стеклу в надежде хоть как-то остудить горячий лоб и щёки. Вся лента ожидаемо заполнена фотографиями, видео и обсуждениями того, как они с Субином смотрят и касаются друг друга. И если в случае младшего всё довольно притянуто, то в свою защиту Ёнджуну сказать нечего. Тяжело, ведь остатки чувств, о которых он уже надеялся забыть, вновь дают о себе знать. Субин нравился ему, сильно. Возможно, Ёнджун был в него влюблён. Возможно, это было взаимно — раньше правда так казалось. Ёнджун изначально хотел сблизиться с Субином, и даже маленькое недоразумение в годы трейни его не смутило: он тянулся к парню до тех пор, пока тот не избавился от застенчивости и не ответил взаимностью. Когда их определили в один состав, дружба укрепилась. А когда они стали единственными хёнами в только что дебютировавшей группе, связь переросла во что-то большее. В доверие, желание полагаться друг на друга, в заботу и нежность, постепенно переходящие грань «товарищей по команде» и «близких друзей». Наверное, в какой-то мере это было естественно. У них были разговоры по душам ночь напролёт; походы (свидания, как говорил Тэхён) в кафе и игровые залы; нелепые маленькие сцены ревности, за которые Ёнджун потом отчитывал Субина наедине; чересчур откровенный, пусть и дурашливый флирт, на который Кай качал головой и загадочно хихикал. Так невинно и по-ребячески глупо. Со временем пьянящая влюблённость успокоилась и улеглась в головах. Парни стали осмотрительнее, взгляды сдержаннее, а прикосновения — смелее, только наедине. Но чувства остались те же. Ёнджун ощущал, как что-то тёплое и трогательное окутывало его сердце всё сильнее и увереннее: с каждым днём, проведённым вместе, с каждым моментом гордости за лидера, с каждой улыбкой, подаренной ему Субином. А затем всё просто… прекратилось. Руки, стряхивающие его объятия уже не в шутку. Холодные взгляды или отсутствие зрительного контакта вовсе. Ничего не выражающее лицо. Короткие фразы, обрывающие все попытки поговорить. И молчание. Это постоянное, тупое, убивающее молчание. Почему в какой-то момент привязанность сменилась равнодушием, Ёнджун не знал. Говорить об этом было страшно, а ещё обидно — он ведь ничего не сделал, почему он должен тратить столько нервов, если Субину вдруг стало абсолютно всё равно? Не хочет — не надо. Но Ёнджун продолжал терзать себя вопросами, пытаясь докопаться до причины. Было ли это мимолётное влечение или искренние чувства? Ошибка или опыт? Вдруг хороший мальчик Субин впервые ощутил независимость вдали от дома и просто захотел попробовать что-то новое, но понял, что это не его? С тех пор он, вроде как, ни разу ни с кем не встречался. Вообще. Может, Ёнджун настолько отбил у него всё желание? Он смеялся, думая тогда об этом ночами, только иногда подушка становилась мокрой. Но тот период прошёл довольно быстро. Парень всегда хорошо умел справляться с потрясениями. Просто забивал на всё, что чувствовал, и заваливал себя работой. Методика Чхве Ёнджуна, помогает потрясающе. Ведь со временем всё действительно наладилось. Обида прошла, желание делать что-то назло тоже. Стадия взаимного игнора продлилась настолько долго, насколько позволяла работа. А затем всё вернулось на круги своя, правда, в немного изменённом виде. Ёнджун всё ещё открыто заявляет, что из всех мемберов Субин «его типаж», но это их ни к чему не обязывает. Ёнджун всё ещё адресует Субину ужасные пикап-фразочки во время лайвов и смущённо закрывает лицо ладонями, когда парень ему отвечает, но это обычный фан-сервис. У него всё ещё слегка спирает дыхание, когда он сталкивается с раздетым по пояс Субином после душа, но это тоже только его проблема, с которой он разберётся ночью в своей комнате. Никто об этом не узнает. В целом теперь между ними негласный уговор вести себя так, будто ничего не было. Дружелюбные взаимодействия, в которых едва улавливаются неловкость и натянутость. Словно живёшь и работаешь с бывшим, с которым расстались на хорошей ноте и решили остаться друзьями. Хотя, конечно, лучший друг Субина — Бомгю, и Ёнджун на это место особо не претендует. Субину в целом комфортнее с младшими: с Каем, с Тэхёном. С кем угодно, но не с Ёнджуном. Можно сказать, они просто коллеги. Обычные деловые партнёры, работающие ради одной цели. Вот только Ёнджун знает, как выглядят глаза Субина, когда он хочет его, знает, как чувствительна его шея, как парень не любит долгие поцелуи, но готов уступить напору того, кто ему нравится. И теперь он каждый день проводит со всей этой информацией, как дурак с фантиками. Здорово, конечно, но что с этим делать? Да плевать. В конце концов, у Ёнджуна тоже есть гордость. Как бы больно ни было, он не собирался таскаться за Субином, пока тот игнорировал его существование. Ёнджун смирился с тем, что такое случается. Они просто были молодые, глупые, дорвавшиеся до относительной свободы после дебюта и поощряемые менеджментом компании. Убийственное комбо. Сейчас комбо не менее адское: забитый график, промо, съёмки, туры, записи. Но Ёнджун стал взрослее, умнее и хитрее. Он давно знает все проверенные способы обойти запреты и снять стресс. Короткие интрижки на одну ночь, смазанные пьяные поцелуи у стенки в клубах, пока на улице в машине ждут члены протокольной команды, с которыми все парни уже давно как друзья. Тайные свидания с симпатичными айдолами из других групп, комнаты в отелях, тоже было пару раз. Ничего серьёзного. В моменте горячо и хочется большего, после — зябко и хочется только в общагу и спать. Может, будь всё это дозволено Ёнджуну сразу после дебюта, он бы не стал донимать Субина и целовать его в шутку при каждом удобном случае (вряд ли, но Ёнджуну хочется в это верить). Ёнджун неосознанно обнимает себя за плечи, сворачиваясь в клубок в углу сиденья, сонно успокаивает себя. Он справится — смог тогда, сможет и сейчас. Нужно просто пережить маленький кризис, вызванный юнитным выступлением. И постараться сделать их взаимодействия на камеру как можно более расслабленными и непринуждёнными, потому что кое-как выстроенное равновесие снова пошатнулось. Между ними и так не осталось почти ничего, кроме повседневных взаимодействий в общаге и изредка на камеру — почти никогда по своей воле, чаще по просьбе стаффа. Но только слепой не заметит, что Субин опять стал избегать его сильнее, чем обычно. Может быть, стоит с ним об этом поговорить. Желательно вечером или ночью, чтобы его красные уши было не так заметно. Или лучше тогда написать сообщением, пока они будут в своих комнатах? Но это сделает всё ещё более неловким… Хотя лучше так, чем Субин вообще перестанет с ним общаться и это снова скажется на всей команде. Ёнджун не допустит, чтобы группе вновь пришлось проходить через то, что было после их… разрыва. Он и так ненавидит это едва уловимое напряжение между мемберами, когда они смотрят старые фотки или видео ради контента и вспоминают прошлое. — Мы были такими маленькими. — Все так изменились. — Ва-а-а, на это просто… больно смотреть… Смешки и улыбки а-ля «нам совсем не неловко», секундные взгляды на них с Субином. Ёнджун каждый раз ощущает их кожей, и от этого некомфортно. Конечно, все пятеро до сих пор помнят. Фраза «в то время хёны были вместе» негласно висит в воздухе. Пусть они и обговорили это тогда. — Мы… я… ну, вы, наверное, знали, что мы… Язык Ёнджуна задеревенел, голос слегка дрожал, как и пальцы, которые он сжал в кулаки под столом. Тогда они с Субином по привычке ещё сидели рядом. Тогда ему ещё было больно. — Мы с хёном больше… не вместе, — мягко, но уверенно произнёс Субин. А были ли они вместе? Что это вообще было? Ёнджун почувствовал, как щиплет глаза, и уставился в свою тарелку. Пусть Субин скажет всё сам хотя бы раз. Не ему, так другим. — Поэтому мы бы хотели попросить вас больше не говорить и не шутить об этом. Особенно на камеру. Младшие замолчали. Ёнджун осмелился поднять голову. Бомгю сверлил взглядом Субина, пытаясь прочитать в глазах причину. Тэхён кивнул и о чём-то задумался, не моргая уставившись куда-то в просвет между Субином и Ёнджуном. Кай переводил сочувствующий взгляд с одного хёна на другого. Ёнджун чувствовал, как им всем неловко. Неприятно. Тяжело. Их проблемы уже сказываются на группе, а он больше всего боялся именно этого. Парень заставил себя сглотнуть ком в горле и сказать хоть что-нибудь. — Простите, что так вышло. Мы… — почему он до сих пор говорит о них как об одном целом? Ёнджун внутренне встряхнулся. Это важно для всех пятерых, и Субин наверняка чувствует то же самое. Местоимения тут ни при чём. — Мы не хотели вас напрягать и беспокоить, нам правда очень жаль. Это никак не отразится на нашей работе, обещаю как старший. Бомгю и Тэхён одновременно фыркнули, скривив лица. Кай попытался улыбнуться. — Всё нормально, хён. Справимся как-нибудь. Я уже пережил развод родителей однажды, так что… Никто не посмеялся хотя бы из сочувствия к этой нелепой попытке разрядить обстановку. Тишина на кухне стала слишком громкой, неловкая улыбка макнэ исчезла. Ёнджун прикусил губу, быстро встал и вышел из-за стола, чувствуя, что на этот раз волну слёз сдержать не удастся. Последнее, что он видел, — Субин, устало роняющий голову на руки. Гул мотора и тепло салона укачивают. Вереница мыслей, унёсшая Ёнджуна из настоящего в далёкое прошлое, медленно останавливается. Парень сам не замечает, как задрёмывает. Но разум, кажется, продолжает пережёвывать тревожную пищу. Сон странный и полон смутных воспоминаний. Невинное «хён, давай поедем вместе?», пушистые синие волосы, обрывки болтовни о съёмках клипа, глубокие ямочки на мягких щеках. Когда Кай осторожно будит Ёнджуна на подъезде к общежитию, тот всё ещё чувствует тепло объятий привидевшегося ему Субина. Настоящий Субин дожидается макнэ и уходит с ним вперёд, оживлённо о чём-то болтая. Ёнджун прибавляет громкость в наушниках, чтобы не слышать его смех. Чёртов мозг.

***

— Боже, я не протяну ещё час, — хнычет Кай, валясь ничком на диван в зале рядом с Ёнджуном. Тот подползает поближе, укладывая голову на живот младшего и получая в ответ тихое усталое мычание. — Пусть только попробует реально проторчать там час, — мрачно отвечает Бомгю, выходя из своей спальни со стопкой грязной одежды и оставляя её на полу возле ванной. — Я придушу его на выходе. — Кто вообще опять пустил его первым? — ворчит Тэхён, отправляясь на кухню. Все уже поняли, что Субин просто улизнул в душ, пока остальные переодевались (валялись на кроватях) в своих комнатах, так что вопрос риторический, в отличие от следующего. — Кто будет есть? Подумайте хорошо, а не как обычно. Бомгю отказывается, намереваясь занять душ сразу после лидера, а потом наконец отправиться спать. Ёнджун серьёзно задумывается, прислушиваясь к своим ощущениям. Он не очень голоден, но чувствует, что захочет есть где-то через час, и вот тогда уже точно будет поздно. — Закинь одну лишнюю пачку на всякий, — просит он Тэхёна, и тот шуршит на кухне пластиковой упаковкой заварного рамёна. — Могу с кем-нибудь пополам. — Я уже положил целые на себя и на Субин-хёна, — отзывается Тэхён. Все знают, что лидер никогда не откажется от позднего перекуса. Субин как раз выходит из душа с мокрыми взъерошенными волосами и полотенцем на шее, когда трое парней расставляют миски с едой. Субин и Тэхён садятся по одну сторону стола, а Кай подсаживается к Ёнджуну. — Хюнини украдёт кусочек у любимого хёна! — с хихиканьем трясёт плечами макнэ. Ёнджун закатывает глаза, но придвигает миску на середину — поделить порцию с Каем будет идеально, чтобы не переесть на ночь. Стук палочек о керамическую посуду разбавляет шум работающего душа, занятого Бомгю. Тэхён успевает резво поглощать рамён и при этом без умолку болтать о сегодняшнем концерте. Его не волнует, что в ответ он получает лишь короткие реплики, это его форма рефлексии: выговорить всё, что на уме, избавиться от переживаний и эмоций, накопленных за день, и со спокойной душой и сытым желудком отправиться спать. Ёнджун всегда считал это довольно милым, а ещё немного завидовал. — …Юнитные выступления тоже вышли неплохими. Честно говоря, на тренировках я немного сомневался, что они дотягивают до нужного уровня, но, видимо, атмосфера и костюмы делают своё дело, вживую было гораздо лучше, — быстро выдаёт Тэхён и дует на очередную порцию рамёна, прежде чем отправить её в рот и ненадолго умолкнуть. — Согласен, — подхватывает Кай, часто кивая. — Я посмотрел реакции, все просто в восторге, особенно с хёнов. Тэхён хмыкает с коротким «ещё бы». Ёнджун принимается усердно набивать рот лапшой, чтобы не смотреть на сидящего напротив Субина, а когда осознаёт это, то моментально откладывает палочки в сторону. Он поднимает голову, и Субин быстро отводит глаза. Ёнджун чувствует, как уши начинают краснеть. Компания была права, когда решила, что юнит хён-лайна снесёт фанатам крышу. Жаль только, что до крыши Ёнджуна никому дела нет. Он снова вспоминает все стадии паники и страха, испытанные перед выступлением, бешеный выброс адреналина, от которого слабели ноги, крики фанатов, заглушающие собственный голос в ушном мониторе, и Субина. Взгляды снова цепляются друг за друга. Ёнджун тихо прочищает горло и опять машинально берётся за палочки, но обнаруживает перед собой лишь пустую миску. — Эй! Когда ты успел… — обиженно поворачивается к Каю. Тот растерянно хлопает глазами, застывая с поднесёнными ко рту палочками. — Я думал, ты всё… Сварить ещё? Ёнджун задумывается на секунду. Он точно не съест ещё целую порцию, он и не голоден уже, просто уходить из-за стола из-за пары секунд зрительного контакта будет очень странно. Он ведь сам расстраивается, когда Субин его избегает. Ёнджун решает плюнуть на неуверенность и просто вести себя так, как ему комфортно. — Ёнджуни просто украдёт кусочек у любимых тонсэнов! — он шутливо надувает губы и качает головой, копируя слова и движения макнэ, отчего тот смеётся чересчур громко для такого позднего времени. Тэхён моментально отодвигает и закрывает рукой свою миску, стоит Ёнджуну приподняться с места и наклониться к нему. — Я говорил подумать нормально, — с лёгкой усмешкой говорит младший. — Жадина, — всё тем же детским тоном говорит Ёнджун и показывает язык. Он поворачивается к последнему человеку, чья порция ещё не была атакована, и всё желание милашничать почему-то пропадает, но Ёнджун делает над собой усилие, продолжая строить грустные глазки. — Субини, ты же поделишься с хёном? Субин наблюдает за ним пристально, не двигаясь, а через несколько секунд молча захватывает палочками свой рамён и дует, чтобы остудить. Ёнджун уже хочет натурально обидеться, но Субин вдруг тянет руку с палочками к нему. — Конечно. Открой рот, хён. Они просто дурачатся, но почему тон Субина звучит так… не шутливо? Ёнджун решает не думать об этом, слегка вытягивает шею, чтобы достать до еды. Ах, да, Субин только что ел этими палочками, промелькивает в мыслях, и становится ещё более неловко. Макнэ со странными физиономиями утыкаются в свои миски. Ёнджун колеблется. Что за идиотское напряжение без причины? Субин приподнимает брови, как бы подгоняя, но выражение его лица абсолютно серьёзное. Ёнджун неуверенно приоткрывает рот. Он успевает заметить, как взгляд Субина быстро опускается на его губы, а затем лидер резко убирает руку и отправляет порцию лапши себе в рот. Хюнин и Тэхён прыскают со смеху, Субин остаётся невозмутимым, а Ёнджун по какой-то причине чувствует себя атакованным. Лицо и шея медленно начинают краснеть, и он вскакивает из-за стола, когда слышит звук так вовремя открывающейся двери. — Надеюсь, ваши лица завтра утром опухнут втрое, — ворчит он и стремительно топает с кухни в ванную, едва не сталкиваясь с Бомгю в коридоре. Стоя под горячими струями воды, Ёнджун пытается разобраться в себе. Это похоже на то, что полчаса назад делал на кухне Тэхён, только монолог Ёнджуна внутренний, скрытый от чужих ушей. Так сложнее, ведь никто не поддерживает и не опровергает его мысли, и он не знает, объективно ли отвечает на свои вопросы. Он правда обиделся? Ёнджуну хочется рассмеяться и сказать «нет», но болезненный укол в груди напоминает не быть жалким и не врать хотя бы себе. Ему в самом деле неприятно. Но отреагировал бы он так, подшути подобным образом кто-то другой из мемберов? Нет. Всё дело ведь в Субине? Нет. Да. Наверное. Он не знает. Нужно просто пережить это.

***

На второй день всё гораздо хуже. Они снова не успевают обсудить всё после выступления, ведь до начала следующей песни времени хватает только на то, чтобы дойти до нужного места на сцене. Но даже если бы и была возможность перекинуться парой слов, то Ёнджун всё равно не смог бы выдавить из себя хоть что-то вразумительное. Или посмотреть Субину в глаза. Как будто всё не могло быть ещё более неловким. Как будто самой песни и хореографии было недостаточно, и во втором куплете он случайно задел рукой пах Субина. Боже. Когда их снова подзывают после концерта, Ёнджун идёт на почти негнущихся ногах. Он нервно складывает руки на груди, вставая рядом с Субином, словно боится снова коснуться как-то не так. Милая нуна больше не улыбается, молча включая запись. Ёнджун мысленно даёт себе по лбу за каждый увиденный недочёт. Потому что теперь их ошибки нельзя оправдать нервами и волнением перед первым днём концерта, и если отбросить чистый адреналин и идиотских бабочек в животе, то нужно признать: это выглядит действительно плохо. Слишком короткая подготовка, загруженность расписаниями поважнее, общая усталость и, как следствие, сырое выступление. Перфекционист внутри Ёнджуна бьётся в отчаянии. Запись заканчивается, и девушка жёстко отчитывает их, называя вслух каждый момент, который Ёнджун уже отметил про себя. «Вы не синхронны», «у вас разные углы на раскрытии», «разница в амплитуде бросается в глаза», «вы теряетесь на сцене, это выглядит несуразно». — Субин, сколько раз повторять, добавляй больше эмоций! Ты должен взаимодействовать с Ёнджуном, иначе это никому не будет интересно! Лидер не отвечает, слегка кивает с каменным лицом. Хореограф и перформанс-директор так часто делали ему подобные замечания за последний месяц, что он, кажется, потерял смысл этих слов. Хотя, если честно, Ёнджун считает, что Субину стоило бы прислушаться. — Ёнджун, мы обговаривали, что в этой части все движения с изоляцией. Посмотри, как это делает Субин и как ты, ты снова уходишь в свой стиль! Ёнджун молча прикусывает щёку изнутри и опускает голову. Это стыдно и задевает его гордость. Даже ответить нечего, ведь они и правда обсуждали это много раз. Просто на выступлениях Субин почему-то делает некоторые движения в десять раз энергичнее, чем на репетициях, и Ёнджун не успевает подстроиться. Он даже не понимает, зачем, например, настолько яростно вращать бёдрами в припеве, как будто они… Ладно. Всё это просто отговорки, и парень зол на себя. Он должен был справиться лучше. Девушка раздражённо вздыхает, складывая руки на груди. — И что это вообще было в начале? Почему вы не успели дойти до середины вовремя? Ёнджун тупит взгляд, но тут же вздрагивает и поднимает его снова, потому что молчавший до этого Субин вдруг отвечает: — Лифт подняли поздно, это была не наша ошибка. И это звучит довольно резко. Ёнджун с удивлением наблюдает, как лидер и перформанс-директор прожигают друг друга взглядами несколько секунд. Он неосознанно кладёт руку на спину Субина, пытаясь успокоить. — Хорошо, — медленно проговаривает девушка, пристально рассматривая обоих парней. Ёнджуну становится неуютно. — Но всё остальное — ваша ответственность. И я жду от вас нормального выступления завтра. Пытка заканчивается. Рука Ёнджуна, до этого касавшаяся Субина, остаётся висеть в воздухе, когда лидер быстро отходит от него. Ёнджун снова собирает остатки вещей в одиночестве, а в машине слушает тихие усталые размышления Тэхёна.

***

Интроспекция под душем слегка затягивается. Ёнджун понимает, что пора выходить из ванной, только когда из-за духоты становится трудно дышать. Он протирает рукой запотевшее зеркало, смотрит на сморщенные подушечки пальцев, затем переводит взгляд на своё размытое отражение в клубах пара. Благо он пошёл в душ последним, и никому не придётся мыться в этой сауне после него. Босыми ногами ступать по полу приходится чуть медленнее, чтобы не шуметь — все уже легли. Или почти все. Ёнджун слегка пугается, когда заходит на кухню и видит тёмный силуэт в тусклом свете экрана. Хорошо, что перед выходом из ванной он решил надеть хотя бы штаны. — Ты чего тут? — шёпотом спрашивает он, приближаясь. Субин быстро блокирует телефон и поворачивается со стаканом воды в руке. Единственный источник света, не считая фонаря за окном, пропадает, и парни несколько мгновений пытаются привыкнуть к темноте. — Проснулся и не могу уснуть, — так же шепчет в ответ лидер. Ёнджун понимающе кивает, хоть и не уверен, что Субин увидит. Он тоже отрубился сразу после приезда в общежитие и теперь чувствует себя выспавшимся, несмотря на глубокую ночь. Ёнджун берёт бутылку, открытую Субином, тянется за стаканом и почти вслепую наливает воду. Он ощущает взгляд спиной, но, когда поворачивается, парень скучающе протирает экран телефона ладонью. — Тоже мониторил? — спрашивает Ёнджун, опираясь поясницей на край кухонной стойки. Когда он вошёл, Субин пролистывал ленту в твиттере с записями их выступления. Ёнджун решает не притворяться, будто не заметил. В конце концов, что такого? Фанкамы лишними не бывают — больше ракурсов, больше возможностей рассмотреть все ошибки и недочёты. То что нужно в их ситуации. Да и следить за реакцией фанатов уже вошло в привычку, по крайней мере, у Ёнджуна. За Субином он раньше такого не замечал, но понять можно. Наверное. — Да. Глаза привыкли к темноте, и Ёнджуну кажется, что Субин морщится. Потому что ему тоже не понравилось, как они выступили. Не потому, что ему настолько неприятно танцевать вместе, верно? Ёнджун надеется, что Субин скажет что-то ещё, но тот молчит. На кухне тихо и темно, слышно, как во дворе проезжает машина. Между ними повисает неловкость. Ёнджуну хочется спрятаться. Хотя бы за чисто рабочие разговоры. — Давай прогоним всё ещё раз завтра перед концертом? Я попрошу хореографа проверить детали, ты не против? Он всё равно планировал это сделать. Потому что ненавидит, когда его отчитывают, но ещё больше ненавидит понимать, что это заслуженно. Знать, что недоработал и не выложился на полную. — Нет, — безразлично жмёт плечами Субин. Ёнджун нервно крутит стакан в руках. — Тебе, наверное, стоит извиниться перед нуной, — нерешительно проговаривает он, пытаясь отыскать в молчаливой темноте взгляд Субина. — Чего ты так завёлся сегодня? Если так подумать, Субин вмешался сразу после того, как замечание сделали Ёнджуну. Но это ведь просто совпадение? — Не хочу, — раздаётся тихий ответ. Ёнджун заторможенно открывает рот. Что? — Что? Субин пропускает вопрос мимо ушей и двигается с места. Опять бежит от него, пытаясь отделаться короткими и явно фальшивыми ответами, как будто Ёнджун одним своим существованием причиняет ему дискомфорт. Парень отмирает, начиная раздражаться. Окей, тёмная кухня — отличное место и время, чтобы всё выяснить. Субин хотя бы не увидит, как у него горят щёки. Самолюбие Ёнджуна болит уже от одного факта, что он должен начинать этот разговор. Хотя в чём он виноват? Его точно так же поставили перед фактом об этом юните. — Субин, — он ставит стакан на столешницу чуть громче, чем планировал, и делает шаг к парню, в последний момент отдёргивая руку, чтобы не схватить его за локоть. Субин поворачивается к нему лицом, и Ёнджун пытается успокоиться и собраться. — В чём дело? Опять собираешься избегать меня? Я думал, мы оставили это в… — Не понимаю, о чём ты, — ровным голосом прерывает Субин на полуслове, после чего включает телефон и проверяет время. — Ты что-то ещё хотел? — Ёнджун ошарашенно моргает и щурится от света, прикрывая глаза рукой. Все мысли вдруг вылетают из головы, и он так и не находит слов. — Я пойду тогда. Спокойной ночи. Ёнджун осознаёт, насколько близко друг к другу они стояли, только когда высокая фигура Субина проходит мимо, и свет фонаря вновь делает предметы вокруг различимыми. Внутри медленно поднимается волна стыда и возмущения. Субин просто заткнул его? Ушёл, даже не выслушав, после того как он сделал первый шаг? Ёнджун ненавидит, когда с ним поступают так. Когда Субин поступает так. Отстраняется от проблемы и делает вид, что другие что-то себе надумали, хотя, блять, очевидно, его это тоже тревожит. Ёнджун долго слушает глухое биение пульса в висках, пытаясь уснуть. Он знает, что, раз лидер отказался решить всё сейчас, завтра будет ещё хуже, и он бесконечно зол. Чёртов Чхве Субин. Его Ёнджун тоже ненавидит.

***

Третий день концерта ощущается точно так, как Ёнджун себе представлял: он проснулся абсолютно разбитым и будет выступать, видимо, лишь с мыслью о том, что это последний рывок перед небольшим отпуском. Остальные мемберы тоже выглядят потрёпанно: Бомгю дремлет прямо в кресле, пока ему делают укладку, Кай и Тэхён свернулись под пледами на диванах, Субин… делает вид, что играет в игру на телефоне, а не пялится на него, пока думает, что Ёнджун занят. Парень мысленно фыркает. Вчера младший не хотел лишней секунды рядом с ним находиться, так чем же он удостоился такого внимания сегодня? Ёнджун делает глубокий вдох, пытаясь отделаться от злости и язвительности, обволакивающей все его мысли. Он знает, что всегда слишком остро реагирует на стрессе. Нужно отпустить всё, спокойно отрепетировать и выступить. Потом он наконец сможет отдохнуть и снова вернётся в норму. Они выходят из гримёрки и идут куда-то по коридорам и переходам, пока не находят более-менее свободное пространство, в котором каждую минуту не снуёт стафф и работники арены. Не тренировочный зал с зеркалами, конечно, но хоть что-то. Хореограф обещал присоединиться чуть позже, так что парни начинают вдвоём. Ёнджун дотошно останавливается на каждой части, за которую им прилетело вчера и позавчера, убеждаясь, что они с Субином синхронны, в такт, что их линии и углы чистые и точные, вплоть до наклона головы и кончиков пальцев. Он настолько погружается в процесс, что внезапная фраза заставляет вздрогнуть. — Можешь так не делать? — хмурится Субин, убирая руку с его подбородка и прерывая очередной, Ёнджун уже не помнит какой по счёту, прогон. Старший замечает его напряжённое выражение, плотно сжатые губы, и растерянно отступает назад. — Как? — он зачем-то трёт рукой горло, встряхивает плечами. Субин смотрит так, будто Ёнджун совершил у него на глазах какое-то преступление и нагло отказывается в этом признаваться. — Лицо. Не делай такое лицо, — тихо бросает он и отходит. Ёнджун поражённо наблюдает, как парень наклоняется к телефону и включает песню заново. — Что? Субин предъявляет ему за то, что он отыгрывает эмоции для выступления? Буквально делает свою работу? От возмущения в голове становится пусто, Ёнджун глупо пялится на Субина. — И следи за руками в той части, пожалуйста, — добавляет тот и отходит в дальний угол помещения, чтобы затем они могли сойтись в середине. Ёнджун громко фыркает, оставаясь на месте. А это-то к чему упоминать? Он ведь даже не задевал его сейчас! Наверное… Ёнджун не помнит. Он правда был слишком сосредоточен на танце. — Думаешь, я специально? — он изо всех сил старается подавить кипящую злость, но уже чувствует, как уши и шея начинают гореть. — Меня не волнует. Просто не делай так больше, — всё тем же монотонным голосом отвечает Субин. Как он с ним вообще разговаривает?! Ёнджун готов взорваться от бешенства, но через силу напоминает себе, что тратить время на идиотские ссоры — непозволительная роскошь сейчас. Нужно закончить с репетицией, вернуться в гримёрку, чтобы им сделали укладку и макияж, переодеться в сценические костюмы. Он отходит к противоположной стене, но про себя решает: он не будет менять свой стиль танца просто потому, что это, как оказалось, бесит Субина. Плевать на отношения с ним, плевать на тараканов в своей голове. Показывать неидеальный результат по чьей-то прихоти — вот уж чего он точно делать не собирается. Когда Субин снова берёт его за подбородок, Ёнджун приоткрывает рот, не отводя от парня взгляда. Тот стискивает челюсти и сжимает его лицо сильнее. Музыка продолжает играть, но они застывают друг напротив друга, не двигаясь. — Ёнджун, — проговаривает сквозь зубы Субин. — Я попросил тебя… Старший невольно напрягается ещё сильнее. Субин звал его по имени только в двух случаях: в моменты особого волнения или нежности, что уже давно не имеет отношения к реальности, либо когда слишком злился, чтобы соблюдать субординацию. Сейчас, очевидно, происходит второе. На каком-то шоу Субин говорил, что за всю жизнь ни разу не повышал на кого-то голос. И это правда, но всё же он далеко не такой безобидный и пушистый, как думают некоторые фанаты. В этом нет ничего плохого, у всех айдолов так. Ёнджун знает, что и его характер временами далеко не сахар, да и кто из людей вообще идеален? Это тоже часть их личностей, просто у Субина она проявляется крайне редко и обычно вне камер. Когда Бомгю слишком долго испытывает его терпение в неподходящие моменты, когда Тэхёну в голову ударяет упрямство, когда обычно безобидные привычки Кая становятся последней каплей, когда Ёнджун раздражён или недоволен собой и срывается на других. В такие моменты злость Субина не громкая и не разрушительная, но пугает не меньше. Они все знакомы с тем, как взгляд парня становится жёстким и ледяным, как он молча сжимает челюсти, опуская голову и смотря прямо в глаза. Не зря Бомгю шутит, что во взгляде их лидера есть что-то убийственное. Прямо сейчас Ёнджуну под этим взглядом хочется сжаться в комок, но он лишь дёргает головой, освобождаясь от хватки Субина, и делает шаг вперёд, вставая к парню вплотную. Если младший вдруг решил покритиковать его из-за каких-то немыслимых глупостей, то и Ёнджун будет честным и выскажет всё, что копится на душе с первого дня совместных тренировок. — Знаешь, у меня тоже есть к тебе маленькая просьба, — грудь Ёнджуна часто вздымается от нарастающей обиды и возмущения. — Ты не мог бы, не знаю, показывать больше эмоций? Не делать всё с таким каменным лицом? — Я показываю достаточно эмоций, — проговаривает Субин тихим низким голосом. У Ёнджуна по спине бегут мурашки, которые он неосознанно стряхивает, резко взмахивая руками. — Нет, блять, нихрена не достаточно! Ты вообще понимаешь, о чём песня? Кончики ушей Субина краснеют, и это приносит Ёнджуну странное чувство удовлетворения. Не он один сходит здесь с ума, не ему одному плохо, не он один кипит от гнева. — Поверь, я прекрасно понимаю, и мне это не нравится! — взгляд Субина темнеет, он наклоняет голову и смотрит на Ёнджуна в упор с не меньшей злостью и раздражением. — И я ненавижу подобные концепты, так что, блять, не надо ко мне цепляться! «Цепляться»? «Цепляться»?! Когда это Субин предыдущие полчаса всем своим видом показывал, как ему в тягость здесь находиться, и делал идиотские замечания на пустом месте? Старые обиды и шрамы внезапно отдаются болью, накладываются на ожесточённость от ситуации, происходящей сейчас. Ёнджун чувствует, как слова слетают с языка прежде, чем успевает их осознать. — Я не цепляюсь, это ты недорабатываешь! Никто не требует от нас трахаться на сцене, просто перестань быть таким пассивным и сдерживаться, покажи хоть какие-то эмоции! Перебор. Это точно был перебор. Ёнджун мгновенно понимает, что не должен говорить подобные вещи так бездумно и что после ссоры умрёт от сожаления и стыда. Вспоминает о необходимости закончить с репетицией, о том, что поблизости может быть стафф, что у них немного времени до начала концерта, на котором им ещё три часа выступать вместе, и что… — Да блять, хён! — чуть ли не рявкает Субин, и Ёнджун испуганно вздрагивает. — Ты вообще понимаешь, что если я перестану сдерживаться, то мы просто..! Парень издаёт звук, похожий то ли на рычание, то ли на негодующий стон, его руки взлетают вверх, но в последний момент он сжимает их в кулаки и быстро опускает. Как будто хотел встряхнуть Ёнджуна за воротник. Или обхватить его лицо ладонями. Точно первое. Ёнджун сглатывает, тяжело дыша. Он не понимает, что кроется за тёмной радужкой прожигающего его взгляда. Субин смотрит так, будто Ёнджун обладает чем-то, чего он безумно жаждет, но никогда не сможет заполучить, пусть и находится так близко. И Ёнджун не знает, откуда берётся острое желание воспользоваться этим преимуществом, но поддаётся ему. — «То мы просто» что? — спрашивает, с вызовом глядя Субину в глаза. Близко. Опять слишком близко, понимает он, когда парень слабо фыркает, и тёплый воздух касается его губ. Как они постоянно оказываются на таком расстоянии? И это определённо было второе, вдогонку осознаёт Ёнджун, когда Субин хватает его за подбородок. Не как в хореографии, правда. Довольно грубо. — Хён, если я попросил тебя прекратить, значит, прекрати. Здравый смысл Ёнджуна тоже кричит о том, что он должен немедленно остановиться. К чему эта ссора и что происходит? Зачем он это делает? Разве он не решил уже давно двигаться дальше? Поставить себя на первое место и бросить попытки вернуть остывшее к себе внимание? Но он чувствует, как подрагивают кончики пальцев Субина на его челюсти и шее, и невольно ухмыляется. — Иначе что? Младший молчит, его шея постепенно становится красной. Ёнджуну интересно, от злости или от смущения. — Хватит. Так. Себя. Вести, — тихо чеканит Субин. Ёнджуна бесит его приказной тон и бесит, что его это слегка заводит. Он знает, что провоцирует, но не знает зачем. Просто поддаётся этой странной атмосфере. — Не хочу. Хватка на подбородке становится сильнее. Взгляд Субина быстро опускается на его губы, и внезапно у Ёнджуна от страха земля уходит из-под ног. Он так смело задавал все эти вопросы, просто чтобы выбесить Субина, но теперь… Кажется, он смутно понимает, что произойдёт, если парень перестанет сдерживаться. И это пугает так же сильно, как и будоражит. Рассудок говорит, что этого не может быть, а ураган чувств внутри отчаянно молится на то, что он не ошибается. Ёнджун слышит шаги хореографа и резко отпихивает Субина от себя. Пульс в висках грозит взорвать черепную коробку всё оставшееся время до начала концерта.

***

Звучит проигрыш, они пересекают огромную сцену, приближаясь друг к другу в середине. Ёнджун шагает, держа в голове все детали, на которых полчаса назад акцентировал внимание хореограф. Он полон решимости показать сегодня идеальное выступление, а ещё вести себя с точностью наоборот тому, как хочет Субин. Ведь первоначальный испуг прошёл и вновь сменился лёгкой злостью по двум причинам: ему указывают что делать и его это приводит в необъяснимый идиотский трепет. А ещё слова и поведение лидера почему-то кажутся открытым вызовом, и Ёнджун не намерен отступать. Субин тянет к нему руку, и Ёнджун едва заметно проводит языком по приоткрытым губам, удерживая зрительный контакт. Взгляд лидера моментально темнеет, пальцы на доли секунды впиваются в подбородок Ёнджуна сильнее, и он понимает: не ошибся. Он не выдумал это, ему не показалось, и, вероятнее всего, сегодня вечером Субин отыграется на нём сполна. В животе всё ухает вниз от азарта и волнения. Если это всё равно случится, почему бы не поддразнить сильнее? Ёнджун прожигает Субина взглядом всё выступление, едва заметно ухмыляется в тех частях, когда оказывается к нему лицом, и успевает заметить, как Субин мельком прослеживает каждое движение его губ. И когда в той самой части Ёнджун снова на секунду чувствует кожаную ткань под своими пальцами, то ощущает себя безумцем, который дразнит зверя через клетку. Вот только барьер в виде остатков здравого смысла и тысяч человек, наблюдающих сейчас за их выступлением, исчезнет всего через несколько часов, когда они вернутся домой. Ёнджуну страшно до дрожи в коленях. Страшно весело. Ведь Субин наконец смотрит на него, даже не пытаясь скрываться. Ёнджун ощущает это голой кожей, когда спешно переодевается в третий аутфит для энкора. Когда они возвращаются со сцены по тёмному коридору. Когда сидят в разных концах стола на афтепати в честь завершения трёхдневного концерта в Сеуле. Празднование длится совсем недолго: все уставшие, вымотанные и скорее хотят домой. На подземной парковке Ёнджун тоже чувствует взгляд Субина и в последний момент ускользает в другую машину, к Бомгю и Каю, оставляя лидера в компании Тэхёна. Субин делал так много раз, почему и он не может? «Хватит, прекрати, остановись», повторяет в голове голос разума. Напоминающий голос Субина, так что Ёнджун от него просто отмахивается. Через полчаса Ёнджун с младшими первыми приезжают в общежитие. «Задержимся, менеджеру надо в офис», высвечивается короткое сообщение от Тэхёна в общем чате. Так даже лучше. Может быть, Ёнджун совсем чуточку пьян, потому что прилив смелости и дерзости превышает все границы. Он переодевается в лёгкую чёрную рубашку и такие же свободные брюки. Шёлковая полупрозрачная ткань открывает линию ключиц, немного смазанный после концерта макияж и небрежная укладка придают соблазнительный вид. Ёнджун еле заметно усмехается своему отражению в зеркале, расстёгивая верхние пуговицы воротника. Превосходная месть. Маленькое шоу ради одного-единственного зрителя. Он слышит звук открывающейся двери, торопливо хватает кожаную чёрную сумку через плечо и выходит из комнаты. В прихожей устало раздеваются Тэхён и Субин. — Куда-то идёшь, хён? — вскидывает брови Кан, заметив его. — Да, — Ёнджун проходит в прихожую, стараясь выглядеть равнодушно. — В клуб. Тэхён бормочет под нос «сумасшедший» и скрывается за дверью своей комнаты, видимо, намереваясь последовать примеру Бомгю и Кая и сразу лечь спать. Старшие остаются в прихожей вдвоём. Ёнджун ставит сумку на тумбу и делает вид, что выбирает, какая пара обуви больше подойдёт к наряду. Субин не двигается с места. Он смотрит на него. — В клуб? — переспрашивает скептически и нетерпеливо, словно слегка злится. Нужно быть последним идиотом, чтобы поверить, что Ёнджун после трёхчасового концерта действительно собирается на вечеринку. Но в голосе Субина вместе с недоверием звучит плохо скрываемая ревность. Сердце сходит с ума, и Ёнджун, кажется, тоже. — Ага, — невозмутимо кивает он. Субин делает шаг ближе, заставляя невольно попятиться. Склоняет голову набок, вопросительно выгибая бровь. Внутри всё трепещет, но Ёнджун торжествует, решая идти до конца. — Хочу развлечься. Ну, знаешь, с кем-нибудь, у кого есть глаза и кто умеет брать всё в свои руки, в отличие от некотор-… Из лёгких пропадает весь воздух, потому что Субин припирает его к стене, не давая договорить. Ёнджун спиной врезается в выключатель, и прихожая с коридором погружаются во тьму. — Напрашиваешься? — тихий низкий голос раздаётся совсем близко. Ёнджун сглатывает, наверное, слишком громко, ведь Субин усмехается, опуская руки на его талию и несильно сжимая. Кажется, они оба немного не в себе, и жалкое количество выпитого алкоголя здесь совсем не при чём. — Специально делал всё это сегодня? Настолько хочешь, чтобы я тебя взял? Ёнджун краснеет в темноте. От близости, от частого дыхания Субина, от его насмешливого тона. Он не видит лица парня, но чувствует, как тот пожирает его взглядом. О да, он хочет, чтобы Субин его взял. Хочет отдаться ему целиком и полностью, без остатка. Вот только Ёнджун не собирается заявлять об этом вслух. Субин слишком долго убивал его ожиданием и равнодушием. Поэтому сейчас, когда он наконец готов признать своё поражение, Ёнджун решает поиздеваться в ответ, довести до предела. Жестоко? Возможно. Он слишком гордый, чтобы уступать так просто. — Попробуй, — снисходительно хмыкает он парню в губы. — Хотя не думаю, что тебе хватит на это смелости, если ты даже в лицо мне смотреть боишься. Субин фыркает, хватка на талии становится почти болезненной. Ёнджун вздрагивает, когда парень резко наклоняется к его шее. А в следующую секунду открывается одна из дверей, и его сердце останавливается. Кто-то из мемберов — в темноте не видно, кто именно, — выходит из своей комнаты и бредёт в сторону ванной. Ёнджун замирает от страха быть застуканными, вцепляется в плечи Субина. Тот не двигается, и его прерывистые выдохи продолжают мурашками щекотать ключицы Ёнджуна. Дверь ванной открывается, полоска света почти доползает до них. Ёнджун вжимается в стену, съёживается у груди Субина. Как только тёмный силуэт скрывается в ванной, парень хватает его за руку и рывком тянет за собой. Когда они оказываются в комнате Ёнджуна, Субин снова вжимает его, на этот раз в дверь, просовывая колено между ног, пока сам слепо нащупывает замок в темноте. Раздаётся тихий щелчок, большие руки возвращаются на талию, и, о боже, Ёнджун чувствует, как от накатывающего возбуждения всё тело становится слабым и лёгким. Кажется, он готов взлететь, и только сильная хватка Субина удерживает его на земле, не давая пошевелиться. — Что такое, хён? Испугался младших? — издевательски спрашивает Субин, проводя широкими ладонями чуть выше, по худым рёбрам. — На сцене ты не боялся быть увиденным. Ёнджун инстинктивно хочет возражать каждому его слову, но он и правда до смерти перепугался, и ухмылка Субина говорит о том, что отрицать смысла нет. Поэтому Ёнджун просто игнорирует издёвку, прикрываясь злостью. — Закрой рот и займись делом, если не боишься сам, — шипит он, хватая Субина за воротник, пытаясь встряхнуть. Ему хочется просто притянуть парня к себе, впиться в его губы, заткнуть его, целовать до одури и назло долго, пока Субину не станет больно и он не начнёт задыхаться, пока не поймёт, что испытывал Ёнджун всё это время. Но это будет неправильно. Они не в тех отношениях. Раньше Субин уворачивался, стоило Ёнджуну безобидно надуть губы и в шутку потянуться к нему, зато сполна возвращал сладкие поцелуи, когда они оставались без вечного надзора стаффа и вдали от вездесущих камер. Теперь же он кривится, даже когда Ёнджун и Кай изредка дурачатся и клюют друг друга в щёчку. Поэтому сейчас не будет никаких поцелуев. Они просто утоляют жажду, срывают накопившийся стресс и заведённое состояние друг на друге. Здесь нет чувств, только дикое возбуждение и желание. Ничего большего. Ведь так? К счастью, Субин не даёт погрузиться в тревожные размышления слишком глубоко. Он перехватывает запястья Ёнджуна, заставляя отпустить ткань воротника, и разводит их в стороны, прижимая к стене. — Ты просто не выживешь, если последнее слово будет не за тобой, да, хён? — бормочет Субин, словно забавляясь, касается губами шеи, опускается от мочки уха до воротника рубашки и ниже. Ёнджун изо всех сил пытается дышать нормально. Или хотя бы просто дышать. — Я хотя бы умею разговаривать с людьми, а не засовываю язык в одно место, как только… Зря. Парень не успевает понять, когда оказывается в воздухе — Субин поднимает его так легко и быстро, словно ему это ничего не стоит, в два шага пересекает комнату и не церемонясь бросает на кровать. — Если ты хотел меня довести, то у тебя получилось, — тихо цедит сквозь зубы, нависая сверху. Ёнджун чувствует, как сбивается дыхание. И это Субин, который не смотрит ему в глаза во время выступлений и жалуется на то, что ему тяжело даются сексуальные концепты. Врёт и не краснеет. В отличие от Ёнджуна. Внутри завязывается странный клубок из предвкушения и неуверенности. Они действительно собираются сделать это? В те времена их отношения правда были довольно невинными. Всё ограничивалось короткими поцелуями тайком в гримёрках или в общаге, ночёвками в одной кровати, где они просто засыпали в обнимку. Максимум, до которого парни дошли, — лёгкий петтинг, когда они остались вдвоём в танцевальном зале для поздней практики. Ёнджун до сих пор помнит холодок по спине от кондиционера, приглушённый свет, зеркало, спиной к которому сидел Субин, и своё отражение, по которому вольно блуждали руки младшего. Сейчас эти руки снова жадно касаются его тела, и думать о чём-то становится всё сложнее. — Где? Ёнджуну требуется несколько секунд, чтобы понять, о чём его спрашивают. — Первый ящик. Субин быстро встаёт с кровати, на ходу снимая кофту, шарится в ящике прикроватной тумбы, после чего кидает рядом презерватив и смазку, вновь склоняясь над ним. Они действительно собираются сделать это. Субин расстёгивает пуговицы его рубашки, тянет на себя, заставляя сесть и выпутаться из рукавов. Одежда летит в сторону, а нетерпеливые пальцы уже дёргают за пояс штанов. — Снимай, — его голос ниже, чем когда-либо, и это так чертовски, раздражающе горячо, что выводит из себя. — Сам знаю, — огрызается Ёнджун. Он хочет позлить Субина и начинает нарочно медленно сворачивать штаны, будто ему есть дело до того, помнутся они или нет. Ткань выхватывают из рук и откидывают куда-то на пол. Субин толкает его обратно на спину. — Не беси меня, чёрт возьми, — рычит он, снимая с Ёнджуна боксеры. Всё происходит так быстро, что парень не успевает даже смутиться. — Не командуй, чёрт возьм-! Ох… Субин не даёт передразнить: бельё летит к остальной одежде, а руки резко хватают под коленями. Он протаскивает Ёнджуна по матрасу ближе к себе и раздвигает его ноги. Это выбивает из лёгких весь воздух, а из головы — всё желание подначивать и злить. В животе всё закручивается, путаясь тугими узлами. — Можешь сразу два, — тихо говорит Ёнджун и отворачивается, когда парень выдавливает себе на пальцы смазку. Кажется, его лицо сейчас просто сгорит. На челюсти Субина проступают желваки. Ёнджун жмурится, выгибает спину и прикусывает губу, чувствуя, как он резко вставляет указательный и средний. Субин толкает его обратно, ждёт, пока он немного привыкнет и расслабится, и начинает двигать пальцами в рваном темпе. Когда через несколько минут Ёнджуну удаётся открыть глаза, он видит напротив голодный, почти ожесточённый взгляд. Словно Субин запоминает каждую эмоцию на его лице, пока трахает его пальцами. Словно его злит тот факт, что Ёнджун достаточно растянут. Субин ревнует его к секс-игрушкам? Или думает, что он действительно готовился для кого-то сегодня вечером? От этих мыслей у Ёнджуна в паху тяжелеет, разгорается огнём. Очередное резкое движение пальцами заставляет снова выгнуть спину и сжать простыни в кулаках. — Блять… ты можешь… понежнее… — шипит он, выдыхая при каждом толчке и извиваясь под Субином. Субин замедляет движения и склоняется ближе, прямо к лицу Ёнджуна. Он часто облизывает губы, его брови сведены, взгляд направлен глаза в глаза, и это сосредоточенное выражение творит с Ёнджуном неописуемые вещи. Чёрт, он ненавидит его. Он хочет его поцеловать. Хочет, чтобы Субин никогда не останавливался, разрушил его полностью, наполнил собой до краёв. Субин сгибает пальцы, и Ёнджун дёргается, закатывая глаза. Парень начинает толкаться пальцами именно в то место, ускоряя темп. — Хватит, блять… — Ёнджун цепляется за его плечи, но Субин специально задевает простату снова, и шёпот срывается на хныкание. — Субин, всё… я… с-сейчас… Взгляд Субина стекленеет, он приоткрывает рот, наблюдая за Ёнджуном с какой-то садистской ухмылкой. Тот часто выдыхает, его ноги разъезжаются, а спина неконтролируемо выгибается над кроватью. — А-ах, нет, стой!.. Субин! Имя быстро сменяется протяжным стоном, потому что именно в тот момент, когда Ёнджун чувствует разрядку, Субин свободной рукой обхватывает его изнывающий член, а губами припадает к правому соску. Ёнджуну кажется, что он падает в пропасть. Перед глазами всполохи белого, на коже горячий язык, на члене быстрые движения, а внутри дразнящие пальцы, касающиеся именно там и именно так, что он кончает долго и громко, забывая об осмотрительности. Белые струи покрывают ладонь Субина и всю грудь Ёнджуна, и он обессиленно падает на матрас. В лёгких катастрофически мало воздуха, живот странно дрожит и часто втягивается, с губ срываются прерывистые звуки. Ёнджун осознаёт, что продолжает тихо хныкать, когда Субин медленно вытаскивает пальцы и поднимает голову от его груди. — Ты такой… блять… — выдыхает парень и запинается, словно не может подобрать слов. Он быстро облизывает губы, оглядывая лицо Ёнджуна, всё ещё искажённое удовольствием. — Слушал бы тебя каждый день… Ёнджун снова хнычет, но на этот раз в уголках глаз действительно собираются слёзы. Потому что он не хотел кончать от пальцев и надеялся на большее, но ему так хорошо, что плохо, и ноги дрожат, и голос Субина такой блядски горячий, что он теряет остатки гордости и здравого ума. Из груди вырывается громкий всхлип. — Хён?.. Ты чего?.. — голос Субина меняется, звучит озадаченно. — Я-я думал, ты войдёшь в меня… Я хотел тебя… — Ёнджун чувствует на своём лице дорожки слёз и удивлённый взгляд Субина. Это фиаско. Кажется, от стыда и только что пережитого оргазма мозг отключается, и всё, что он так долго держал в себе, начинает слетать с языка против воли. — Почему ты говоришь, что хочешь слушать меня каждый день, если… если сам захотел расстаться, хотя всё было так хорошо… Я просто не понимаю, почему ты оттолкнул меня тогда! Ты мне так нравился, и ты… ты говорил, что я тебе тоже… — Ёнджун не может остановиться, слёзы текут не прекращаясь, он продолжает всхлипывать и лепетать позорные признания. Лицо Субина вытягивается всё больше. — А теперь ты ведёшь себя так, будто меня ненавидишь, хотя я пытаюсь быть хотя бы дружелюбным… Зачем ты вообще сделал это, если я тебе неприятен?!.. Как мне теперь в-… — Ёнджун… — растерянно зовёт Субин, и парень сразу умолкает. Его щёки горят, и ему хочется залезть под одеяло, свернуться калачиком и умереть. Какой он жалкий со своими чувствами. Субин смотрит на заплаканное лицо Ёнджуна, и всё то странное, дикое и голодное, что было в его взгляде, когда он доводил его до оргазма, исчезает как по щелчку пальцев. Возвращается тот самый Субин, который смущается откровенных признаний и не умеет утешать людей. Он кажется немного напуганным и встревоженным и явно не знает, что делать. Чёрт бы его побрал. Кто разрешил ему выглядеть так невинно в такие ужасные моменты? Почему ему даже нечего сказать в своё оправдание? Ёнджун правда его ненавидит. Он так хочет его поцеловать. Парень понимает, что, проснувшись завтра утром, не сможет притворяться, что ничего не было, и их отношения станут в тысячу раз хуже, и из-за него группа снова погрузится в полнейший хаос, и от этого осознания разреветься хочется ещё сильнее. Очередной всхлип застревает в горле, так и не вырвавшись наружу, потому что Ёнджун вдруг чувствует на своих губах что-то тёплое. Он понимает, что это был поцелуй, только когда Субин отстраняется совсем на чуть-чуть, чтобы посмотреть в глаза и вытереть слёзы с его щёк, а затем наклоняется снова. Ёнджун замирает, ждёт подвоха, но его нет: Субин правда целует его. Коротко и мягко, прямо как раньше, и его губы по-прежнему ощущаются так горячо, что у Ёнджуна по коже бегут мурашки. Идеальные. Губы Субина просто идеальные, и его поцелуи тоже, пусть всегда не такие долгие и глубокие, как нравится Ёнджуну. Раньше он на это ворчал, но теперь не как раньше, и парень сам едва находит в себе смелость, чтобы осторожно отвечать, робко сминая знакомые губы своими. Словно пелена обиды, злости и возбуждения, которые они сами разжигали все эти дни, внезапно спадает. Остаются лишь два человека, до боли желающие любить друг друга и напуганные своими чувствами. Такие глупые, беспомощные, отчаявшиеся. Субин отстраняется, и Ёнджуну страшно открывать глаза. Страшно, что всё это окажется очередным сном-воспоминанием, подкинутым жестоким мозгом. Но вот он приоткрывает один глаз, затем другой. Перед ним Субин. Не тот милый мальчишка, недавно дебютировавший с ним в одной группе и с обожанием смотрящий на всё, что он делает. Другой, повзрослевший, настоящий Субин. Тёмные волосы, отросшая чёлка ниже бровей. Чуть более заметные неровности кожи, мелкие морщинки и круги под глазами от постоянной усталости и недосыпа. Серьёзный взгляд, где больше нет той наивности. Зато есть глубина. В которой Ёнджун видит что-то похожее на вину и сожаление. — Хён, — Субин поднимает руку, убирает волосы с его лба и оставляет там ещё один мягкий поцелуй. У Ёнджуна в животе бабочки. Чёртовы бабочки. — Хён, мне жаль, я… — Замолчи, — Ёнджун кривится и отворачивает пылающее лицо, только чтобы моментально вздрогнуть от лёгкого прикосновения чужих губ к своей шее. — Даже не пытайся. Что бы ты ни сказал сейчас, этого будет недостаточно. Какая причина вообще убедит его в том, что им действительно нужно было расстаться? Вот так холодно и жестоко, без каких-либо предпосылок и предупреждений? Ёнджун не думает, что такая существует. Всегда можно найти решение. Субину просто нужно было поговорить с ним, а не отталкивать и относиться как к незнакомцу, между делом пожирая взглядом. — Знаю, — тихо шепчет Субин. — Не нужно прощать или понимать меня, просто выслушай, пожалуйста. Ты ведь тоже хочешь знать. Субин садится, и Ёнджун нехотя делает то же самое, но упрямо смотрит в сторону, ничего не говоря. Всем видом старается показать, что ему плевать на всё, в чём парень собирается признаться. Хотя от волнения стучит в ушах и бешено колотится сердце. Он так долго ждал этого момента. Отчаянно желал, чтобы Субин наконец рассказал ему всё. Назвал такую причину, чтобы у него не осталось другого выбора, кроме как простить. Ведь в глубине души он давно это сделал. Оправдал Субина всеми возможными способами, придумал тысячи «почему» и нашёл на них ответы, отчаянно желая лишь услышать их из уст младшего. — Ёнджун… — голос парня совсем негромкий, смешанный с шёпотом. Слегка оцарапанный постоянной нагрузкой на голосовые связки и их близостью в данный момент. — Тогда я правда прекратил наши отношения намеренно, потому что счёл это правильным. Как будто всё становилось слишком очевидным, и… — он тяжело выдыхает, кусает губу в сомнении. Взгляд Ёнджуна машинально возвращается на Субина, воздух замирает в лёгких где-то на полпути. — Просто в какой-то момент… мне серьёзно начали делать замечания за то, что я уделяю тебе слишком много внимания. И сперва я подумал, что это потому, что я лидер, и они заботятся о нашем имидже и всём таком… ну, ты знаешь, — Ёнджун слегка кивает. Все компании заставляют айдолов вести себя так, словно они в равной степени обожают каждого мембера своей группы, даже если это неправда. — А затем… Я не рассказывал тебе об этом, но в определённые дни стафф просил меня специально взаимодействовать с тобой больше. Они будто… пытались сделать из нас какое-то шоу, когда им это было выгодно? Сначала это пугало, а потом стало просто вымораживать. И я не хотел ввязывать в это ни тебя, ни себя. Ёнджун медленно моргает, пытаясь переварить информацию. Да, стафф и менеджмент постоянно контролируют их, дают обратную связь и замечания — во время, до и после лайвов, съёмок и фан-митингов, по окончании больших мероприятий и концертов. Особенно раньше, в первые годы после дебюта. Обычные рабочие моменты, вроде «Субин, участвуй в разговорах активнее», «Бомгю, будь тише и следи за мимикой», «Тэхён, не затрагивай такие-то темы», «Кай, зазубривай сценарии и не отклоняйся от текста». Ёнджун тоже часто слышал самые разнообразные напоминания. «Не одевайся слишком экстравагантно, согласовывай аутфиты со стилистами, следи за внешностью, ешь аккуратнее, не дурачься на камеру, не жалуйся, не говори о личных переживаниях, веди себя уверенно, поддерживай свой образ…» «Будь сдержаннее рядом с Субином». Такие странные замечания ему делали всего пару раз, и, естественно, после них он клеился к младшему ещё больше. Поэтому мозг отказывается принимать такую причину. Слова Субина больше напоминают неумелую попытку оправдаться. — Ты серьёзно?.. — Ёнджун неверяще фыркает. Он ожидал чего угодно, но не этого. Просто смешно. — То есть, вместо того, чтобы послать их к чёрту, или проигнорировать, или, я не знаю, просто пару раз выполнить их идиотские просьбы, ты решил… оттолкнуть меня? Субин встречается с ним взглядом, мрачно хмурит брови. — Хён, я понимаю, что ты одинаковый на работе и в жизни. Тебе легко даются подобные вещи, но мне — нет. Ты знаешь, как я ненавижу наигранность. Что за абсурд. Ёнджун фыркает снова, злясь всё больше. — Как это вообще связано? Ты нравился мне, я тебе, с чего бы наши чувства стали наигранными только из-за того, что рядом камера? — Да не в этом же дело! — вдруг восклицает Субин, раздражённо взмахивая рукой. — Хён, я готов извиниться хоть тысячу раз, но знаю, что ты не простишь, ничего не изменится и никому не станет легче. И я ненавижу себя за то, что причинил тебе боль, но не за своё решение. Если бы я вернулся в прошлое, то поступил бы так снова. Тогда я не мог заставлять себя, не мог вот так просто изменить то, какой я, тебе ли этого не знать?! Конечно. Конечно, Ёнджун прекрасно знает. Они всегда говорят, что полные противоположности друг друга, хотя на самом деле во многом похожи. Когда что-то запрещают Ёнджуну, он начинает делать это назло. Когда к чему-то принуждают Субина, он перестаёт делать это вовсе. Оба до боли упрямые, каждый по-своему. Ёнджун знает, но ему так обидно. — И я хотел всё вернуть, правда, — уже спокойнее добавляет Субин, и сожаление пронизывает его голос насквозь. — Но к тому моменту, когда я решил попробовать, ты уже… отпустил ситуацию… — Естественно, блять, сколько я должен был ждать?! — Ёнджун в последний момент сдерживается, чтобы не сорваться с громкого полушёпота на крик. Субин с грустной усмешкой кладёт ладонь на его лицо. Парень дёргается, но не скидывает руку. — Нисколько. Ты не должен был, — шепчет Субин, поглаживая горящие от ярости скулы. — Я радовался, когда думал, что ты оставил меня позади. Не совсем искренне, правда. Потому что сам так и не смог, как видишь. Смятение и хаос в груди Ёнджуна разрастаются всё сильнее. Он так часто представлял этот разговор: как выскажет Субину всё, что о нём думает; выплеснет всю злость и обиду, не стесняясь в выражениях; ясно даст знать, как презирает его за тот поступок; отплатит точно такой же болью, какую чувствовал тогда сам. Сейчас ему хочется наконец претворить это в жизнь и одновременно — просто забыть обо всём, уступить и безвольно отдаться моменту, ведь он тоже так и не смог, а Субин сейчас так близко. Ёнджун делает и то и другое. — Ты просто идиот, Чхве Субин! — он несколько раз встряхивает парня за плечи и притягивает к себе, смотря в глаза. — Ты трус и последний придурок! Я… я так тебя ненавижу. Он говорит совершенно искренне, и Субин это видит. А ещё видит во взгляде Ёнджуна просьбу, озвучить которую ему не даёт всё та же проклятая гордость. Хорошо, что Субин, оказывается, всё ещё не разучился понимать его без слов. Он обхватывает лицо Ёнджуна двумя руками, целует коротко и осторожно: соединяет их губы на несколько секунд, после чего медленно отстраняется. Взгляд из-под полуприкрытых век ищет хёна, близкое дыхание ласкает, дразнит, обещая большее. Затем Субин целует его снова, снова, и снова. Неторопливо, плавно, будто рассасывает сладкий леденец. Пробует и запоминает губы Ёнджуна на вкус, чтобы сохранить в памяти. Тот и правда раскалывается на части, словно твёрдая карамель под острыми зубами, пусть Субин и начинает нежно и осторожно, без глубокого напора. Но поцелуи скоро становятся всё неаккуратнее и торопливее, и Субин жмётся к нему так отчаянно, что в конечном итоге Ёнджун снова оказывается на спине, на мягких простынях своей кровати, и просто плавится. Он так долго изнывал по этой близости, теплу, запаху, по Субину. Тот гладит его скулы и шею, щекотно проводит кончиками пальцев по рёбрам. Ладони скользят обжигающим теплом, большие пальцы вдруг слегка надавливают на соски. Ёнджун громко выдыхает, заставляя парня прервать поцелуй. Субин мажет возбуждённым взглядом по лицу и телу. Льнёт к шее и поднимается обратно. Целует в ключицу, в грудь, в солнечное сплетение и тут же отстраняется снова. Он хватает ртом воздух каждый раз, когда его губы не касаются Ёнджуна, словно очень хочет что-то сказать, но пытается заглушить рвущиеся наружу слова, припадая к бледной коже. — Бин-а… — зовёт Ёнджун, пытаясь встретиться с его мутным взглядом. Субин упирается лбом в его плечо. — Блять, хён, я не могу больше… — бормочет он, тяжело дыша. — Я так хочу тебя, но… Чёрт, чёрт, чёрт. Это очевидно, учитывая, чем они сейчас занимаются, но услышать из первых уст… Ёнджун чувствует, как щёки вспыхивают, а внизу живота разгорается возбуждение. Субин хочет его. Субин хочет его, но..? — Не смей произносить свою идиотскую отмазку, какой бы она ни была, — шипит он, за волосы оттягивая парня от своего плеча. Субин застывает над ним с удивлённым выражением. — Ты хочешь..? Хочет ли он? Хочет ли он?! Ёнджун фыркает, затем ещё раз, ещё, и наконец коротко смеётся вслух под непонимающим взглядом. Да если Субин не закончит начатое, он возненавидит его ещё больше. Парень не уверен, что это возможно, но для такого случая очень постарается. — Посмотри вниз, включи голову, закрой рот и просто, блять, сделай это, — тихо произносит он сквозь зубы, глядя Субину прямо в глаза. Спустя несколько секунд тишины губы Субина растягиваются в ухмылке, и Ёнджун в очередной раз за вечер понимает: зря. Боже, зря. — Как скажешь, хён. Парень снова проводит рукой по его телу. Ёнджун невольно задерживает дыхание от дразнящих прикосновений к соскам. Но перестаёт дышать совсем и краснеет, когда Субин наклоняется к его уху, чтобы прошептать: — Ты так горячо выглядишь, когда злишься. Ох. Ну да. На каком-то лайве Субин говорил, что ему нравится, когда его ругают. Ёнджун всегда думал, что это шутка. Внезапная волна смущения заставляет прикусить язык, и он краснеет ещё больше, когда Субин раздвигает его ноги, опускаясь быстрыми поцелуями от шеи к животу. Раздаётся знакомый звук открывающейся смазки, после чего пальцы Субина во второй раз за вечер оказываются внутри Ёнджуна. Он уже достаточно растянут, но Субин всё равно продолжает движения, на этот раз медленно и неторопливо, подготавливая его для себя. Другая рука опускается на член Ёнджуна, оглаживая головку, и от неожиданности вырывается несдержанный вздох. — Хён, нам правда нужно быть тихими, — с насмешкой мурлычет Субин, расцеловывая его грудь. Он прав, звукоизоляция в новом общежитии хорошая, но рисковать не стоит. И всё же Ёнджун сразу язвительно возражает: — От твоей болтовни пока больше лишнего шума. Субин действительно за этот вечер говорил с ним больше, чем за последние несколько месяцев, но почему Ёнджуну так хочется огрызаться на каждое его слово сегодня? Его что, заводят перепалки с Субином? Даже если так, младшего они определённо заводят ещё сильнее. Он коротко хмыкает, достаёт пальцы. Ёнджун видит, как слегка дрожат его руки, быстро разрывающие пакетик презерватива. Наконец на талии появляется крепкая хватка, и парень впивается ногтями в широкую спину, притягивает Субина к себе, чтобы заглушить поцелуем все мыслимые и немыслимые жалкие звуки, пока член постепенно растягивает его изнутри, заставляя выгибаться в пояснице. — Боже… блять… — он откидывает голову на подушку и смаргивает слёзы, когда Субин входит в него полностью. Он ощущается настолько идеально, что это просто несправедливо. Субин делает круговое движение бёдрами, несильно толкаясь внутрь, после чего вытаскивает на несколько сантиметров. Затем повторяет снова и снова, задавая мучительно медленный ритм. Ёнджун чуть ли не стонет от смеси разочарования и покалывающей злости. — Хватит дразнить, двигайся! Субин останавливается, и Ёнджун уже открывает рот, чтобы снова возмутиться, как парень вытаскивает член почти полностью, а затем резким движением входит в него до предела. С такой силой, что тело Ёнджуна скользит немного вверх по простыне. — Так? — сквозь зубы спрашивает Субин, сильнее сжимая его талию и притягивая обратно к себе. Ёнджун успевает мельком представить лёгкие синяки, которые останутся на коже завтра, и это приводит его в смутный восторг. — Не терпится, чтобы я тебя разрушил, хён? Он делает так ещё раз, затем ещё, и Ёнджун внезапно забывает, как складывать слова в предложения. Движения ускоряются настолько, что в голове остаются только отборные ругательства и жалкие мольбы. — Так долго… мечтал об этом… — прерывисто выдыхает Субин с каждым сильным толчком. — Столько думал о тебе… блять… Если бы ты только знал… Ёнджун тихо стонет, жмурясь до цветных искр перед глазами, вслепую соединяет их губы вновь. — Просто заткнись, — дрожащим шёпотом отвечает он между поцелуями. — Не тебе на это жаловаться, чёртов… ах! Придурок… Субину правда хватает наглости говорить это, когда Ёнджун хотел его годами. Когда спал с незнакомцами, пытаясь заглушить тоску по нему. Сгорал от стыда, завтракая с Субином за одним столом после того, как во снах младший воплощал такие его желания, признавать существование которых он сам не осмеливался. — Думаешь, я этого не хотел? — Субин чуть ли не рычит, делая очередное движение бёдрами, от которого Ёнджун выгибается в спине. — Знаешь, сколько раз я пересмотрел твои блядские фанкамы с «Guilty»? Хах, ты даже представить себе не можешь… — Ёнджун готов кончить уже от одного этого признания, но Субин и не думает останавливаться. — Каждый раз… каждый чёртов раз, когда ты наряжался для каких-то незнакомцев… Уходил на ночь и возвращался под утро… пьяный, весь растрёпанный и затраханный… Когда одевался так, словно умолял, чтобы… Внутри Ёнджуна всё вдруг ощетинивается. Он чувствует уязвимость и странное желание оправдываться перед Субином, и это неимоверно бесит. Он сжимает плечи парня, резко бросая: — Если ты так пытаешься назвать меня шлюхой, то просто иди н-… Он давится ругательством и глубоким поцелуем. Субин внезапно грубо проникает в рот языком, заставляя жалко заскулить, и целует до тех пор, пока не начинает кружиться голова. Это так на него не похоже, что, когда Субин наконец отстраняется, Ёнджуну остаётся лишь ошарашенно моргать, пытаясь отдышаться. — Пытаюсь сказать, что всё это время сходил по тебе с ума, — тихо произносит Субин, ведёт губами по линии челюсти, оставляя за собой дорожку коротких горячих поцелуев. — Каждый день ненавидел себя за то, что не мог быть на их месте. Ёнджуну хочется спросить, прокричать, вытрясти из Субина ответ, почему. Почему не мог, если сейчас он так хорош, просто идеален для него, и он не может мечтать о чём-то большем? Парень по-прежнему не понимает причину его поступка и вряд ли когда-нибудь поймёт. Он не простил его, ему всё ещё обидно и больно. Он боится представлять, каким образом всё изменится после этой ночи. Ёнджун не знает, не собирается об этом думать, да и в данный момент это совершенно неважно. Сейчас он хочет только одного, до безумия сильно. — Тогда двигайся наконец, чёрт возьми. К счастью, на этот раз Субин даёт ему желаемое. Возможно, он мстит за все резкие слова и подначивания, так и сыпавшиеся из Ёнджуна сегодня, но у парня больше нет сил возмущаться или дразнить. Он чувствует, как во рту собирается слюна, как на живот капает смазка с члена, и с каждым движением простыня под ним собирается складками, потому что Субин трахает его так безжалостно, дико, так безумно хорошо. Его кожа блестит от пота, из-под спутанных чёрных волос внимательно смотрят тёмные голодные глаза. Такой красивый и откровенный, что Ёнджун едва сдерживается, чтобы не стонать в голос. — Быстрее, — бормочет он, хватаясь ослабевшими руками за спину парня. — Ещё, Бин… Очередной толчок всё же срывает с губ громкий звук, и Субин быстро наклоняется к нему с собственническим поцелуем. Снова эта чёртова полуухмылка. Словно он гордится тем, что Ёнджун не может контролировать себя, когда находится под ним. Ёнджун без сил откидывает голову назад и жмурится, пытаясь сморгнуть слёзы удовольствия, но Субин тут же берёт его за подбородок. — Ёнджун, — он заставляет повернуть голову обратно, открыть глаза, тонуть в неотрывном хищном взгляде. — Смотри на меня. Ёнджуну хочется плакать от его самодовольного вида. От осознания того, что это Субин. Субин смотрит на него, абсолютно беспомощного и сломленного. Субин разрушает его, он настолько глубоко в нём, что Ёнджун видит звёзды. Ватные и слабые ноги разъезжаются, и Субин обхватывает его бёдра, притягивая к себе. Ещё ближе, ещё головокружительнее. Звуки кожа к коже непристойные и громкие, в груди что-то щекочет и кипит, в голове только Субин, Субин, Субин. — Субин… Ах! Пожалуйста, Бин-а… — парень сам не знает, о чём умоляет так бессвязно. Живот мелко вздрагивает, и звуки просто вырываются против его желания, словно пузырьки на поверхности воды. — Тише, хён, — шепчет Субин, наклоняясь с поцелуем, но Ёнджун продолжает жалобно скулить ему в губы. Слишком несдержанно. Большая ладонь накрывает его рот, и Ёнджун обязательно бы возмутился, будь он сейчас в состоянии сказать хоть что-то членораздельное. Но в данный момент он способен лишь закатить глаза, чувствуя, как Субин подводит его к концу. Непреклонное стремление возражать и делать всё наперекор уходит куда-то далеко, на самую периферию сознания, сменяясь почти инстинктивным желанием подчиняться и покорно принимать всё, что ему дают. Ёнджун безумно хочет разрядки, но не хочет, чтобы это заканчивалось. Однако это уже второй раз за сегодня, когда он приближается к оргазму, и мысль о том, кто делает всё это с ним, обостряет чувствительность до невозможности. Субин сосредоточенно закусывает губу, чтобы самому сдержать низкий стон, просящийся наружу при виде хёна. Ёнджун такой разбитый, с блестящими ресницами, дрожащими веками и сведёнными от удовольствия бровями, и рука Субина так красиво смотрится на его раскрасневшемся и мокром от слёз лице. — Чёрт… ты меня убиваешь… — тихо выдыхает он, не отводя от Ёнджуна взгляда. Парень отвечает негромким хныканьем. Нет, это Субин убивает его, несдержанно толкаясь в его тело, шепча на ухо, какой он красивый под ним, обхватывая его член и доводя до края. Ёнджун плавится и распадается на части, рассыпается всхлипами и частыми вздохами. Ладонь, сжимающая его лицо, сменяется губами, и Ёнджун чувствует, как дрожат бёдра Субина, когда он останавливается глубоко внутри, кончая следом. Через несколько минут Субин перестаёт зацеловывать его губы и медленно выходит. Дыхание постепенно приходит в норму, воздух остывает. Повисает тишина, и собственный пульс теперь кажется оглушающе громким. Ёнджун ощущает, как кислород наполняет лёгкие, и мозг медленно начинает работать, переваривая всё, что только что произошло. И, чёрт возьми. Во-первых, это унизительно, что Субин довёл его до такого состояния, что он не мог закрыть свой собственный рот. Во-вторых, это позорно, что его сердце продолжает трепетать от того, как Субин заботится о нём, убирая весь беспорядок и позволяя просто лежать с закрытыми глазами и притворяться полуспящим, пока его мозг кричит «в-третьих, ты только что занялся сексом с Чхве Субином, грёбаный идиот!» Боже. Зачем они это сделали?! Нервозность растёт с каждой секундой и наконец достигает пика, заставляет оттолкнуть парня и вскочить на ноги. Колени всё ещё слегка трясутся от недавнего оргазма, но теперь добавляется ещё и дрожь в руках. — Ёнджун?.. — растерянно зовёт Субин, наблюдая, как он быстро одевается. — Хён, — тут же резко напоминает старший. О да, самое время вспомнить о приличиях. Субин встаёт и подходит к нему, хмуро переспрашивая: — Хён, что ты делаешь? Ёнджун наклоняется к полу, собирает вещи Субина, чувствуя на себе его взгляд. Тот вскидывает брови и не двигается, когда Ёнджун протягивает ему мятую стопку одежды, так что он раздражённо, силой впихивает её парню в руки. — Возьми и уходи. Молчание давит, как и серьёзное выражение лица Субина. — Ты правда хочешь, чтобы я ушёл? — звучит как тихое «зачем ты притворяешься?» Ёнджун долго кусает нижнюю губу. — Да, — произносит он наконец, смотря куда-то в пол. Он смутно осознаёт, что делает это специально. Малодушно берёт Субина на слабо, потому что самому страшно. Ведь если он действительно уйдёт и снова оставит его одного, то у Ёнджуна будет полное право поставить жирную точку на их жалкой истории. Перечеркнуть всё, что они только что сделали, и не разбираться с последствиями. Ему не придётся силой убеждать себя, что так будет лучше, что это ради группы, что он не может, не должен любить человека, которого всё ещё не простил. Проблема лишь в том, что Ёнджун лжёт себе и Субину. На самом деле он хочет, чтобы парень остался, хочет уснуть и проснуться с ним в одной кровати, совсем как раньше, хочет быть с ним, даже если не понимает его. Но гордость снова стягивает горло колючим обручем, оставляя ложь висеть в воздухе. Субин с тяжёлым вздохом подходит ближе, вынуждая поднять взгляд. И уверенно озвучивает правду вместо него. — Нет. Я не уйду. Не хочу и не смогу так больше. С плеч Ёнджуна словно спадает огромный камень, но на его месте моментально появляется ещё больше сомнений. Субин хочет быть с ним? Что будет, если они правда вернутся к началу? Как всё изменится? Какими будут их отношения? Как они объяснят всё младшим? Или снова будут скрываться? Что, если это опять скажется на работе? Его голова готова взорваться. — Хён, — мягко зовёт Субин, видя его беспомощность и страх. — Не беспокойся об этом. Вся вина и ответственность на мне. Мы оба поняли, что то решение было неверным и что друг без друга нам ещё больнее, поэтому… давай просто попробуем снова. Вместе. Что вообще изменилось? Почему Субин так убеждён в том, что на этот раз всё получится? Если ситуация повторится, что тогда? Да и как он может позволить ему взять всю ответственность на себя? Ёнджун опускает голову, закрывая лицо руками. Он не понимает, как оказывается в осторожных объятиях Субина, а затем снова на подушках в своей кровати, бережно укутанный в одеяло. Но когда парень уверенно и мягко целует его, прогоняя рой тревожных мыслей, когда касания больших ладоней впервые за долгое время не заставляют напрячься и не оголяют все раны, а ощущаются успокаивающим теплом, Ёнджун осознаёт: изменился Субин, изменился он сам, и их чувства тоже. Хотя чувство безопасности, в котором он растворяется без остатка, засыпая в руках Субина маленькой ложечкой, кажется до боли знакомым и привычным. Словно по-другому никогда и не было.

***

— Пропустите, или я кого-нибудь сшибу! Громкий голос сменяется мерзким скрежетом, словно кто-то тащит по полу что-то тяжёлое. Звук повторяется с периодичностью раз в несколько секунд. — Хён, ты едешь домой на три дня, зачем брать с собой столько? — приглушённо доносится голос Тэхёна. — Тут самый минимум, чтобы не выглядеть как Хюнин Кай в своих адиках. Дельфиний смех вышеупомянутого Хюнин Кая режет слух, и Ёнджун сонно морщится. Конечно. Начался мини-отпуск, и младшие уже собирают чемоданы, чтобы разъехаться кто куда. Но нельзя делать это как-то потише? Сейчас всего восемь утра, если верить часам телефона. — Кстати, кто-нибудь видел Субини-хёна? Его нет в комнате. — Нет, Хюка, он… эм… Доносящиеся из-за двери голоса заставляют окончательно проснуться. Ёнджун с трудом разлепляет глаза и едва не подпрыгивает на кровати, когда рядом видит именно того, кого ищет Кай. Спящего Субина. Господи, блять. Ёнджун осторожно выпутывается из одеяла и встаёт с кровати. Он не хочет случайно разбудить парня, иначе придётся с ним как-то взаимодействовать, а после вчерашнего это будет крайне неловко. Он зачем-то на цыпочках подходит к двери, прислушивается. Кай навязчиво пытается что-то узнать у Тэхёна, тот отвечает странными фразочками, и всё это сопровождается диким смехом Бомгю. Когда последний, судя по звукам, начинает тащить в прихожую второй чемодан, Ёнджун тихо поворачивает замок, молясь остаться неуслышанным и успеть улизнуть в ванную. Голоса снаружи разом замолкают. Чёрт. У парня возникает сильное желание закрыться снова, вернуться в кровать и спрятаться под одеялом с головой. Но нет. Там Субин. И он не будет бегать от своих мемберов из-за какого-то (ещё какого) маленького (огромнейшего) недоразумения (возможно, худшего решения в его жизни. Или лучшего, он ещё не определился). Ёнджун делает глубокий вдох и нажимает на ручку. Он надеется, что вызывает не слишком много подозрений, быстро выскальзывая из комнаты и тут же захлопывая за собой дверь. — Доброе утро. Как он и ожидал, в коридоре полный хаос из вещей, чемоданов и сумок. И посреди всего этого — трое младших, моментально бросивших свои дела и переключивших всё внимание на него. Тэхён окидывает Ёнджуна красноречивым взглядом, из-за которого тот нервно приглаживает волосы и трёт шею. Боже, он даже не посмотрел в зеркало перед тем, как выйти. Ухмылка Бомгю, застывшего посреди дороги с чемоданом, тоже не сулит ничего хорошего. Чёрт, неужели всё настолько очевидно? — Ага, доброе, — с сарказмом отвечает Бомгю, и Ёнджун чувствует, как начинают гореть кончики ушей. Только Кай радостно улыбается ему и смотрит совсем невинно. — Ты не знаешь, где Субини-хён? Он не говорил, что куда-то пойдёт? — конечно, он всё ещё не в курсе происходящего. Ёнджун благодарит всех богов за то, что их макнэ полностью выпадает из реальности, когда находится в своей комнате с телефоном и интернетом. Он усиленно думает, как ответить на вопрос, одновременно проклиная Тэхёна и Бомгю, с весельем наблюдающих за его страданиями. Ёнджун открывает рот, чтобы пролепетать не особо убедительное «эм, нет, не знаю». И тут же закрывает. Потому что слышит звук шагов из своей комнаты, и через секунду на его плечи ложатся чужие ладони. — Да здесь я, Кай. Доброе утро, — звучит позади низкий заспанный голос. Макнэ непонимающе переводит взгляд с лица Ёнджуна на его плечи и куда-то выше, на Субина за его спиной. — А почему… — растерянно начинает он и вдруг округляет глаза. — Вы что… спали вместе? Бомгю и Тэхён выглядят так, будто вот-вот лопнут от сдерживаемого смеха. — Нет! — лицо Ёнджуна нещадно заливает румянцем, он машет руками, пытаясь отменить повисшее в воздухе обвинение. — Нет, нет, всё не так, мы… мы просто… Бомгю со снисходительной улыбкой закатывает глаза. — Боже, хён, не позорься со своими тупыми отмазками. Мы всё слышали. К сожалению. Ёнджун испуганно подносит ладонь ко рту. И тут же вспоминает, как Субин… боже, нет. Ёнджун резко трясёт головой. Он не будет даже думать об этом рядом с маленьким наивным Каем. Тэхён добавляет что-то про то, как хорошо, что Хюка спит в наушниках, а тот отвечает громким протяжным «чтооооооо?», но Ёнджун скидывает руки Субина, затыкает уши и быстро улепётывает на кухню, не желая слушать дальнейшие обсуждения… всего этого. — Ты в порядке? — тихо спрашивает Субин, заходя следом через полминуты. Ёнджун закрывает бутылку и залпом выпивает стакан воды. — В полном, — ядовито отзывается он, не глядя на парня, и с громким стуком ставит стакан на стол. В тишине кухни отчётливо слышно, как Кай пытается узнать подробности у смеющихся Бомгю и Тэхёна. — …Да-а, Хюнини, представь себе, эра развода закончилась, и твои родители снова вместе… — приглушённо раздаётся сюсюкающий голос Бомгю, за которым следует очередной громкий визг и смех макнэ. Ёнджун обречённо прячет лицо в ладонях. Субин за его спиной фыркает, заставляя краснеть ещё сильнее. Мягкие шаги приближаются. Субин осторожно разворачивает парня к себе, но тут же опускает руки, неуверенно сжимая кулаки. Будто боится новыми прикосновениями смутить его ещё сильнее. — Расслабься, хён, побесятся и перестанут. Хочешь, поговорю с ними? Ёнджун не отвечает, хмуро смотрит ему в глаза. Сейчас он хочет кое-чего другого, и когда Субин, оглянувшись на дверь, наконец подходит ближе и возвращает руки на его талию, он сдвигает брови ещё сильнее. Субин, похоже, и правда какого-то чёрта всё ещё понимает его без слов, хотя они притворялись чужими на протяжении нескольких лет. Субин ведёт себя естественно и уверенно, словно действительно давно хотел вернуть всё как было и теперь просто претворяет план в жизнь. Его голос такой спокойный и глубокий, его идиотские ладони такие большие, и он выглядит как чёртов бог, хотя проснулся меньше десяти минут назад. Боже, Ёнджун его ненавидит. Он ужасно хочет его поцеловать. И он это делает. Потому что теперь наконец-то может.