Вещь

В этом доме царила тишина на протяжении нескольких недель. Будто чёрные, маленькие пауки, ползут по спине, будто тараканы своими маленькими лапками быстро пробегают по рукам, вниз, к ногам. С каждым днём всё сложнее двигаться, весь этот груз останавливает. Вся эта тяжёлая атмосфера чертовски давит, но даже если закрыть глаза — ничего не выйдет, всё было и будет оставаться таким же. Таким же тёмным, тяжёлым, холодным, собственно, как и всегда. Пытаясь проглотить скопившеюся слюну, Майкл с силой сглатывает, но ком в горле мешает, и получается только выкашлять, все мокроты и слюну, которые мешают говорить. Горло по-прежнему сухое и от этого, становится ещё больнее. Хотя, ему и не особо хотелось говорить. Не было желания от слова совсем. Не было ни идей для разговора, ничего. Голову заполняли лишь тёмные мысли, что скопились в голове, большой паутиной с кучей размышлений и воспоминаний. Но всё же, придётся выйти из этой чёртовой комнаты и наконец пойти за водой. И хотя, нахождение в любой комнате этого дома, уже доставляло неимоверное раздражение, но своя комната Майкла раздражала ещё больше. Кое-как встав с кровати, он добрался до двери и с глубоким вздохом открыл дверь, зная, что и кто его ждёт. Всё так же как и всегда: его отец сидит на диване и читает какую то газету, держа в другой руке кружку с кофе. Тихими шажками Майкл пытается добраться до кухни так, чтобы отец не заметил его, или скорее не обратил внимание. Но как только парень пытается идти тише, он замедляет шаг и так, он только ухудшает всю ситуацию. Хотя, зачем он пытается, ведь если отец захочет поговорить с ним, он поговорит и это случится. К сожалению, всё так и вышло. Направив хмурый взгляд на своего сына, он мгновенно улыбнулся, его «излюбленной» фальшивой улыбкой, настолько широкой, что буквально была «до ушей». Отложив газету и кружку с кофе, Уильям подошёл к парню. — Ох, Майкл! Почему же такое грустное выражение лица? — наклонился мужчина ближе к сыну и полушёпотом добавил, — Может, у тебя что-то случилось? — А, эм, нет-нет, я в порядке. — отойдя чуть дальше произнёс Майкл. Он знал, что может сейчас предпринять его отец и точно знал, что хорошим это точно не закончится. — Ты же знаешь, как я люблю тебя, Майкл, — чуть опустился и приобнял за плечи Уильям, — будь добр, веди себя тише, ты же не хочешь получить наказание и быть плохим сыном, верно? Майкл понимал, что сейчас будет, ведь это происходит совсем не в первый раз. — Д-да, я буду хорошим сыном… — колени слегка дрожали, а голова опустилась, Майклу было страшно и он совсем не мог смотреть на своего отца. Уильям одной рукой гладил парня по щеке, а второй начал расстёгивать свой ремень. Майкл ещё больше напрягся и сильно зажмурил глаза, пытался не думать о том, что сейчас будет. Сняв с себя штаны, Уильям провёл по выпуклости в районе паха и ухмыльнулся. — Ну же, Майкл, будь хорошим мальчиком, сделай это. — перенёс руку на голову мальчишки и начал нежно гладить, перебирая волосы. — Я… Угмх… Хорошо. — Перед глазами всё двоилось, а руки предательски сильно тряслись. Майкл опустился на колени. То, как он снимал боксеры со своего отца, выглядело просто жалко. Слегка проведя рукой по горячей плоти, парень решился зайти дальше. Он облизнул красную головку члена и затем, проводил языком по стволу. Уильям лишь томно вздыхал, ожидая большего от своего сына. Он нежно массировал его голову, заводя руку к затылку, давя, чтобы тот, действовал активней. Майкл взял в рот головку и начал посасывать её, как бы противно ему не было. Вся эта ситуация была ужасно странной и пугающей, а то, что делает он сам, тревожило ещё больше. Парень сделал глубокий вдох и взял член глубже, сделав два глубоких толчка и засовывая плоть глубже, упирая в горло. Из-за рвотного рефлекса, мальчик начал кашлять, а на глазах появились капельки слёз. Но его отцу было абсолютно всё равно и тот, начал грубо трахать его в рот. Он словно наслаждался этим и смотря на своего сына, начал улыбаться и сжимать его волосы. Майкл уже реально плакал, ему было больно и страшно. И вот, Уильям кончил тому в рот, следом, сделав ещё несколько толчков, перестал насиловать рот мальчика. Прозрачно-белая жидкость была у него во рту. Как же отвратительно сейчас чувствует себя Майкл. У него резко скрутило живот и его стошнило. Ужас. Но ему повезло, что он не ел так много сегодня и поэтому, из его рта вылился лишь желудочный сок, кусочки фруктов и сперма. Подняв голову, Майкл увидел что его отец скривился и своей ногой прижал лицо сына к рвоте. — Кошмар, Майкл, просто ужасно. Неужто ты думаешь, что я собираюсь убирать за тобой блядскую блевотину? Какой плохой мальчик, плохой сын, — Уильям начал топтать затылок парня, ударяя его об пол со рвотой. Майкл лишь плакал, тихо всхлипывая, ведь чего-то большего он сделать не мог. Перестав бить сына по голове, Уильям поднял того за шиворот и кинул на спину. Из-за неожиданности, Майкл вскрикнул, но сразу же закрыл свой рот рукой, попутно вытирая рвоту с лица. Как бы парень не сопротивлялся, отец быстро и резко снял с него всю одежду и наклонившись к его уху, шёпотом выдал: — Плохие мальчики должны понести должное наказание, я прав? Раздвинув ноги своему сыну, он подставил к анусу член и начал немного вводить внутрь и обратно. Майкл лишь тихо скулил, готовясь к худшему. Уильям одним, но тяжёлым толчком вошёл в парня, закрыв ему рот рукой. Майкл кричал, но из-за руки отца, его криков почти и не было слышно, лишь мычание раздавалось из его рта. Уильям начал и дальше двигаться, грубыми толчками трахая уже кровавую дырочку, разрывая внутри него стенки. Майкл громко кричал и рыдал — от невыносимой боли и страха. По комнате раздавались хлюпающие звуки, ему было ужасно противно. Он не хотел, не хотел всего этого, он не хотел видеть своего отца. Уильям трахал его всё сильнее, толкаясь в простату и этим лишь сильнее добивая своего сына, который уже не в силах кричать. Кое-как продержавшись последние минуты, он закрыл глаза и тяжело дышал. Отец кончил в него, заливая внутренности горячей спермой. Затем, как будто ничего и не произошло ушёл в ванную, оставив тело сына на полу. Анус Майкла чертовски болел и оттуда выливалась кровь со спермой, его лицо до сих пор было в остатках рвоты, а разум был затуманен, глаза закрыты. Он не хотел, чтобы это повторилось.