КрасноеБелое

Серёжа совсем забил на себя. Какой день стримы не запускает, а кровать и подушка стали роднее, чем все друзья вместе взятые. Щеки пекут от слез, тело ломит, да и сил совсем нет. Даже банальный поход в туалет оказывается просто пыткой. Будто на плечах огромный камень, неподъемный, тяжёлый, всё больше и больше на дно тянет уже который раз. Пекут запястья. Конечно пекут, потому что порезы не за день и не за два заживают. И Серёже искренне страшно становится, что в один день он не остановится. Просто не сможет. Потому что боль внутри настолько сильная, что так легче. Легче исполосовать свою кожу, чем терпеть и наблюдать за тем, как рвётся на части твоя душа. Больно — да. От чего — Серёжа не знает. Он обожает своих друзей, которых наконец обрёл за все годы своей жизни. Наконец, наладил отношения с мамой, решил заниматься спортом и, вроде как, правильно питаться, но... Одно большое но. Руки снова опустились, и продолжать жить нет смысла никакого. Время как-будто останавливается, и ты медленно проваливаешься в эту пропасть. И вот, видишь, наконец, выход , бежишь, быстрее и быстрее, но снова скатываешься обратно. А потом, выход становится всё дальше и дальше, и в конце концов оказывается настолько далеко, что и бежать-то уже нет никакого смысла и мотивации. Ничего нет, кроме боли. Разодранные в кровь ладони, костяшки пальцев, искусанные губы. Они же только-только заживать начали, а от многих порезов уже и следа не осталось! Но, лезвие снова оказывается в руках Сережиных. Снова и снова, каждый раз, каждый раз одно и тоже. Это будто круг, Серёже бегает в нём и бегает, а выход так и не находит. Может, его и нет вовсе? Но, нет! Есть же выход! Серёжа бежит на первую консультацию у психотерапевта, даже не спросив о цене, на крыльях счастья, действительно окрылённый появившимся шансом. Да, немного вяло бежит, но что поделать. Волосы спутались в один сплошной колтун, но Пешков упорно пытался расчесать их, и, кажется, даже получилось немного. Ну и что, что одежда провонялась сигаретами, отвратными и дешёвыми — ничего страшного, да и это сейчас не волнует. Первая консультация, вторая, третья... Серёжа запутался и больше не считает их. Он рассказывает доброй женщине о том, как больно ему было по ночам, рассказывает немного сухо и без чувств, но она умная и говорит, что это защитные реакции. Серёжа верит, вслушивается в каждое слово, чтобы не пропустить ничего важного. Он рассказывает обо всём на свете, что его волнует, о тревоге, о слезах, о порезах, а она только кивает и вопросы задаёт. Психотерапия долгая, но, кажется даёт результат. И ведь даёт, действительно! Серёжа радостно бежит к Амине, рассказать, как он сейчас счастлив! Выглядит прекрасно, весь светится прямо, и Амина за него радуется. Все за него радуются, и всем приятно видеть Сережу таким. Он не собирается звонить психотерапевту — зачем, если всё и так уже прекрасно? От глубоких порезов остались белые полосы, только рубцы и всё. Серёжу сейчас ничего не волнует, он бежит в магазин посреди ночи и покупает себе много сладостей, ведь жизнь так прекрасна, и ничего в этом мире его сейчас не трогает. Это же так здорово — чувствовать себя живым, так здорово, когда есть прекрасные понимающие друзья. Он ест на кухне шоколад в три ночи и не понимает, как ему в голову приходили такие идиотские идеи. Как вообще можно было додумался резать свою кожу. Это же так странно, зачем причинять себе боль? Только, веселья почему-то слишком много. Оно, кажется, вот-вот перельется через край, а в голову то и дело лезут странные, бредовые мысли. И Серёже становится не по себе, но какая сейчас разница, в конце концов? Он не хочет снова думать о боли, он хочет жить. Психотерапевт почему-то всё названивает и названивает. Неужели такая умная женщина не могла сама догадаться, что психотерапия подошла к концу, ведь Серёже хорошо. Он наконец не думает обо всём том ужасе. Не это ли было их целью? Амина зовёт Ваню, его Ванечку, с которым у них прекрасные отношения. Только, Ваня почему-то до сих пор шарахается от него. Серёжа — активный мальчик, это неудивительно. Он лезет к нему целоваться, обнимает и вообще не понимает, почему Ваня сейчас сморит так зашуганно и руки вперёд выставляет. Что он делает не так? Ваня говорит, что Сережа смущает его. Конечно, Ваня — очень стеснительный человек, так что Серёжа не удивляется. Алкоголь, сигареты и снова алкоголь. Если веселиться, то на полную, говорит себе Серёжа и отрывается в клубе. Туда пришёл даже Ванечка, значит, можно ни о чем не переживать. Лица размытые, помещение как в тумане, а свет софитов мерзко бьёт в глаза. Всё слишком ярко. И он не помнит, как оказался в туалете, не помнит, как целовал рандомного парня, которого видел впервые, он ничего не помнит. Отрывками только. А когда он проснётся дома и выпьет таблетку, обзвонит всех друзей с распросами, кто его к нему же домой приволок? Ведь это сейчас важнее всего. На экране имя знакомое, от которого приятно внутри становится, — "Ванюша". Но, Серёжа отклоняет. А зачем им сейчас разговаривать? В общем-то, в голове каша полная. Не хочется иметь с ним дело, по крайней мере сейчас. Неделю без психотерапии он прожил, значит дальше всё будет ещё лучше. Да? Он задаёт себе этот вопрос, снова и снова, пока в голове не всплывает очевидное — что-то всё равно не так. По сравнению со вчерашним днём и солнце на улице светит тусклее, и друзья уже не кажутся такими понимающими. Даже наоборот. Телефон разрывается от звонков, от сообщений, но Серёжа игнорирует — сейчас не до них. Он ставит на плиту чайник, сидит, смотрит на него, потом смотрит на пар, потом не замечает даже звук от свистка на чайнике, а потом... Щелчок. И он приходит в себя. Чайник пищит вовсю, и он подрывается, чтобы выключить его. А только что он будто выключился из жизни. В глазах почему-то темнеет иногда, да и радоваться вовсе не хочется. Серёжа не понимает — ведь психотерапия помогла же. Точно-точно, помогла же вот, он неделю себя чувствовал прекрасно. Куда же пропало удовольствие, куда пропала жизнь? Неужели снова? Но почему, почему так? Он смотрит на монитор. Пора бы и стрим запустить, а желания никакого нет. Сердце жжет, живот болит, кости будто ломаются все сразу, изнутри огонь выжигает все внутренности, и слезы скатываются вниз, делают ткань на футболке влажной. Руки дрожат, будто им было выпито десять кружек кофе сразу. Сначала отрицание. Конечно отрицание. Как так вышло, что он снова вернулся туда же, где и был все эти годы? Это невозможно, ведь он потратил деньги на психотерапевта, прекрасного психотерапевта, неужели всё зря? Он только-только начал ощущать вкус жизнь, пробовать её на вкус и упиваться ощущением безграничного счастья, как вдруг... Снова боль, слезы и ненависть. К самому себе. Совсем как в детстве, когда мама подолгу оставляла его одного. Уверенность в том, что во всех грехах виновен именно он. Маленький Серёжа пытался себя успокоить. Пытался закрыть уши, чтобы не слышать всех ужасных вещей за дверью. А потом, когда распахивалась дверь, он видел маму, с улыбкой на лице, будто ничего и не было. А потом, они снова счастливая семья. И отец не пьёт, и мама прекрасная женщина. Но маленький Серёжа ведь не глупый. Ведь он слабый, слабый Серёжа, который ничего не может сделать с собой, не может прекратить рыдать, не может прийти в чувство, потому что... Потому что не может. И все. Продуктов в холодильнике мало, всё закончилось. Но Сережу это не расстраивает — аппетита нет всё равно. Мир побледнел, будто стал даже серее чем раньше. Как будто злой дядя решил отобрать у прекрасного мира краски, оставив бедного Сережу с палитрой серых цветов. От серых цветов глаза болят и пекут от слез. И всё болит. Кровать не чувствуется, он будто лежит на груде камней, не в силах даже пошевелиться. Потому что так больно, да и зачем? Не легче ли просто умереть на этой кровати с нежно-розовыми простынями, пропитанными солёными слезами? Это всё, о чем Серёжа сейчас думает. А потом так мерзко становится от себя. От всех. От всех мерзко, ведь они и понятия не имеют, что Серёжа чувствует. Им всё равно. Они просто люди, такие же как и Серёжа, ничего из себя не представляющие, жалкие люди, мешки с дерьмом, которых ждёт то же самое, что и Серёжу, в конце концов. Серёжа сжимает ткань одеяла и до крови губу закусывает, лишь бы не заорать от вырывающихся наружу чувств. Больно, очень больно. Скрипя зубами, он поднимается кое-как с кровати, берёт телефон и набирает номер. Родное имя "Ванюша" теперь вызывает только чувство ненависти. Родное имя... Может, дорожил их отношениями только Серёжа? Их дружбой, пусть и короткой, но такой важной для Серёжи дружбой. Он говорит глупости, много глупостей, за которые потом будет стыдно, но это будет потом. А значит плевать. Он говорит сквозь слезы, задыхается почти, пока Ваня на том конце провода не понимает ничего, успокоить его старается, хоть и тщетно. Он обещает, что приедет, но Серёжа не слышит, не хочет слышать, это всё вранье, наглая ложь. Серёжа кидает телефон, который разбивается на кучу мелких осколков, ровно так же, как и сам Серёжа. Ломается медленно, но страшно больно. Может, всё таки, это и не с ним вовсе происходит? Мир вокруг расплывчатый, будто нереальный, другой. Может, это всё просто сон? Дурацкий сон? Серёжа суетливо, несмотря на трясущиеся руки, открывает шкаф и достаёт оттуда маленький кусок металла, такой острый и такой знакомый Сережиному телу. Вдруг, это всё просто игра? Симуляция? Другой человек? Сон? Серёжа снова и снова делает это, накладывает порезы друг на друга, а боли нет. Щиплет, да, но не чувствуется. Мало, мало, мало. Слишком мало, чтобы что-то почувствовать. Правая рука, левая рука, и что? Ничего. Он заходится в истерике, остервенело продолжает терзать кожу на своих руках, пока силы не уходят. Серёжа смотрит на залитую кровью простынь сквозь туман перед глазами и моргает иногда. Но, руки это же не предел. Ноги ещё есть. Сережа, будто маленький ребёнок, запутался в самом себе. Это не он делает с маленьким Серёжей все эти страшные вещи. Серёжа бы никогда так не сделал, Серёжа бы никогда не навредил своему телу, даже если оно ему не нравится. В дверь стучат. Серёжа не слышит, Серёже всё равно. Кровать, кровь и слезы. В ушах шум, перед глазами темно, но больно всё равно. Так сильно. В комнате горит настольная лампочка, иногда мигает, но Серёжа и этого не видит. Он бы закурил, затянулся слишком сильно, закашлялся бы, но курить нечего. Да и сил нет. В дверь очень сильно стучат. Серёжа не слышит. Серёже всё равно. Но стук не прекращается до тех пор, пока Серёжа в сон не проваливается. И всё прекращается. Наконец, стуков нет, в мыслях пустота и ничего не болит. Жаль, что это временно. А потом больница, перепуганное Ванино лицо и Ванины тёплые руки. В больнице ничего не говорят, только что-то про психдиспансер всё время напоминают Ване, но он наотрез отказывается, говорит врачам, что и так справится, что и Серёжа справится, он сильный мальчик. Он обязательно сможет. —Ты пришел... Ванюша... Мне было грустно и больно. — у Вани сердце сжимается при взгляде на него такого: слабого, с огромными кругами под глазами, с осевшим голосом и дрожащими губами. —Сереж. Зачем ты так с собой? — руку в свою берёт, поглаживает большим пальцем. —Скажи мне... Серёжа плачет и плачет, остановиться не может. Потому что даже сил сказать нет. —Я... Мне п-просто... Не знаю. — слова выходят тихими, но Ваня так близко, чтобы всё услышать. Он целует его в лоб, а у Серёжи в животе последние бабочки проснулись. Серёжа улыбается уголками потрескавшихся губ и снова в сон проваливается. Ваня не уходит. Ночует там, стримы перенёс, да и не важно это всё. Он сам чуть в обморок не упал, когда увидел то, что творилось у Серёжи в комнате. Кровь до сих пор огромным пятном перед глазами стоит. Выписка. Наконец выписка. Серёжа рад, что обошлось без психдиспансера. Иначе, все его планы, стримы и прочее накрылись бы медным тазом. Избежать удалось кое-как, Ваня ещё что-то врачам говорил, но Серёжа не интересовался. Только, прошёл месяц. Этот месяц будто из жизни вырван. А в больничной палате пролито было немало слез, немало ночей бессонных с Ваней. С Ваней... Пока не попустило. Наконец легче стало. Ваня переехал к нему, стёр все следы Серёжиной боли и даже выпытал у Пешкова, где лезвие-то, всё-таки. —Ты правда теперь не уйдёшь никуда? —Не, Серёг. Но, мы же друзья все ещё? Серёжа головой качает положительно, якобы, да. Но сам не знает. Ничего не знает, пока в один прекрасный день не приходит в дрова пьяный. Заплаканный весь, прощение у Вани просит за то, что любит его сильно. До потери памяти любит. А Ваня только смотрит шокированно, без осуждения, и сам первый шаг делает. Да, Серёжа пьяный. Да, он ничего не вспомнит. Так будет легче им обоим. Но, Ваня тоже не бесчувственный, обязательно расскажет ему. О том, что поцеловал его, о том, как утешал его всю ночь, пока тот слезы лил. А потом Серёжа скажет, что всё хорошо. Новый этап жизни, все дела, но к психотерапевту так и не пойдёт. Он соврет Ване о том, что всё прекрасно, и больше не будет ничего такого, да он и сам в это верит. Переспит с Ваней, скажет, как сильно любит, пойдёт с ним по магазинам, поедет в путешествие. А потом снова все заново. Весь этот кошмар. На этот раз Ваня точно сделает все, чтобы это был последний такой эпизод в жизни Серёжи. Он самолично отвезёт его на приём, будет ждать сколько нужно, сам будет давать ему таблетки и сам прочитает диагноз — лишь бы Серёжу ещё больше не расстраивать. Ваня напьётся, изольет Саше душу и пойдёт домой к любимому Сереженьке, потому что теперь не представляет без него жизни. Серёжа пьёт таблетки. Конечно пьёт, как иначе? Ваня контролирует, да и Серёже, вроде как, не трудно. Он провёл стрим, и не один уже. Правда, причину долгого отсутствия так и не назвал, посчитав, что людям не стоит знать всего. Ваня скажет ему, что он прекрасен, и что с ним всё в порядке — так, небольшой невроз. Серёжа усомнится в его словах, но поверит. Месяц, второй проходят слишком быстро. Но так прекрасно. Ваня рядом, он любит и оберегает Серёжу от стресса. Он до сих пор проверяет кожу на руках и ногах, целует и говорит, что в этом нет ничего страшного, потому что недавно Серёжа сказал, что шрамы выглядят ужасно. Пешков долго пьёт таблетки. И Ваня следит за этим. Но, какая необходимость теперь? Если всё отлично, Ваня рядом, состояние стабильно — зачем? Серёжа так и думает. Так и думает, когда смывает таблетки в унитаз, говоря Ванюше, что выпил всё! Ваня похвалит его, как всегда. А Серёжа разницы не заметит в своём состоянии и продолжит смывать в унитаз таблетки. Долго он будет это делать, долго будет Ване врать, от чего стыдно потом. Ваня будет верить ему, даже проверять перестанет, ведь Сережа — хороший мальчик, и точно не перестанет пить таблетки. Ваня уедет к маме, повидаться, на недельку всего. Серёжа поцелует его на прощание, закроет дверь и снова выкинет таблетки. Скажет, что пошёл на прием, и снова соврет. И так ясно, что всё уже хорошо. И таблетками пичкаться уже надоело, иногда болит печень, а Серёжу такое не устраивает. Прекрасный день первый без Вани, второй. Скучает Серёжа безумно, но жить может — с Ваней по видео можно поговорить. Ваня не обращает внимание, когда Серёжа не берёт трубку. У него иногда бывают дела, он тоже человек. Но потом, Серёжа не берёт ещё раз и ещё раз. И Ваня начинает переживать. Места себе не находит. Серёжа играет в Майнкрафт и пока ни о чем не думает. Телефон на беззвучном, да и нормально всё, переживать Ване не о чем. У Сережи начинает болеть голова. Он думает — от компа — и выключает монитор. Откидывается на спинку стула и думает о чём-то своём. Живот крутит, но Серёжа съел на завтрак бутерброды — так что неудивительно. До Ваниного отъезда он ел каши одни, да и только. А потом его рвёт, и несколько раз, становится трудно дышать. Серёжа думает — отравился — и продолжает игнорировать Ванины звонки, ведь, зачем ему видеть Серёжу в таком состоянии? Он кашляет сильно, почти задыхается, ложится на кровать, не понимая, в чем дело. Точно не в отмене таблеток, ведь всё было нормально. Наверняка, причина в другом. Он идёт в ванную, снять стресс, потому что слишком уж напряжён, да и руки потряхивает. Набирает воду тёплую и кайфует. Ни о чем не думает. И вспоминает, что забыл выключить чайник. Опять этот чайник... Он забивает на него, продолжает наслаждаться прекрасной водичкой, ласкающей тело. А потом опускает взгляд вниз. Там ноги, руки в белых полосах. И, будто волна с ног сбивает, на Серёжу накатывает. Он смотрит на свои шрамы, наполненные болью, его болью, и поверить не может, что это было с ним. Ваня заставил забыться, заставил почувствовать себя любимым, а на деле то, Серёжа такой — вечно грустный, всё ещё подросток. Его снова трясёт. Он совсем забыл, кем является на самом деле. Спускает в ванной воду, идёт на кухню и выключает, наконец, чайник. Не обращает внимания на шум в ушах и на звонки непрекращающиеся. Валится на кровать, пока в голову не бьёт ебаное чувство. Ровно такое же, как было тогда, только в десять, нет, в сто раз сильнее. Сбивает с толку, отключает способность здраво мыслить. Заставляет снова почувствовать забытую Серёжей боль. Всё вертится вокруг неё, вся Серёжина жизнь. Он смеётся, теперь, скорее, от отчаяния, нежели от счастья. И как Серёжа мог забыть, что это он — виновник всех бед. Ваня достаточно настрадался с ним. И Серёжа от себя страдает, безумно страдает. Будто все эмоции за время отношений с Ваней были фальшью. Будто он уже и вовсе ничего к Ване не чувствует. Всё тело заполняется отвратным чувством. Серёжа ничего не хочет, кроме одного — исчезнуть с лица земли. Больше никогда не существовать и не чувствовать. Ничего. Чтобы не было радости, не было грустно, не было любви и отчаяния. Чтобы не было, наконец ничего, и Серёжа, может быть, будет счастлив. Таблетки. Из-за них сейчас так плохо? Это они во всём виноваты? Или всё-таки Серёжа? Да он сам не знает. Ему всё равно. Кровать твёрдая, как будто Серёжа лежит на груде камней. Как тогда. В руках пачка таблеток, которые, кажется, должны были спасти Сереженьку, вытащить его, наконец, из бездны. В дверь стук. Серёжа не слышит. Серёже всё равно. Так громко, громко по ушам бьёт этот стук. И порезы уже не чувствуются, и перед глазами не видно ничего, кроме серого потолка. Только страшно безумно. Внутри маленький Серёжа кричит о помощи, просит спасти его, сидит на маленьком стульчике совсем один, ещё ребёнок. В полной темноте. Снова стук. Но Серёжа не слышит. Его тело лежит на мягкой кровати, на белых простынях с красными разводами, а по щекам катятся терпкие слезы. Наконец, не болит внутри. Только пусто-пусто. Больше ничего нет, кроме пустоты. И, наверное, где-то там Серёжа счастлив. Наверное, он больше не почувствует ни радости, ни боли, ни любви, ни отчаяния. И, наверное, так будет проще.