Оле-Лукойе

      На следующий день эта чертова кошка едва не заставила его поседеть.       До вечера все было вполне мирно: Арсений отоспался, в режиме онлайн уделил время жаждущим его мудрости студентам, вытер пыль с подоконника и даже отправил себя на тренировку. Пока он принимал душ после, Шастун отписался, что они уже в процессе и все идет неплохо. Арсений ответил что-то ободряющее и, как и договаривались, отправился к нему домой чуть раньше, чтобы усыпить бдительность Таисии.       Он неоднократно наблюдал, как Антон делает ей вечерний укол, и в целом считал, что тоже справился бы, но не стал влезать с этой инициативой. Пусть привычная к медицинским процедурам кошка и вела себя вполне смирно, а к Арсению вообще питала необъяснимую слабость, тот не собирался рисковать ни своей жизнью, ни их теплыми взаимоотношениями. Лучше пусть иголками в нее тыкают незнакомые люди, которых она и так презирала, а он просто совершит небольшое предательство, закрыв двери и не дав ей спрятаться от пришлого Айболита.       В шесть часов означенный Айболит уже был под дверью. Арсений впустил его, чувствуя необъяснимое волнение, будто это ему, а не чужой кошке пришли делать укол. Не иначе как заразился от Шастуна, который рядом с этим симпатичным, но все же самым обыкновенным представителем кошачьих буквально плавился. О чем можно говорить, если однажды он позвал его из другой комнаты, и когда Арсений подошел, тихо и растроганно указал на лапу, которую Тася очень забавно завернула.       — Это же кошачий кулачок, — с нежностью пробормотал он, поднял глаза на своего куратора, и тот целых несколько секунд не мог оторвать взгляд и ответить что-нибудь забавное, потому что щемящая нежность с лица Антона ушла не сразу.       Совершенно сумасшедший кошатник. И Арсений рядом с ним медленно, но верно тоже превращался в такового.       Айболит — молодой и очень крупный парень, пробыл в квартире в общей сложности минут пять, и большая часть времени ушла на обстоятельное мытье рук и подготовку шприца с инсулином.       — Вы уверены в дозировке? — спросил Арсений, удерживая на руках недовольную вторжением и очень напряженную кошку.       Айболит странно взглянул на него, но не стал возражать и перепроверил электронную карту из клиники. На всякий случай даже уточнил кличку животного и имя владельца. А Арсений поймал себя на мысли, что неплохо бы набрать Шастуна и переспросить еще и у него, но это было бы совершенным маразмом.       — Мне сесть или… — спросил Арсений, когда ветеринар приблизился к ним со шприцем.       — Да нет, зачем. Стойте себе спокойно, — тот протянул свободную руку, аккуратно погладил кошку между ушами, по спине и коснулся бедра, наблюдая за реакцией.       Потом оттянул складку кожи там, где начиналась задняя лапа, мелькнул тонкий инсулиновый шприц…       — Все, — невозмутимо сообщил Айболит.       — Все?       — Ну конечно, — на бесстрастном лице появилась тень добродушной снисходительности.       Кошка подняла голову и посмотрела на Арсения как на идиота.       «Да идите вы», — едва не посоветовал тот обоим, но сдержался. Закрыл дверь за ветеринаром, не спуская Тасю с рук, и еще несколько минут гладил ее по спине, хотя в утешениях та явно не нуждалась. Потом, открыв двери в комнаты, насыпал ей корм, отписался Антону, что все в порядке, и подхватил с тумбочки в коридоре сумку с ноутом.       За последние три недели гостиная в квартире Шастуна стала восприниматься им как самое удачное рабочее пространство. Здесь, в отличие от собственного дома или библиотеки, от тягомотины с диссертацией не тошнило. Он даже, пожалуй, ощущал что-то вроде мотивации, особенно после того, как они с Антоном однажды заговорили об этом. Арсений, разумеется, не жаловался, вообще никак не выказывал своего отношения, просто объяснил разницу между кандидатской и докторской, а тот неожиданно оживился, как будто в этом действительно было что-то интересное. Прежде казалось, что Шастун умеренно презирает все, связанное с учебой, относится к ЛАИ как к неизбежному злу, но расспрашивал он об этом так, будто действительно считал крутым. Не как перспективу для себя, а как цель Арсения, и эта мимоходом оказанная поддержка странным образом отозвалась в нем, хотя обычно он был равнодушен к чужому одобрению.       Сегодня он собирался воспользоваться случаем и поработать в тишине, а заодно чуть позже погонять Тасю, которой нужна была физическая нагрузка, за лазерной указкой. Правда, с диссертацией сложилось далеко не сразу, потому что Арсений зацепился за сообщения Климова-Большакова, который был возмущен подлостью программы, по какой-то причине не работающей так, как он себе придумал. Потратив час на объяснение того, что его замысел нарушает законы логики, а также на поиски компромисса, Арсений пообещал себе больше не открывать сегодня рабочую почту. Заказал пиццу, заварил хвойный чай в чашке, которую привык считать своей — ее не приходилось раскапывать на столе Антона, потому что Арсений всегда сам ее мыл, а тот не трогал, и устроился перед ноутом.       Он бы никогда не позволил себе так вторгаться в чужое личное пространство, если бы не отношение Шастуна. Тому, напротив, было комфортно, когда кто-то маячил на периферии, нравилось для кого-то готовить, сталкиваться в узком коридоре, соревноваться в том, на ком дольше пролежит Тася, травить байки, обсуждать идеи… А Арсению, казалось, всю жизнь не хватало такой ненавязчиво домашней атмосферы. Не то чтобы ему ее никогда не предлагали, просто… как-то не получалось оценить. Все время что-то было не так, он чувствовал себя не на своем месте, ощущал давление… А Шастун просто незаметно вовлекал в свою жизнь, и Арсений даже не успел осознать, в какой момент стал проводить в его компании чуть ли не каждый третий вечер, знать, что хранится в закрытых ящиках его стола, и привозить с собой пакеты из супермаркета, чтобы принять хотя бы такое участие в приготовлении ужина. И это не казалось чем-то особенным — это для Арсения-то, который с некоторых пор был склонен усложнять человеческие отношения, искать подвох, продумывать сценарии наперед, чтобы угадать, в какой момент все пойдет прахом, когда же обнаружится, что он не приспособлен к мирному сосуществованию с другим представителем своего вида. А Шастун просто поступал так, как ему удобно, и со стороны мог сойти за исполнившуюся мечту мальчишки о том, как «вот вырасту и буду сколько захочу звать друзей в гости». Это, конечно, было бы поспешным выводом, потому что тот точно не был беспечным мальчишкой, но, если отбросить печальные нюансы, с которыми все равно нельзя было ничего поделать, Арсений чувствовал себя именно так — будто заглядывает после уроков к школьному товарищу. Наверное, если бы не пунктик Шастуна относительно легковых автомобилей, они бы ездили к нему прямо из универа, и Арсений приезжал бы домой только ночевать.       При этом, хоть их отношения и стали вполне дружескими, Шастуну удавалось неуловимо соблюдать субординацию. Это не мешало ему ругаться матом, отпускать сомнительные шутки и в целом вести себя вполне свободно и естественно, и все же некую грань он, осознанно или нет, не переходил. Хотя Арсений, наверное, не стал бы его одергивать.       Потому что у него как раз временами возникали трудности. Тянуло смешить Шастуна на парах, принимать лабораторные без защиты, делиться информацией, которая не должна доходить до студентов, и еще всячески подчеркивать, что отношения студент-преподаватель в их случае — больше формальность. Это было, безусловно, неправильно, а еще грозило бы неприятностями, если бы не твердость Шастуна. Было за что быть ему благодарным.       Курьер с его пиццей подъехал уже после девяти. Арсений прервал свои попытки добить нужный объем теоретического раздела и устроился с не слишком здоровым ужином на кухне. Антон отписался, что они уже на финишной прямой — в подвале старого цирка, где студент актерского сидит на цепи в ожидании игрока, который попытается забрать у него очередную подсказку. Скинул несколько фото худого взъерошенного парня, который с безумным взглядом сидел у миски с говяжьими костями, потом скрин с камеры, где средних лет дядька сосредоточенно копался в вентиляции, стоя на огромной клетке, вероятно служившей когда-то для содержания тигра.       «Прикольный мужик, веселый», — написал Антон через минуту.       «Не тупит?»       «Все тупят. Но этот тупит весело. Мне пора».       Арсений покачал головой, взяв очередной ломтик пиццы, отложил телефон и поймал себя на внезапной мысли: нужно менять квартиру. Сейчас, хотя он снова ужинал один, он не чувствовал себя паршиво. Для собственной кошки он точно пока не созрел, и вряд ли этот момент наступит, но, по крайней мере, сменить безликие бежевые стены на что-то более уютное вполне в его силах. Тем более что ему даже не обязательно обращаться к риелтору: Позов, как оказалось, обладал способностью найти в интернете что угодно. На его глазах он буквально за двадцать минут и два звонка выяснил название разливных духов, подаренных Ирине Викторовне пять лет назад какой-то подругой с юга страны, по единственной фотке флакона без каких-либо надписей кроме трехзначного номера. Определил производителя тары, переговорил с их секретарем и выяснил, каким компаниям они поставляли эти флаконы в упомянутый период времени, набрал тем, узнал, что аромат под кодом 464 все еще производят, и заказал сразу две штуки, все — за большой перерыв. Наверняка ему по силам найти более-менее уютную квартиру от собственника. Нужно будет заняться этим после Нового года.       Коробку с парой ломтиков пиццы пришлось убрать в холодильник, чтобы до них не добралась Тася. Она не была склонна к воровству человеческой еды, но Арсений слишком проникся ролью кошачьей няньки. Потом взял с узкой полки над кухонным столом лазер и позвал свою сегодняшнюю подопечную, которую нужно было гонять, чтобы она, по определению Антона, снова не раскабанела. А после игры обязательно дать мышь, чтобы избежать фрустрации из-за неуловимости красной точки. Лекции по кошачьей психологии в их разговорах случались не слишком часто, но каждый раз оставляли под впечатлением. Впору было не то завидовать Тасе, не то подозревать Шастуна в некой патологии, настолько глубоко он проработал тему.       Кошка на зов не отозвалась. Арсений прошелся по квартире, повторяя: «Кис-кис, выходи, пушистая задница», — заглянул под кровать, за шторы, под диван и стол… и ощутимо напрягся, никого не обнаружив. Включил свет во всех комнатах, прислушался, снова обследовал все места, где могла зашухариться Тася, а не преуспев, попытался вспомнить, как встречал курьера. Он открыл дверь буквально на минуту, но вполне мог отвлечься, пока расплачивался… Захватив с тумбы ключи, обулся, вышел в подъезд, поднялся на последний этаж и спустился вниз, периодически кис-киская, но навстречу ему вышел только чей-то огромный рыжий кот, холеный и высокомерный.       Выскочила на улицу? Арсений нервным движением потер лоб, бегом поднялся в квартиру, чтобы захватить пальто, открыл дверь — и наткнулся на внимательный взгляд желтых глаз. Кошка, сидящая на полу в коридоре, гипнотизировала его несколько секунд, потом лизнула лапу и изящно упала на бок, вывернувшись кверху пушистым серым пузом.       — Ах ты ж… — выдохнул Арсений, закрыл дверь, скинул ботинки и подхватил на руки это кошмарное существо. — Где была?       Кошка ничего не ответила, и он прижал ее к себе, почесывая за ухом и испытывая невыразимое облегчение. За последние четыре минуты он успел в красках представить, как будет объяснять все Антону… жуть.       Тася бессовестно мурлыкнула, осторожно выпустив когти.       — Засранка, — резюмировал Арсений и тут же вспомнил про лоток, о котором Шастун не упоминал, но это вроде как бы само собой разумелось.       Недоумевая, в какой момент его жизнь превратилась вот в это вот, он навел порядок, снова поставил чайник и одним глазом заглянул в рабочую почту, не в силах вот так сразу вернуться к диссертации. Непрочитанных от Климова-Большакова скопилось больше десятка, и все за последних два часа.