Оле-Лукойе

      К половине третьего ночи выжили только они вдвоем с Ириной. Часть их компании постепенно разъехалась, а остальные лениво расположились за столом в разнообразных позах, периодически переговариваясь и поглядывая на своих более энергичных коллег. Ребята за соседним столом то и дело уступали им свою очередь петь, потому что набрались до состояния, когда буквы на экране должны были расплываться, а собирать их в строчки песен становилось почти невозможным, и спустя некоторое время Арсений поймал себя на том, что подустал. Именно физически устал, потому что вечер прошел крайне активно. К тому же, давали о себе знать последствия перенесенного ларингофарингита, и он чувствовал, что пора сворачиваться, если он не хочет влететь по новой.       Ирина Викторовна выслушала его и, как ни странно, не стала возражать.       — Тогда финальную и потихоньку собираемся, — решила она. — Но так, чтобы те девчонки, — женщина указала на соседний столик, где обнимались две подружки, снимая историю в Инстаграм, — нас запомнили.       — Нас и так запомнили, уверяю вас, — улыбнулся Арсений, забирая из рук караоке-менеджера микрофон.       Тот, видимо, услышал обрывок их разговора, потому что спрятал улыбку и закивал, не сводя взгляда с Ирины.       — Значит, нужно не только запомниться, но и разбить чье-нибудь сердце.       — Думаю, вы уже, — тихо хмыкнул Арсений. — Это у вас спорт такой?       — Не вижу в этом ничего ужасного, — глубокомысленно проговорила Ирина, назвала парню их «финальную» и обернулась к Арсению. — Должен же кто-то напоминать людям, что у них это сердце в принципе есть? К утру оправятся. Но, дорогой мой, нужно так, чтобы не раньше, — строго заметила она под первые ноты «Если хочешь остаться» «Дискотеки Аварии».       Которая сама по себе была способна разбить сердце Арсения. Правда, всего на четыре с половиной минуты, но все же… Как бы он ни ругал собственное прошлое, были там и светлые моменты, и их не могли отменить периодическое тотальное одиночество, плохое самочувствие, расставания или финансовые проблемы. Песня не ассоциировалась с кем-то из его девушек или тем более парней, с которыми он водил знакомство, скорее с ощущением, что впереди есть что-то… Возможность, которую он не испортит своим цинизмом и черствостью. Своей неспособностью оценить тепло, которое ему предлагали. Что он способен чувствовать что-то правильное, договориться с собой и миром, как-то наладить жизнь, чтобы она ощущалась чем-то стоящим.       Интуитивно разложенный на два голоса текст отзывался в душе гораздо острее, чем стоило ожидать от себя после тридцатки. Кажется, за это время пора бы уяснить, что жизнь — вполне прозаичная штука, от которой в лучшем случае стоит ожидать отсутствия подстав и потрясений, по крайней мере, та жизнь, которую был способен проживать он, и все же… Пожалуй, последние недели все же повлияли на него — как минимум напомнили о существовании этого самого сердца, и теперь извечная анестезия немного отступила… И это было неприятно. Он уже давно понял, что общечеловеческий рецепт счастья не работает в его случае, и вроде бы смирился с этим, но теперь стало так отчаянно жаль времени… Потому что, а если вдруг однажды обнаружится, что был вариант, была возможность? Что он просрал еще и ее только потому, что не знал, что делать? Потому что был слишком растерян. Потому что никто не объяснил, как жить эту жизнь, так что учиться пришлось самостоятельно — и не очень успешно. Потому что суммой обстоятельств, людей, которые ему встречались и решений, которые он принимал, стал не слишком располагающий к вере в лучшее опыт.       Последний припев он исполнил соло, остановив невидящий взгляд на лице Ирины, которая с улыбкой Моны Лизы, чуть прикрыв глаза, раскачивалась в такт замедляющейся мелодии. Что ж, по крайней мере, у него есть понимающая коллега, с которой можно проораться до боли в связках. Есть Позов, который не перестает изумлять своим отношением к жизни, есть его загадочный напарник, сказочник Оле-Лукойе, есть… Шастун?       Шастун стоял у входа в зал, за спиной Ирины, и его высокий силуэт в расстегнутом черном пуховике был практически неразличим в тени и кальянном дыме. Зрелище было почти мистическим, не в последнюю очередь из-за его выражения лица, отстраненно-холодного и равнодушного, будто у палача — то есть такого же, с которым он обычно слушал лекции по базам данных. Заметив взгляд преподавателя, тот отмер, дождался финальной строчки и поманил его к себе жестом, так что Арсений коротко улыбнулся Ирине, передал микрофон караоке-менеджеру и приблизился к Шастуну, скрываясь от коллег за стойкой с аппаратурой.       — Доброй ночи, — негромко ответил Антон на удивленный взгляд. — Я хотел попросить принести мне куртку Позова, — он указал на вешалку, стоящую в дальнем углу за их столом. — Черная с красными полосами. Не хочу смущать никого.       Арсений оглянулся на стол, понял, что Димы там нет, и не смог вспомнить, как давно тот ушел.       — Он в порядке?       — У него экзистенциальный кризис и некоторый перебор с алкоголем, но не критичный, — Шастун покачал головой. — Я заберу его к себе.       — Сейчас принесу.       Сообщив Ирине, что должен найти Позова, Арсений отыскал на вешалке его куртку, потом, прикинув сумму, оставил на столе несколько купюр, за себя и за него, чтобы не тормозить коллегу, которая как раз просила счет.       — Пойдемте, — кивнул он Шастуну, который на эту инициативу только пожал плечами, открывая тяжелую дверь.       Позова они нашли у барной стойки, где он, устроив на ней локти, мелкими глотками пил какую-то мутную жидкость. Судя по тому, как его перекосило, что-то медикаментозное, видимо привезенное Антоном.       — О, Арсений Сергеевич, — улыбнулся он, подняв голову и глядя сквозь него, — вас тоже забрать?       Шастун при этих словах нахмурился и оценивающе глянул на своего куратора, прикидывая степень опьянения с таким видом, словно действительно был готов отвезти домой еще и его. Всеобщая мать Тереза, боги.       Арсений коротким жестом показал, что он в порядке, и тут же вскинул голову на Позова, который резко вдохнул воздух.       — Или подожди, — с отчетливой паникой в голосе попросил он, — а ты что, приехал на… ну, пусси-вагене?       — А на чем еще я, по-твоему, должен был приехать, чтобы появиться здесь не в виде фарша? — спокойно и совсем непонятно уточнил Антон, и Арсений понял, что совершенно потерял нить разговора.       — Ша-аст, — тихо протянул Позов, огромными глазами глядя на друга, — как же так? Ты не подумал, что… — он покосился на коллегу, — что тогда мы не сможем забрать Арсения Сергеевича?       — Меня не нужно забирать, — осторожно напомнил тот, поймал на себе задумчивый взгляд Шастуна и вопросительно нахмурился.       — Он знает, расслабься, — сказал тот Диме, будто приняв какое-то решение.       — Что знает? — не понял Позов, и Арсений едва не переспросил следом за ним.       — Про пусси-ваген знает, дубина, — беззлобно и устало ответил Шастун, потом глянул на преподавателя и добавил: — Вы вроде собирались расходиться. Поедете с нами?       — Пиздец. Нам всем пиздец, — обреченно пробормотал Позов, неловко спускаясь со стула. — Не подумайте, Арсений Сергеевич, ничего личного. Шаст, ну ты и псина. Мог предупредить?       — Мог не смешивать алкоголь с колесами? — в тон ему спросил Антон и совершенно нейтрально напомнил: — Если вы с нами, то сходите за пальто.       И Арсений, понимающий чуть меньше, чем ничего, решил не задавать вопросов, направился в зал караоке, быстро попрощался с коллегами и забрал верхнюю одежду. Когда он вернулся, Шастун неподвижно стоял почти у самого выхода с курткой Позова, ожидая его из уборной.       — О чем он говорил? — негромко поинтересовался Арсений.       Шастун выдохнул и, как показалось тому, нерешительно посмотрел на преподавателя.       — Увидите. Я объясню, но чуть позже, хорошо? Нужно распетляться с Позом. Он сожрал что-то сердечное, запил водкой с соком и теперь периодически отъезжает.       — Ему не нужно в больницу?       — Ему нужно пиздюлей и не давать заснуть, — Шастун устало потер переносицу. — Простите. И… подумайте, я могу отвезти вас домой, потом как-то разберемся. Просто… Нужно кое-что вам рассказать, и я хочу малодушно воспользоваться моментом, пока вы… — он явно хотел сказать «пьяны», — не на работе. В других обстоятельствах как-то не получается.       Арсений, который после стакана рома с колой еще в «Молодости» пил только томатный сок, не стал его разубеждать. После их сегодняшнего разговора в столовой у него осталось ощущение, что Шастун чего-то недоговорил, и если тому так будет проще…       Появился Позов, несколько посвежевший и стоящий вполне прямо, но Шастун, когда тот натянул куртку, все равно взял его под локоть.       — Да ладно? — насмешливо и несколько невнятно изумился Дима, выходя на улицу, — будешь держать меня за ручку? Арсений Сергеевич, знаете, что он мне однажды заявил? Чтобы я не хватался за него, если не намерен жениться.       — Это была цитата, дятел, — вздохнул Антон, поддерживая друга на ступеньках и краем глаза наблюдая за Арсением, ступающим рядом.       — Но ты же все равно шарахаешься!       — Только когда ты пытаешься на мне виснуть.       — Но я тактильный! Мне нравится обнимать своих друзей! — с очаровательной непосредственностью заявил Позов, вспомнил что-то и добавил, чуть помрачнев: — Хоть ты и псина. И всех нас погубишь.       Антон издал мученический вздох, коротко глянул на Арсения и вдруг совершил неуловимое движение — насколько тот успел разглядеть, поставил подножку, одновременно чуть приподнял Позова за плечи и толкнул в сторону большого сугроба.       — Шаст, сучара! — раздался возмущенный вопль, когда тихомировский ассистент оказался валяющимся в снегу на спине, безуспешно пытаясь перевернуться.       — Сам сучара, — мстительно ответил Шастун, шагнул одной ногой в сугроб, зачерпнул ладонями снега и рассыпал его над другом под его протестующие возгласы.       Арсений, стоя на тихой ночной улице, где единственным источником света были вывеска караоке и редкие машины, озадаченно наблюдал за этой возней. Видеть Шастуна настолько… деятельным было дико. Хотя вполне вероятно, тот преследовал прагматичную цель взбодрить Позова, чтобы тот не уснул и не заработал остановку дыхания после всего, что смешал в своем не в меру чувствительном организме. Однако проделывал он это с безусловным злорадством и искренней улыбкой. Арсений глубоко вдохнул морозный воздух и тоже улыбнулся. Тишину спящей улицы нарушали изобретательная брань и неразборчивые возгласы. В конце концов Шастун отскочил от сугроба, ставшего местом сражения, отряхнулся и твердо предупредил, протягивая Позову руку:       — Дернешь — домой пойдешь пешком, — и одним движением поднял его на ноги.       — Это вообще не я начал, — пожаловался тот, стряхивая снег с куртки. — Теперь намочу сиденье.       — Высохнет. И ты высохнешь. Прекращай ныть и пойдем, — отрезал Шастун, решительно двинувшись к припаркованному неподалеку… аварийному ЗИЛу, желтому грузовику с красной полосой по борту, на которой отсутствовала привычная надпись, обозначающая принадлежность авто к какой-то из служб. Шагающий следом за этими двумя Арсений был уверен, что чего-то не понял, но когда Шастун открыл водительскую дверь, не выдержал и спросил:       — Вы на этом приехали?       Антон, слабо улыбнувшись, кивнул.       — Я фанат «Дозоров».       — По одной из версий, — тут же добавил Позов, обходя чудовищный транспорт и дожидаясь, пока Шастун откроет вторую дверь. — А по другой — машины, которые размерами не превосходят танк, пытаются его убить. Он сломал теорию вероятности. Сколько раз ты попадал в аварии?       — Поз, замолчи и залазь.       И тут у Арсения в голове разом сложилась вся картина. И даже слова Позова о том, что ему не следует видеть «пусси-ваген», имели в ней смысл. Просто потому, что именно из этой машины пару дней назад на Арсения выскочил горящий коммунальщик, с которого начался квест Оле-Лукойе. Это точно было так, потому что не бывает таких совпадений. Ни слова о совпадениях, не после того, как Шастун успокоил Позова тем, что Арсений и так все знает. Знает… что Позов связан с Оле? О чем знал только Оле, потому что ни с кем другим Арсений это не обсуждал. То есть Шастун либо узнал об этом от самого Оле, либо… был им? Или это все очередной виток малопонятной игры, которую тот задумал?       — Давайте вы первый, — Позов, не подозревающий об озарениях коллеги, указал тому на широкое сиденье в кабине.       Арсений шагнул ближе, наступил на подножку и увидел протянутую руку Шастуна. Обхватив неожиданно сильную ладонь, поднялся в кабину, подвинулся и помог взобраться Позову.       Обивка кабины, вопреки ожиданиям, была совсем новой, стандартное водительское сиденье было заменено на пневматическое, какие использовали дальнобойщики и другие профессиональные водители, приборную панель подсвечивала сиреневая светодиодная лента, и в целом внутри было удивительно уютно, в чем сложно было заподозрить старенький грузовик.       Позов расстегнул куртку, устроился удобнее и глянул на Арсения.       — И как вам?       — Неожиданно, — признался тот, хотя на язык лезли более крепкие выражения.       — У моего дяди, — объяснил Позов, пока Антон заводил мотор этого чудовища и выезжал на дорогу, — ну, который с ружьем, ремонтная мастерская. Шаст там вроде как трудоустроен, чтобы кататься на корпоративной машине. Ну, гаишникам так проще объяснить, какого лешего мы на аварийке, а так бы, наверное, можно выкупить, все равно она у нас все время. — Кажется, он уже смирился с тем, что коллега в курсе их деятельности. — Плюс дядька нам помещение сдает. Даже не дороже рынка, это для него удивительная щедрость.       — Нормальный у тебя дядька, — пробормотал Шастун, следя за дорогой.       Он вел кошмарный транспорт легко и уверенно, и это зрелище было едва ли не более удивительным, чем выводы, к которым минуту назад пришел Арсений.       — Тебе, конечно, нормальный, вы же там спелись, — проворчал Позов.       Многочисленные кольца Антона звякнули о винтажную насадку на рычаге переключения передач в виде розочки, потом он снова вернул руку на руль, коротко глянул сначала на друга, следом на Арсения.       На самом деле, тому хотелось задать очень много вопросов, но не в присутствии Позова. Поэтому он смотрел в лобовое стекло, за которым мощные фары ЗИЛа освещали пустую дорогу, на темные многоэтажки по правую сторону, прислушивался к болтовне коллеги и коротким замечаниям Шастуна, который, кажется, нарочно побуждал его говорить, чтобы тот не уснул. Антон обратился к нему единственный раз, подъезжая к перекрестку:       — Не надумали домой?       — Нет, — ответил Арсений, и Шастун, кивнув, поехал прямо.       Продолжая смотреть вперед, он не сразу понял, что Позов обращается к нему, и переспросил.       — Что вы об этом думаете? — повторил тот, и по его осторожной интонации предмет вопроса был ясен и без уточнений.       — Мне дали понять, что не готовы к оценке вашей деятельности. Я и не оцениваю, — Арсений покосился на Шастуна и застал на его лице короткую напряженную улыбку.       — Вот, это то, о чем я говорил, — почему-то печально пробормотал Позов.       Арсений ощутил досаду.       — Дима, давайте договоримся. Из всех присутствующих здесь срабатывают только мои пророчества. Только мои, только хорошие и только те, что касаются вас. Мы это, кажется, выяснили. По поводу остального можете не переживать.       После его слов в кабине некоторое время было слышно только ровный гул мотора, но Арсений буквально почувствовал, как крутится в голове Позова обреченная мысль: «Как я и сказал, нам всем пиздец».