нездоровая любовь к звёздам.

      сумеречное утро, ну или же обыденное утро для чана. сквозь туманный дым в глазах, который по ощущениям был признаком чёрной воды, кристофер волочется по кровати, будто ожидая чего-то, а может и кого-то. понять лишь только ему. и то не факт.       — доброе утро, криси! — приобнимает рядом хан, дыша в чужое ушко, и обмениваясь коротеньким поцелуем на губах, чувствуя теплоту прямо под самым сердцем.       — и тебе доброе, хани! — чан обнимает чужое тельце, зарываясь в кудрявых локонах, целуя в лоб нежно. с любовью.       — как спалось? выспался хотя бы? — хан садится на кровать, вытирая кулачками глаза, под которыми еще давным-давно образовались серые мешки, пока кристофер приобнимает его за плечи, притягивая к себе поближе, а затем полностью обнимая, положив подбородок на чужое плечо.       — да, сони, очень даже хорошо! — кристофер целует хана в щёку, заставляя его краснеть. чан любит джисона. и даже, очень. — а ты?       — тоже неплохо, с тобой всегда отлично спится. — хан улыбается, оставляя короткие поцелуи на губах, заставляя криса довольно улыбаться. и светиться, прямо как солнце тоже.       — вставай, пошли завтракать, и… — чан тянет руки наверх, зевая, и поглаживая хана по затылку. — поболтаем? давно мы не сидели вместе на балконе. как раз твоих любимых мальборо затянем. и рассвет скоро. хочешь?       — всегда за, хён, пошли дава-ай! — джисон встает с кровати, протягивая руку, пока чан берет её ответ, переплетая пальцы и зажимая её в кулак. — как скажешь, малыш! — чан улыбается сквозь боль, хоть и самому ему было по ощущениям не очень — алые, словно розы, глаза, болезненная худоба, огромные мешки под глазами, синяки на руках, и на ногах тоже.       чан из последних сил плетется в тесную гостиную, который был окутан крепким запахом кофе, и был до боли знакомым для него. кидая взгляд на стол, можно было просто заметить — там лежала баночка крепкого ароматного кофе, а рядом чайник, в котором вода ещё с незапамятных времён, закрытая коробочка с кислыми мармеладками, которую, кажется, что никогда не открывали, и пачка недокуренных мальборо с шоколадным оттенком, которые любил хан джисон. а кристофер любил джисона. любил, любит, и любить будет ещё долго. и кажется, это навсегда.       — хён, я не хочу кушать. давай сразу на балкон выйдем! и рассвет встретим. там как раз сигареты наши любимые лежат, перекурим вместе, как раньше.       а крис лишь кивает покорно, и положительно. с ханом всегда хорошо. и даже слишком.       чан берет пачку сигарет, и зажигалку из кармашка достаёт. она с кристофером на все случаи жизни.       — точно не хочешь позавтракать, сони? — крис приобнимает его за талию одной рукой, в другой же держа зажигалку, и пачку сигарет. — а кофе, или мармеладки?       — не-а. просто поболтаем, как ты и любишь, хён-и. но если хочешь, мы можем попить кофе вместе, а затем поесть мармеладок.       кристофер всё-таки не смеет ослушиваться джисона, своего самого любимого. своего самого родного человека на свете. и тянет его к балкону, руку не отпуская.       чан открывает двери на балкон, пока медленно начинают пробиваться первые лучи света. это было солнце. и звезды на небе медленно пропадали.       — знаешь, хан-и… — шепчет крис, вытаскивая из пачки сигарету с шоколадным вкусом, который до жути въедался в память чана, из-за хана. — ты у меня всегда ассоциировался со звёздами. ночью, ты светишься ярко, освещая все на своем пути, а после, днём пропадая как будто. всё как обычно, но кажется, что всё по другому. непонятно как-то, понимаешь? но люблю тебя всё равно очень. — кристофер делает первую затяжку. глубокую, а затем, выпускает весь дым изо рта.       хан улыбается, и тоже вытаскивает из пачки бумажную трубку с никотином, и тянет её к зажигалке кристофера, тоже поджигая её, поднося ко рту, облокачиваясь у перил.       — и я тебя очень люблю, чани. не представишь как. кем бы я ни был, хоть звездою, или солнцем, но любить тебя я никогда не перестану. прямо как ты. только вот… есть одно но. и я устал тебе про него рассказывать. — хан тоже делает затяжку, выдыхая дым. — сейчас, я и есть звезда на небе. я не хочу разбивать тебе сердце, и ранить тебя еще больше… но. — хан сглатывает, продолжая затягивать сигарету, выпуская противный дым. — меня нет. пойми, криси, меня убили в тот день, за переулком, и ты до сих пор меня не можешь отпустить. убийц наказали, а я до сих пор мерещусь тебе. чани, я тебя тоже люблю, только не страдай от своего же воображения. отпусти меня, пожалуйста криси.       чан закрывает лицо руками, и громко начинает плакать. в тот день, джисону перерезали сонную артерию посреди ночи два наркомана, и спасти двадцатитрехлетнего юношу не удалось. от хана лишь осталась пачка его любимых сигарет, крепкое кофе и запакованная коробка кислых мармеладок, которые кристофер больше никогда не откроет. чан смотрит туда, где был хан, но его уже нет. опять пропал, как каждое утро. чану опять плохо.       — раз уж тебя в этом мире нет, то… я сам отправлюсь к тебе. надеюсь, не пожалею, и правда найду тебя там. просыпаться каждое утро рядом с тобой, ходить всегда рука об руку, и главное — быть всегда рядом. я люблю тебя, сони.       солнце уже встало, ярким светом противно въедаясь в самые очи, которые уже, наверное, через минуту больше не откроются. солнце для чана уже не встаёт ранним утром по настоящему ровно два года.       кристофер кидает уже окурок от сигареты на кафель балкона, кладет пачку шоколадного мальборо и зажигалку в карман штанишек, в которых когда-то по его квартире бегал джисон, кидаясь в чужие объятия, и осыпая лицо поцелуями. скучает. набирает в легкие воздуха, перелезает перила, и начинает обратный отсчет до трех.

раз…

— я буду любить тебя вечно.

два…

— даже если нас разлучат звёзды.

три.

— я могу оправдать свою нездоровую любовь к звёздам именно тобой.