The Rings

— Смерть — она везде: в каждом движении и каждом выдохе. Мне когда года четыре было, мы с моим другом Вовкой на участке в детском саду нашли птицу мертвую, за верандой. Деревянной такой, облезлой, из досок, в которых ржавые гвозди торчали: на ней по ночам молодежь пиво пила, а днем дети гуляли. Так, наверное, было везде в то время. Нашли и хотели похоронить. А воспитательница наша, Таисия Павловна, сказала, что это — падаль, трогать ее нельзя, иначе мы с Вовкой заболеем и тоже умрем, — майский жук неспешно катился по освещенному шоссе. Глеб сидел сзади, прислонившись головой к окну, и жадно пил воду. Вадим занял свое место впереди. — И че дальше было? Пиздец, как башка болит, — Глеб провел рукой по своему лбу, нащупав приклеенную повязку. — Я тебе дам порошок, водой его разведешь, когда спать будешь ложиться. Когда проснешься, будет намного лучше, — Рината выглядела уставшей, но за дорогой следила внимательно, — Дальше ничего не было. Воспитательница птицу каким-то пакетом подняла, или газетой, не помню, и выбросила в мусорный бак. А мне сказала: «Ну-ка не реви, нашла, из-за чего реветь! У тебя в жизни еще столько поводов реветь будет, нормальных, настоящих». — Да уж, весьма педагогично, — Вадим перевел на нее глаза, в очередной раз удивившись ровной осанке и высоко поднятой голове. Профиль ее казался высеченным из мрамора, и высеченным, как минимум, Бернини, который говорил: «Это высшее достижение моего резца». — В конечном итоге, она оказалась права, — Рината мельком взглянула на него и вернулась к дороге, — Но почему-то я до сих пор это помню. И птицу, и мусорный бак, и слова. Наверное, я тогда впервые поняла, что смерть — везде. Куда дальше ехать? — машина остановилась на перекрестке. Красный свет светофора отражался от лобового стекла. Занимался бледный летний рассвет. Когда они доехали до дома Вадима, стало совсем светло. Высадив попутчиков, Рината действительно вручила Глебу пару синих пакетиков, на которых не было ни слова на русском. Он поблагодарил и засунул их в карман. Вадим хотел что-то сказать, но машина сорвалась с места и скрылась за поворотом быстрее, чем он успел открыть рот. — Тебя, по-хорошему, надо было к тебе домой везти, я этого не сделал только потому, что неудобно было просить ее снова куда-то ехать. Ты нахуя мне вообще звонил? — Вадим повернулся к Глебу и почувствовал, что наконец-то готов высказать ему все накопившееся, — Че с тобой такого случилось, что ты принялся названивать мне и умолять тебя забрать? «Вадик, мне плохо», «Вадик, я умираю», «Вадик, забери меня», — он издевательски передразнил интонацию брата, — От чего тебе так плохо? От чего ты умирал? Снова нажрался, да еще и в каком-то притоне, к которому нормальный человек даже за километр не подойдет! — Ну вы же подошли, — Глеб понимал, что отвечать не обязательно, что нужно просто дать возможность брату сказать, — Мы уже приехали к тебе, я домой не поеду, — и в доказательство своих слов Глеб направился к подъезду, — Я посплю и уйду, не переживай. Вадиму ничего не оставалось, как последовать за ним. Но спать Глеб не торопился. Он неспешно разулся, помыл руки, разглядывая в зеркало свое лицо со свежим синяком. — Чаю хоть налей мне, видишь, я пострадал в неравном бою, — пальцы ощупывали повязку на лбу, — Неплохо, неплохо. А Андрей где? — Глеб, ты совсем охуел? Мне тебя достаточно, какой Андрей? Ты доставил столько проблем посторонним людям, причем причин для этого не было никаких! Мало того, что пришлось ехать за тобой в такое место, так там еще пришлось искать тебя, пришлось избавляться от твоей бабы, морду твою побитую лечить, возить тебя спящего полночи! — Каким посторонним людям? С каких пор мы посторонние люди? — Глеб смотрел с надменной усмешкой, — Раньше, помнится, ты радовался, когда мог меня спасти. Спаситель! — он протиснулся мимо него в дверях и направился в кухню, — К тому же подозреваю, что все это сделал не ты. Какой моей бабы, кстати? — Лучше не вспоминать, — Вадим вздохнул и тоже вошел в кухню, — Под посторонними людьми я имею в виду не себя. — А кого? Сестру Ромы Кольцова? — и под недоумевающий взгляд брата он налил воды в чайник и включил его, — Где у тебя кружки нормальные большие? Я из мелкой посуды не пью. Чего ты так смотришь? — Глеб извлек из кармана синие пакетики и принялся их изучать, — Ни черта непонятно, но, пожалуй, все же выпью, — он, наконец, нашел пару больших кружек и высыпал содержимое пакетика в одну из них. — Откуда ты знаешь? Ринату, — Вадим присел за стол, наблюдая за действиями брата. — Я разве сказал, что знаю? — Глеб явно наслаждался возникшим у брата интересом и старался как можно дольше растянуть этот момент, — Будешь чай? Я даже сам тебе налью. — Не хочу. Ты слишком бодро выглядишь для человека, который несколько часов назад на ногах стоять не мог и спал весь в слюнях в машине, — Вадим снова окинул его изучающим взглядом, — Зачем ты так бухаешь? — Вадик, да ты же сам пьяный, — Глеб хохотнул, — Ты мне что, лекцию о вреде алкоголя хочешь прочитать? Ты только при мне выжрал полбутылки там на озере, а сколько до этого еще было, я даже не знаю, — он снова усмехнулся, — Не суди чужие пороки, не поборов свои, — прозвучало издевательски. Глеб, наконец, справился с заварником и налил в кружку горячий чай. Во второй кружке появилась вода. — Может, я и пил, но не валялся по притонам, и рожу мне никто не бил. И это не я тебе звонил с дурацкими просьбами меня забрать! — на Вадима накатывало раздражение. Постфактум вся ситуация казалась глупой. Он снова вспомнил синие глаза Ринаты, ее волосы, коснувшиеся его лица, и несостоявшийся поцелуй. Глеб сидел напротив и внимательно наблюдал. — А ты чего бесишься? Я тебе помешал, да? — Глеб ухмылялся, — Вадик, тебе ничего не светит, найди себе кого-нибудь другого, — Глеб отпил чай и поморщился, — Сука, горячий! — В каком смысле? И ты на вопрос не ответил! — раздражение начинало выходить из берегов. — В прямом смысле. Заметь, я даже ничего не спрашиваю. Не спрашиваю, почему ты приехал с девушкой, не спрашиваю, какие у вас отношения. Потому что я знаю, что никаких, — теперь он размешивал порошок в воде, громко стуча ложкой о край чашки, — Помнишь мою бывшую? Ай, вряд ли, но неважно, мы все равно расстались уже. Вот она любила всякие светские тусовки, говнопрезентации, выставки, премьеры и прочую хуйню, где от скуки можно вздернуться, но зато потом вся эта публика, которая несколько часов корчила из себя приличных, ехала в какой-нибудь закрытый клуб, чтобы там ужраться, обнюхаться и лишиться последних отголосков разума, — вот эта часть мне всегда нравилась больше всего, — он улыбнулся собственным воспоминаниям, продолжая размешивать порошок, — Ну вот там частенько Кольцов был, он даже с подружкой моей бывшей вроде встречался какое-то время, ну как встречался… Ну ты понял. Но это давненько было, полгода точно уже прошло, да и расстались мы быстро, знал бы ты, как она меня заебала, хуже бабы сложно себе представить, — и Глеб пустился в воспоминания о женском распутстве и тирании, подытожив все тем, что было, конечно, весело, но ну его нахуй. — А Рината? Она тоже что ли там была? — Вадим пытался вернуть его к интересующей теме, но еще какое-то время пришлось слушать об отношениях Глеба с его пассией, что было весьма неприятно, — Боже, Глеб, какой же ты подкаблучник, — Вадим не удержался от комментария к очередной части рассказа. — Я не подкаблучник, ты просто ревнуешь, видел бы ты свою рожу, когда я рассказываю о том, как меня кто-то любил, — он самодовольно рассмеялся, — А Рината — нет, она там не была, но я ее видел пару раз, когда она за своим братцем приезжала, у нее внешность такая, запоминающаяся, даже я запомнил. А бухает он побольше моего, уж поверь, — Глеб, наконец, решился попробовать свое лекарство, тут же запив его чаем, — Но мы никогда не общались особо даже, так… Он в общем не в нашей был компании. В основном сплетни всякие. На таких мероприятиях чего только не узнаешь. — Какие сплетни? — Разные сплетни. И вообще собирать сплетни, Вадик, — это низко, — Глеб откровенно усмехался. — Но ты же насобирал. Вот и поделись. — А ты вообще каким образом оказался с ней в одной машине? Да еще и на спасательную операцию ее уговорил. Надеюсь, ты сказал ей, что любишь только меня? Чтобы она ни на что не рассчитывала, — Глеб снова завел свою издевательски-снисходительную шарманку, — Смотри мне, а то я сам скажу. — Не съезжай с темы. Что за сплетни? — Ну, Кольцов в Америке долго жил, работал там в Кэпитал, это тебе не хуй собачий. — В Кэпитал Студиос? — Вадим перебил, решив, что сразу будет уточнять подробности, дабы Глеб снова не пустился в рассуждения о своих бабах и проблемах. — Ага, это мне бывшая рассказывала. Она тоже из этих была, ну, всякие медиа, продюсирование, продакшн, — Вадим только хмыкнул, ничуть не удивившись, — Бля, какая же она была ебанутая… — Глеб, не отвлекайся, — Вадим провел рукой перед его лицом, возвращая на землю, — Потом пострадаешь по своей возлюбленной, — он издевательски хмыкнул, — Продолжай. — Как он туда попал, за какие заслуги — никто не знает. Сам он, как и его сестра, понятное дело, из какой-то запинды, ну точно не из Москвы или Питера, из жопы мира, в общем, — увидев, как Видим закатил глаза, Глеб тут же продолжил, — Еще дальше, чем мы, еще из большей жопы мира, я не запомнил точно. Но каким-то образом они оттуда выбрались и оказались в Америке, где их и настиг успех, — Глеб продолжал пить чай, задумчиво разглядывая Вадима, — Что за успех, я тоже не знаю толком, но денег много появилось, на эти деньги здесь студию сразу открыли, не помню названия. — Рингс, — Вадим встал и тоже налил себе чая. Было почти семь утра, но сон куда-то улетучился. — Да, наверное. Ну и эта студия здесь работала без них, но вполне успешно, — за счет качественного дорогого оборудования и кучи специалистов любого профиля, по сути, они пытались здесь воспроизвести то, что было у них там. Ясное дело, что по репутации и истории Кэпитал никогда не превзойти, но получилось нечто вполне сносное, по крайней мере, бывшая всегда хорошо отзывалась, и у нее было много знакомых, кто пользовался этими услугами. Там не только для музыкантов же, — что угодно: музыка для рекламы, для каких-то современных театральных постановок, сериалов, даже для компьютерных игр. Или для корпоративных нужд, например, Вадик, если у тебя когда-нибудь будет своя компания, которой нужен будет гимн, то добро пожаловать, — он посмеялся, — Звучит, как бред, конечно, но и такое было. И в целом, если есть бабки, то можно прийти туда, сказать: хочу вот песню записать, но ниче не умею, — и будет тебе песня. — А зачем кому-то песня, если ничего не умеешь? Ни петь, ни играть, ни писать? — Вадим знал ответ на этот вопрос, но хотелось послушать Глеба. — Потешить свое самолюбие, получить свою дозу популярности, ну, или решить какие-то бытовые проблемы. Знаешь, кто такая Леда Ленская? Ну, поэтесса, супер известная сейчас, — Вадим кивнул. Леду Ленскую он видел только вчера. На дне рождения, — Ну вот, она дочка каких-то богатеев, — хозяев газет, заводов и пароходов, а точнее, горно-металлургического комбината, — только папаша кому-то дорогу перешел, все его делишки покровители перестали покрывать, а дальше — уголовные дела, аресты, блокировка всех счетов, конфискация имущества. Но дочка вовремя сориентировалась и успела, — все бабки, сколько смогла вытащить, вложила в себя. Теперь ей бедность и забвение не грозят, стала звездой, тут же жених-депутат появился. Престарелый, правда, но любви все возрасты покорны, — Глеб усмехнулся, допивая чай и принимаясь за вторую чашку, — Выгодные инвестиции, короче. А так бы все отобрали, последний хуй без соли доедала бы. — Хочешь сказать, что Леда Ленская — это проект? — почему-то Вадим особо не удивился, вспоминая статную брюнетку в шикарном платье. — Конечно, проект. Очень качественный и дорогой. Мне бывшая показывала, что с ней до популярности было, ну, точнее, что она писала и читала. И как выглядела. Первоклассник стихи лучше напишет. Бездарная и наглая баба с огромным самомнением была, страшная, как вся моя жизнь, — а стала талантливая молодая поэтесса приятной наружности. И стихи-то, Вадик, хорошие, и музыку для сопровождения своих творческих вечеров она сама пишет якобы. И играет ей не абы кто, а известный пианист, лауреат всех возможных премий, так-то. И сборники лежат в книжных магазинах в разделе бестселлеров, и на концерты билета не достать. Вот так люди инвестируют в себя. — А что все-таки с Романом? — слушать про Леду было интересно, но не настолько, чтобы позабыть обо всем остальном. — Ничего. Вернулся в Россию года полтора назад или около того, занимается своей студией. Ну как занимается, когда мы пересекались, он бухал безбожно. Это даже для меня, Вадик, безбожно, так что можешь себе представить. Сейчас не знаю, говорю же, несколько месяцев прошло, может, продолжает бухать, я больше в такие компании не вхож. — А сестра? — Сестра его сумкой отпиздила после одной из таких пьянок. Бывшая так причитала, сказала, сумка охуенно дорогая, и такую здесь не купить, да и заказать практически невозможно, — привезут подделку за огромные бабки, — видя недовольный взгляд Вадима, Глеб быстро переключился, — Да обычная история, ты себя со мной так же вел практически, ну разве что дорогой сумки у тебя не было. Больше я про нее ничего не знаю. Просто запомнил хорошо внешне. Ну и еще раз или два она за ним приезжала, но там обошлось без драк, скучно было. — А вернулись они почему? — Вадим понял, что узнать что-то стоящее у Глеба наверняка не выйдет, потому что Глеб и сам ничего стоящего не знает. — Нуууууу… — Глеб помолчал, обе его кружки опустели, а на лице появилась заметная усталость, все-таки вечерние приключения давали о себе знать, — Разное говорят. — Что разное? — Говорят, он человека убил. И что дело как-то замяли влиятельные друзья, но от греха подальше пришлось свалить, — видя выражение лица брата, Глеб добавил, — Но это не единственная версия. Еще говорят, что он знатный торчок, и сестра его заставила уехать и лечиться, но я не знаю, зачем для этого уезжать. Ну и еще есть версия, что просто закончился контракт, они отработали его и уехали по обоюдному согласию и решению, — Глеб улыбнулся, — Ну это знаешь, самая комфортная версия, когда что-то закончилось: по обоюдному согласию и общему решению. Через полчаса Глеб сладко сопел, уткнувшись Вадиму в шею и закинув на него ногу. Вадим, конечно, пытался выселить его из своей кровати, но у него ничего не вышло. Собственная голова гудела — от выпитого, усталости и суток без сна, поэтому он просто сдался, поправив одеяло, и погрузившись в беспокойное забытье. Начинался новый день. __ Когда Вадим открыл глаза, был четвертый час дня. Глеб по-прежнему спал рядом, положив одну руку под щеку. Телефон молчал, — не было ни одного пропущенного вызова или сообщения. Какое-то время он просто лежал, пытаясь систематизировать в голове события вчерашнего дня и сегодняшней ночи, но никакой внятной картинки не получалось: частиц паззла было много, но все они друг другу не подходили. Из них не получалось собрать ни то, что нормального изображения, — не получалось собрать даже рамку. Еще немного полежав, он разбудил Глеба и под его недовольное причитание отправился в душ, а когда вышел, — Глеб стоял на кухне и задумчиво вглядывался в содержимое холодильника. — Приготовь пожрать что-нибудь! — выглядел он заметно лучше, чем вчера, если бы не синяк и повязка, то практически ничего не напоминало о бурных вечерних излияниях, — Я себя так хорошо чувствую, даже удивительно, — ничего не болит, выспался — сто лет так не спал. Вот только есть хочется ужасно. Вадим хотел возразить своим привычным «не в ресторане», но почему-то не стал, и, отодвинув Глеба от холодильника, достал яйца, хлеб, сыр и молоко. — Мне снова мой сон снился, — Глеб с аппетитом жевал нехитрый завтрак, запивая горячим сладким чаем, — Я уже и забыл о нем почти, наверное, года три точно не видел. — Про зеленый ключ? — Ага, передай, пожалуйста, сахар, — и Глеб не без удовольствия добавил в и без того сладкий чай еще пару ложек, — Вот теперь другое дело. — А ты чего радостный такой? — Вадим в отличие от Глеба испытывал все признаки похмелья, хоть и не тяжелого, но ощутимого. — А че мне грустить? Чувствую себя отлично, поел, — он отодвинул от себя пустую тарелку, — Проснулся с тобой в одной постели, — улыбка стала еще шире. — Ну да, потому что я не смог от тебя избавиться, ты вцепился, как клещ, — впрочем Вадим ничуть не злился, скорее, отвечал по инерции. — Отвечаю, порошок этот был волшебный. Ну, который Рината дала. Я когда его выпил, то почти сразу спать захотел, уснул моментально и ни разу не просыпался, а сейчас вон — свеж и здоров. — Ну про свеж и здоров ты точно преувеличиваешь, — Вадим еще раз прошелся взглядом по багровеющему синяку, впрочем, нельзя было не признать, что все выглядело не так страшно. — Сон только этот снова. Я уже думал, что все, больше не увижу его, даже вздохнул с облегчением. Налей еще чая, — он протянул Вадиму кружку. — Но сон же не страшный. И снится тебе сто лет, можно было и привыкнуть, — Вадим машинально взял кружку, снова позабыв о том, что Глеб не в ресторане. — Я и привык. Но мне кажется, что он так и будет сниться, пока я не сделаю то, что от меня требуется. — Пока не найдешь ключ? Глеб, это бред, и ты это знаешь. Никакого зеленого ключа не существует. Ну, то есть зеленые ключи наверняка есть, но тебе же нужен не любой, нужен какой-то особенный, а какой — ты не знаешь. И никто не знает. Это просто игры воображения, — Вадим налил чай и себе, но пить его не хотелось. Он встал и подошел к окну, подкуривая сигарету, — Хотя мне больше всего нравилась версия, что Зеленый ключ — это название санатория в Карелии, где тебя бы вылечили от алкоголизма, — Вадим усмехнулся и выдохнул дым в открытое окно. — Да не санаторий это! И вообще, кто бы говорил, тебе самому там лечиться надо, — впрочем Глеб пребывал в благостном расположении духа и ссориться совсем не собирался, поэтому звучало это по-доброму. — А что это? — Не знаю. Мы все версии с тобой перебрали давно уже. И ничего не помогло, — Глеб подвинул свой стул к окну и тоже закурил, — Но я верю, что все не случайно, может, еще не пришло время. — А оно придет? Как ты себе это представляешь? Ты будешь идти по улице, к тебе подойдет баба, похожая на ту, что ты видишь во сне, и скажет: «Вот тебе зеленый ключ, Глеб. Пока». Так что ли? И, кстати, я подробности уже забыл, что должно произойти потом? — Не знаю. Она ни разу не говорила, что произойдет потом. Ну, может, корабль не утонет. А может наоборот, наконец-то, пойдет ко дну, и все закончится. А то долговато как-то он тонет, лет тридцать пять уже. — Глеб, — Вадим хотел погладить его по плечу, но не решился, — Это просто детский глупый сон. А ты всегда был впечатлительным. Поэтому впечатлился. Слишком сильно. Наверняка ты продолжаешь видеть это во сне именно поэтому — потому что стал часто и много об этом думать. — В детстве — да, возможно. А сейчас? Я не думаю об этом вообще — ни часто, ни редко. И по твоему, между прочим, совету я все это перевел в разряд «глупых снов». Или по-твоему я думал об этом последние три года, поэтому сегодня снова увидел во сне? Ни фига подобного. — А что-то меняется? Из года в год. Я имею в виду, становится ли во сне что-то другим? — Вадим безусловно хотел прекратить этот разговор, считая его бесцельным и пустым. Он прекрасно помнил эту историю. Впервые Глеб рассказал ему о своем сне, когда ему было лет восемь. Уже тогда Вадим успокоил его, сказав, что сны с реальностью не имеют ничего общего, и не стоит так сильно на этом зацикливаться. Тогда ему казалось, что это помогло. Но через несколько лет Глеб снова поделился с ним тем, что неоднократно видел один и тот же сон. И сейчас, по прошествии стольких лет, сон продолжал возвращаться, — ненавязчиво, нечасто: могло пройти несколько месяцев или даже лет, прежде чем Глеб вновь открывал глаза, обнаружив себя на странном корабле. Палубу заливает водой, вода с грохотом бьется о корму, но Глебу не страшно. Точнее, конечно, было страшно, но он давно научился осознавать, что это лишь сон, не способный причинить вреда, а значит, остается только расслабиться и ждать, когда каждый произнесет свои слова. А потом все закончится. — Нет, ничего не меняется. А что может поменяться? Колдунья постареет? Они вроде вообще не стареют, — Глеб затушил окурок и вернулся к столу. — А ты? Ты постарел? — Не знаю, себя я не вижу. Просто знаю, что это я. — И она всегда говорит одно и то же? И выглядит одинаково? — Вадик, я сто раз тебе рассказывал. Она всегда одинаковая. Стоит у мачты в каком-то темно-зеленом плаще до пола, ее колбасит от шторма, обливает водой, но она не падает. И вообще с места не двигается. Я сначала пытался ей помочь, но я далеко, да и мне явно хуже, чем ей, потому что меня мотает по всей палубе, я почти захлебываюсь, но почему-то всегда знаю, что ничего со мной не случится. А потом она говорит: найди зеленый ключ. — Пытался помочь? Значит, ты можешь решать, что делать? — Ниче я не могу, пробовал. Хотеть могу, а сделать — нет. — И ты продолжаешь считать, что речь идет о настоящем ключе? В прямом смысле. То есть о ключе, который вставляют в замок? — Не знаю. Но точно не о санатории для алкашей, — Глеб допил чай и посмотрел на Вадима, — А у тебя какие планы? — По делам надо съездить. — А потом? — Потом никаких. — Ну и отлично, я тебя здесь тогда подожду, — и не давая Вадиму возразить, он направился в гостиную, удобно устраиваясь на диване. — У тебя что, нет никаких дел? — Вадим прокричал это, когда Глеб уже скрылся из виду. — Есть, конечно, но куда я с такой рожей, будут смотреть косо и спрашивать. Так что у меня выходной. — На парковке Рингс на удивление стояли аж три машины — Романа, Ринаты и Дженни. Вадим решил, что сегодня вряд ли кто-то приедет, потому что, когда он уходил, праздник и не думал заканчиваться, но оказалось все с точностью до наоборот. Сам он поехал, скорее, чтобы не оставаться с Глебом. Чтобы снова не чувствовать своей пустоты, которая неизменно приходила каждый раз, когда они были вдвоем дольше, чем положено. На входе он сразу же встретил Дженни. Сегодня она была в коротком цветастом сарафане и неизменных босоножках. — Привет! — она поправила волосы и улыбнулась, — Куда ты вчера пропал? К этому вопросу Вадим был не готов, но природное обаяние и навыки общения с женщинами позволяли легко и непринужденно врать. — Привет, прости, что не предупредил, вышел покурить и как-то понял, что слишком много выпил, — он улыбнулся, — Прекрасно выглядишь, очаровательное платье! — впрочем, здесь он ничуть не соврал: Дженни была хороша, — Поэтому решил уехать. Надеюсь, ты не злишься. — Не злюсь, но больше так не делай! — она развернулась на каблуках и направилась к стойке, — Я тоже вчера позволила себе лишнего, — ему показалось, что она даже смутилась, — Будешь кофе или чай? — Буду кофе, — Вадим пошел вслед за ней, — Как закончился вечер? Что интересного было? — Да как… Как обычно. Все напились, танцевали и веселились, там уже не разобрать было, кто и с кем. Рината уехала рано. По крайней мере, Рома искал ее и не нашел. Я была часов до двенадцати, потом тоже поехала домой. А сегодня голова болит, — она пожала плечами, — Расплата за веселье. — Ладно, я поработать хочу, — Вадим взял чашку кофе и уже было направился к лестнице, но Дженни его остановила. — Небольшой дружеский совет. Лучше не ходи туда, — теперь она смотрела без тени улыбки. — Почему? — Вадим заинтересованно остановился. — У нас тут такое бывает. В общем, лучше не лезть. Это сейчас все тихо стало, а до этого я думала, что у меня голова лопнет. Опять что-то не поделили, — она снова пожала плечами, — Но под горящую руку лучше не попадаться. — Под горячую. Под горячую руку, — Вадим не удержался и поправил. — Да, точно. Но смысл ты понял. Поэтому лучше выпей кофе здесь и уезжай. Вряд ли вы сегодня будете работать. Вадим стоял и раздумывал. Любопытство брало верх, но как объяснить это Дженни, он не знал. Но Дженни, казалось, моментально переключилась на другое. — Кстати, мне вчера Эльдар подарил два билета на Европейский Симфонический Оркестр! Я так долго мечтала сходить, но ни разу не удавалось купить билет, их, мне кажется, разбирают за несколько месяцев до самого концерта. Пойдешь со мной? — Дженни явно не любила тратить время на прелюдии, беря все в свои руки без тени смущения. Кто такой Эльдар, Вадим решил не уточнять. Симфонические концерты он не любил, но им снова завладело ее обаяние, а смелость и прямота подкупали. — А когда? — он спросил, скорее, для вида, ему было совершенно все равно, когда. — Послезавтра, но если ты занят… — Я не занят. С радостью составлю тебе компанию. Но сейчас мне нужно подняться наверх, я там… Я там вчера забыл свои наушники, — повод был так себе, но Дженни, обрадованная согласием, не стала его переубеждать, и ему легко удалось избежать дальнейших уговоров «не ходить туда». Но едва он оказался на втором этаже, как с грохотом хлопнула дверь, из-за которой вылетел Роман; не разбирая ничего на своем пути, он сбежал по лестнице и скрылся внизу, не удостоив Вадима даже взглядом. Рината полулежала в огромном кожаном компьютерном кресле, запрокинув голову на спинку. На ней был изумрудный брючный костюм — широкие штаны и свободный пиджак, — когда Вадим вошел, она даже не открыла полуприкрытых глаз, и какое-то время он просто стоял в дверях, снова изучая тонкий аккуратный профиль, изящные руки и острые колени. — Что случилось? — через какое-то время он все же нарушил молчание. — Ничего, — голос был ровным, — Мы поссорились. В этом нет ничего особенного, ничего, что было бы достойно твоего внимания. Про себя Вадим подумал, что она безусловно обладает прекрасным даром сказать «отъебись» сотней вежливых эвфемизмов. — А из-за чего? — сдаваться он не планировал. — Из-за дня рождения, — она повернулась к нему и теперь смотрела оценивающе, — Рома расстроился, что я рано ушла с праздника. И не предупредила его, — она потянулась тонкими пальцами к столу и извлекла сигарету из пачки, — Он сегодня не вернется, можешь не ждать. Вадим подошел и сел рядом на такое же кресло. Щелкнула зажигалка. У него на языке снова крутилась куча вопросов, но получить на них ответы он и не надеялся. — Как Глеб? — она прервала повисшее молчание сама. — Хорошо, выпил твой волшебный порошок и спал без тревог и кошмаров, — Вадим усмехнулся, добавив про себя «в моей постели со мной». — Это обычный аспирин. Просто иногда вера в свойства вещей сильнее самих вещей. А ты как? — Нормально, — Вадим пожал плечами, — Что мне будет? А ты? — И я нормально. Снова повисла тишина, но неловкой или некомфортной назвать ее было нельзя. Тишина была естественной. Настоящей. Правильной. — Ты на мой вчерашний вопрос не ответила. Поехали, — Вадим забрал из ее пальцев сигарету и затушил о пепельницу, — Я внизу буду, спускайся, — он встал и быстро вышел, — думать было некогда. Ходить вокруг да около, бесконечно обсуждать, как у кого дела, конечно, интересно, но ни к чему не ведет. Внутри росло какое-то непонятное чувство: чувство, что что-то должно случиться, обязательно, очень скоро. — — Не поможешь мне? — Дженни окликнула его уже на выходе, — Пожалуйста. Он пошел на голос и нашел ее в кухне. Она стояла на стуле, босоножки лежали на полу. Открывался прекрасный вид на загорелые стройные ноги; и без того короткий сарафан задрался еще выше, потому что руками она тянулась вверх. — Надо коробку достать, а она тяжелая, и я даже со стула еле достаю, — и она потянула с верхней полки на себя серую коробку, — Там какие-то провода и железяки, Рома давно сказал на склад отправить. Вадим слегка утратил нить разговора, разглядывая точеную фигурку и задравшийся сарафан. — Да… Конечно, давай, — он взял из ее рук коробку и поставил на стол, — Спускайся осторожно, — он подал ей руку, но вместо этого она обхватила его за шею, и Вадиму ничего не оставалось, как помочь ей спуститься другим способом, — он осторожно взял ее за талию и снял со стула, опуская на пол. — Спасибо, — Дженни улыбалась смущенно, но сейчас смущение казалось ему ненастоящим, своих рук она так и не отняла, продолжая обнимать его за шею, — Без тебя я бы не справилась, — и она быстро, быстрее, чем он успел хоть что-то сообразить, приложилась своими губами к его. Когда поцелуй прервался, в дверях Вадим увидел Ринату. В ее глазах застыла ледяная презрительная усмешка: если бы о взгляд можно было порезаться, он бы вряд ли остался в живых. — Ой, ты тоже уже уезжаешь? — Дженни, казалось, не испытала никакой неловкости. — Уезжаю. Завтра начнем в восемь. Утра, естественно. Мы и так потеряли много времени. Всего доброго, — она снова прошлась по ним насмешливым взглядом, — Хорошего вечера.