Куски жизни

Выдержать вроде как не составит труда, но это лишь кажется в секунды перед этим. Жан никогда не задумывался над тем, как бы просто выдержать, в отличие от того, чтобы просто перестать чувствовать. В его мыслях это казалось чем-то более достигаемым, и, возможно, он был прав. Правда проверить или достичь чего-либо он не смог. Это как биться об стену, желая её передвинуть. Чувство растерянности давно прошло, но заменилось оно на ощущение бесконтрольного страха. Впрочем, об этом он редко задумывался. Он позволял себе мечтать в редкие дни перед сном, когда к нему не приходили ночью для развлечения. Слово «развлечение» зачастую имело множество понятий. От изнасилования, до иголок под ногтями. В такие моменты он мечтал провалиться в небытие. Ну а когда было тихо, он разрешал себе мечтать о пение сверчков в окружении необъятного леса. Однажды, он просто увидел картинку одного пейзажа из чудом добытой книги. После этого Жан мечтал увидеть нечто похожее вживую. Только представьте: еле слышимые переливы воды в озере, рассвет такого недосягаемого солнца, небольшой туман под ногами, роса на стеблях растений. Жан представлял, как шагает босиком по влажной почве, после чего медленно-медленно погружается в омут тёмной, но такой приятно прохладной воды. Странно было то, что в мечтах он не видел на своём теле шрамов, и это было больно, ведь стоило просто открыть глаза и увидеть совсем иное на своей коже. Ещё он, хоть и не любил особо читать, заучивал небольшие стишки, которые проговаривал про себя во время того, как его привязывали тугими верёвками к прутьям изголовья кровати. Это немного отвлекало, когда его плоть обжигали раскаленным металлом. Он не считал, что всё это бессмысленно. А всё потому, что он и правда мечтал выбраться.

***

Его наверняка умышленно гоняют по полю, и Жан понимает, зачем это и для чего. Страх скорее отсутствует, чем давит на голову, ведь нередко в нём просто-напросто нет смысла. Также нет и ожидания удушающего будущего, а лишь ощущения здесь и сейчас. Так всегда было легче. И будет. Вот его кидают в угол, рядом с воротами. Вроде как до конца вечерней тренировки остались считанные минуты, и всех должны распустить по комнатам. Однако Жану на это теперь уже откровенно плевать. Сегодня, скорее всего, в своей комнате он окажется нескоро. Сокомандники бьют сначала лишь руками, но вскоре добавляются и пинки ногами в тяжёлых снаряжениях. Крови во рту пока нет, и на это можно сказать «спасибо». Жан не пытается сопротивляться. А для чего это вообще, чтобы получить в более уязвимые участки тела? Он явно не хочет ещё больших проблем. Этот урок он усвоил относительно давно. Синяки и глубокие раны ещё не зажили с прошлого раза, поэтому Моро чувствует всё вдвойне паршивее. Он морщится от боли, чем выдаёт себя, но по его наблюдениям всем плевать на это. И это радует. Хотя и не приносит удовольствие то, что он вновь терпит всё это, не имея возможности дать отпор. Нет, пока ему не отвратительно собственное тело и душный воздух, облегающий его. Просто не наступила нужная минута для этого. Или же секунда. Первый признак не лучшего положения уже всплыл, — всё же кровь во рту стала ощущаться отвратным железом на языке. Иногда, от её переизбытка в горле, Жан невольно усмехался, как его организм ещё не стал воспринимать дозы столь необычного «напитка» как должное. Думал же он о таком обычно или в порыве отчаяния, или же в желание проглотить собственный желудок от ощущения рвоты практически во всём. В глотке, во рту, в пищеводе, в носу. Не обращая внимания на особо больной удар, оставленный где-то в районе рёбер, Жан слегка поворачивает голову в бок, чтобы в итоге встретиться взглядом с ухмыляющимся Рико. Называть его «Рико» Жан позволял себе только в мыслях. И то первое время боялся, что он когда-нибудь сможет их прочитать, а то и разгадать. Впрочем, через некоторое время это прошло, оставляя за собой лишь небольшое опасение. По игривой и уничтожающей улыбке Жан понимает, что одним избиением ничего не закончится. Но, несмотря на это, он надеется сегодня заснуть, а не упасть в обморок, очутившись в пустой и холодной темноте. Зачастую в таких подобиях на обычное помещение всегда не хватает кислорода, а пот неприятно стекает по всему телу, заставляя думать о том, как бы самому содрать с себя кожу. Рико никогда не позволял упасть в обморок просто и без особых последствий. Только если это не было ему на руку и не являлось ловушкой. Но, похоже, сегодня и есть день ловушек. По приказу, Жана затаскивают в дальнюю от поля комнату, пахнущую кровью и сыростью. Он ударяется головой об ледяную плитку, и стук из-за этого раздаётся эхом по всем стенам. Акустика здесь неплохая, поэтому крики наверняка будут слышны прекрасно. Ну а день ловушек сегодня потому, что Жана кто-то ударяет дубинкой по голове, и он проваливается в ту самую ужасную темноту. Как только Жан приходит в себя, первое, что он видит, это раковина с протекающим краном. Возможно, как раз из-за надоедливого звука падающих капель, Жан и пришёл в себя быстрее, чем это могло быть. Если, конечно, этому не поспособствовал сам Рико. Тусклое освещение в комнате позволяет рассмотреть пустые стены и лишь небольшую тумбу в другом конце комнаты. Он, на самом деле, догадывался, что всё в итоге обернётся этим, однако в какой-то отрезок своей жизни заставил себя думать о лучшем. Нет, Жан не был оптимистом или что-то в этом роде, просто иногда можно было успокоиться только благодаря глупым мыслям в голове. Это как своеобразный спасательный круг для утопающего в море. Только в случае Жана море было не бескрайней голубой гладью, а бесконечными лужами крови на каждом шагу. А огибать их не особо получалось, ведь в конечном итоге всё равно погрязнешь в одной из багряных глубин. Отсчёта в голове нет, как иногда случалось на матчах, есть лишь желание уйти из этой беспросветной тьмы, чтобы найти своё солнце. Через несколько часов он не сможет объяснить, почему не думал о Кевине так же, как не сможет объяснить то, что вообще вышел из комнаты живым. А пока Жан смотрит по сторонам, пытаясь привыкнуть к сумеркам, что ему довольно быстро удаётся. Только он в какой-то степени жалеет об этом, так как сразу же замечает эту ненавистную улыбку на его лице. Хочется и плакать, и смеяться, но ни одна эмоция не выходит наружу. Таковы правила, и Жан обязан им следовать в избежании худшего. Он также ничего не говорит, когда боковым зрением видит, как к нему медленно, но уверенно приближаются. Да, это страшно, но не должно являться причиной унизительного и жалкого звука. Помниться Жану, как он однажды инстинктивно пискнул, за что его ударили по коленям, чуть ли их не сломав. Облокачиваясь спиной на ледяную плитку, Жан стискивает в руках пропитавшуюся кровью ткань футболки, сжимая зубы. Он не пытается даже догадаться, что он него в этот раз хочет Рико. Возможно, ему будет достаточно понаблюдать за испуганным глазами с расширенными зрачками Жана, чтобы отпустить из этого злосчастного место. А, возможно, всё будет в разы плачевнее. Сам Жан никогда не понимал, зачем Рико вообще держать людей где-либо и тратить на это время. Он не исключает, что ему приносит это удовольствие, но всё же узнавать, как один из сокомадников терпел изнасилование над самим собой в течение двух часов, пока Рико просто стоял рядом, приводило в непонимание. Если уж говорить об окружающих его людях, Жан научился не переживать, а тем более не сочувствовать им фактически сразу, как попал сюда. Он просто понял, что это убьёт его. А Кевин доказал ему это, когда рассказал, как один из своих накинулся на другого с ножом. Это дело, по словам Дэя, быстро закрыли, и никто не спрашивал, где некий Чарли Грант — неплохой голкипер, который так резко перестал появляться на матчах. Зачастую Жан ненавидел татуировку на своей скуле, но бывало и такое, что он ощущал себя на несколько шагов дальше от смерти, в отличие от тех, кто был с чистой кожей, если, конечно, не учитывать шрамы. Хотя умереть иногда было бы намного легче, чем чувствовать медленные поглаживания лезвия ножа по своему горлу. Сейчас Жан лишь тяжело сглатывает от холодного металла на своей коже. Не сопротивляется и не смотрит в его глаза, наверняка наполненные животным удовлетворением. Он просто вперил взгляд в неровные полы под ногами. Было бы освещение лучше, Моро бы заметил красные разводы на нём. Жан невольно вспоминает выражение «ходить по лезвию ножа», которое сейчас как нельзя лучше подходит, и усмехается у себя в голове, пока по ключицам проскальзывает, чуть надавливая, острый кончик поблёскивающего металла. Он начинает тяжело дышать, как только мелкие капли крови начинают стекать небольшой дорожкой вниз по наряжённому животу, складываясь в хаотичные узоры. Грудь распирает, но он пытается не подавать вида, дабы не сделать хуже. Рико сидит на корточках совсем рядом, и создаётся ощущение, что ещё чуть-чуть и Жан почувствует его дыхание на своей шее. Руки Жана не связаны, но тем не менее он не двигает ими, держа их за спиной и время от времени перебирая пальцами по гладкой поверхности стены. Он также не дёргает ими, когда ладонь Рико сжимает его окровавленное от мелких порезов горло. Кожу начинает болезненно тянуть, отчего хочется глубоко вздохнуть, но кислород полностью перекрыт. В этот же момент Рико пересаживает к нему на колени лицом к лицу, всё так же продолжая резать острым ножом кожу Жана. И вот Моро вновь полностью не осознаёт происходящего, ведь зачастую он старался напрямую не притрагиваться к телам других, а тем более так открыто. Подозрения, что Рико просто проткнёт Жану брюхо, теперь слишком велико. Но, несмотря на это, Рико пока просто запрокидывает голову Жана назад, заставляя натянуться кожу на его шее ещё больше и больнее. После этого он медленно убирает с неё руку и теперь заменяет её на нож, начиная водить им по недавно полученным порезам в виде линий. В этот раз Жан не успевает сдержать звука, и тихое шипение вылетает из его рта. Рико на это смеётся и надавливает сильнее. Жан понимает, что сейчас он лишь хочет убежать, несмотря на все свои опасения. Он также знает, что через время он постарается забыть о чувстве панического страха, какое испытывает в данную секунду, но остановить мысли он просто не может. Теперь он смотрит в потолок, а не в пол, хотя из-за плохого освещения он видит только темноту перед своими глазами. Однако это его не пугает, ведь полумрак и так окружает его буквально каждый день. Нож скользит по косточкам рёбер ровными и длинными линиями, будто очерчивая их. Рико ведёт лезвие непрерывно, видимо, чтобы Жан чувствовал абсолютно всё. Гулкий смех эхом раздаётся от стен, но Моро не реагирует на это, просто потому что не слышит, погружённый в мысли. В этих мыслях он не позволяет себе думать о Кевине, как о запретном, но таком приторно сладком плоде, в котором нуждается почти каждую секунду своего нахождения здесь. После он не найдёт объяснения, почему он так отчаянно отвергал даже его ленивую улыбку у себя в голове в данный момент. Это просто есть, а значит так надо. Жан опять тихо-тихо стонет, когда Рико откладывает нож и начинает сдавливать его рёбра обеими руками. Он их сжимает так, что Жан не может дышать. Он лишь задыхается, скребя мозолистыми пальцами по стене позади него. Скребётся, как кошка в закрытую дверь без капли надежды, но и без малейшего сожаления. Остаются всего считанные секунды до того, чтобы противное удушение дошло до точки, когда убьёт его. Однако Рико резко отпускает почти неживое тело Жана, но всё так же сидя на его ногах. Жан и не знает, благодарить его в этот момент. Но, несмотря на это, он отлично ловит себя на мысли, что неистово хочет плюнуть в его ухмыляющуюся рожу. Но духа и смелости всё равно не хватит. Поэтому он лишь отводит своё лицо в сторону, до боли в челюсти скрепя зубами. Рико еле слышно, но зато противно смеётся, глядя почти с умилением на открывшееся картину перед собой. Он, едва касаясь кожи, ведёт по порезам и только-только проявляющимся синякам кончиками пальцев. Как будто нежно ощупывает цветок, но не решаясь полностью до него докоснуться, боясь задеть сокровенную пыльцу. Или как будто оценивает только нарисованную картину маслом, опасаясь смешать ещё не засохшие краски своим вмешательством. — Я бы отвлёк тебя разговорами, пока буду искать в этой дерьмовой комнате тряпку, чтобы заткнуть твой рот. Но боюсь лишить тебя возможности насладиться прекрасной тишиной. — Рико усмехается, поднимаясь с ног Жана и отбрасывая нож в сторону. Жан молчит, даже не думая ответить на издёвку. — Судя по твоему безмолвию, ты солидарен с моим мнением, — подождав после своих слов около минуты, медленно проговаривает Рико. Заканчивая тем самым свой монолог. Он пихает в рот Жану солёную на вкус тряпку, рывком зафиксировав его голову в своей руке. Теперь Жан может не переживать, что кто-то услышит его.

***

Жан шипит через зубы, как только Кевин протыкает иголкой его кожу, начиная зашивать особо глубокий порез. Моро лежит на боку, сжимая в ладонях плед и пытаясь отвлечься от ужасной боли. Когда его резал Рико её не было, видимо, всё благодаря страху. Ну а сейчас он чувствует всё вдвойне ярче, поэтому даже от смоченной перекисью ватки, проведенной по коже, он болезненно стонет. Кровь сочится на постельное бельё, но Кевин делает всё быстро, так что они избегают луж на нём. Хотя на это Жану сейчас плевать, потому что иголка продолжает протыкать кожу, задевая слегка подсохшую корочку крови. Глубоко вдыхая и выдыхая, Моро вдруг невольно задумывается, как он добрался до своей комнаты не то чтобы живым, а просто переставлял ногами, которые по ощущениям отбивали отбойным молотком. Несмотря на его подозрения на переломы, Кевин опровергает это, как только осматривает его тело, ощупывая конечности. Жан рад этому, потому что на поле ему пришлось бы выйти так и так, а со сломанными ногами это сделать было бы проблематично. Один такой счастливчик упал во время того, как ловил мяч, после чего его вывели за границы поля, и его никто не видел на притяжение недели. Говорят, парень лежал у себя в комнате, не выходив из неё. Когда Жан пытается сесть, облокотившись на изголовье кровати, ему быстро протягивает руку Кевин. Жан замечает под его ногтями что-то красное, и понимание, что это его кровь, приводит к щемящему чувству в груди. Он не знает, почему Кевин помогает ему и вообще как-то обратил на него внимание. Всё это может глупо звучать, только если не знать, что в гнезде никто никого не видит. Тут есть лишь желание выжить и забить грёбаный мяч в ворота. А помощь другому может оцениваться чуть ли не обсасыванием члена. Тут люди, желающие наконец покончить с тьмой, но не заменить её светом. — Меня забрали ещё с поля, — хрипит из-за сухого горла Жан. Кевин поднимает глаза с куска окровавленной ваты и ножниц, переводя их на лицо Моро. Его лицо ничего не выражает, когда он так же тихо отвечает: — Да, я знаю. Жан не ведёт бровью, так как догадывался, что Дэй ещё не успел уйти в душ и мог заметить, как его прижали стене. Сейчас он не думает о том, почему же не вмешался Кевин, он думает лишь о том, как хорошо, что он этого не сделал. И дело даже не в том, что в этом случае было бы больше проблем, просто Кевин тогда бы мог очутиться на месте Жана, хоть и с меньшими последствиями. Жан переживал бы эмоции ещё хуже, пока бы сидел на застеленной кровати, дожидаясь его, чем пока бы задыхался в руках Рико. — Спасибо, — щупая забинтованное горло, говорит Жан, даже не до конца понимая, за что именно благодарит. Кевин кивает, устало поднимая уголки губ. Жан не хочет знать, о чём тот думает, несмотря на то, что может догадаться. — Я не хотел… — Я знаю, — прерывает Кевина Моро, пытаясь поднять руку, чтобы положить её на плечо Дэя, но тот просто её перехватывает, осторожно сцепляя в замок со своей ладонью. Кевин вновь кивает, закрывая аптечку и закидывая её под кровать. Сейчас Жан прекрасно понимает, что не хотел бы оказаться на месте Кевина. Если бы это случилось, он бы ожидал его, чтобы в итоге зашивать ужасные раны на теле. Жану стыдно, но он не может ничего с этим поделать. Он просто хочет убежать отсюда вместе с ним, возможно, даже не увидев солнце, возможно, даже умерев. Честно говоря, ему всё равно, как это сделать. Всё же наклонившись торсом через боль всю боль в теле, Жан тянется свободной рукой к тумбе, чтобы взять вырванную иллюстрацию из книги с изображением леса. Он давно хотел её показать Кевину, но просто не находил должного момента. Осторожно отколупав двойное дно в отделение тумбы, он берёт небольшой листочек, ощущая на своей спине изучающий взгляд. Жан поворачивает голову и замечает нахмуренное выражение лица Кевина, на что сам слабо улыбается. Моро выпрямляется, присаживаясь к Дэю ближе и разворачивая затрёпанный листочек, после чего кладёт его себе на колени. — Я нашёл это в одной из книг. Это лес в Австралии, вроде. Жан как в первый раз вглядывается в длинные стволы деревьев с мелкими зелёными листочками. В гущу ярких цветов растений и в гладь озера с красивой рябью на ней же. Он читал и о других местах, но этот рисунок с его описанием покорил Жана больше всего. Захватывающий рассказ о переливах вод он перечитывал множество раз. - Я слышал, там много пауков. - Кевин берёт картинку себе в руки, внимательно в неё вглядываясь, будто пытаясь разглядеть этих самых насекомых. Жан несколько секунд стыдливо мешкается, но потом честно признаётся: — Не знаю ничего об этом... По крайней мере, мне не приходилось слышать. Кевин кивает его словам, слегка приподняв уголки губ. Ещё некоторое время уделив внимания небольшой пожухлой картинке, он откладывает её на тумбу. Кевин переводит взгляд на задумчивое лицо Жана и без слов медленно поднимает кисть руки, а затем мягко проводит кончиками пальцев по его щеке. Парень на мгновение вздрагивает от неожиданного прикосновения, но, быстро вытянув воздух, поддаётся навстречу холодной руке. Они молчат, смотря друг другу в глаза. Каждый думает о своём, но это не мешает им сливаться в их же движениях, не обращая внимания на боль. Боль — это последнее о чём они задумываются в такие моменты. Они понимают друг друга так, как не понимают другие, потому что пережитое в прошлом всегда оставляет следы. И на чувствах тоже, показывая, что это может случиться с каждым. Этим они похожи, из-за чего цепляются друг за друга, как за последнего живого человека на земле, не обращая внимания на всю глупость происходящего. Видеть в ком-то свет, находясь в такой кромешной тьме — это и правда самая глупая глупость. Особенно, если пытаться спастись благодаря ей.