Оле-Лукойе

Я за день вылез из кожи вон, Чтобы понравиться всем. В.Р.ЕД. — Скелет

      Первую пару в понедельник Шастун, как и обещал, прогулял. Без его фигуры за последней партой было как-то пусто и непривычно, и, кажется, остальные студенты обратили внимание на отсутствие извечной фразы про капюшон, которая следовала сразу за утренним приветствием.       Черных худи у Шастуна, как теперь знал Арсений, было целых пять штук, с минимальными различиями, а в капюшоне он гонял не потому, что стремился отгородиться от социума — на социум тому было глубоко фиолетово. Просто, по его признанию, одно гипотетическое понимание, что за окном лежит снег, заставляло его мерзнуть. В этом было что-то очень кошачье — Тася, к примеру, тоже усиленно прятала нос в преддверии морозов, хотя в квартире Шастуна было почти жарко и рядом с батареями было невозможно находиться. Арсений в связи с этим передвигался там исключительно босиком и в футболке и всерьез подумывал оставить у Антона шорты.       Удовлетворенный от осознания, что это теплолюбивое существо сидит дома и, хочется верить, все еще спит, Арсений принял лабораторные у группы, проконсультировал относительно порядка получения автоматов, выслушал очередную офигительную историю о преподавательнице философии, по большому секрету узнал, что все-таки произошло с проектором в одной из лекционных аудиторий в пятницу и при чем здесь пропавшая у уборщицы швабра, а также пообещал каждому, кто придет на секспросветную лекцию после пар, кофе за свой счет. Потом отпустил группу на десять минут раньше, добавив:       — Мирон, только вы останьтесь. Есть момент относительно вашего доклада завтра.       Сонный, очень помятый, в оранжевом свитере и узких клетчатых брюках, заканчивающихся едва ли не на середине икры, Климов-Большаков медленно кивнул, взъерошив и без того торчащие волосы. Несколько минут, пока одногруппники собирали свои вещи и покидали класс, он провел прижавшись лбом к парте. Потом, когда дверь закрылась, оставляя их вдвоем, резко поднял голову, зажмурился на секунду, сфокусировал взгляд покрасневших глаз на преподавателе и заметил:       — Вы какой-то не такой.       Арсений, раздумывающий, как аккуратнее начать разговор о Ктулху, недоуменно нахмурился.       — В смысле «не такой»?       — Не знаю. Как будто счастливый. Влюбились?       Спросил он это настолько безмятежно и с таким искренним одобрением, что у Арсения язык не повернулся его одернуть и кратко расшифровать понятие субординации. Вместо этого он сказал себе, что это не самое странное заявление, которое он слышал от Мирона, и перешел к делу.       — Я хочу предложить вам сделку. — Арсений оценил заинтересованно округлившиеся глаза и продолжил: — Я делюсь с вами инсайдерской информацией в обмен на некоторые изменения в докладе.       Климов-Большаков сощурился, с ходу подхватывая заговорщическую атмосферу. Разумеется, вот так сюсюкаться со взрослым лбом было странно, но Арсению было отчаянно жаль творческого и оригинального мальчишку, которого ради всеобщего блага предстояло загнать в рамки. Абсурдная тема работы ведь не была провокацией — не после того, как он упорно трудился над реализацией структуры, заваливая своего преподавателя вопросами и делая больше, чем было достаточно в рамках формата конференции. У него была идея позже использовать разработку как инструмент для ролевиков, игроков в «ДнД», писателей, геймдевов и прочих классных ребят, которые сталкивались с необходимостью прописать и организовать собственную вселенную, и это было очень круто, но его настойчивое желание использовать в качестве тестовых данных именно персонажей Лавкрафта было… проблемой.       — О какой информации идет речь?       — Бонусная подсказка, — ответил Арсений, чувствуя себя наркоторговцем на сделке. — Она даст вам фору в новогоднем сценарии. Заметьте, только вам.       На худом, несколько несимметричном, но очень обаятельном лице отразилось недоумение, потом Мирон издал странный звук, средний между осененным вдохом и восхищенным взвизгом.       — Так вы все-таки… — не слишком осмысленно предположил он, требовательно уставившись на преподавателя.       — Да, я все-таки, — подтвердил тот. — Буду одним из координаторов. Надеюсь, вы понимаете, что это…       — Никому не скажу, — клятвенно пообещал Климов-Большаков и уставился на Арсения сияющими глазами. — Как так получилось?       — Мирон, я обещал подсказку, а не исповедь. И не просто так.       — А. Да, точно. Я согласен.       — Вы ведь не знаете, о каких изменениях я говорю.       — Думаете, я совсем тупой? — вздохнул студент с некоторым сожалением. — Понятное дело, вы переживаете, что нам обоим достанется за Лавкрафта.       — В тезисах ваш проект подан как универсальная система учета, частным случаем применения которой может быть отображение пантеона мифических существ, — мягко проговорил Арсений, отстраненно удивляясь тому, когда научился озвучивать настолько сумасшедшие заявления с серьезным лицом. — Помните, я говорил о возможности рассмотреть более общий вариант, где будут представлены сотрудники предприятия, к примеру, чтобы не отвлекать внимание от технической реализации? Только для этой конференции, а позже вы сможете продолжить работу над проектом.       — Да не вопрос, — кивнул Мирон. — В саму программу завтра ведь никто не будет смотреть, главное — скрины, а туда я вобью новые данные.       Приятно удивленный, Арсений наблюдал, как студент, чуть поморщившись, поднимается из-за парты. В голове мелькнула неуместная мысль, что тот, вероятно, крайне приятно провел выходные. Поправив очки, он присмотрелся к Мирону внимательнее — только потому, что не хотел упустить момент, когда его состояние начнет вызывать опасения и потребуется навешать ему люлей, чтобы спал по ночам, а не тусил. Причем, судя по характерно неуверенным движениям, либо с очень темпераментной девушкой, либо не слишком осторожным парнем. Конечно, личная жизнь студентов была не его заботой и он не стремился лезть не в свое дело. К примеру, он точно не станет комментировать фиолетовый засос, который угадывался под шарфом, съехавшим в сторону. Или…       — Мирон, — тихо сказал Арсений, чувствуя, как на него опускается абсолютное спокойствие, — что у вас на шее?       Тот нервно вскинул голову, одновременно сминая шарф в попытке скрыть горло, на котором теперь были отчетливо различимы следы пальцев.       — Ничего. Это… — он взял себя в руки и ухмыльнулся. — Знаете, что такое аутоэротическое удушение?       — Знаю, — ровно проговорил Арсений, глядя в глаза студенту. — Но угол не тот. Кто вас так?       Тот промолчал, задумчиво перебирая полосатые тесемки на рюкзаке, который так и не закинул за спину.       — Мирон, мне бы очень хотелось, чтобы в конце года в доверенной мне группе осталось столько же людей, сколько и в начале. Будьте осторожны. И бога ради, не молчите, если вы нуждаетесь в помощи.       Климов-Большаков насупился, посмотрел на Арсения и досадливо дернул плечом.       — Ничего такого. Это просто папа, — он помолчал и добавил: — Помощь не нужна. И не говорите, пожалуйста, ничего, сам все знаю.       Арсений медленно выдохнул, стараясь справиться с гневом. Вот ведь урод.       — Наберите мне, если захотите поговорить, — только и сказал он. — Мало ли.       Мирон кивнул и добавил с грустной насмешкой:       — Не переживайте, все окей. Как вы понимаете, я тоже не подарок. — И быстро, пока преподаватель не озвучил написанные на лице возражения, потребовал: — Расскажите про подсказку.

***

      После второй пары Арсений, все еще несколько подавленный из-за откровений Мирона, пересекся с Шастуном в буфете. Тот привычно поглощал не то поздний завтрак, не то ранний обед — сегодня нечто серое и бесформенное, явно приготовленное на пару, в тройном экземпляре, и относительно симпатичный салат. Впрочем, на той неделе Арсений из любопытства поддался на уговоры Кати, которая не оставляла попыток его накормить, и вынужден был признать, что, несмотря на непритязательную визуальную составляющую, еда в буфете была очень вкусной. Да и едва ли в ином случае Шастун наведывался бы сюда с такой регулярностью.       — Договорился, — с улыбкой сообщил Арсений, присаживаясь напротив студента. — С Мироном по поводу доклада. Спасибо за помощь.       — Думаю, вы и так справились бы, — пожал плечами Антон. — Он же не совсем скотина. Вообще-то, он очень прикольный.       — Не думал, что вы обращаете внимание на одногруппников, — заметил Арсений, удержавшись, чтобы не рассказать о своем открытии о семейных обстоятельствах этого самого интересного.       — Действительно не слишком, — согласился Антон. — Обычные нормальные люди. У нас деловые отношения.       — Мне казалось, вы вообще не общаетесь. Что они вас побаиваются.       — Меня? — фыркнул Шастун. — Скорее считают интровертом и относятся с пониманием. Хотя, возможно, до первой сессии и побаивались. Я был не в форме и, наверное, мог быть чересчур резким.       — А что произошло потом?       — Общие проблемы сближают, — объяснил тот. — Все делились инфой и работами в чате. Ну и я, соответственно, тоже.       — Был уверен, что вы принципиально этого не делаете.       — То, что вы ни разу не ловили никого на списывании, означает только, что мы круто шифруемся, — с преувеличенной снисходительностью улыбнулся Шастун.       — А седьмая лабораторка? — заинтересовался Арсений. — Там, где я с заданием натупил? Ее же только вы сдали.       — Я был в Смоленске и отключил основной телефон, а вернулся только под утро, — после паузы вспомнил Антон. — Золотарева мне тогда рассказала, кто я после этого, — он слабо улыбнулся. — Справедливости ради, ваш предмет обычно все делают сами. Вы вполне вменяемо формулируете задачи, в отличие от некоторых преподов. Проблемы ведь чаще всего возникают не потому, что мы тупые и ленивые… Хотя это, конечно, тоже.       — Могу себе представить, — покачал головой Арсений. — Вы помните, что завтра у вас тоже доклад?       — Разумеется, — легко пожал плечами Антон. — Выступлю, не проблема. Или вы хотите прорепетировать?       — Я в вас более чем уверен, — улыбнулся Арсений. — Меня больше смущает Мирон.       Конечно, намного больше, чем выступление того на завтрашней конференции, его беспокоило то, что Климов-Большаков-старший позволяет себе хватать парня за горло с такой силой, что остаются синяки, но не стоило обсуждать это с Антоном.       — Преподы, которые будут там присутствовать, прекрасно знают, на что он способен, и вряд ли станут валить вопросами перед гостями, — рассудительно заметил тот. — А гости, я уверен, по большей части будут с завода и тоже отнесутся лояльно. Его отец там какой-то директор, поэтому с фамилией Мирона можно вообще любую чушь пороть, они только кивать будут.       — Серьезно? Я не знал.       — Мирон вроде не афиширует, — согласился Антон. — Но я знаю. В прошлом году он пытался заказать для отца игру, и Поз наводил справки. В итоге мы отказались. Мутная какая-то затея там была…       Арсений, несколько помрачнев, отпил кофе. А если это было просьбой о помощи? В конце концов, Оле-Лукойе был героем Мирона.       — Почему мутная?       — Я был уверен, что это не его формат. Ну не станет самодовольный дядька в костюме бродить по катакомбам. Мы бы его туда не заманили ни загадками, ни прямым инструктажем. Что-то там не то было. Особенно если знать Мирона и идеи, которые ему иногда приходят.       — И как он отреагировал?       — Нормально. Сказал, что понимает. Потом вроде бы выбросил из головы. Не знаю.       Арсений задумчиво постучал подушечками пальцев по полупустой чашке, потом встряхнулся и сказал:       — Мне записать эту кошмарную лекцию на видео или просто сосчитать количество нужных фраз?       — Я сам посчитаю, — отмахнулся Антон. — Не заморачивайтесь.       — Точно хотите убить на это час своей жизни?       — А вы еще не поняли, что у меня очень своеобразное чувство комического?

***

      Под лекцию отдали самую большую аудиторию корпуса и загнали туда студентов со всего шестого факультета, включая даже пятый курс. Разумеется, не в полном составе, а только тех, кто не успел сбежать или так же, как и Шастун, обладал специфическим чувством юмора. В воздухе витал скепсис.       Нет, сама по себе идея сексуального образования была более чем здравой и благостной. Но сегодняшний лектор, глава психологической службы и по совместительству преподаватель соответствующей кафедры, была одним из самых неподходящих кандидатов на эту роль. Хуже только завхоз дядя Валик, очень молчаливый по причине того, что разговаривать матом ему запрещало руководство, а по-другому тот не умел. И то студенты, наверное, охотнее прислушались бы к его выкладкам.       Елена Евсеевна была подчеркнуто милой шатенкой лет сорока, невысокой и очень… тщательной. Во всем, начиная от укладки и брючного костюма и заканчивая манерой речи. Она кротко складывала руки на уровне солнечного сплетения, будто собираясь петь арию, и лукаво склоняла голову, как если бы присутствующие в аудитории были ее добрыми друзьями. При всем этом Елена Евсеевна также была упрямой и нетерпимой к другим мнениям стервой. Арсений столкнулся с ней при приеме на работу в ЛАИ, и было это знакомство незабываемым. Пожалуй, не воспринимай он в тот момент окружающих через призму тупой отстраненности, она бы его взбесила.       Арсений наблюдал за подтягивающимися студентами со второго яруса аудитории, отделенного массивным ограждением, достаточно широким, чтобы там поместился стаканчик с кофе. Парты за его спиной были свободны, поскольку незадолго до этого лектор очень нежным голосом попросила присутствующих пересесть поближе. Чтобы не упустить ни крупицы мудрости, очевидно.       Рядом с подтянутой, аккуратной и демонстративно радушной психологиней стояла преподавательница философии — та самая, которая невзлюбила 635-с группу по неизвестным причинам. Судя по тону их разговора, они были как минимум приятельницами. Неужели боль его группы пришла поддержать подругу?       — А ведь еще не поздно сбежать, — услышал он тихий голос за своей спиной и обернулся.       — Я думал, верхняя дверь закрыта, — Арсений улыбнулся Антону, щеки которого почему-то были покрасневшими от мороза, и шагнул в сторону, освобождая место рядом с собой.       — Да там такой замок. — Шастун пренебрежительно дернул плечом.       — Вы практикуетесь во взломе с проникновением или не хотите проходить мимо прекрасных дам? — куратор покосился на двух преподавательниц, которые внимательно следили, как их юная помощница, возможно, чья-то аспирантка, переписывает данные со студаков у входящих в аудиторию. — Маразм какой-то.       — Не то чтобы не хочу... — начал Шастун, потом замолчал, посмотрев куда-то вниз.       Арсений проследил за направлением его взгляда и увидел, что Артамонова, философиня, наблюдает за ними, а потом целеустремленно пересекает аудиторию по диагонали с явным намерением подняться.       — Оу, — выдохнул куратор, старательно сохраняя серьезный вид, и произнес одними губами: — Думаю, лучше не делать резких движений.       А сам медленно опустил руку в карман, достал ключи от машины, на ощупь снял с карабина кольцо, которое так и не вернул Шастуну, и надел его на безымянный палец правой руки. Его махинация не укрылась от внимания студента, но тот только красноречиво поднял бровь.       — А как вы думаете, я ходил к ней договариваться за вашу группу? — проговорил Арсений. — Это была идея Позова. И, как показало наше знакомство, очень удачная идея.       Шастун беззвучно хмыкнул, наблюдая за цокающей каблуками преподавательницей. Та грациозно преодолела широкую лестницу между рядами, легким касанием поправила прическу, скользнула взглядом по Арсению и посмотрела на Антона поверх очков в тонкой оправе.       — Я не заметила, как вы пришли, Шастун, — строго проговорила она, не сводя с него карих, выразительных, объективно красивых глаз.       — Возможно, отвлеклись, — очень вежливо предположил тот, хотя Арсений скорее ожидал молчания и фирменного пожатия плечами.       — Вас внесли в список? — продолжила Артамонова.       — Конечно, — с невинным видом ответил Антон. — Я понимаю важность отчетности.       — Необязательно высказывать ваши ложные представления о происходящем вслух, Шастун. Первоочередная цель этой лекции — рассмотреть ключевые для молодежи аспекты жизни, а не… — она недовольно повела рукой.       — Именно поэтому я здесь, — учтиво кивнул Антон, глядя женщине прямо в глаза.       — Не думаю, что вас это спасет. Да и целесообразно ли это, — заметила та, и смысл ее слов совершенно не соответствовал мягкому, доброжелательному тону.       Арсений почти открыл рот, чтобы вклиниться в эту странную беседу, но Шастун, легко улыбнувшись, почти промурлыкал:       — Я делаю все, чтобы в нужный момент быть во всеоружии. Думаю, суммы моих усилий в конце концов окажется достаточно, чтобы вы изменили свое мнение.       Артамонова едва заметно прищурилась, не отводя взгляда, потом покосилась на коллегу, сочла вертящуюся на языке реплику не предназначенной для его ушей и мило улыбнулась:       — Все может быть, Шастун. Займите свое место, через, — она глянула на тонкие часики на запястье, — пять минут лекция начнется. А я пойду проверю, не забыли ли внести в список вашу фамилию.       Когда цокот каблуков с деревянной лестницы перешел на плитку, Арсений медленно повернул голову к студенту.       — Это что такое было? — тихо спросил он.       — Говорю же, я ей не нравлюсь.       — А мне кажется, наоборот, — неверяще проговорил Арсений, уловивший в их диалоге совершенно определенный подтекст. — Возможно, вы могли бы решить все проблемы вашей группы по философии.       — Фу. Спать с преподом за оценку. Я могу только по большой любви.        — Ну, или вы, или я, — глубокомысленно пробормотал мужчина, намереваясь рассмешить, хотя от одной мысли его коробило. — Надо же что-то с сессией решать.       Антон задумчиво посмотрел на женщину, склонившуюся над студенткой со списками. Прямая осанка, темные волосы волнами, узкая юбка-карандаш, обтягивающая стройные бедра.       — Вам нравится? — уточнил он, оборачиваясь к куратору.       — Не думаю.       — Но вы все равно смогли бы?       В тоне Шастуна был различим неироничный интерес. Неужели перестал понимать дурацкие шутки?       — С ней? — Арсений вздернул брови. — Здравый смысл бы не позволил.       Антон тихо фыркнул и не ответил.       — Она всегда ведет себя с вами подобным образом? — спросил Арсений с различимым неудовольствием.       — Да ладно. Я ее сам драконю. Мне она тоже не нравится.       — И все равно продолжаете провоцировать, хотя игнорировать у вас получается виртуозно, — заметил тот и медленно выдохнул, осененный невероятной догадкой. — Подождите, Шастун, вы что, действительно…       — Фу, — повторил тот и смешно наморщил нос. — Нет. Просто… Не могу спокойно ее воспринимать. А вежливость и легкий флирт — кажется, единственная стратегия, которая не позволяет оставлять преимущество за ней.       — Страшный человек, — заключил Арсений с недостойным преподавателя одобрением. — А сессию как закрывать будете?       — Она сдастся первой, — зловеще пообещал Шастун и тепло улыбнулся куратору.       И тот подумал, что… подумал какую-то глупость, тут же превратившуюся во вполне понятную радость от того, что он никогда не попадет в разряд врагов Шастуна, которые подвергнутся его изощренному моральному террору.