The Rings

— Уля, хватит относиться ко мне, как к инвалиду. Я в состоянии сам себя обслуживать, и вообще… — Я не отношусь к тебе, как к инвалиду. Но раз тебя не выписывают, значит, ты не до конца здоров. И после такого… Быстро не получится. — Со мной все хорошо, сколько раз повторять? Док сказал, еще несколько дней, и я смогу вернуться домой. Чтобы лечиться дальше, не обязательно в этой тюрьме сидеть! — Рома завалился на кровать и прижал руку к груди, в которой снова неприятно заныло от резких движений. — Куда домой? — Уля покосилась на него как-то странно. — К нам домой. Она долго молчала, отвернувшись. Перебирала на столике приборы и аккуратно составляла посуду, оставшуюся с обеда. «Переезжать» в частную клинику муж наотрез отказался, сказав, что «и здесь сойдет», но в сороковой больнице нашлась неплохая платная палата без соседей и с собственным санузлом, так что было хоть и не «по-королевски», но весьма сносно. Несмотря на то, что медкарта пестрила кучей непонятных медицинских терминов, звучавших устрашающе для непосвященного человека, чувствовал он себя нормально: иногда кружилась голова, болело в области ребер, в которых обнаружилось две трещины, периодически тошнило, если не соблюдать строгую диету, но в общем и целом он был вполне самостоятельным и не нуждался в сиделке, роль которой тут же взвалила на себя жена. — Не хочешь рассказать мне, что случилось? — Уля повернулась к нему после долгой тишины, придать голосу уверенности так и не вышло. — Ничего не случилось, — Рома все еще надеялся, что обойдется без этого. Как будто можно было все разом забыть, но ничего само по себе не обнулилось, и поэтому сейчас предстояло собраться и постараться ничего не испортить. — А с Ринатой? — Уля неожиданно тему перевела, но эта тема была ничуть не лучше. — А что с Ринатой? — он по-прежнему делал вид, как будто они говорят о погоде, и по промелькнувшей на лице жены тени понял, что, скорее всего, долго так не получится. — Ты сам знаешь, что. Почему ты так с ней? — Как — так? Звучало совершенно глупо, и чем больше он изображал из себя идиота, тем хуже выходило. Он знал, что у Ули какое-то феноменальное терпение, иначе она бы не смогла прожить с ним и недели, не говоря о большем. Но любое терпение имеет предел, и это он тоже знал на ура. — Она прилетела сюда сразу, как узнала. И все это время была здесь. Я бы без нее не справилась. И ты… неизвестно, что было бы с тобой, если бы не она! Ты хоть раз ей позвонил? — Уля совсем не хотела повышать голос, но так получилось само собой. — Нет, а зачем? — Рома, наконец, отложил в сторону телефон, понимая, что разговор будет долгим и не особо приятным. — Мы уже поговорили, больше она не приезжала. Тут у меня уже проходной двор, ходят все, кому не лень, ты сама видишь: даже депутата пускают, хотя он мне не родственник. И видеть его желания не имею. — Ром, — Уля присела на край кровати и взяла его за руку, — так нельзя. Она — твоя сестра. Она очень за тебя переживает. Может быть, сейчас пришло время забыть обо всех ссорах… — Ссорах? У нас не было никаких ссор. Мы общаемся совершенно нормально. Обычно, — усилием воли он выдержал ее взгляд, и глаз не отвел. — Разве это нормально? Ты просил меня не лезть, и, знаешь, сначала я и правда думала, что это только твое дело. — А теперь? Так не думаешь? — Не думаю! Ты не прав! Так поступать нельзя! Я же видела, как она выбежала отсюда в слезах, и это были не слезы счастья. И больше не приходила… — Наверное, занята, — перебил Рома и снова схватился за телефон, но телефон из его рук Уля тут же вырвала и отложила на тумбочку. — Прекрати изображать дурачка! Скажи мне правду! Почему ты не можешь просто рассказать, что случилось, что она такого сделала, что ты так к ней относишься? — Ничего. Мы не ссорились, и ничего она не сделала. — Тогда что?! Она все бросила ради тебя, прилетела первым же рейсом, возилась со мной, добилась того, чтобы тебя привели в чувства, ей было плохо, она переживала! — Могу извиниться перед ней, что заставил переживать. А тебе-то что? Мы договорились: ты никогда не спрашиваешь у меня о сестре. Это было единственным, о чем я попросил тебя, Уля. — Мне-то что? Мне то, что я всем обязана Ринате! Если ты забыл, то это она нашла меня, забрала в Москву, вернула мне брата, благодаря ей я встретила тебя! Благодаря ей я учусь и занимаюсь любимым делом! Что было бы со мной сейчас, если бы не Рината? И что бы с тобой было? Я бы прозябала в общаге, отшивая алкоголикам наволочки, оплакивала брата, которого бы считала мертвым неизвестно сколько времени! Вся моя жизнь сложилась бы иначе. У меня бы никогда не было тебя, не было ателье, магазинов, возможности получать хорошее образование, побывать в разных городах и странах, познакомиться с прекрасными людьми. Я бы просто медленно загибалась среди картонных пятиэтажек, никому не нужная, нищая и несчастная! Без единого шанса увидеть другую жизнь! Это и благодаря тебе тоже, я никак не умаляю твою роль в моей жизни, но началось всё с твоей сестры. Она была добра ко мне, она купила мне билет на самолет. Она убедила меня расти, учиться, развиваться, идти к своей мечте! Она поставила на ноги моего брата, продолжая оплачивать его реабилитацию первый год в Америке. Она отвела меня буквально за руку в колледж и заплатила за мое обучение! — То есть ты ее любишь, потому что она везде за все заплатила? — на лице сиял издевательский полуоскал. — Нет! Я ее люблю за то, что у нее доброе сердце! — Это спорно, — перебил Рома. — Ты за ее доброту заплатила ей сполна, вернула все долги. — Ты же знаешь, что никаких денег она назад не взяла! Когда я уже могла вернуть, не взяла! — Ты заплатила иначе. Например, помогла вернуть к жизни загибающийся бизнес со свадебными платьями, благодаря своим идеям и моделям, теперь сестренка с Кейт могут не переживать за свои пассивные доходы, как владельцы этого всего. — Я говорю не про деньги! — перебила Уля. — Она — твой единственный родной человек! — Ты — мой единственный родной человек, — Рома погладил ее по руке. — Меня скоро выпишут, мы вернемся в наш дом, все будет хорошо, я тебе обещаю. Все будет, как раньше. — Я не уверена, что хочу с тобой жить дальше, — казалось, она сама испугалась этих слов и тут же быстро добавила: — Не потому, что не люблю. Очень люблю, но… Я не хотела этого говорить, пока ты в больнице. Но разговор сам зашел. Роман этого не ожидал. Ожидал чего угодно: выяснения отношений, долгих объяснений и увещеваний. Но не того, что она скажет, что хочет с ним расстаться. — Тогда объясни. Если ты меня любишь, то в чем дело? — смотрел он на нее пристально, вглядывался в осунувшееся личико, пытаясь понять, насколько серьезно она всё для себя решила. — Ты знаешь обо мне все. С кем я в одной комнате в детдоме жила, кто мне в девятом классе из мальчиков нравился, как Ленка Юдина мне из-за ревности волосы отстригла прямо на уроке, как я на выпускном плакала, и как в девятнадцать лет впервые поцеловалась. А я не знаю о тебе ничего. Я это поняла, когда ты ушел. Мы встречали Новый год, ездили кататься на лыжах, ты меня целовал, мы занимались любовью, а потом ты покидал вещи в сумку и сказал, что тебе надо о чем-то подумать. Вот так: без объяснений, без единой попытки поговорить. Я долго плакала, а потом оказалось, мне тоже было, о чем подумать… — Не говори глупостей! Ты тоже знаешь обо мне все! — такой предъявы Кольцов спокойно не вынес. — Я рассказывал тебе такие вещи, которые в принципе сложно хоть кому-то рассказать. Ты знаешь обо мне все! Это было правдой. «Почти» правдой, потому что знала Уля «почти» все. О том, как он пил и употреблял, как менял женщин, как передознулся, даже как случайно убил человека. Но до «всей правды» оставалось еще кое-что. — Нет, — Уля покачала головой, — я знаю теперь лишь то, что ты готов просто взять и уйти, забыть… Так же, как забыл Ринату. — Я никогда не забывал Ринату! — Мне пришлось самой отправлять ей подарок на день рождения, помнишь? Потому что ты просто отмахнулся… Кейт потом сказала, что я совершенно не угадала, и Рината расстроилась. Она поняла, что это не от тебя, понимаешь? Ты просто забыл, когда у твоей сестры день рождения… — Я не забыл! И я не отмахнулся, ты сама все сделала, какая разница, кто бы отправил ей подарок? — Кольцов уже и не понимал, о чем хочет говорить меньше: о сестре или уходе от жены. — Ты правда не видишь разницы? Когда ты ушел, я снова об этом вспомнила. И поняла, что все, что я себе представляла… оно как будто не настоящее, Ром… Я была так счастлива, искренне верила, что встретила человека, который любит меня так же сильно, как я его… — Это правда. — От тех, кого сильно любят, молча не уходят… — в глазах не было слез, он понял, что она долго думала об этом, и, наверное, сделала единственный возможный вывод. — Я ушел не от тебя! Я ушел, потому что мне нужно было побыть одному! — настала долгожданная пора оправданий. — Ты мне изменил? Даже если так, ты должен был сказать! В этом смысл отношений, — что любящие друг друга люди честны, они не врут, не скрывают, они могут сказать самую горькую правду, потому что не хотят лгать любимому. Это очень важно — быть честным. Без честности не может быть доверия. Ты мог мне рассказать! И я бы, наверное, простила… Не потому, что я бесхребетная тряпка… — Я никогда не считал тебя тряпкой, — слышать все это было мучительно, Кольцов снова почувствовал, что ненавидит себя. С новой силой. — Почему ты не рассказал? Почему ты не был со мной честным? — Уля гнула свое, и это бесило. — Не рассказал что?! Ты серьезно думаешь, что все так просто? Что мужик может уйти только из-за того, что где-то там изменил?! — прозвучало грубо, он тут же сбавил обороты и продолжил мягко и вкрадчиво. — Послушай, Уля. Я люблю тебя. И дело не в том, что я кого-то трахнул, поверь. Я тебе не изменял. У меня нет в этом необходимости, ты во всем меня устраиваешь. Это тоже было «почти» правдой. — А в чем?.. — Я просто устал в какой-то момент, не справился. Мне надо было выдохнуть, иначе я бы снова решил все свои проблемы так, как решал их предыдущие десять лет, понимаешь? — оправданий Кольцов припас достаточно. — Какие проблемы?.. — Я бы начал бухать и употреблять, скорее всего, одновременно. Мне было необходимо остаться одному. Совсем одному. Никого не видеть и не слышать. Обо всем подумать, вспомнить, почему это не выход… — Какие проблемы? — снова перебила Уля. — Я бы сорвался. За эти три года я никогда не был так близко к тому, чтобы сорваться. Но этого не случилось, я обещал тебе, что больше никогда… — Какие проблемы?.. Он был единственным трезвым на этом празднике жизни. Как обычно. Максу исполнилось тридцать пять, он неприлично громко ржал и бесконечно заказывал алкоголь. Отгремели новогодние праздники, но веселье не заканчивалось. Рома научился веселиться трезвым, по крайней мере, научился убеждать себя, что ему весело. И в этом большом баре, который Макс выкупил целиком по поводу своего юбилея, действительно было неплохо. Она появилась неизвестно откуда. Упала рядом на диван и протянула тонкие пальцы, видимо ожидая ответного жеста. — Я Кира, угостишь меня? Что отмечаете, мальчики? Он кое-как расслышал, что она спрашивает, из-за оглушительной музыки, тряхнул головой, налил из открытой высокой бутылки в чистый стакан, продолжая смотреть. Она залпом выпила и рассмеялась. От нее пахло табаком и противными духами, словно она вылила на себя весь флакон, он ненавидел эти резкие цветочные запахи, но ничего ей не сказал. Вьющиеся светлые волосы, высокие скулы, синие хитрые глаза и тонкие пальцы без лака на ногтях, обхватившие бутылку, почти мальчишеская худоба, бретелька лифа, торчащая из-под черной майки с каким-то принтом. Острые ключицы и светлые брови. Пухлые губы и гвоздики в ушах. Она была очень красивой, но при этом выглядела очень дешево. Доступно. — О, в нашем полку прибыло! Я Максим, именинник, между прочим! — Макс плюхнулся рядом с ними. — Ну тогда поздравляю! — она довольно жеманно улыбнулась, отчего Романа передернуло. — Потанцуешь с именинником? — Легко! Рома смотрел на пьяные танцы с долей отвращения… и чего-то еще. Было самое время поехать домой, к жене, которая приболела после поездки на горнолыжный курорт и осталась лечиться, выпроводив его одного. «Максим расстроится, если ты не придешь, не переживай обо мне, обязательно передай мои поздравления!». Он с трудом заставил себя встать, быстро забрал в гардеробе куртку, но на пути внезапно возник Макс. — Ты уезжаешь, что ли? Братан, время детское! Ты чего? Скучно с нами, алкоголиками? — Не в этом дело, устал просто, работы дохуя последние месяцы. — Ну Ромыч, ну ты че, и так видимся раз в полгода! Спасибо за подарок еще раз, охуенный мини-бар, ты знаешь, что я люблю! Где только нашел? — На заказ сделали. Все для тебя. Позвоню. С днем рождения! — он крепко пожал ему руку и похлопал по плечу. Вышел на улицу и закурил, глядя, как сверкает ночной проспект. Кира стояла чуть дальше, затягиваясь тонкой сигаретой, на плечах у нее был плед, один из тех, которые дают в заведениях для перекура. Решение пришло само. Черный мерседес ждал на охраняемой парковке. Когда Рома подошел к ней, она только довольно хмыкнула и выбросила сигарету. — В тачку садись! — У меня там шубка в гардеробе осталась! — было понятно, что она просто набивает себе цену. — В тачку садись! Сколько стоит шубка? Сотки хватит? — Сотки чего? — с интересом смотрела девушка. — Тысяч рублей, чего еще? Или ты в долларах берешь? — сейчас он был таким злым, что можно было испугаться, но она не испугалась. — Ну вообще больше, конечно… — приврала Кира, которая купила свою искусственную шубу за восемь тысяч рублей, и, не веря своей удаче, добавила: — но лааааадно. Она хотела начать отрабатывать гонорар прямо по пути, потянувшись к его ширинке, и он не больно, но ощутимо ударил ее по руке. — Сиди молча. Ничего не делай, иначе выйдешь отсюда. Кира пожала плечами и удобно растянулась в кожаном кресле, откинув спинку. Он всю дорогу косился на тонкий профиль, борясь одновременно со всеми эмоциями, которые испытывал разом. — Не страшно тебе? — почему-то захотелось спросить, хотя он и велел ей молчать. — Не-а, а чего бояться? — выглядела она слишком уж непринужденно. — Ты меня даже не знаешь. Может, я маньяк, извращенец, садист. — Как и все вокруг, — она мило улыбнулась. — Но сразу предупреждаю, за извращения доплата. И деньги вперед, иначе не пойду никуда. — Ого, нихуя, какой отель! А ты богатенький, да? У меня чутье на обеспеченных мужиков! И шампанское какое в номере… Я такое только в кино видела. Моёт энд Чандом. Рома скривился, едва сдерживая отвращение, но поправлять не стал. — Я тебя свяжу. Будешь орать, убью. — Любой каприз за ваши деньги! — она уже стянула майку и бросила ее на кровать. — Чего мне орать, уж с одним я справлюсь, не самое сложное, что было. У меня и по три, и по четыре… — Рот закрой. Когда под утро он вернулся домой и увидел на пороге сонную Улю, понял, что больше так жить не сможет. — Ты не веришь мне, не доверяешь… не видишь во мне друга, человека, который готов принять тебя тем, кто ты есть. Да, мы вместе не двадцать лет, не десять… Даже еще не пять… Зачем ты женился на мне? — голос Ули дрогнул, как будто она боялась услышать ответ. — Потому что полюбил, — с ответами у Романа все было в порядке. — Потому что я не испугалась и не сбежала? — Потому что полюбил тебя. Ты — мой друг, моя жена, моя любимая женщина. Единственная. Я хочу с тобой жить, быть рядом, все для тебя делать, как делал раньше. Ты — мой самый родной человек. Мы нормально жили, нормально, понимаешь? — Я всегда говорила тебе, что хочу большую семью, детей… Мне уже двадцать шесть лет. А ты считал, что не время, а когда будет время? Когда мне будет тридцать? Тридцать пять? Сорок?.. — Мы начали новый бизнес, это требует времени, сил, вложений… А детям надо дать достойную жизнь, чтобы они ни в чем не нуждались. Пожалуй, Уля сегодня побила рекорд по количеству неприятных ему, страшных, болезненных тем. Он уже едва держал себя в руках, готовый на все, лишь бы это прекратилось. Уля рассмеялась так горько, что по щекам тут же поползли слезы. — Ты даришь мне на Новый год машину за десять миллионов… У нас множество магазинов в Америке и России… И ты хочешь мне сказать, что дело в том, что у нас нет денег, чтобы позволить себе завести детей? Какой же ты… — она встала с места, подошла к окну и обхватила голову руками. — Ты просто не хочешь. И не имеешь сил мне в этом признаться. Так же, как в том, почему бросил Ринату, почему бросил меня… — Никто никого не бросал. Рината просто моя сестра. У нее своя жизнь. Нормальная. И у меня нормальная жизнь. С тобой. У Ринаты Кейт, работа, музыка, путешествия, черномазый жених… — Он не черномазый, он белый вообще-то. Просто смуглый, — Уля поспешила исправить несправедливость. — Ну и ладно. Пусть Рината живет свою жизнь. У нее все будет хорошо. Может, замуж наконец-то выйдет, пора бы уже. На свадьбу съездим, потом можно в Канкун, давно обещал тебе показать. — Какой у нее жених, если она с Вадимом встречается? — Уля в очередной раз поразилась, как легко на словах Кольцов «строит» эту «нормальную жизнь», притом, что все вокруг трещит по швам. — С кем?.. — С Вадимом! Он с ней был, когда она ко мне в общагу пришла. И в доме на Новый год. В две тысячи двенадцатом. — Что?.. — Кольцов не верил своим ушам, его как будто облили холодной водой, выглядел он даже жалко. — Она мне этого не говорила, но это и так понятно, — Уля лишь вздохнула. — Ты что-то путаешь. Вадим для нее старый, и вообще она его три года не видела! Как она может с ним встречаться? Откуда он вообще взялся? — Вот так. Он первым приехал ко мне в больницу, когда Ри еще летела. Не знаю, откуда он узнал. Сказал, что увидел по телевизору. И с тех пор они вместе. Я не знаю подробностей, спроси у нее сам, раз тебе так интересно. — А этот, как его, Диего? Хосе? Хуан? — Кольцов искренне недоумевал. — Лукас. Его зовут Лукас, — вздохнула Уля. — Лукас, да, заебись. Что с ним? — Я не знаю, Ром, что с ним. Его здесь нет. Но, вероятно, ни на какую свадьбу мы не поедем.

***

— Это что за… кошмар? — искренне удивился Вадим. — Это Кейт. — Я вижу, что это Кейт. На экране, кроме профессионального отретушированного фото, ничего не было. Через несколько мгновений изображение сменилось на рекламу ювелирного салона, а Рината и Вадим так и смотрели вверх. — Ладно, поехали, — Ри перевела взгляд с экрана на Вадима. — Или ты еще раз хочешь посмотреть? — Спасибо, достаточно, — он взял ее за руку и повел обратно к машине. — И что это значит? — Это значит, что Кейт никогда не оставит меня в покое, — но вместо огорчения на лице была улыбка. — Так действительно легче получить визу. — Как — так? — После того, как мы вернулись в Америку, Кейт поступало множество предложений о концертах в России. Был настоящий ажиотаж. Она же приезжала как турист и, как ты помнишь, активно вела соцсети, даже слишком активно. Кстати, фотки, где она облизывает Глеба, мы все же удалили, потому что недовольные фанаты стали спрашивать, где же Майк. Короче, все были удивлены ее туристическим маршрутом. Каждый хотел узнать, с чем связан такой выбор, что она здесь делала, чем ее привлекает Россия и прочее. Это экзотика, понимаешь. Другой континент, другая культура. Число русскоязычных подписчиков выросло в разы. Продажи альбомов в России — тоже. Да, Кейт — не мировая звезда, сам понимаешь, да и никакие концерты в России в ее планы не входили — Кейт это не нужно. Она находится на своем месте, там все слаженно и продуманно, популярность ее не гаснет, амбиций «покорить мир» нет. Приятно, что тебя слушают в разных точках земного шара, но не более того… — А сейчас что-то изменилось? — Вадим открыл Ринате дверь машины, и она заняла свое место. — Наверное, кто-то, наконец, понял, что дело в цене, — Ри усмехнулась. — Мы такие фотки вешаем в городах, где будут концерты. Без единой надписи или ссылки. Просто фото Кейт. Через неделю или две появляется дата. — Кейт приедет выступать в Россию? — все еще не верил Вадим. — Видимо да. — И ты… тебя это не волнует?.. — А чего мне волноваться? У Кейт команда лучших спецов, она всегда знает, что делает. Она — профессиональный артист. Почему нет? Пойдем на концерт? — Ри снова усмехнулась и принялась разглядывать испачканный кофе свитер. — Но я удивилась, это да. — Все-таки это странно… Может, надо узнать… — Я помню всех, кто предлагал быть организатором, если подумать, то я легко найду нужные контакты, но я не хочу. Скоро и так все узнаем. — Не хочешь? — Совершенно не хочу. И, кстати, ехать к Роме я тоже не хочу. — А что тогда? — Найдем, чем заняться, и без Ромы. С этим было трудно спорить. Чем заняться, особенно теперь, было всегда. — И все-таки я не понимаю, — Вадим уже выехал обратно на дорогу и держал Ри за руку. — Кейт ведь не просто внезапно решила приехать именно сейчас, она хочет приехать к тебе? — Да. Она бы сразу поехала со мной, но получить визу долго и сложно. Тогда тоже было долго и сложно. Сейчас — еще хуже. У меня есть гражданство России и гринкарта, я могу хоть тысячу раз каждый день ездить туда-сюда. А она нет. Это же очевидно. — Ты сказала ей, что не собираешься назад? Ну, пока не собираешься. — Сказала. — И ей это не понравилось? Она решила, что ты хочешь ее бросить? — Бросить? Вадим, я не собираюсь бросать Кейт, Кейт — мой друг. Она сильно переживает, и ей есть, из-за чего… Но точно не потому, что думает, что я решила навсегда остаться здесь. Я не собираюсь здесь оставаться, — Ри смотрела в окно и думала о чем-то своем, взять и разом все объяснить Вадиму все равно бы не вышло. — Возможно, если бы Рома… если бы с Ромой все было плохо, то я бы разозлилась или расстроилась, мне бы совсем не хотелось никого видеть и слышать. Но с Ромой все в порядке, и я… Я думаю, что это будет даже весело. И Глеб ее давно не видел, — как будто невпопад добавила Рината. — А Глеб здесь при чем? Про Глеба они больше не говорили. С того самого раза в больнице, когда напротив сидел надоедливый Стехин. И Вадим думал, что это к лучшему, хотя и замечал, что Рината часто подводит к этому разговору, но черты не переступает: если бы он захотел поговорить о брате, она бы поговорила с ним, как делала это раньше, но он разумно решил воздерживаться от подобного, чтобы не рушить установившуюся в некотором смысле гармонию. С Ринатой было хорошо. Хорошо просто молчать или бесконечно что-то обсуждать, смеяться над какой-нибудь глупостью и трахаться несколько раз за ночь. И если отбросить все, что вокруг, отгородиться от этого, то могло показаться, что такая жизнь является идеальной. Последние две недели они ни разу не говорили ни о Роме, ни о Глебе. И Вадиму стало казаться, что где-то здесь и кроется секрет, пусть хрупкого, но все же счастья. Жизни, где ты не загибаешься ночами напролет от давящих мыслей, не ходишь чернее тучи, не борешься с собственным отчаянием и злостью, неизбежно сменяющейся болью. — Да так, просто, — Рината, видимо, решила, что продолжать не стоит, и тут же сменила тему, увидев, как изменилось лицо Вадима. Ненадолго, на секунду, но все же. — Вот эта фотография на экране… Ей года два. Она сделана одним из лучших американских фотографов, который снимал самые значимые фэшн-события в мире. Нью-Йоркские, миланские, парижские недели моды, показы ведущих брендов. Работал с Vogue, Harper’s Bazaar, Elle, Cosmopolitan. Кейт мечтала его заполучить, говорила, что он видит так, как никто не видит. Как по мне, это просто красивая фотография, наверное, я ничего не понимаю в высокой моде. У него был такой плотный график, что казалось невозможным с ним поработать, но Кейт всегда добивается своего. И вот, через шесть лет, она заключила с ним контракт. Он снимал ее на разных мероприятиях, делал большую репортажную съемку о поездке в Бразилию, несколько студийных работ… Вадим слушал, как всегда, с интересом, но не очень понимал, к чему она ведет, и некоторое замешательство все же отразилось на его лице. — Ты же не хочешь говорить о Глебе, поэтому я решила просто что-нибудь рассказать, — Ри пожала плечами, ответив на его молчаливый вопрос. — Это просто история. Было бы громко сказать, что мы с ним подружились, но проводили вместе в определенный период много времени, и он казался мне очень простым и жизнерадостным. Например, мог вдруг замереть, уставиться в какую-то точку и восхищенно сказать: «Рината, посмотри, как красиво садится за горизонт солнце, как падает тень на тот дом, вокруг столько прекрасного». Часто рассказывал о работе: что он благодарен всевышнему за то, что нашел свое место в жизни, ведь это большое счастье. — Ну вообще да, это действительно большое счастье, — не мог не согласиться Вадим. — А люди, которые замечают красоту вокруг, даже в самом простом, наверное, и правда счастливые. В основном, на все вокруг смотрят как на нечто заебавшее. — Вот и я так смотрела. Закату я была благодарна лишь за то, что после него становится чуть прохладнее, и ты не умираешь от жары. А не за его красоту. А потом стала смотреть внимательнее и поняла, что действительно красиво… — А сейчас? Он так и работает с Кейт? — Нет. Он снимал для нее одно мероприятие, презентацию. После была вечеринка. Обычно он не оставался с гостями, но в тот раз остался, много шутил, выпил пару бокалов вина, танцевал с красивой блондинкой. Когда уезжал, то поцеловал Кейт руку, и сказал, что завтра отправит весь отснятый материал. Вернулся домой и там повесился. Вадим поднял бровь, но ничего не сказал. — Кейт была в бешенстве, когда с утра он ничего не прислал и не отвечал на звонки. Фотографии должны были отдать ретушеру и уже на следующий день напечатать в журнале. Кейт очень не любит, когда ее подводят. Она отправила помощника домой к фотографу, там уже была полиция. Фотографии Кейт передали, он скинул их на съемный диск, упаковал в конверт, подписал и оставил в прихожей. После долгого молчания Рината закурила, приоткрыв окно, хотя они почти доехали, и каким-то не своим голосом добавила: — Почему-то многие считают, что депрессия выглядит так, что человек лежит и целыми днями рыдает, не ест, не пьет и не может работать. Так было бы куда проще. Так близкие могли бы увидеть и помочь. Но очень часто депрессия выглядит так, что ты продолжаешь делать то, что делал всегда, смеешься, ходишь куда-то, благодаришь жизнь за хорошую работу, пьешь вино и танцуешь с блондинками. Просто внутри тебя есть что-то такое, что убивает, медленно и незаметно для постороннего глаза. И если ничего с этим не делать, однажды мертвого может стать больше, чем живого. Меня это очень пугает. Вадим не успел ответить, потому что она уже вышла из машины и захлопнула дверь.

***

На Леде было обтягивающее черное платье и высокие перчатки с серебристой вышивкой. Она села за столик, откидывая с лица прядь каштановых волос, когда вдоволь наобнималась с Ринатой. — Сколько лет, сколько зим, мы все с тобой по интернету… Соскучилась, — говорила она совершенно искренне, и Ри улыбнулась. — Жаль, повод не очень для твоего визита к нам, но я все равно безумно рада тебя видеть, — она стянула одну перчатку и прикоснулась к руке Ринаты. — У меня мало времени, прости, все расписано буквально по минутам, но я не могла с тобой не увидеться. Что будешь? Шампанское? — Можно, буду, что и ты, — Ри только пожала плечами. — Постараюсь быстро рассказать. Витя мой, он хорошо Стехина знает, они вместе работают, как ты понимаешь. Когда случилась авария, он долго по телефону с кем-то обсуждал, потом к нам домой приходили его друзья и коллеги. А еще говорят, что мы, бабы, сплетницы, слышала бы ты, как сплетничают мужики! Я сильно не вслушивалась, просто удивилась ажиотажу, но там, сама понимаешь, пока на пятьсот раз не перетрут, не успокоятся. И все это для меня было не особо интересным, пока я не узнала… Я тебе уже говорила. Пока не узнала про Рому. После этого я спать не могла, все думала… — Я уже знакома со Стехиным. Знаю, что возбудили дело, брата признали потерпевшим, идет следствие. Но больше ничего, и это как бы не мое дело, потому что я там никто, — Рината вспомнила о словах брата, который буквально назвал ее черствой, бесчувственной и не жаждущей справедливости. — Ри, я должна тебе рассказать. Сразу скажу, у меня нет никаких доказательств, это просто то, что я услышала в чужих разговорах. Но поняла, что ты должна знать. Рома должен знать. Я очень рада, что он идет на поправку, это большое везение, удача… Но он серьезно пострадал, погибла девушка, а дочь Евгения Стехина избежит наказания, никак за это не ответит, понимаешь? — Рассказывай по порядку, — Ринате ничего не оставалось, как принять удобную позу и слушать. Принесли кофе, шампанское и пару салатов. Есть не хотелось, но отказываться она не стала. — Стехин свою дочь не любит, — неожиданно выдала Леда. — Вот знаешь, мужики, в основном, к детям не привязаны, особенно те, кто серьезным делом занят. У них на первом месте карьера, а жена с детьми побоку. У Вити так же было, он в разводе, сын есть от первого брака, в жизни которого он особого участия не принимал, только деньги давал, зато как тому шестнадцать исполнилось — души в нем не чает. Ну понятное дело, считай, взрослый человек, че б не любить. И на всех встречах с друзьями рассказывает, какой Лешка молодец, как МГИМО заканчивает, как практику в МИДе проходит. Я не ревную, не переживаю, нет! Лешка и правда парень хороший. Просто к тому говорю, что в этом круге примерно у всех так — дети уже совершеннолетние, взрослые, собственную карьеру начинают строить. Папаши нерадивые денег не жалеют, это тебе не пеленки менять, да кашу варить ночами. Короче, все своих детей любят, а Стехин — нет. Я как-то была на одном закрытом мероприятии с коллегами мужа, и Евгений там был. Парой слов перекинулись. Как раз Витя подошел, рассказал об очередных успехах сына, спросил у Стехина о дочери, того аж передернуло… — И что? У всех по-разному. Слушай, неважно, любит ли он дочь. Он о ней печется не из любви, а ради репутации… — Просто мне это показалось странным еще тогда! Не должно так быть! Я у Вити спросила потом, он отмахнулся, конечно, но говорят… В общем, говорят, дочь ему не родная. — В каком смысле? — Он вообще не пьет, но как-то позволил себе лишнего и сказанул, что дочь эту жена на стороне нагуляла. — Даже если так… Он от нее не отказался, принял и беспокоится о ее судьбе, как мы видим. Какое отношение это имеет к аварии? — Ринате история почему-то совсем не нравилась, о личной жизни Евгения Борисовича она бы предпочитала и дальше ничего не знать. — Беспокоится. Так беспокоится, что он и его адвокат, как его, Грачев, все дело сфабриковали. Все бумажки, которые там будут, ненастоящие! — выпалила Леда и театрально оглянулась по сторонам. — Это как? — стало интереснее, но не настолько, чтобы делать выводы и куда-то бежать. — Ты видела, кого из следователей поставили? Пацана, вчерашнего выпускника буквально. Это его первое дело, он ни бэ, ни мэ. Опыта ноль, желания разобраться… если и есть, то не выйдет, когда рядом Грачев. Муж рассказывал приятелю, что Грачев экспертизу уже купил, якобы тормоза отказали у машины, а сама девка трезвая была, ничего не смогла сделать. Трагическая случайность. А это значит, что нет вины. Нет вины — нет состава преступления. И то, что погибла девушка, что твой брат пережил такое… Никто за это не ответит. Суд будет просто постановкой, чтобы люди отъебались, и больше не лезли с вопросами. — И что мне с этой информацией делать? Леда, это просто слова. Которые ты где-то услышала из десятых уст… — Что-нибудь! — Леда тут же перебила. — Не дать виновнице выйти сухой из воды! Рассказать обо всем брату. Найти настоящие документы, не поддельное освидетельствование, а подлинное, узнать, кто оформлял результаты… Я не знаю, Ри, разве ты хочешь, чтобы все вот так закончилось? Выйти на этого следователя, попытаться что-то изменить… Вмешаться, добиться, бороться! — Леда выглядела даже воинственно, как будто сама собиралась этим заниматься. — За что бороться?.. Рома жив, это самое главное, — Ри меланхолично смотрела куда-то мимо подруги, вращая в тонких пальцах чайную ложечку. — Нет, ну я просто не верю! — Леда вспыхнула от возмущения. — Не верю, что ты не понимаешь, о чем я говорю! — Я понимаю. Спасибо, что рассказала, — дальнейший разговор казался Ринате бессмысленным, но Леда не унималась. — Грачев — хороший адвокат, но не единственный, кто знает свое дело! Можно еще в прессу обратиться, ты заметила, как все заткнулись? Где-то неделю эта новость не сходила с экранов и страниц, а сейчас все, тишина. Тоже не просто так. — Я не слежу, телевизор не смотрю, новости не читаю… — А зря! Раз все замолчали, то вы вполне можете снова поднять шум, чтобы было пристальное внимание к делу, чтобы не дали просто спустить на тормозах! Роме хорошего адвоката, у меня есть контакты, — Леда полистала что-то в телефоне. — Я перешлю тебе номер. Понимаешь, получается, что все вокруг знают об этом — Витя знает, другие коллеги Стехина знают. Не все, конечно, но достаточно людей. Как будто так и надо: раз он депутат, то закон ему не писан. И ладно бы речь шла о нем лично, а тут о дочери, которая ему вообще не дочь! — Это сплетни и слухи, — Рината выглядела уставшей и посмотрела на часы. — Что ты предлагаешь мне? Ладно, не мне, Роме. Чтобы он пришел и сказал следователю: «У вас там в деле все бумажки поддельные, я знаю, что Стехина была пьяной, а тормоза в машине исправными»? Во-первых, это само по себе преступление — подделка доказательств. Нельзя взять и обвинить кого-то в этом просто так. — Конечно, нельзя, — согласилась Леда. — Сначала нужно разобраться, провести собственное расследование. — Собственное расследование? Не помню, чтобы я когда-то мечтала стать героиней киношного детектива… — Ри, — Леда снова коснулась ее пальцев и крепко их сжала, — просто пусть Рома позвонит адвокату, пусть расскажет это. Только нигде не должно звучать мое имя! Сама понимаешь все… Есть видеозапись аварии, ее успели обнародовать, там явно видно, что водитель в неадеквате. А машина… Это новая машина! Если у нее просто так взяли и отказали тормоза, это причина для серьезного расследования у производителя. Это не какие-то жигули, в конце концов! Это премиальное люксовое авто! Не знаю, как Грачев этого не понимает… Или надеется, что концерн Мазерати сделает вид, что ничего не заметил? — Это очень здравая мысль, — Ринате пришлось согласиться. — Но… — Что но?! — не выдержала паузы Леда. — Я просто хотела, чтобы Рома поправился. Чтобы был жив и, по возможности, здоров. Стехин в этом мне помог. И я его помощь приняла. — И что? Он помог, потому что это его моральный долг! Его дочь покалечила твоего брата! Я уверена, что он «помог» и родственникам погибшей. Как ее звали? — Дарья. — Родственникам Дарьи. Напихал денег им по карманам и сидит довольный. Но так быть не должно! Леда говорила еще долго, а Рината еще долго слушала, вспоминая свой разговор с братом. В конце концов, он имел право этого хотеть — справедливости и наказания. «Если бы я сдох, у тебя бы тоже не было претензий?». Претензии бы были, отрицать это было невозможно. На секунду она подумала, что сделала бы при таком исходе. Ответ был очень страшным, и она искренне ужаснулась. Когда Леда охнула, увидев, сколько прошло времени, быстро расплатилась по счету и, расцеловав Ринату, выпорхнула из ресторана, Рината еще долго сидела, глядя в одну точку, совершенно не понимая, что с этим делать дальше.