Последний поцелуй

Разбитость, опустошенность, знакомый аромат. Едва горячий, зелёный байховый чай с ягодами шиповника и смородины засел в моей гортани, а за окном февраль, метель и завируха. На столе газета "The Times", несколько писем и фотографий. Батареи не грели, высокие серые стены, коленки замёрзли, а на душе тревога и печаль. Ты ведь знал, что я не люблю зелёный чай, но все также приносил его, в маленькой картонной коробочке изумрудного цвета. Мы пили вечерами, кушали блинчики, неумело приготовленные мной, вишневое варенье оставалось на твоих кремово-розовых губах, с которых вытирал я снедь и нежно целовал. Лишь эти воспоминания греют мою душу в этот студенный день, когда я остался наедине со своим маленьким мирком, а от тебя лишь чай, невыносимая утрата. Твои прикосновения у пястья, то как ласково обвязывал любовью мои руки, целовал мою тоску, волнения переходящие в объятья. Помнишь? Мы лежали в ванной, курили Мальборо с Вишней, ты все о музыке, о жизни, а я смотрю в твои блестящие шары, отдающие малахитовым, янтарно-пламенным оттенком и утопаю. Все ждал бомбардировки - я про глаза. Пока в раздумьях бегал в поиске чего-то важного, слоняясь в мгле, то чай успел отстыть, тревога стихнуть, а пустота проникнуть глубже, до костей, стягивая ребра все сильней. Негаданно раздался звон, это была Олечка, теплый лучик солнца, который согреет каждого, даст любви, тепла. Казалось, что она способна обнять целый мир. Она часто заходила ко мне, а больше некому. Людей я не любил, знакомства тоже, по горло было утрат и томлений, периодически проскакивала надежда. - Антон! Открой дверь, ты свихнуться от одиночества хочешь в этой клетке?! - говорила гостья у двери. - Иду, иду, не торопи... Щёлкнул замок, открылась дверь, где стояла она, в своем шелковом буром шарфике, шапке ушанке, лазоревом пальто, что толком не грело и высоких, черных, строгих берцах. - Дурак ты, жить такую жизнь. - Живу я как могу, ты и сама знаешь. - Знаю, потому и пришла в твое унылое убежище, взяла сушек к чаю, мармелад и печенья. Поставь чайник и чего так холодно? Ты обращался за отоплением, почему ты все терпишь? - Я планировал, в следующий вторник, сегодня не в настроении. Оля посмотрела на меня с жалким взглядом, отвела и принялась снимать пальто. - Ева созвала встретиться на выставке в музее, презентует свои работы, я думаю ей будет важно увидеть тебя. - Мне кажется, что было важно увидеть её рядом, когда мне было плохо. - Ты не плохой человек, Антон, но твое молчание не позволяет людям этого понять, не позволяет помочь, ведь они не знают как действовать, помнишь аппликацию в школе? Ее ведь создал ты. - Про кошек и рыб? - Именно, рыба плакала от осознания, что хищник съест её, а кошка, не понимая язык рыб, успокаивала, что боль уйдет, как съест её и поводов на слезы больше нет. Ты всегда видишь суть вещей, да молчишь. - Быть может ты права, но и сама не говоришь о беспокойствах, все оберегаешь близких от мира, но кто бережет тебя? - Ты грубый дурак! Я люблю себя, люблю людей, мир и тебя. Мне не жаль отдать любви тем, кому она важна, ведь человеческие чувства такие хрупкие... Врёт, - думал я, но и не мог ничего сказать, лишь сели за стол, да принялись к трапезе. - Ты пойдешь на выставку? - сказала Олечка. - Если это важно для тебя, то да. - Мне важно чтобы для тебя это было важным. - Немногое на свете бывает важным, но я схожу. - Ты всё ещё хранишь его снимки? - Нет, все осталось в прошлом, - соврал я, ведь я фотограф, живописец, разгильдяй и недотепа, я сделал снимок каждого прекрасного места в этом городе, но единственное прекрасное в моей фотопленке - был он. Она хорошо меня знала, видела когда вру, когда счастлив, но не сказала и слова более об этом. - Грязно у тебя, убраться стоило бы. - Нет, мне это не нужно, это не характеризует меня как человека. - Твой беспорядок стимулирует твою апатию, а не характеризует тебя как человека, глупый. - Быть может так, да это мои мысли и видение мира, говори, что хочешь, но я не живу тем, чем живёшь ты. - Что ты хочешь этим сказать? - Я рыба, а ты птица, ты паришь в воздухе, а я в воде. Твой опыт и переживания могут расцениваться относительно других птиц, а мои относительно других рыб. - Мы люди, а не животные, у нас есть что-то человеческое внутри, позволяющие отличать нас от рыб и птиц, я не собираюсь менять тебя, я лишь даю понять, что я рядом и принятие помощи от близких не сделает тебя жалким. Зависло молчание, кратковременное и неприятное. Чайник закипел, Олечка налила воды в фосфоровые чашки с фиолетовыми и желтыми цветами, достала сушки и пряности. Мы принялись кушать в молчании. Я сомневался и в этом был разговор, без слов. Мы взяли по сигаретке из пачки, Марвел с Черникой, стояли у окна. Мне нравилось читать по субботам, а поздней ночью курил, выписывая грустные цитаты, которые, казалось, характеризуют мою жизнь. Письма, газеты, книги и одежда были разбросаны по всей комнате - это помогало описать состояние души. Люди приходят и уходят, они заходят в жизнь, располагаются слишком близко и начинают постепенно тебя менять. Сортировать книжки по полкам, старые газеты выкидывать, а письма сжигать. Я не желаю изменений, я не желаю любви, мне достаточно незнакомцев в постели и душа, жгучего, знойного, разъедающего кожу. Она же видела во всем прекрасное, сближалась с людьми, отдавая каждую частичку себя. Как скульптурный пластилин, который отмоешь лишь обжигающей водой. Люди любят и ненавидят таких, ведь построишь то, что желаешь, а самое главное, она скажет тебе то, что ты хочешь услышать, таких мало, их недооценивают, а когда теряют - начинают ценить. - Ты боишься воды? - спросила Оля, перебив мой анализ. - Скорее да, чем нет, по жизни я тонущий. - В детстве с мамой мы поехали на море, я не умела плавать, потому и плавала у берега, но как то волны занесли меня в глубь. - Все ведь обошлось? - Да, спасатели быстро отреагировали и я не утонула, но все же мне кажется, что эти волны преследуют меня по жизни. - Я как-то спросил его, готов ли он прыгнуть в воду, увидев утопающего человека или же позовет на помощь? Он ответил, что прыгнет, но это не было тем проявлением заботы, которое веет от тебя. - Я бы не смогла прыгнуть, скорее позвала бы спасателя. - Но ты уже прыгнула. - Твои метафоры это хорошо, но люди не уделяют столько смысла словам, которые говорят, а я же, порой, притворяясь глупой, делаю вид, что не замечаю мелочи. Но сейчас я правда не поняла к чему ты клонишь. - Большинство людей не способны прыгнуть в воду, потому и зовут спасателя, но речь не о воде, речь о проблемах, переживаниях, когда ты говоришь, что способен помочь, способен ли ты пронести этот груз и на себе? Он явно сделал это ради героизма, а не ради кого-то. - Людям и не нужно нести чей-то груз, если ты прыгнешь в воду, то есть риск, что вы погибнете вместе. - Ты права. - Ты соврал, говорил, что больше не переживаешь об этом, эти письма... - Ты тоже соврала, ведь жить в обмане легче. - Я боялась этих слов, боюсь до жути и сейчас, мои слова не повлияют на тебя, но ты молодец. - Думаешь, что это так? - Конечно, я уверена, твой ход мыслей близок мне, я всегда считала нас схожими, да только мы остаёмся по две стороны комнаты, но я всегда буду на твоей стороне. - Я сжёг стихи. - Это было к лучшему. На стене висели фотографии, все забито чувствами, моментами, воспоминаниями, я не могу их забыть, это то, что позволяет мне жить. - Наверное мне стоит идти, я обещала помочь матери с бытовыми делами, я рада, что ты находишь силы жить дальше, прошу, береги себя, - сказала с глубокой печалью Олечка. - Я пойду с тобой, мне кажется эти стены разъедают меня и нужно проветриться, - ответил я. - Хорошо, тогда в путь. Метель стихла, в кармане несколько купюр на проезд и выпивку, билетик в метро, фотокарточки, глянцевые пуговицы и горечь. Мы собирались, а Оля напевала строчки с песни, тихо, что не зная этой ее черты - никогда бы не услышал. Быть может звук исходил из ее сердца. Мы закрыли однушку на замок, спустились ступеньками и вышли на улицу. Холодно. Но рядом с ней мне всегда было тепло, от нее исходил отблеск золотистого топаза, запах маковых полей и тополи. - Я люблю февраль, это предвкушение весны, чувство, что все проблемы скоро исчезнут, как растает снег, а во дворах кругом будут ландыши, - резко сказала Оля. - Да, весна это хорошо, но почему февраль, а не март? - Потому что жить проще чего-то ожидая, тебе не кажется? У меня мечта, учиться в Киеве, стать поэтессой, подрабатывать натурщицей, а утром пить кофе в кафешке у дома. У меня будет много кошек и ох, черт! Какие они милые! Ты видишь? Посмотри туда. Справа от меня, в полной темноте, под освещением фонарного столба, был домик, маленький, кривой и сделанный на вид младшеклассниками, там сидело несколько котят и дружно спали, необычно для таких животных в позднее время. Мы пошли дальше. Дойдя до станции, Олечка крепко сжала мою руку, отвела взор в даль, это был страх и неизвестность, мы знали, что дальше будет только тяжело, осталось забыть прошлых себя и жить дальше. - Я не приеду, - сказала с дрожанием в голосе она, - мы встретимся вновь, не знаю где и когда. Эта выставка означает не только новые свершения, это не только прорыв вперёд. Я надеюсь ты приедешь и поговоришь с Евой, не только за себя, за нее, но и за меня. - Я понимаю. - Прости, я до последнего старалась быть рядом, не падай духом, люди, которые сделали тебе больно уже позади. Ты справишься! - Спасибо, я верю в это, береги себя. В далеке ехал трамвай, это означало только одно, мы вернулись к началу конца. Олечка не отпускала мою руку, крепко обняла и оставила след темно-бордовой помады на щеке. Больше всего на свете я хотел сесть вместе с ней, выговориться, да только ком в горле застрял, невыносимо острый. Она передала мне кулон с янтарем и ушла.