The Rings

Вадим еще не отошел от того, что произошло, как его ждало новое удивление: увидеть Кольцова на пороге своей квартиры он не ожидал почти так же, как не ожидал перед этим увидеть Глеба. — Рината где? — Роман не утруждал себя вежливостью, но все же протянул руку в знак приветствия. — Не знаю… — Вадим смотрел растерянно. — Откуда у тебя мой адрес? — Долгая история, — отмахнулся Кольцов. — Не знаешь, где она? Ты когда ее видел последний раз? — Пару дней назад, — пытался сообразить Вадим. — Но она вчера звонила, рассказывала, что вы виделись. — Виделись, — перебил Роман. — Ладно, извини за беспокойство, — он как-то странно посмотрел на Вадима, словно оценивающе, помолчал и все же спросил: — Это правда? — Что? — не понял Вадим. — Что ты встречаешься с моей сестрой, — хмыкнул Кольцов. Но ответить Вадим не успел, потому что Роман вдруг резко побледнел и качнулся в сторону, как будто ища невидимую опору. — Эй, ты чего? — Вадим подхватил его под руку и прислонил к стене. — Все нормально? — Да… Нормально… — говорил он явно с трудом, словно ему не хватало воздуха. — Садись. Давай, — Вадим с тревогой оглядел его. — Не рановато тебя выписали? Кольцов ничего не ответил, прижав руку к груди и тяжело сглотнув, опустился на пуф у двери. — Что-то не нравится мне это, — Вадим окончательно отвлекся от своих мыслей о брате и сосредоточился на госте. — Давай-ка я тебе скорую вызову. — Не надо, нормально всё, — лицо Романа действительно приобрело почти нормальный оттенок, хотя губы заметно поголубели, но руку от груди он не убрал, продолжая давить. — Посижу немного и пойду. — Точно? — Вадим испытывал тревогу, здоровым Роман не выглядел, хотя Рината и рассказала ему, что они долго разговаривали и даже куда-то ездили, не упоминая о том, что с братом что-то не так. — Точно, голова кружится, дышать… ребра… — он вдруг резко встал, словно хотел побыстрее убраться отсюда, избежав сочувствия, но почти сразу схватился за бок. Дальнейшее Вадим помнил смутно: только свой ужас, какое-то осознание, что происходит нечто страшное, а он бездействует. Еще хрипы, моментально вновь синеющее лицо, большую вздутую вену на шее. Скорая ехала долго, непозволительно долго, а может, ему просто так почудилось: время шло совершенно иначе. — Нет, нет, блять, — стучало в висках. — Быстрее нахуй, давай быстрее! — орал он в трубку, и хоть немного пришел в себя, когда мигающая люстра спецмашины и холодный воздух словно вырвали его из оцепенения. — Я с вами поеду! — Не положено, — отрезал фельдшер. — Можете на своей, мы в хирургичку девятнадцатую, адрес дам. — Я поеду с вами! — заорал Вадим. — Что с ним случилось? — Пневмоторакс, очевидно. Врачи скажут точно. А вы этот же, да? Музыкант? — с интересом посмотрел парень. — Автограф можно? Все это казалось настолько неуместным, что Вадим опешил, но быстро сообразил. — Конечно, что угодно, только я поеду с вами! — Не положено, — уже менее резко ответил парень. — Но в принципе… На Кольцова Вадим старался не смотреть. Видел только, что тому в грудину воткнули здоровенную иглу и какую-то трубку. Глаза Романа были прикрыты, но не до конца, виднелись тонкая линия белка, и оттого выглядело это еще более жутко. Внезапно ресницы дрогнули, затуманенный мутный взгляд скользнул по Вадиму. — Скажи, что люблю ее, — слова как будто не произносились, а клокотали глубоко внутри. — Скажи. — Сам скажешь, все будет нормально, недолго ехать, — попытался уверить Вадим, не понимая, кого больше: себя или Кольцова. — Пообещай, что скажешь, — повисла долгая пауза, глаза снова закатились, но каким-то усилием Роман продолжил: — Скажешь сестре, что я всегда ее любил и люблю. — Обещаю, — по спине пробежал холод, липкий, ледяной страх, но карета скорой помощи уже въехала за ворота и остановилась. Его быстро попросили выйти, а Романа на каталке завезли в открывшиеся двери. Вадим нервно выкурил сигарету за несколько затяжек, швырнул окурок в кучу почерневшего снега, не найдя урны, и вошел в приемный покой. — Вы родственник? Документы! — строго посмотрела на него немолодая и явно уставшая женщина в белом халате. — Нет. Что с ним? — не планировал отступать Вадим. — А кто? — Никто! — он почти утратил самообладание, но тут же примирительно улыбнулся изо всех сил. — Пожалуйста, мне очень важно знать. Я друг, близкий друг, — на ходу врал Вадим. — Это произошло при мне, я был рядом… — Пять минут всего прошло, подождите здесь, вон лавка имеется, — раздраженно произнесла медсестра. — Родне позвоните. Вадим долго хлопал себя по карманам, уже понимая, что телефон остался лежать где-то на полу в прихожей, когда он пытался привести Кольцова в чувства и вызвать скорую. Телефона не было. На память номер Ринаты он не знал. Он вообще знал на память только один единственный номер… — Можно позвонить? Я телефон забыл, — он вновь подошел к медсестре, которая усердно заполняла какие-то бланки. — Пожалуйста. Она молча подвинула ближе к краю своего стола стационарный аппарат и кивнула. — Недолго только. — И ручку, и куда-то записать, хоть стикер. Глеб ответил почти сразу, хотя Вадим особо не надеялся. — Дай мне номер Ринаты, пожалуйста, быстрее. — Вадик? — удивленно протянул Глеб. — Это ты? — Это я, — Вадим прекрасно знал, что Глеб узнает его с одного вздоха и одного слова, но решил, что сейчас на это всё нет времени. — А откуда ты звонишь? — видимо Глеб убрал телефон от уха и пялился на незнакомые цифры на дисплее, потому что его стало хуже слышно. — Где твой телефон? Что случилось? В любое другое время Вадим бы обрадовался такому небезразличию, но не теперь. — Мне нужен номер Ринаты. Мой телефон остался дома, а я в больнице. — В больнице? — голос Глеба изменился. — Что с тобой? Что случилось?! — Со мной ничего не случилось. Пожалуйста. Дай. Номер. Ринаты. — Что с тобой случилось? — не отставал Глеб. — Мы вот только виделись, что с тобой случилось? — С Кольцовым. С Романом. Я в порядке. Пожалуйста. Номер. — А с ним что случилось? — будто не понимая ситуации, снова допрашивал Глеб. — Да не ебу я! Хуёво ему! Дай номер! — заорал Вадим и удостоился неодобрительного взгляда медработницы. — Пожалуйста, просто скажи, — он сбавил тон и тяжело вздохнул. — Ага, пиши, — Глеб, наконец-то, сделал то, что от него требовалось: на оборванном клочке бумаги появились одиннадцать цифр, накорябанных наспех и с большим нажимом. — Я еще позвоню? — Вадим уставился на женщину. — Сестре его. — Орать только не надо, — недовольно заявила та. — Вы в больнице, а не на базаре. Рината трубку не взяла. Он попробовал еще и еще. Ничего не изменилось. Глеб озабоченно посмотрел на свой телефон и убрал его в карман, такси как раз свернуло во двор и притормозило у подъезда. Первое, что он увидел, когда вышел, — машина Ринаты. Она стояла чуть дальше, из выхлопной трубы струился светлый дым. Глеб подошел и заглянул в окно: голова Ринаты лежала на руле. Пришлось осторожно постучать костяшками пальцев по стеклу, и девушка вздрогнула, подняла голову и посмотрела на него. Выглядела она неважно, будто не спала несколько суток, под покрасневшими глазами пролегли тени. — Привет, — она быстро дернула ручку двери и оказалась напротив Глеба. — Извини, что без предупреждения и приглашения, я ехала мимо, надо поговорить. — Ехала откуда? — Глеб пытался собрать в голове картину минувшего дня: Вадик, побег от Вадика, странный звонок Вадика. — От Ули. Уля переехала, мы весь день занимались тем, что разбирали вещи, заказывали недостающее, ай, неважно, — Ри махнула рукой. — Поговорим? — А где твой телефон? — собрать все воедино по-прежнему не получалось. — Здесь где-то, не знаю. Слушай, Глеб… А что с ключом? — Каким ключом? — сначала не понял тот. — Аааа… с ключом. Ничего. Так где твой телефон? — Какая разница? — ему показалось, что Ри разозлилась уж слишком быстро. — Позвони Вадику. Он тебя ищет. — Он уехал, вернется только завтра. Конечно, позвоню. Позвоню. Но не сейчас. Расскажи мне про ключ, — не отставала Рината. — Где он, что с ним, что ты с ним делал? — уточнять, что последние дни сон про корабль снился ей почти без перерывов, не хотелось. — Он вернулся уже, — гнул свое Глеб. — И тебе нужно ему позвонить. Он в больнице. — Что?.. — на лице отразился испуг. — В какой больнице? Что с ним? — Я не знаю, он звонил мне. Просил твой номер телефона. И еще он сказал… — Глеб набрал в грудь побольше воздуха. — Что что-то случилось с Ромой. — Ромой? Откуда… что… — Рината развернулась, снова открыла дверь машины и принялась шарить рукой между креслами. — Я затормозила резко, телефон куда-то упал, а на беззвучный я еще с утра поставила, — когда искомое всё же обнаружилось, она быстро пролистала список вызовов. — Мне ехать надо, извини. Потом. Но Глеб уже обошел авто и залез на пассажирское место. — С тобой можно? Не звони ему, он без телефона, звони по незнакомым номерам последним, — подсказал он, открыл окно и закурил. — Так можно с тобой? Спрашивал он больше для приличия, потому что даже если бы она отказала, никуда бы не ушел. Рината выглядела так растерянно, будто не верила. «Что могло случиться с братом, при чем здесь Вадим, как вообще Вадим оказался с Ромой». Прочитав все по ее лицу, Глеб протянул руку, забирая телефон. — Давай я позвоню, надо знать, куда ехать, он не сказал, где они. Давай, давай, поехали. Почти сразу недовольный женский голос протараторил в трубку: «Хирургическое отделение, пост, слушаю». Адрес узнать труда не составило. — Я не понимаю, — руки крепко сжимали руль, так, что побелели костяшки. — Как это случилось?.. — Я был у Вадика сегодня, — Глеб вздохнул и выбросил окурок в окно. — Когда уходил, встретил Рому у подъезда. — Что он там делал? — Спрашивал о тебе. Искал тебя. — Блять, я отключила на телефоне звук всего на несколько часов! — Рината нервно поправила волосы, повернулась к Глебу, но тут же снова уставилась на дорогу. — Какого черта?! Надо было помочь Уле, я всю ночь не спала, я просто не хотела никого слышать! Никого! Почему я не могу хотя бы один день никого не слышать?! — губы сжались, превращаясь в полоску. — Все будет хорошо, — Глеб осторожно положил руку на ее колено и невесомо погладил. — Ничего. — Вадим сказал, что с ним? С Ромой. Глеб покачал головой и дальше они ехали молча. Увидев Ринату, Вадим испытал настоящее облегчение, как будто с плеч свалилась гора. А увидев Глеба, уже и не удивился. Слишком много сегодня произошло, чтобы еще чему-то удивляться. — Где он? Что с ним? Вадим, что с ним? — она схватила его за запястье. Взгляд был каким-то умоляющим, он никогда не видел такого взгляда: словно она надеялась, что он сейчас скажет, что все хорошо, что это ошибка, а может, и тупая шутка, хотя до первого апреля оставалось еще достаточно времени. — Он пришел ко мне сегодня, потом я вызвал скорую, мы приехали сюда, — совершенно не хотелось рассказывать то, что он видел, никак это описывать. — Мне все равно ничего не сказали. Я звонил тебе. — Я знаю, — она отпустила его руку и огляделась по сторонам. В просторном коридоре никого не было, и даже медсестра покинула свой пост, оставив на столе кипу бумаг. — Сейчас кто-нибудь придет, — вмешался Глеб. — Давай посидим пока. Но Рината развернулась и направилась в сторону выхода. Глеб хотел остановить, но Вадим ухватил его за локоть и покачал головой. — Она все равно вернется. Не надо. Ты здесь как? Ты ее нашел? — Нет, она сама приехала ко мне. Я просто рассказал. Так че случилось? Глебу Вадим мог рассказать правду, не нужно было подбирать слова и стараться смягчить обстоятельства. — Так его же выписали, и у подъезда он шастал и нормально выглядел, когда я его видел, — задумчиво протянул Глеб, когда дослушал до конца. — Я не знаю. Я просто в ахуе, — Вадим сел на лавку. — Ты знаешь, что такое пневмоторакс? — Ну да, с легкими что-то, когда легкие повреждены и дышать не можешь. Если ребра сломать, можно легкое проткнуть. Рината вернулась довольно быстро, таща за собой слабо сопротивляющегося парня в куртке, накинутой поверх белого халата, и настоятельно просила его найти хоть кого-то, кто может все объяснить. Тот скрылся за дверьми, и уже через несколько минут возвратился с медсестрой. — Вы родственница? Сестра? — она деловито потыкала по клавиатуре. — Идет операция, после выйдет врач, все вам расскажет. Можно подождать прямо здесь. Только без шума. Время тянулось медленно. Три раза скорая помощь привозила пациентов, которые исчезали за широкими двойными дверьми, куда посторонним вход был воспрещен. Несколько человек, видимо, родственников пациентов, бродили по коридору, разглядывая информационные плакаты и периодически глядя на часы. К ночи приемный покой перестал быть пустынным. — Ри… — Вадим не выдержал столь долгого молчания. — Пожалуйста, ничего не говори, — перебила она. — Посидим молча. — Я не знаю, как это случилось. Ему стало плохо прямо у меня в коридоре. Я сразу вызвал скорую, — Вадим проигнорировал просьбу помолчать, потому что молчать не мог: получалось, что он напрямую причастен к произошедшему, он был последним, кто видел Кольцова. — Все будет хорошо. Мы доехали очень быстро. Глеб несколько раз выходил покурить, принес бутылку воды и устроился рядом с Вадимом, впрочем, на достаточном расстоянии. — Во сколько вы сюда приехали? — Рината смотрела перед собой, как будто обращалась к кому-то невидимому. — Не знаю, в семь… Полседьмого, может, — отозвался Вадим. — А сейчас почти одиннадцать. А еще через час в коридор выскользнула совсем молоденькая медсестричка, огляделась по сторонам, подбежала к посту и что-то прошептала на ухо своей старшей коллеге, после чего та поднялась с места и неспешно подошла к сидящей на лавке троице. — Пойдемте со мной, я провожу к врачу, — обратилась она к Ринате как-то уж слишком тепло, почти ласково, чего Вадим от нее не ожидал, памятуя, как строго и недовольно она вела себя все это время. — Вещи здесь оставьте, ваши друзья присмотрят. С вещами нельзя, — не дожидаясь реакции, она подхватила Кольцову под руку и повела за собой. Глеб взволнованно зыркнул на брата, но тот лишь прикрыл глаза и отвернулся. — Иван Сергеич, это Кольцова, как вас зовут? — она дождалась ответа. — Рината. Вы в вашем кабинете поговорите? — обратилась она к нестарому, но наполовину седому мужчине, который наливал в коридоре из кулера воду в некогда белую, а теперь украшенную застарелыми кофейными разводами кружку. — Да, спасибо, — кивнул он медсестре. — Пойдемте, Рината. Хотите воды? — он ловко извлек из держателя пластиковый стаканчик и принялся наполнять его, хоть и не услышал положительного ответа. В кабинете горели яркие лампы на потолке, стол был завален документами, мерно гудел компьютер. — Присаживайтесь, — он указал на стул. — Меня зовут Ковров Иван Сергеевич, я врач, торкальный хирург. Рината все это время молчала, желание что-то спрашивать, тем более, требовать, улетучилось в один миг. Смотрел Иван Сергеевич серьезно, поставил перед ней стакан, обошел стол и сел на свое место. — Ваш брат, Роман Кольцов, поступил сегодня по скорой в восемнадцать пятьдесят с признаками пневмоторакса. Пневмоторакс — это скопление воздуха в плевральной полости, которое приводит к сдавливанию легкого, — говорил он спокойно, размеренно, глядя Ринате прямо в глаза. — Наши ребра, — он провел ладонями по своей груди, — прикреплены сзади к позвоночнику, а спереди к грудине, поэтому один перелом болит, но не приводит к смещению фрагмента, потому что второй конец закреплен. Если перелом двойной, то фрагмент становится нестабильным, — он замолчал, видимо, давая Ринате возможность что-то спросить, но та не спросила, и он продолжил. — Переломы ребер видно на рентгене очень плохо, обычно требуются томограмма и большое внимание. У вашего брата был такой двойной перелом. От движения ребро сдвинулось, пропороло плевру и легкое, в плевральную область стали поступать воздух и кровь. Легкое спалось, случился коллапс. От сдавления сердца начался кардиогенный шок — это означает, что сердце не может проталкивать кровь по сосудам. Фельдшер скорой помощи установил плевральный дренаж, чтобы ослабить давление в плевральной полости. В таком состоянии ваш брат поступил к нам в отделение. Рината молчала, почему-то единственное, что она сейчас слышала, был голос, но не голос Ивана Сергеевича. Голос из далекого и страшного прошлого: ласковый, но твердый. Голос в телефонной трубке, который однажды поставил жирный крест на всем, что у нее было. Именно так говорил сейчас врач: ласково и твердо. «Деточка, я вынуждена тебе сообщить, послушай, пожалуйста, спокойно. Постарайся меня услышать…» Рината тряхнула волосами, прищурила глаза, разглядывая пролегшие в уголках рта врача морщинки, и отражение яркого света ламп в его зрачках. — Давайте быстрее, — выдохнула она. Голос был бесцветным и пустым. — Я провел обширную операцию, сделал все, что мог. Мне очень жаль. Примите мои соболезнования. Даже чувства были сейчас такими же, как тогда: что-то очень тяжелое упало вниз, раздавило. В одну секунду лишило любой возможности хоть что-то выразить. Произнести. Иван Сергеевич молчал, на краю стола стояла картонная коробка с салфетками, и он подвинул ее ближе к Ринате. «Он ждет, что я сейчас буду рыдать». Но слез не было. Не было ничего. Абсолютная пустота. Несмотря на яркое освещение в кабинете, ей показалось, что наступила кромешная темнота. Врач еще какое-то время понимающе молчал. В своей жизни он произносил эти слова достаточное количество раз, но каждый был не похожим на другие. И реакция тех, кому он говорил «примите мои соболезнования», тоже была разной: кто-то начинал плакать, биться в истерике, кто-то даже падал в обморок. Но самым сложным, пожалуй, было именно это: когда на него смотрели холодным пустым взглядом. Когда по щеке не катилось ни единой слезинки. Еще лучше он знал, что так происходит вовсе не из-за безразличия. Не потому, что человеку, сидящему напротив, все равно. — Вам нужно будет приехать завтра в первой половине дня. Я подготовлю все необходимые медицинские документы, заключения, справку о смерти. В нашей больнице есть юрист, он объяснит, как действовать дальше, куда обратиться за получением других документов. Также вам выдадут личные вещи брата. Вас есть, кому забрать отсюда? — Это больно? — Рината уже взялась за ручку двери, но в последний момент обернулась. — Ему было больно? — Сначала да, — не стал врать Иван Сергеевич. — Острая боль в груди, невозможность выдохнуть, головокружение, потеря сознания. Потом — нет. Когда он поступил к нам, мы ввели наркоз. — Он понимал, что умирает? — Я не знаю, Рината. Возможно, да. — Он бы все равно умер? Если бы скорая приехала быстрее? Если бы человек, который был с ним, оказал ему первую помощь? — Ну, если человек, который был с ним, умеет ставить плевральный дренаж, то да, шансов было бы больше. При пневмотораксе большой процент выживаемости, но организм, вероятно, был сильно ослаблен травмами и нахождением в коме, нам сообщили о том, что произошло с Романом до этого… — он продолжал говорить, но Рината уже вышла в коридор, даже не обернувшись. — Ее долго нет, — протянул Глеб. — Надеюсь, он пришел в себя. Да уж, у Кольцова явно не лучший год. Не вылезает из больниц. Рината так переживает… И я хер знает, как ее поддержать. — А ты бы не переживал? — Из-за чего? — Если бы со мной такое случилось, ты бы не переживал? Или наоборот, обрадовался бы? — Че ты несешь? — поморщился Глеб. — Ты мудак, каких свет ни видывал, но я тебе никогда не желал чего-то подобного. Будь здоров, только от меня и моих песен отъебись. Вялая перепалка продолжалась еще какое-то время, когда подошла Рината, они не сразу заметили, углубившись в свои унылые претензии друг к другу, которые были настолько затерты до дыр, что вырывались, скорее, механически. Она подняла свою сумку и куртку, достала ключи от машины и направилась к выходу. — Как Рома? — первым вскочил Глеб и устремился за ней, следом встал и Вадим. — Что сказали? — Рома умер. Стехин узнал обо всем быстро, хоть и не в тот же час. Он уже готовился отойти ко сну, когда Толик оторвал его от чистки зубов телефонным звонком. — Кольцов умер, — без вступления начал тот. — Пиздец, сука! Через пару недель дело должно было уехать в суд, а теперь его вернут на доследование в связи с новыми обстоятельствами. Переквалифицируют на более тяжкий пункт статьи. Ну и день сегодня, дерьмо просто, а не день! — Подожди, — Стехин вынул изо рта щетку. — Что значит — умер? — То и значит, Жека! Ты знаешь еще какое-то значение слова «умер»?! — Так его вылечили и выпустили из больницы! Как умер? Когда?! — Часа три назад. От травмы легкого, подробностей особых пока нет у меня. — Какой травмы легкого? — Такой! — злился Грачев. — Сломанные в ДТП ребра легкое проткнули! — В ДТП? — Блять, Жека! — заорал Толик. — Если бы он умер от того, что ему кирпич на башку свалился, я бы тебе не звонил! Нам бы похую было! Ты понимаешь, что это значит? Сейчас снова шум поднимется, сейчас опять полоскать все это начнут! Только успокоились, позабыли, экспертиза как раз пришла… С матерью Осиповой все улажено, Кольцов излечился и вернулся домой… Все было идеально! Какого хуя?! — не удержался от риторического вопроса Толик. — Как его сестра? — Евгений как будто думал совсем не о том. — Сестра?! Откуда я знаю! Сестра… — раздраженно процедил Грачев. — Там такая сестра, как я понял, что с нас она просто так не слезет! И бабками ее не заткнуть. Теперь мне снова всех на уши ставить, чтобы что-то придумать. Ладно, — Толик вздохнул и попытался успокоиться. — Безвыходных ситуаций нет, решим. — Давай, — поспешил закончить разговор Стехин. — Узнаешь подробности, скажи. Он хотел позвонить, но набрал сообщение. «Приношу свои соболезнования, давайте встретимся, я понимаю, что вам не до этого, но надеюсь, что вы не откажете». За всю ночь он не сомкнул глаз, просидев почти до утра на кухне, опустошая бутылку дорогого коньяка. История, которая сначала казалась ему просто гадкой, стала гадкой невыносимо. Еще один человек погиб, погиб по вине его «дочери», которую он и его лучший друг всеми силами пытались выставить жертвой обстоятельств. Ради которой заплатили немыслимые деньги, воспользовались всеми преимуществами своего положения. Нет, Евгений Стехин не был кристально чист. Не был кристально честен. С такими качествами он никогда бы не оказался на своем месте. В лучшем случае, и дальше работал бы в неплохой юридической компании, решая сложные проблемы клиентов. Он знал, что иногда необходимо быть хитрым и изворотливым. Переворачивать все так, чтобы оно становилось твоим преимуществом, а не слабостью. Если судить по трем толстым томам уголовного дела, Лера Стехина была ни в чем не виновата. Все обернулось так, как обещал Толик. Но радости от этого Евгений не испытывал. Наверное, если бы Лера была здесь, он бы собственноручно ее придушил, но, не вытерпев ее скандалов, все же отселил ее в съемную квартиру, приставив охрану и по-прежнему лишая связи с внешним миром, не вернув телефон, планшет и ноутбук. Насколько он знал, она заказывала себе доставки из ресторанов и целыми днями смотрела телевизор, развалившись в просторной гостиной на мягком диване. Он хотя бы ее не видел. И радовался этому, ожидая, что скоро это вот-вот закончится, скоро она уедет отсюда, и ему удастся все забыть. Света сонно потянулась, когда он зажег свет в спальне. — Что такое? — встревоженно произнесла она. — Ты еще не ложился? — Толик звонил. Роман Кольцов умер сегодня. Жена была единственным человеком, с которым он мог поделиться всем. Порой ему было стыдно за свою резкость, за то, что он часто отталкивал ее, — много работы, много проблем, много суеты. И часто его раздражали ее предложения сходить вместе поужинать, посмотреть старый фильм или сбежать на пару дней из города. Тем не менее, она была самым близким человеком, от которого ничего не хотелось скрывать. Света потерла глаза и уселась на широкой кровати. — Как это произошло? Пока Евгений рассказывал, она неотрывно смотрела на него, а потом потянулась руками. — Иди ко мне. Послушай, — она положила голову ему на плечо, когда он сел рядом. — Нет ничего, с чем бы ты не справился. И то, что вы провернули с Толей… Я понимаю, почему. Не осуждаю. Мне всегда было жаль Леру, я ей сочувствовала. Сначала она осталась без отца, потом без матери. Она никому не нужна. — У нее есть все! Есть то, о чем девяносто процентов девок в ее возрасте и мечтать не смеют! — У нее нет самого главного. Нет семьи. Нет людей, которые ее любят… — Что мне делать, Свет?.. — Стехин уткнулся лицом в длинные волосы жены, ощущая тонкий приятный аромат. — Сделай то, что считаешь нужным. Сделай так, как ты хочешь. Не как хочет Толя, не так, как хотят все вокруг. Они познакомились случайно. После развода с первой женой Евгений Борисович окунулся в работу с тройной силой. Он и раньше не бездельничал, но тогда все тормоза отказали окончательно. Головокружительный взлет, по три часа сна в сутки, множество людей вокруг, первые выборы. Деньги. Известность. Было всё, не было лишь женщин, хотя они вились вокруг, не скрывая интереса. Молодой, перспективный, амбициозный, обеспеченный. Холостой! Все его соратники давно и прочно были женаты, и с удовольствием могли предложить очередной очаровашке роль любовницы. С Евгением же каждая метила выше: зачем быть любовницей и содержанкой, когда можно стать законной супругой. Но Стехин быстро понял, что после предательства жены в нем что-то сломалось. И не только психологически. Однажды он отдыхал с коллегами в загородном доме, компанию им составляли молодые девушки, получившие оплату вперед. А у него не встал. Ему было еще пять лет до сорока, а у него не встал на очаровательную брюнетку с третьим размером груди, которая была ласкова, обворожительна и нежна. Она мягко утешила его: «Ничего страшного, милый, мне все равно с тобой приятно, ты прекрасный мужчина». Потом это повторилось еще несколько раз. Потом он окончательно поставил на себе крест в плане отношений с женщинами. Сначала он обращался к врачам, тайно и стыдливо. Прошел множество обследований, сдал множество анализов. «Ваша импотенция — не результат физического недуга, — спокойно сообщил очередной врач. — Все показатели в норме, идеальные анализы». Отказаться от связей с женщинами показалось ему более предпочтительным, чем каждый раз испытывать унижение. Так было до того, как он встретил Свету. Выйдя как-то раз из огромного офисного центра, он обнаружил, что его автомобиль заблокирован на парковке синим мини-купером, на лобовом стекле белел листок с номером телефона. Минут через пять по лестнице сбежала девушка с причудливо уложенными волосами и странными узорами на лице. — Простите, — запыхавшись протараторила она. — У меня съемка, я в рекламе снимаюсь. Украшения. Вот! — она непринужденно повертела перед ним изящными пальцами в золотых колечках со сверкающими камнями. — Места совсем не было встать. Извините! — она быстро запрыгнула за руль, спеша освободить проезд. — Я на ваше место встану тогда, когда вы уедете. В этом не было ничего удивительного, но Стехин почему-то задержал на ней взгляд. — Дорогие? Кольца. — Дорогие, — Света уже отъехала в сторону и вышла из машины. — Но красивые. — Красивые. Хочешь, куплю тебе? — Что? — не поняла та. — Куплю тебе любое кольцо из этих. — Это шутка? — девушка серьезно на него посмотрела с какой-то обидой. — Даже если не шутка, то нет. — Нет? — Нет. Отъезжайте, мне надо машину поставить, меня ждут, — торопилась девушка. — А почему нет? — Стехин словил какой-то азарт, очередная успешная сделка сегодня завершилась, что сулило ему немалые деньги. А забавная разрисованная гримом девушка подняла настроение. — Такое кольцо, одно, сто пятьдесят тысяч стоит. — И что? — усмехнулся Стехин. — И я не принимаю подарков от незнакомцев. — Тогда познакомимся? — Евгения Борисовича явно перло от собственного успеха. — Я Света. Но мне от вас ничего не нужно. — Не нужно? — Вы вот улыбаетесь, а выглядите все равно несчастным, — неожиданно произнесла та. — Если хотите сделать кому-то подарок, сделайте его близкому человеку, а не кому попало. Освободите место, пожалуйста, меня ждут! Он выехал с парковки, записав в телефон номер мини-купера. Ни Глеб, ни Вадим не знали, что сказать. В таких ситуациях вообще неизвестно, что надо говорить. Даже если такое уже и было. Даже если было не раз. Ты никогда не знаешь, что сказать. Все твои слова бессмысленны. Можно предложить какую-то помощь с извечной формулировкой «если я могу что-то для тебя сделать». Можно молча посидеть рядом. Много чего можно, но ты никогда не знаешь, что. Рината села за руль и завела машину. Двигатель зарычал. Фары осветили облезлые голые ветки деревьев. — Пиздец… — тихо проговорил Глеб, доставая из пачки сигарету. — Пиздец, — согласился Вадим, но быстро достиг машины. — Ри, подожди, куда ты поедешь? Возьми меня с собой. — И меня, — тут же нашелся Глеб. Сигарету пришлось сунуть обратно в пачку. Они оба устроились на просторных кожаных креслах, по-прежнему не зная, что делать. Рината не была в истерике. Не лила слез. Вадим задержал взгляд на ее пальцах, обхвативших руль, и пальцы ее не дрожали. — Куда поедем? — он легко коснулся ее руки, а потом колена. Глеб высунулся сзади, голова его оказалась между передними креслами. — Я не знаю, — она смотрела прямо перед собой. — Слушай, Ри, — Глеб сильнее подался вперед и ухватил ее за плечо. — Сказать тут нечего. Я… Мы… В общем никто этого не ожидал. И никто не готов. Мне очень жаль. Нам жаль. Давай Вадик за руль сядет. Вадим с благодарностью посмотрел на брата, который попытался хоть что-то сказать, хоть и звучало это не особо утешительно. — Ты знаешь, что я всегда тебе помогу, — продолжал Глеб. — Все, что угодно. У нас было много разных недопониманий, разногласий, особенно в последнее время, но я… — он осекся, скользнув взглядом по брату, видимо, поняв, что при нем не может сказать то, что хотел бы сказать. — В общем… — Уля, — прервала его Рината. Снова повисло тяжелое молчание. — Она не знает?.. — уточнил Вадим, хотя и звучало глупо. — У Ромы были только я и Уля. — Мы поедем к Уле? — Я не смогу ей сказать. — Может, пусть ей из больницы позвонят?.. — неуверенно предложил Глеб. — Или… Или завтра?.. Мотор так и гудел. Облезлые ветки так и отбрасывали тени. Рината прикрыла глаза. — Никакого завтра, вероятно, не будет. Я могу только сейчас. Сейчас я… ничего не чувствую, я не могу даже заплакать, и, наверное… Наверное, ты смотришь на меня, и я выгляжу так, словно ничего не случилось. Оно случится позже. Мне нужно успеть все сделать сейчас. А переложить на кого-то другого… О смерти родителей мне сообщила незнакомая женщина из милиции. Я помню это, как будто это было вчера, — прервала молчание Ри, Глеб хотел возразить, ему показалось, что она словно оправдывается за свое состояние: отсутствие слез, истерики, отсутствие нормальных человеческих проявлений горя, но она не дала. — Это будет гадко и неправильно, что кто-то чужой скажет ей по телефону, к тому же она там совсем одна… — Надо ей сказать, — согласился Вадим. — Просто она… Она не такая, как ты… и… — Не такая сильная, как я? Это не сила, — в глазах по-прежнему не было слез, но было что-то другое, и это другое он уже видел раньше. Что-то страшнее слез. — Не знаю, как назвать. Она ведь Рому очень любит, — попытался выкрутиться Вадим. — Любит Рому больше, чем я? — не оставила ему шанса Рината. Вадим откинулся на мягкий кожаный подголовник и убрал руку с колена Ри. — Мы ехали в скорой, он пришел в себя, ненадолго. И сказал… — отчего-то стало невероятно сложно это произнести, он замолчал, но никто не вставил ни слова, и Вадиму пришлось продолжить. — Сказал, чтобы я передал тебе, что он тебя любит и всегда любил. Я ему пообещал. Он думал о тебе. И ко мне пришел, потому что думал о тебе. Он тоже тебя очень сильно любит. — Любил, — поправила Рината. Снова воцарилось молчание. Глеб поймал взгляд брата и кивнул в сторону водительского места, они оба понимали, что за рулем Кольцова не поедет, даже если сильно захочет. Глеб не спеша вышел, открыл ее дверь. — Иди сюда, давай посидим сзади, а Вадик нас отвезет. Поедем вместе. К Уле. Если надо, то мы подождем в машине. Или на улице. Или с тобой пойдем, — фразы были отрывистыми и короткими, но Глеб действительно предлагал все это от чистого сердца. Когда она вышла, он обнял ее и погладил по спине. На объятия она не ответила. Уля уже спала. Вымотанная предыдущими бессонными ночами, она решила попытаться уснуть пораньше, и ей это удалось, правда, ненадолго. Трель домофона быстро вернула ее из мира снов в реальный мир — пусть и светлую, просторную, но съемную квартиру, совершенно еще необжитую. «Может, это Рома?.. Рината могла сказать ему адрес», — внутри так и теплилась надежда, что он не оставит ее, что решится сказать правду, все объяснить, поговорить, и, может быть, тогда она тоже сможет ему рассказать… Если поймет, что нужна ему, что он все еще любит. В темноте она запнулась о картонную коробку с аккуратно уложенными в нее мелочами, — разобрать пока не нашлось времени. Домофон продолжал трезвонить, Уля даже не спросила «кто?», быстро нажав на кнопку с ключиком. «А вдруг просто кто-то ошибся?.. Или соседи?..». Но через несколько мгновений позвонили в дверь. Ромы за дверью не было. Увидев лицо Ринаты, она отшатнулась и прижала руки к груди: Рината никогда не заявилась бы к ней среди ночи, чтобы просто поболтать о вечном или выпить бутылочку вина. Они не были подругами. И Уля не пила вино. Вадиму пришлось вызывать скорую второй раз за последние несколько часов. — Надо позвонить ее брату, там как раз день, — Рината присела на край дивана, на котором лежала Уля. Фельдшер вколол ей мощное успокоительное, предложил даже госпитализацию, но Ри сунула ему деньги и поблагодарила. «Мы обойдемся без психушки, по крайней мере, постараемся». — У нее есть еще кто-то? Подруги? — Глеб поправил съехавший плед. — Одну ее оставлять как-то… Но Рината уже набрала номер Саши, и тот моментально ответил. Закрытые глаза и плотно сжатые губы — так она выслушивала тираду сочувствия и бесконечных вопросов, ни на один из которых он не получил ответа. — Просто приезжай, я отправлю адрес. Потребовалось немало времени, чтобы уговорить Вадима и Глеба уехать, они отчаянно не соглашались, и лишь в обмен на обещание встретиться завтра с самого утра, удалось выпроводить их за порог. — С тобой точно… — Вадим замешкался в дверях, — все будет нормально? Я имею в виду… Я приеду за тобой в восемь утра, ладно? Пообещай, что с тобой все будет нормально. Ему вдруг показалась, что какая-то ледяная усмешка, та самая, которую он так давно не видел, отразилась в синих больших глазах. — Что ты имеешь в виду под нормально? Не сдохну ли я? Или что-то более сложное? — Ри… — злиться он на нее не смог бы, даже если бы захотел. Сам он находился в таком раздрае, что даже боялся представить, каково это. Переживать то, что с ней произошло. — And I swear that I don't have a gun, увидимся завтра. Такая ирония Вадиму не понравилась, но Глеб уже вытащил его в подъезд. Дверь закрылась. — Человек хочет побыть один, че ты как дебил, пошли! — беззлобно произнес Глеб. — Пошли давай. Рината сползла по стене и села прямо на пол в прихожей. В гостиной горел лишь тусклый светильник на небольшом столике. За окном было черно. — Он приедет?.. Рината думала, что Уля находится в полном забытьи, поэтому вздрогнула, словно не ожидала, что здесь есть еще кто-то. — Саша… он приедет? — Не знаю, — Ри пришлось подняться и вернуться к дивану. — Наверное, приедет. Уля закрыла глаза, показалось, что она уснула, но стоило Ри встать, как еле слышно произнесла: — Ты его видела? — Мне надо уехать. Ты сможешь побыть одна? Пару часов. Пожалуйста. — Смогу, — Уля слабой рукой поправила подушку. — Я спать очень хочу… От лекарств. У меня внутри будто ничего нет, совсем. Только тяжесть, шум… Когда это пройдет? — Когда перестанет действовать успокоительное. Она хотела добавить, что дальше будет только хуже, но не стала. В прихожей на полке стояла красивая белоснежная сумочка. Рината ловко сунула в нее руку, покопалась и извлекла на свет связку ключей. Своих ключей от квартиры брата у нее не было. «Тебя заберут, и у меня никого не останется. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как ты мне впервые это сказал». Черный Порш рванул из двора, окатывая газоны грязью.