сон

Утро в квартире Годжо всегда начиналось по разному. Лишь в редких случаях его возлюбленная просыпалась раньше, убегая на кухню, чтобы заварить кофе. Всё как они любят: ей — крепкий и горький, ему — побольше молока и ложек сахара столько, сколько влезет. Солнце приятно согревало тело девушки, мысленно отсчитывавшей уже седьмую ложку сахара в кружке Сатору. Увлечённая внутренним спором о том, стоит ли положить восьмую, или же этого хватит, она не заметила, как Годжо подкрался сзади. Мужские пальцы медленно скользнули по её спине и остановились на талии, не давая развернуться. Его любимая стояла лишь в тонкой майке и шортах, поэтому Сатору ничто не мешало забраться ладонями под ткань и коснуться её тела. Его руки медленно гладили и сжимали любимую нежную кожу, а носом мужчина зарылся в шёлковые волосы, глубоко вдыхая аромат той, к ногам которой он бы положил весь мир. Она стояла неподвижно, наслаждаясь теплом Годжо. Он всегда был теплее её: всегда грел ей руки, обнимал по ночам, чтобы не мерзла. Мурашки пробежали по спине девушки, заставив её вздрогнуть, пока мужчина прижимался к ней ещё ближе. — Мне приснился сон, — буркнул он хриплым голосом куда-то в ее плечо. — Очень неприятный сон. Я испугался, когда утром не увидел тебя. Не делай так больше. Сатору тихо шептал это тихо, но тем не менее она услышала каждое слово, всё же проворачиваясь в горячих руках и устремляя взгляд на его лицо. Весь его вид говорил о том, что этой ночью выспаться ему не удалось. Под глазами пролегли заметные тени, а взгляд был до безумия уставшим. Он сжал её талию сильнее, будто желая удостовериться в реальности происходящего. — Тору, что за сон? — нежный голос любимой заставил его улыбнуться. Вместо ответа он накрыл её губы своими. Ладони Годжо скользнули к спине девушки и её затылку. Он отчётливо почувствовал, как она встала на носочки, отвечая на его поцелуй. Губы мужчины мягко скользили по её щекам, скулам, лбу и реже спускались к шее. Он целовал мягко, неторопливо. Такие поцелуи были нечастыми гостями, но не менее приятными, чем страстные и развратные. В них была чистая любовь, разбавленная небольшим количеством ребячества. Сатору отстранился, мягко обхватывая аккуратные ладошки девушки своими. Она стояла неподвижно, глядя на него с удивлением. Такого Годжо могли видеть лишь избранные люди, и то, очень редко. Такого открытого, уязвимого и такого честного. Он поочередно поцеловал каждый её пальчик, а после уложил её ладони себе на щеки, ненадолго прикрывая глаза. Мужчина думал, старался сложить мысли воедино и понять, стоит ли рассказывать. В её глазах не было ни намёка на слезы и тоску, лишь доля беспокойства от его поведения. На это он слегка усмехнулся, в последний раз целуя девушку в нос. Сатору выдохнул, прикусывая свою нижнюю губу. — Вот так ты держала моё лицо, когда я умирал, — тихо сказал он, поглаживая костяшки её пальцев. — Я лежал на холодной земле, а ты была рядом и просила меня не уходить. Ты так плакала. На последней фразе его голос дрогнул. Годжо сжал маленькие, по сравнению с его, ручки ещё крепче и вновь тяжело выдохнул. Картина из сна до сих пор стояла перед глазами. Лишь через несколько секунд он почувствовал, как девушка крепко обняла его. Она усилием воли сдерживала слезы, чтобы не мучить Сатору ещё сильнее. Сжав чёрную ткань футболки на его спине, девушка подняла на мужчину голову. Он смотрел на неё, в ответ обнимая и чуть приподнимая над полом. — Тору, если ты умрёшь, то я уйду следом, — сказала она, сжимая щеки мужчины. — Не смей этого делать. Я слишком полюбила эту жизнь с тобой.