Она

— Знаешь, быть с ней было так легко. Она как ветер ранней весной: не холодная – освежающая, всегда пахла полевыми цветами. Я любил её кудри. Они подпрыгивали при каждом её лëгком шажке. Такие мягкие, воздушные! По утрам она собирала их в пучок и пила чëрный кофе, листая ленту новостей. Одинокие локоны обрамляли её лицо, щекоча бледные щëки. Она рано просыпалась, незаметно выскальзывая из моих объятий. Босые, никогда не замерзающие стопы вели её на кухню. Иногда я присоединялся к ней и получал тихое "утречка". Голос её после сна всегда был чуть хриплым и глубоким. Мне нравилось её слушать: о её дне, о чувствах, о мыслях, об идеях. Но больше всего я любил, когда она говорила о музыке: её янтарные глаза загорались огоньком, а голос становился выше; обычно спокойная, она превращалась в ходячий хаос, резко жестикулируя, она рассказывала о Романтизме и символике коня, отца и сына. Мы всегда гуляли по вечерам. Особенно часто – у берега. Она любила море. Она говорила, что хочет быть как море: свободной, не принадлежащей одному месту. Она никогда не торопились, будто всë время этого мира было в её руках. Она была не по годам мудра. За советом в любом вопросе я обращался к ней и каждый раз убеждался, что она права. Когда я говорил ей об этом, она просто улыбалась мне своей завораживающей улыбкой и оставляла меня одного. Откровенно говоря, она никогда не говорила, что любит меня, но я видел это в её глазах, чувствовал в её прикосновениях: они были не эгоистичными, жадными. Они были такими, будто она знает меня тысячи лет и я вечно ей принадлежал. Любила внимание. Нравилось видеть, как я не могу и слова вымолвить в её присутствии, как я отворачиваюсь от других, как ставлю её в приоритет. Я отдавался ей полностью. В моей минорной жизни она была неаполитанской ступенью. — Почему вы не вместе? — У неё уже была любовь, с которой она заключила пожизненный брак, – музыка. Это был лишь вопрос времени.