сцена после титров

Машина тормозит так мягко, что, если бы Олег не был свидетелем тому, как последние километров семьдесят они гнали под сто тридцать без единой запинки, решил бы, что им просто попался светофор или лежачий полицейский, вот и пришлось притормозить. Никакого тебе толчка, рывка или даже самого завалящего, пахнущего жженой резиной дрифта — самая что ни на есть пенсионерская остановка по всем ПДД, но крепкий мужик в бронике поверх броника поверх броника, всю дорогу сидевший напротив Олега и не сводивший с него взгляда, вскидывает голову и уже через две секунды начинает ощутимо нервничать. Олег ободряюще ему улыбается. Мужик тянется к кобуре. Пальцы у него не дрожат так, что дураку ясно, какие недюжинные усилия он для этого прикладывает. Хлопает водительская дверь, раздается глухой несильный удар, как будто бейсбольной битой по мячу, а что происходит дальше, в их бронированной коробке полтора на два метра не слышно. Олег чуть съезжает на жестком сидении и расставляет ноги, устраивая локти на коленях — тяжело. Мужик напротив кладет одну ладонь на кобуру, а второй два раза хлопает по крыше. — Марко, — одними губами произносит Олег. Мужик дергается. — Что ты сказал? Снаружи, ровно там, где он хлопнул, хлопают в ответ, тоже дважды. Олег улыбается шире: — Поло. Секундная заминка, а потом удары — легкие, едва в касание — раздаются по периметру тачки: через равные промежутки времени, постепенно приближаясь к двери. Человек по ту сторону бронированного кузова не торопится и явно пребывает в прекрасном расположении духа. Олег улыбается еще шире. Мужик напротив выхватывает пистолет одновременно со щелчком замка. Дверь распахивается, в глаза ударяет солнечный свет, и, если бы не тяжелые металлические наручники, обхватывающие руки от локтей до самых кончиков пальцев, Олег бы приставил ладонь ко лбу козырьком. — Ну и лапищи ты себе отрастил, Волчик, — буднично говорит Вадик, словно прочитав его мысли, и Олег не видит из-за света, но знает, как он сейчас перекидывает зубочистку из одного угла рта в другой, оценивающе оглядывая ошейник у него на шее, оторванную мочку и мужика в бронике поверх броникк поверх броника. Мужик, тоже ослепленный, пытается перевести дуло пистолета с двери на Олега, открывает было рот, может, хочет поторговаться, но не успевает ничего сказать — падает на пол с аккуратной дыркой во лбу. Глушилка у Вадика, что надо: не удивительно, что они не услышали, как он расправился с водилой и еще одним охранником. Вадик пригибается, залезает в кузов, кидает Олегу "здоров" и лезет обшарить мужику карманы. Кажется, он загорел с их последней встречи с месяц назад. И совсем не бережет левую ногу — интересно, на нем и правда все как на собаке или он перед Олегом рисуется, мол, смотри, мне ее по кусочкам собирали, а накинешь пятерик, и я тебе спляшу. — Здоров, — так же буднично отзывается Олег, пока Вадик возится с его наручниками и кандалами. Цепи, кажется, весят больше их обоих вместе взятых. Вадик уважительно хмыкает. — Странно, что намордник не нацепили, как на этого, Ганнибала Лектора, тебе бы пошло. — Это скорее к тебе, не меня человечиной угощали, — парирует Олег и, потирая запястья, выпрыгивает из кузова. Сломанные ребра неприятно ноют, но Олег не палит, как Вадик не палит левую ногу. Они вроде как друзья. Но не совсем. Лучше держаться настороже. — Да ладно тебе, — отмахивается Вадик, — всем же было ясно, что я подбрехнул ради красного словца. Олег хмыкает, ему ясно только, что с Вадиком ни в чем никогда нельзя быть уверенным наверняка. Оказавшись снаружи, он всласть потягивается и оглядывается: пустынная дорога, хороший асфальт, редкий лес по обе стороны, чуть впереди стоит на аварийке замызганная непонятного цвета шкода, вытащен аварийный треугольник. Олег не подает виду, что удивлен, чтоб не тешить Вадиково самолюбие, и направляется прямо к машине. Вадик идет рядом. — Привез? — ровным тоном интересуется Олег, и Вадик фыркает, мол, обижаешь, и тянется открыть багажник. Человек внутри жмурится от яркого света и весь как будто тоже жмурится, опускает голову и подтягивает связанные ноги к груди, пытаясь сделаться меньше. Олег надеется, что, прикладывая усилия, чтобы казаться по максимуму незаинтересованным, он не выглядит как его недавний соглядатай. Человек одет в больничную пижаму, лежит, скрючившись, руки заведены назад, тусклые рыжие волосы забраны в неаккуратный хвост, рот заклеен широким скотчем. Он распахивает глаза, и Олег на секунду задерживает дыхание. Голубые. Они тут же расширяются, влажнеют, и Олег отводит взгляд. Бесцеремонно задирает свободную футболку — человек издает испуганный, приглушенный скотчем звук, пытается отдернуться, но у него не получается — чтобы убедиться, что на туго обхватывающих живот бинтах не видно крови, потом наклоняется и наощупь находит сведенные за спиной руки. Наручники на месте, целые. Пальцы вдруг натыкаются на влажное пятно на коже — видимо, стер запястья в кровь, пока брыкался. Человек дергает руками, мычит, и Олег шикает на него. Накрывает по очереди каждый из браслетов и затягивает чуть туже, не из мстительной вредности, а чтобы ему и в голову не пришло фокусничать. Он позволяет себе на секунду задержать прикосновение на чужих пальцах, но отстраняется раньше, чем человек успеет схватить его. — Придется немного потерпеть, — говорит он, выпрямляясь. Вадик хмыкает из-за плеча. — Еще часиков шесть, ага. Олег кивает сам себе и, собравшись с духом, снова смотрит человеку в лицо — зареванное, опухшее от синяков, искаженное страхом пополам с надеждой. — Тебе нужно в туалет? — спрашивает Олег и человек мотает головой. — Пить? Человек снова качает было головой, но передумывает и судорожно кивает. Вадик отходит к задней пассажирской двери, открывает ее и возвращается с бутылкой. Олег открывает ее — нераспечатанная, хорошо — аккуратно отлепляет скотч и тут же подносит горлышко к сухим губам. Он наддется, что человек поймет: молчи. Человек делает несколько аккуратных глотков, не отрывая взгляда от лица Олега. Слезы начинают течь сильнее, он шмыгает носом, давится, и Олег убирает бутылку. — Я не буду заклеивать рот, чтобы тебе было легче дышать, — говорит он, — но мне нужно, чтобы ты вел себя тихо, хорошо? Человек облизывает губы и не шевелится, просто смотрит. — Серый. Человек закрывает глаза, подтягивает колени ближе к груди, его сотрясает в рыданиях, но он наконец кивает. — Едем? — окликает сзади Вадик и Олег отзывается: — Едем. Вадик идет к водительской двери. Когда она хлопает, Олег протягивает руку, легко проводит большим пальцем по Сережиной щеке, выпрямляется и закрывает багажник. конец