Кадры решают всё. Любви не бывает.

– Не, остроухий, не пойду. Болею я. Агорафобия. А! Ты поиграть хочешь? Фигня вопрос. В морду или в пузо? Прицел карабина лениво гуляет вверх-вниз от лица к животу Маражая, стоящего на краю над провалом. Маражай должен быть доволен: этот пустой взгляд он наверняка видел у тех мон-кай, что без раздумий стреляли в себе подобных. Капитан стоит к ней спиной, но взгляд представить легко. Когда Хейдари впервые увидела это выражение на лице Кузьмы, ей почему-то стало тошно. Всем шкурным жизненным опытом она знала, что так, безразличным взглядом садиста, смотреть может кто угодно, но глупо по-детски продолжала считать, что некоторым это совершенно не идёт. – Ну, – скучным голосом говорит лорд-капитан, – давай. На колени. После короткой паузы, медленно и грациозно, ксенос опускается на колени. Теперь выстрел не сбросит его вниз, понимает Хейдари, привычно оценивая дистанцию и шансы. Ему должна нравиться эта игра. Они такое любят. – Кузяблять... – слышат они хриплый оклик. – Аушки? – отзывается лорд-капитан, не отводя взгляда от друкхари. – Два шага назад, – тон у инквизитора скорее поясняющий, чем требовательный. – Серьёзно? – удивляется Кузьма, измеряя взглядом расстояние между собой и ксеносом. – С дыркой в башке? – Серьёзно, шерин, – подтверждает Хейдари, пристраиваясь рядом с инквизитором и кладя руку тому на плечо. – Заинтриговали, шельмы. Прямо тянет проверить... – лорд-капитан опускает оружие, – Но я поверю специалистам на слово. Вставай, вертлявый. Поиграли и будет... И найди себе мастурбатор что ли какой-то, – бросает он друкхари уже через плечо, - Я сильно занят буду, придётся самому справляться. Мультики там себе включай, я не знаю... На «мультиках» Хейдари издаёт нечленораздельное хлюпанье. – Наш девиз непобедим, – констатирует Кузьма, подходя к ним вплотную, – возбудим и не дадим. Ну, надо ж тварюшку подбодрить, раз взяли. Хоть и дрянь, а боевая единица. Что, правда мог такое расстояние с отстреленной башкой проскочить? – А с чего вы вообще решили, лорд-капитан, – цедит инквизитор, – что голова для них – жизненно важный орган? Не обманывайтесь подобием. Плечо под пальцами каменное. Если его погладить, он стряхнёт руку. – Да, шерин, – подтверждает Хейдари уверенным тоном, – легко может статься, что решения они принимают... другими частями тела... – Тоже верно, – кивает капитан. – Ведь не столько умны твари, сколько хитрожопы. Засады, подставы, многоходовочки – чисто для жопной чуйки задачки. – Вы их всё-таки очеловечиваете, лорд-капитан... – тон светский, а плечо под рукой всё такое же ледяное и жесткое. – Вот и скажи мне, специалист, – капитан фиксирует взгляд на инквизиторе, - чем мы от них отличаемся? Он не думает слишком долго. – Гуманизмом, – одного слова хватит, чтобы отравить всё живое в паре звёздных систем. – Вот это не надо, – отрезает лорд-капитан, - Гуманизмом я не занимаюсь. От него ладошки волосатые. И удаляется, насвистывая. – Иногда мне жаль, – вполголоса говорит Хейдари, глядя вслед, – что когда он меня отшил, я не повторила попытку... – Не могу оценить твоих чувств, Бетси, – поводит плечом собеседник. – Представь, что он – женщина... – Плохо выбритая агрессивная брюнетка со склонностью к авантюрам, эпатажу и плоским шуткам? Не мой типаж. – Сказочно богатая агрессивная брюнетка? – С этого надо было начинать. Я подумаю. Костяшки пальцев касаются спины, в том месте, куда сходятся лопатки. Сволочь. Он всегда успевает её подловить. Теперь хочется закрыть глаза и прислониться этой самой спиной. К чему-то тёплому и безопасному. Где бы ещё взять такое. А на пульсе лежат его пальцы. Сухое, лёгкое медицинское прикосновение. Стремительный шустрый ажи. Она хлопает его по руке. Просто привычка. – Не пытайся обмануть биоманта, Бетси, – говорят ей со смешком, – он тебя вообще не впечатляет как мужчина. – Зато вдохновляет как личность, – фыркает она. – Это его обязанность. Как думаете, коллега, этот ксенос считает, что Кузьма в него влюблён? – Или просто считает его дебилом. «Иди, чо покажу,» - это только для дебилов и влюблённых. – Что по сути одно и то же, – кивает он.– Лорд-капитан спрашивал меня, сколько может продержаться друкхари в реальности. Без выходов в Сеть. – И сколько? – Не знаю. Не помню, чтобы кто-то ставил такие эксперименты. – Инквизиция ленива и не любопытна, – констатирует она, успевая провести пальцем по рёбрам. – Без комментариев, – он даже не вздрагивает, стойкий имперский солдатик совсем не боится щекотки, – а вот наш капитан, кажется, излишне активен и любознателен. – Он Вольный Торговец, шерин. Положение обязывает. А ты ему просто завидуешь. Нет, цапнуть за ухо она его не успеет. Проверено. Никогда не успевала. Щипать за задницу – пальцы ломать. Знает она эти железные булки. Она просто кладёт ему ладонь на грудь против сердца. Он накрывает руку своей и наконец спокойно выдыхает. – Не завидую, – говорит он ровно, - Останавливать космодесантника, утешать Сестру Битвы, следить за полудохлым инквизитором, проверять не перемкнуло ли контакты у магоса и напоминать тебе, что ты - человек... Не хотел бы я быть на его месте. – Ещё и пара ксеносов, – добавляет она. - Кстати о ксеносах, – он убирает ладонь, - Подойди ко мне на привале, пожалуйста. Я сброшу тебе данные по своим людям... Она отступает, упирает руки в бока, наклоняет голову и раздувает ноздри: что за...? - ...тем, кто работает по генокрадам, – поясняет он совершенно спокойно. – Есть смысл продублировать. – Почему не ему? – У него голова занята немного другим, не находишь? – А в моей голове много места. О, да! Мне всего лишь надо следить за взводом доходяг, убеждая их, что они не тухлое мясо, а боевое подразделение. Пожелай мне удачи, шерин. Она поворачивается к нему спиной и отклячивает зад. Шлепок увесист и бодрящ. Да, шерин, у меня отличная задница. Лучше ты будешь думать об этом, чем о том, как нас продал твой коллега. И хорошо, я согласна, давай ты будешь надеяться, что хотя бы один из нас двоих выберется отсюда. Ты чудесный наивный парень, шерин. Глупый наивный мон-кай. –Я подумаю, – обещает она, направляясь к своим бойцам. – Не обольщайся, Бетси, – говорят ей в спину, – Тебе нечем. – Прекрати меня так называть, – бросает она, не оборачиваясь. Бойцы нервничают, хмурятся, растеряны, вымотаны, но готовы двигаться дальше. Сколько из них дойдёт? Да нисколько. Рано или поздно, Кузьма использует их как живой щит. Иначе зачем бы он их с собой тащил. Они мясо и они это знают. Ещё бы они не знали. Но им поёт Арджента, им говорит Кузьма, рядом с ними шагает Ангел, и они послушно идут. Как всегда. Ничего нового. Хейдари понимает, что забыла уточнить для себя «куда - дойдёт?» Глупая наивная мон-кай. Она улыбается ребятам и весело командует построение. – А что там, впереди? – спрашивает один из бойцов. – Лабиринт с ловушками, – отзывается белобрысый мальчишка. Пройдоха всегда всё знает. – Твой выход, егоза, – бросает ей Кузьма вполголоса. – Оу! – говорит она, чтобы все ребята слышали, – Сейчас добрая тётушка Джай сделает так, что он станет лабиринтом без ловушек. Просто дайте мне пассатижи и отойдите подальше... – А потом туда войдёт добрый дядюшка Ульфар, и он станет ровным шоссе, – добавляет кто-то.– Просто дайте ему болтер и разбегайтесь подальше... Она с удивлением осознаёт, кто именно это сказал, и посылает ему воздушный поцелуй. Господин дознаватель, кажется, окончательно пришёл в себя. Он кивает ей и складывает руки не в аквилу, а старым пиратским знаком: «Удачи!» Неизвестно, когда и где у них будет что-то вроде привала, а не такая вот передышка. Но обязательно надо будет к нему подойти, как он просил. Не забыть бы. Двое капитанских ксеносов, урод и рыжая, идут вместе с ней. Рыжая сучка ещё и нудит про своих собратьев, которым кто-то обещал помочь. Урод только скалится. Он при этом удивительно похож на Владайма Токару. Джай никак не могла вспомнить, кого же ей напоминает рыжая, и только сейчас, когда та начала ныть, поняла: Чорда! Та же постная высокомерная рожа и полный неконтакт с действительностью. Это открытие так радует, что она широко и беспечно улыбается ксеносам: «Давайте все дружно и весело разрядим ловушки. А потом уже лорд-капитан решит, куда и зачем мы идём». Мы идём никуда, но думать об этом не будем. Тощий отправляется, принюхиваясь, налево. Рыжая, повертев башкой, тащится вправо. Надо будет потом наведаться и туда и туда, там может быть что-то полезное. Но пока наша дорога – прямо, кратчайшим путём к выходу с другой стороны. Нырнув в коридор, Хейдари проверяет на всякий случай, не увязался ли за ней белобрысый пацан. Шустрый стервец умеет быть незаметным. Малыш умудрился в неё втрескаться, а она далеко не сразу это поняла. Глупая опытная мон-кай с ходу сечёт, когда хотят её , когда хотят от неё, но напрочь забыла, что бывает такая дурь, как влюблённость. И ведь у кого... парень вовсе не выглядит идиотом... не в библиотеке же он рос, в самом деле... Вот она, растяжечка. Она осторожно нащупывает натянутую струну и вспоминает, как смотрел на пацана господин дознаватель инквизиции, когда понял, в чём дело. Просто стоял и смотрел на молодого влюблённого дурака. Искреннее сострадание бедолаге выглядело на его физиономии почти смешно. «Любимый», – внезапно произносит он про себя. Руки привычно выворачивают хитрый ксеносский взрыватель. Теперь считаем до пятнадцати, удаляем перемычку и.... Оп-ля! Готово. С этой всё, идём к следующей. Там уже побогаче: стационарная конструкция. Видали мы такие на входе в их схроны, ломали мы такие несчётное число раз. Дважды даже вслепую на спор, когда были юны и невинны... И однажды – чтобы его позлить. У него были забавные удивлённые глаза примерно полторы секунды. Любимый. Она понимает, что ему очень подошло бы это слово. Надо будет обязательно так его назвать. Подойти на привале, как он просил, посмотреть в глаза и сказать: «Любимый». И засечь время, сколько он будет собирать физиономию в свой обычный дежурный кукиш... «Любимый», – думает она. Нет. Определённо. Ему идёт.