если бы всё было по-другому.

      глядя на дом, что повидал достаточно многое, мертвец лишь мог вздохнуть и посмотреть с грустью, ведь, когда-то это здание защищало людей от опасностей: от холода или жары, от диких зверей или монстров, теперь же, оно стало бесполезным и брошенным — «а ведь, порой и люди, которых покидают, становятся такими же покосившемся и разрушенными изнутри» — подумало сун ланю, отчего губы коснулась горькая улыбка, и раз уж другого ночлега у него не было, он разместился здесь. здание давно утратило былую красоту, не было здесь удобств или украшений, что могли бы скрасить «бедную» обстановку, и что при жизни, что при полусмерти сун ланю не было дело до богатства здания. на самом деле, они с синчэнем ночевали много где, и порой, светлый даочжан всегда стелил для друга своё бело ханьфу, чтобы тот не испачкался и цзычень чувствовал небольшой стыд за свою особенность, но добрая улыбка друга — всегда заставляла улыбнуться в ответ и согласится, не спорить.       ≪почему я так решил… всё так было хорошо… и я всё разрушил≫ — единственная мысль что могла родиться от таких воспоминаниях теперь, как надоедливое насекомое летала «из угла в угол», заставляя лишь сильнее сжимать руку, он мертвец, слёзы ему не помогут, и даже если бы он хотел, откуда у того, кто буквально ходячее холодное тело — появится слёзы? если только кровавые, но и то, вряд ли. сун ланю не было нужно спать, однако, кто мешает просто закрыть глаза, и «представить», что цзычень спит, абстрагируясь от сложных мыслей, которые лишь давят на, итак, почти мёртвую душу. а ведь, он ещё не дошёл до того места где они впервые встретились, чтобы навсегда отпустить разрушенную душу синчэня.       тогда он был наивным юношей, которые решился выйти из храма байсюэ, и начать путешествовать в одиночестве, и синчэнь протянул руку помощи, хотя, скорее можно было сказать «взял за шкирку», ведь тварь его ослепила кинув комок грязи прямиком в лицо, а дальше он наполовину погрузился в зыбучую грязь, что вот-вот могла заставить его так нелепо покинуть этот мир, и как на зло, сковал страх… тогда, через пелену и тяжёлые дыхание он слышал крик незнакомца, что помог. цзычень никогда не был разговорчив, но светлый лик юноши смог успокоить душу, что чуть не погибла, так нелепо.       те времена были хорошими, приятными, но также они резали душу, заставляли сомкнуть губы и сжимать зубы, пока не почувствует, что, что-то сломалось. и в такие моменты т ь м а будет наступать намного быстрее, окутывая весь дом непроглядной тенью, когда-то там было окно? теперь ничего нет, и цзыченя сковало, он не мог пошевелиться, даже открыть рот, казалось слишком тяжёлой задачей — ≪что произошло? какая тварь в этот раз напала на меня?≫ — всё это в голове крутилось так быстро, а перед глазами проносилось тысячи событий с сяо синчэнем, с его тёплой улыбкой, светом, который он приносил в мир, нет, в его мир. и это душило его, заставляло задыхаться, как самый нормальный ж и в ой человек, и тянутся к тому светлому лику что появляется перед ним.       т ь м а пробирается через весь свет, заставляя слышать каждый возглас цзыченя _в тот день_ и в мыслях может пронестись лишь «дурак-дурак» — на повторе, пока к нему наконец-то не тянется та самая рука, и вместо того чтобы, как в первую встречу, схватить за воротник, его хватают за руку, и притягивают к себе, и более он не видит ничего, он не знает враг или друг перед ним, но хочется верить, что тот, кто его так нежно обнимает и прижимает к себе — яркая луна и нежный ветерок*.       всё обрывается в тот момент, когда он чувствует, что «открыл» глаза, слышит чириканье птиц и возгласы вдалеке юношей и девиц, что, кажется отдыхают, а где-то можно было услышать и журчание воды, только вот, единственное что его напрягает: сухость в горле, ощущение, что он не мог пить несколько месяцев, и всё подавно высохло. слабость тела ощущается также быстро, но рядом с собой он чувствует знакомую ци от того не дёргается, боится что всё это «сон». даочжан в чёрных никогда не отличался тем, чтобы видеть мир в розовом цвете, и верить во все просьбы, у него был реалистичный взгляд на злость людей и что некоторые из них могут оказаться намного хуже тварей, однако, твёрдость характера смягчило стремление сяо синчэня помогать тем, кто в этом и взаправду нуждается. казалось, если бы они не встретились, то оба погибли: один от того что считал «недоверие» — лучшим способом защитить себя от предательства и других людей, а второй от доверие в доброту людей. они дополняли друг друга, словно инь и янь.       — а-чень? ты проснулся? — беспокойство друга в голосе сразу же слышалось, также, как и нотка сожаление, но в чём может быть виноват его друг? в том кошмаре, что он видел будто бы наяву? или же, это всё отголоски всё того же кошмарного сна, что он увидел… а правда ли это был сон? множество вопросов крутилось в голове, и зрение постепенно возвращалось, правда лишь к левому глазу вернулось зрение. синчэнь помог присесть и выпить воды, которую сун лань хватал, как воздух и пару раз даже подавился.       между ними тишина была недолгой, ведь заметить, что второго глаза нет у его друга, было не сложно, да и не сложно было решить задачу «2+2», чтобы понять, почему он видит на один глаз, а его друг — нет.       — зачем… ты это сделал, а-чэнь? — вопрос был задан быстро, резко, не давая возможность перевести тему, цзычень смотрел на друга с грустью в глазах и непониманием, ведь, как тот, кто натворил столько ужасных вещей за один вечер может иметь такого прекрасного человека рядом с собой, за что его обрекли на него?       — потому что, ты бы сделал для меня тоже самое, а-чень, я ведь прекрасно тебя знаю, хоть я и думал уйти… оставить тебя я не смог, прости, не выполнил твоего последнего желания, и… мы сейчас на горе моей наставницы, — «нарушал ради меня правило, которое его учительница ввела для всех, кто решит вернуться?» — и ведь после таких мыслей, он лишь мог приложить ко лбу руку, и засмеяться, с нотками грусти, и тяжело вздохнуть.       — сяо… я рад твоей доброте… но ты пошёл на такой шаг ради меня….я наговорил столько глупостей, и сравнял тебя с грязью… и даже когда просил уйти, ты не ушёл… почему?       — видимо, мирская жизнь, действительно сделала меня более наглым, — синчэнь перехватил мягко чужую ладонь, и сжал её, улыбаясь всё также ярко, казалось, что неподготовленный человек может просто ослепнуть, но не даочжан сун, не тот кто тянулся из темноты к самому светлому заклинателю, — учитель, сказала что тебе нужен покой, прошу, отдохни, а я пока помогу по делам ей, и больше не думай о себе плохо, ведь ты самый близкий для меня человек.       и прежде чем что-то сун лань сказал, синчэнь успел уйти и оставить на щеки первого невесомый поцелуй — любовь что многие осуждают, стало их отдушиной и оба давно привыкли к этому… оба давно пришли к такому взаимопониманию, что решили оба признаться в своих чувствах и поклясться всегда идти по одному пути, и вместе самосовершенствоваться. сяо синчэнь познал жизнь обычных заклинателей, а сун лань достиг того, что не все являются ему врагами и лжецами. и от этого, на устах цзыченя появилась слабая улыбка, его тело пока слабо, и нужно время.       — вы же давно наблюдаете за нами, госпожа баошань? — лишь только скрипнула половица, женщина улыбнулась догадливости юноши.       — всё верно, сун лань, я лишь пришла проверить твоё состояние, и состояние сяо синчэня, но полагаю, он уже смог восстановится после того решил отдать тебе свой глаз… что ты дальше собираешься делать? — через поток слов, единственный вопрос заставил задуматься о будущем: их мечта не оборвалась, ещё всё впереди, и сон что должен был стать бесконечном кошмаром сун ланя, обернулся слишком неожиданно, что на секунду забылся.       — в моём храме ценили правила, и одно из них было: око за око, зуб за зуб, семья за семью, я собираюсь отыскать этого монстра и собственными руками подарить ему смерть, ведь души невинных будут мучить его гораздо дольше, — его слова были спокойными, хоть и перебивались неожиданном кашлем, и с баошань он не сводил взгляда, ему не было дело желает ли она его отговорить, или дать очередной совет, правды достойны только те, кому доверять можно было, и именно таковым человек казалась женщина.       — я ценю твою честность, и мне нечего сказать в ответ, ты как и мой ученик вкусил жизнь мирскую, и…       — приношу свои извинения, госпожа, но я вас перебью, я не считаю что, то что вы возвысились над остальным миром даёт вам право судить кому можно вознестись, а у кого нет шансов, если человек старается, то рано или поздно он сможет достичь того, чего желает, и даже если не достигнет, сможет подарить тот опыт, что приобрёл за те все года, и так по кругу, пока кто-то из него не достигнет вашего уровня. таковы мои мысли, — он не страшился перебить сильного соперника и человека, однако и молчать, когда слово «мирское» используют в качестве некого «унижения» не мог, возможно это в нём гордыня играла, а возможно и обида за своего товарища на пути самосовершенствования.       — ты умный юноша, не каждый решается высказать своё мнение, тому, кто по статусу будет выше, я ценю смелость, однако, впредь не думай обо мне в таком ключе, я женщина тонкой натуры, и могу обидеться, а пока… — женщина подходит к постели и оставляет перед цзыченем несколько книг и записей, — это всё что я смогла найти в твоих воспоминаниях, заклинания интересны, хоть они и далеки от идеала, но ваш храм байсюэ был на верном пути, это всё что я скажу, а теперь отдыхай, синчэнь заглянет к тебе вечером.       на лице было непонимание, но также осознание того что баошань не такая уж была злой, как казалось сун ланю, суровая женщина, но справедливая и руку помощи может протянуть, если это не требует платы, а вытянуть заклинания из памяти… скорее всего там была не высокая плата, и пока что ему нужно отдохнуть, ведь через пару дней придётся покинуть гору, и начать постепенно обдумывать, как обустроить храм байсюэ, ведь являясь единственным выжившем человеком оттуда, он решил воссоздать там орден, и осталось это обговорить с сяо синчэнем, когда придёт.                         а пока… он вздремнёт, новые приключения не ждут.                   ≪если бы всё было по другому, я не позволил бы тебе уйти, а-чень≫