Sour silk

Мидория Изуку начинает находить неизвестные подарки у двери своей комнаты в общежитии, наполненные вещами, которые он хотел и в которых нуждался последние несколько месяцев. Это начинается с подарка один или два раза каждые пару недель. Нет ни обратного адреса, ни записки, которая могла бы дать ему какую-либо подсказку, кто отправитель. Все, что он может сказать, это то, что кто бы это ни был, он знает о нем достаточно, чтобы дать ему все, что он хочет, почти до такой степени, что точность пугает. Вскоре подарки начинают становиться более частыми. Тот новый свитер Всемогущего, на который он смотрел в торговом центре накануне, появляется у его двери на следующий день. Удобная рубашка, которую он примерял на прошлой неделе тоже не заставила себя долго ждать. Кажется, что все, что он хотел хотя бы мгновение, начинает возникать перед ним, без каких-либо следов того, кто это посылает. Все, что он может чувствовать, без сомнения, это замешательство. Нет, поправочка: замешательство и некоторая доля вины. Он начинает хотеть сделать что-то взамен для таинственного отправителя, но это невозможно, когда он даже не знает, кто дарит подарки. Есть что-то новое и пугающее в том, что он не может ответить взаимностью на полученную доброту. Наконец, он решает спросить об этом своих друзей, подробно рассказывая им о том, что произошло, и спрашивая, что с этим делать. Он знал, что тяжесть ситуации сокрушит его, если он продолжит сдерживать ее. Большинство из них пожимают плечами или понимающе молча смотрят, но Денки — единственный, кто отвечает ему. — Похоже, у тебя есть сахарный папочка. «Нет, это не…» он делает паузу, недоверие окрашивает его черты, «у меня действительно есть сахарный папочка?» Несколько его друзей вытаскивают свои телефоны, зачитывая «требования» для сахарных папочек. Одно за другим начинают сыпаться слова согласия. Кем бы ни был этот загадочный отправитель, он идеально подходит под все критерии. Изуку чуть не умирает от смущения, но вопрос о том, что делать дальше, удерживает его от проведения собственных похорон в тот же день. Половина его группы друзей говорит, что нужно просто наслаждаться этим, пока оно длится. Это бесплатные подарки, верно? Изуку не может с этим спорить. Другая половина, однако, хочет, чтобы он преследовал кого бы то ни было. В конце концов, он мог бы также узнать, кто все отправлял. Кацуки, сидящий всего в нескольких стульях от них, говорит, что сам факт того, что Деку вообще беспокоится обо всем этом, кажется ему глупым. Удивительно, но он не может с ним не согласиться. В случае, если он все-таки выяснит, кто этот человек — а он, скорее всего, выяснит, — как он это сделает? Денки уже вернулся к своему телефону, что-то ища, прежде чем Деку успевает закончить свой вопрос. — Итак, согласно этому… Очевидно, они получают «огромное удовольствие» от того, что их любовники носят и ценят подарки, которые они подарили, — он откладывает телефон и дарит Изуку нахальную ухмылку, — Лучше начни одеваться во все, что тебе подарили. — Да, тогда, может быть, он заметит, что ты носишь подаренную одежду. Если ты будешь достаточно внимательно наблюдать, я уверена, ты сможешь понять, кто наблюдает за тобой или разговаривает с тобой после этого. — добавляет Урарака. Это было справедливо. Изуку решает, что нет ничего плохого в том, чтобы попробовать. Ему было достаточно любопытно посмотреть, кто присылает ему подарки, и наблюдение за другими людьми могло быть его талантом. Было бы неплохо надеть несколько новых предметов одежды, верно? На следующий день Деку надевает свою новую толстовку Всемогущего. Нет ничего, что ему не нравилось, если быть честным с самим собой. Ткань мягкая и теплая на его коже, и она идеально сидит на нем. Он тихо благодарит воздух перед тем, как покинуть свою комнату в общежитии тем утром, желая вместо этого поблагодарить таинственного отправителя. Его друзья уже настороже, когда он приходит в класс в новом свитере. Никаких продолжительных взглядов, никаких затянувшихся взглядов, никакого румянца, когда они смотрят на него. Кажется, в комнате нет ничего необычного, и Изуку определенно не привлек неожиданного внимания по пути в класс. Если не считать пристального взгляда Кацуки, в тот день на него не было ни одной лишней пары глаз. — Ты уверен, что это вообще кто-то из этого класса? — спрашивает Эйджиро. — Я… не понимаю, почему бы и нет. Я знаю так много людей, и… с чего бы совершенно незнакомому человеку не из этого класса знать, в каком общежитии я живу? — При этом рыжеволосый сползает вниз, пытаясь придумать что-то еще. Его друзья пока отмахиваются от проблемы, и все соглашаются быть начеку в течение следующих нескольких дней. Остальная часть урока проходит как обычно. Ближе к вечеру происходит что-то отдаленно богатое событиями. Изуку идет по коридору в свою комнату, когда сталкивается с Кацуки плечом. Он чувствует, как его кровь стынет в жилах, и уже готовится к грубым рукам на своей руке и… Нет крика? Ему удается поднять взгляд на Кацуки, видя, что тот даже не выглядит расстроенным. Он бесстрастно смотрит на Изуку, но прежде чем уйти, небрежно во всех отношениях, ему удается сказать несколько слов, которые будут крутиться в голове Изуку последующие часы. — Ты хорошо выглядишь в этом. ------------------------- Проходит еще несколько дней. Еще один пакет появляется у двери Изуку. Он берет его внутрь и кладет на свою кровать, прежде чем заметить, что он пришел с карточкой, в отличии от всех остальных подарков. Я думаю, тебе очень пойдет красный. - хБх Изуку не может не смутиться на мгновение, прочитав карточку несколько раз, прежде чем отложить ее в сторону. Он осторожно открывает коробку и тянется к красной ткани, аккуратно сложенной внутри. Медленно он поднимает материал, чтобы лучше рассмотреть его. Ему не нужно смотреть в зеркало, чтобы понять, что его лицо, должно быть, приобрело тот же оттенок красного, что и одежда (если он мог так это назвать) в его руках. Кружевные красные трусики в его руках мягкие, шелковистые. Соответствующий пояс для чулок еще лучше, очевидно, дорогой, учитывая его качество. Изуку пытается дышать, когда видит красивые чулки, и это было для него хорошим знаком, что пора все убрать. Он запихивает вещи обратно в коробку, в которой они пришли, и запихивает ее под кровать. Его сердце не переставало колотиться в груди, и он замечает, что его легкие прямо сейчас не хотят сотрудничать. Изуку бросает второй взгляд на карту. "xБx", да? Не то чтобы подпись, но хоть что-то. Это подсказка. К своему собственному удивлению, ему удается рассказать друзьям о открытке, не краснея слишком ужасно. Конечно, он небрежно опускает часть о нижнем белье, не желая даже думать о том, как его друзья отреагируют на эту информацию. Маленькую карточку раздают все, но даже со всеми безумными догадками они не приходят к однозначному выводу. В классе слишком много имен на "Б" и "Х", и Бакуго Кацуки почти сразу исключили. Ни за что, черт возьми, он не стал бы дарить вещи людям из доброты, не говоря уже о Деку. Люди из круга его друзей — Эйджиро, Денки, Очако, Тенья и Цую — никто из них не стал бы. Изуку знал, что они не смогут хранить такой секрет. Их пререкания продолжаются, и Изуку поворачивается, чтобы посмотреть на других людей, сидящих в комнате. Фумикаге, Момо, Мина и остальные полностью сосредоточены на чем-то другом. Только когда он почти полностью оборачивается, он видит, что Кацуки смотрит на него. Нет ничего необычного в том, что он смотрит; он почти всегда так делает. Странным было то, что он не выглядел… злым. Взгляд его глаз заставляет Изуку вздрогнуть. Он отрывается от этого взгляда, когда Денки хлопает его по плечу, на его лице появляется дерьмовая ухмылка, а в телефоне гугл-поиск. «Хорошо, значит, здесь сказано, что… если сахарный папочка покупает одежду своему возлюбленному, это обычно означает, что он хочет снять ее со своего партнера. Это похоже на фетиш, я полагаю?» Если пристальный взгляд Кацуки не убьет его, возможно, он узнает больше об этом «сахарном папочке». Он не может контролировать свое покраснение и заикание, не зная, чем он больше увлечен — «раздеванием» или «фетишем». Он больше не думает об этом, решив оставить эту тему на сегодня. В любом случае, они не добились большого прогресса в выяснении того, кто это мог быть. Пока он возвращается в спальню, мысли циркулируют в голове Изуку, кружась и извиваясь, что почти вызывает у него головокружение от скорости, с которой эти мысли мчатся. Слишком много для него, чтобы справиться. Такие вещи с ним никогда не случаются. Изуку думает, что может потерять сознание, когда снова сталкивается с Кацуки тем вечером. Первое, на что он способен, это заикаться на извинениях, на всех сломанных фразах и искаженных версиях слов, которые он хочет сказать. Однако Кацуки кажется равнодушным. Видеть, насколько он спокоен, беспокоит даже больше, чем все остальное, что крутится у него в голове. Он наблюдает, как взгляд Кацуки скользит вниз, к рубашке, которую он носит — темно-бордового цвета под расстегнутой толстовкой, — и снова поднимается, чтобы встретиться с ним взглядом. Он мычит так тихо, что Изуку почти не слышит звука. — Красный тебе идет, Деку. И вот он снова уходит, как будто ничего не произошло. Изуку тут же вспомнил слова, написанные на карточке, но… это совпадение. Это просто совпадение, убеждает он себя. Кацуки просто сделал ему комплимент в тот же день, когда Изуку получил открытку с почти таким же сообщением. Конечно, так и есть. Изуку плохо спит этой ночью. ------------------------- Проходит еще две недели. Подарки теперь приходят реже, но все ещё приходят. Теперь это несколько небольших предметов - ничего слишком дорогого или экстравагантного. Все они остаются такими до тех пор, пока не появится одна конкретная коробка с другой картой, прикрепленной к ней. Изуку искренне не знает, хочет ли он открывать эту коробку, учитывая, что было в последней коробке с открыткой. Думаю, тебе они тоже подойдут... Что скажешь, котенок~? - хБх «Котенок»? Он роняет открытку. Слово засело у него в голове. Изуку дает себе хорошую минуту или две, чтобы попытаться снова заставить свое сердце биться. Какое-то время он думает, что может умереть. Пытался ли извращенец xБx убить Изуку каждый раз, когда отправлял подарок? Должно быть, он уже сошел с ума от того, сколько раз был близок к тому, чтобы убить Изуку сердечным приступом. Нерешительно и очень неуверенно он лезет в коробку. Он вытаскивает гладкий черный ошейник с кружевными краями и единственным серебряным кольцом спереди. Он замысловато украшен чем-то, что выглядит почти как бриллианты (не может быть, чтобы они были настоящими... верно?). Все это выглядит великолепно и дорого, и Изуку понятия не имеет, что об этом думать. По общему признанию, когда он обдумывает это, он обнаруживает, что это ему скорее нравится. Он начинает доставать гладкие черные туфли на высоком каблуке, а также кружевные и элегантные трусики, от которых ему становится трудно дышать. Больше трусиков и высоких каблуков, которые слишком хороши, чтобы быть дешевыми. Что ему со всем этим делать? У него есть таинственный сахарный папочка, который покупает ему модное нижнее белье, а с такими нормальными людьми, как он, такого не случается. Все, что он может сделать, это засунуть все под свою кровать. Он никому не рассказывает об этом. Как ему кажется, в этом нет смысла. Открытка не давала никаких новых подсказок, а рассказать друзьям о новом белье у него все равно не хватило бы духу. Он решает, что на сегодня хватит, и пытается заснуть ночью. ------------------------- Проходит еще несколько дней. Однажды Изуку уходит из класса, когда замечает, что из сумки Кацуки выпадает лист бумаги. Когда он пытается указать на это, он встречает обычное «Заткнись, Деку». Он поднимает его и думает, что может отдать его Эйджиро, чтобы тот передал его Кацуки позже. Эйджиро был одним из немногих в классе, кого Кацуки не хотел убить, что достаточно шокирующе. Он все еще думает об их странной дружбе, но замирает, когда действительно смотрит на бумагу, которую взял. Это какое-то случайное задание по другому уроку, но что заставило его застыть на месте и вспотеть, так это почерк. Он выглядит точно так же, как почерк двух открыток, которые он положил в эти коробки. Даже буква «Б» в имени Кацуки написана так же, как буква «Б» на карточках. Изуку бежит в свою комнату, пытаясь оправиться от шока от ситуации. Он никак не может отрицать доказательство, когда оно находится в его собственных руках. Кацуки все это время присылал ему подарки. Слишком много вопросов проносится в его голове, чтобы он мог понять их сразу. Как, когда, почему , почему, почему. Весь мир как будто перевернулся с ног на голову. В каком мире Кацуки мог бы посылать дорогие подарки Изуку? Он прислал ему белье. Конечно, он был немного влюблен в Кацуки. Он всегда был влюблен, с тех пор как они были детьми. Однако, если бы вы когда-нибудь предположили, что Кацуки тоже любит его, Деку рассмеялся бы, потому что… ну… это невозможно. Его единственной доступной эмоцией был гнев. Хорошо. Видимо, все-таки были и другие эмоции. Ему требуется несколько дней, чтобы обдумать ситуацию, и первые несколько дней он ругает себя за то, что отверг возможность того, что Кацуки любит его. А пока он чувствует это на своей коже каждый раз, когда Кацуки смотрит на него. Это заставляет его невыносимо нервничать по сравнению с каждым предыдущим разом, и… боже, неужели в это время года в классе жарче? Кацуки смотрит на него так, словно хочет его сожрать. Он знает, что в какой-то момент ему придется противостоять ему, но это определенно легче сказать, чем сделать. Изуку не может придумать достаточно хороший способ сделать это. Он не может просто подойти к Кацуки и небрежно завязать разговор на эту тему. Нет, если только он действительно не готов принять смерть прямо здесь и сейчас. Даже Денки не может помочь ему найти правильный способ приблизиться к своему больше не секретному сахарному папочке. Тем не менее, он начинает вспоминать слова Денки о том, что нравится папочкам. В голове мелькает мысль и… Он вытаскивает коробки из-под своей кровати и слабо задается вопросом, как его жизнь дошла до этого момента. Он, конечно, не может заставить Кацуки поговорить с ним при нормальных обстоятельствах, но, возможно, фактор шока придаст ему достаточно силы и уверенности, чтобы поговорить об этом. Требуются часы, чтобы убедить себя, прежде чем Изуку, наконец, наденет второй комплект одежды, который ему дали. Ошейник плотно прилегает к его шее, прохладная ткань становится теплой на его шее. Каждый кусок черного кружева кажется гладким на его коже, и он не может не заметить, как великолепно выглядит его задница в новых трусиках. У Кацуки хороший вкус. Он надевает пижамные штаны, скрывающие каблуки, которые он надел, и толстовку с капюшоном, достаточно длинную, чтобы доходить до бедер. Перед тем, как уйти, он находит в себе желание нанести немного макияжа — немного для того, чтобы Кацуки получил удовольствие, если он будет смотреть на Изуку достаточно долго, чтобы увидеть тени для век и подводку для глаз, которые подчеркивают зелень его радужки. К тому времени, когда он выходит из комнаты, ни единого куска кружевной ткани не видно, и никто не может посмотреть, что у него под ним. Путь до комнаты Кацуки кажется намного длиннее, чем он помнил. Он не столько думает о том, что может ходить на каблуках, сколько сосредотачивается на том, что это происходит. Прежде чем он успевает отступить, он успевает постучать в дверь Кацуки, не обращая внимания на то, как его сердце застревает в горле, и каждый мускул в его теле дрожит от страха. На мгновение ему кажется, что Кацуки его не услышал, прежде чем дверь открывается для гневного взгляда. Видеть нечто знакомое было приятно. — Какого хрена ты хочешь, ботаник? — Он никогда не умел превращать свои утверждения в вопросы. Изуку делает глубокий вдох. — П-привет, Каччан. Я… п-просто хотел спросить, могу ли я поговорить с тобой… кое о чем. Он справился. Кацуки выглядит раздраженным, как и ожидал Изуку. Но он бы не отослал его, если бы он действительно нравился ему, верно? Однако он не мог избавиться от мыслей о том, что ошибся. Конечно, существовала вероятность, что Кацуки не был его тайным поклонником, не присылал ему подарки и не оставлял записки. У него было полное право злиться на Деку, который объявился и выставил себя полным дураком, хотя бы на секунду подумав, что Кацуки будет нравиться ему, или даже пошлет ему дорогие подарки. Боже, он бы умер, если бы Кацуки не имел ко всему этому никакого отношения, потому что… «Боже, что угодно». Ой. Ну ладно тогда. Он входит внутрь, дрожь в его теле только усиливается с каждым шагом. Он закрывает дверь и прислоняется спиной к столу Кацуки, не смея сесть где-либо, потому что он даже не знает, разрешено ли ему это, и последнее, что он хотел бы сделать, это расстроить Кацуки в его собственной комнате в общежитии. — Ну? Выкладывай, Деку. У меня нет всей ночи. Изуку смотрит, как он отворачивается, роясь в рюкзаке в поисках чего-то. Отсутствие взгляда, смотрящего на него в ответ, напоминает ему, что ему пора уже сделать ход, прежде чем он потеряет нервы, панически скажет «неважно» и выйдет из комнаты. Он чувствует, как волны тошноты и нервозности прокатываются по его телу, но он игнорирует их, тихонько стягивая толстовку и пижамные штаны, пока говорит, наблюдая за Кацуки, пока тот все еще стоит к нему спиной. «Т-так… ты знаешь эти… подарки, которые я получал. От э… т-таинственного человека». Изуку позволил пижамным штанам и толстовке упасть на пол достаточно тихо, чтобы Кацуки не услышал, как они упали на землю. Он на мгновение рад, что у него есть еще один момент, чтобы подготовиться. «Учитывая, что никто не затыкается по этому поводу, да. И что с этого?» — Я просто… подумал, может быть, ты… знаешь что-нибудь об этом. Хорошо, теперь он определенно раздражен. Он наблюдает, как Кацуки поворачивается к нему лицом, мрачный взгляд в его глазах и хмурый взгляд на щеках. "Какого хрена я-" Время останавливается. Изуку стоит перед его столом, одетый в великолепный комплект нижнего белья, который ему подарили несколько недель назад. В тот момент, когда все замирает, он может видеть, как Кацуки понимает, что происходит. Его глаза блуждают по его телу, глядя на трусики, облегающие его бедра, идеально сидящие чулки, каблуки, которые Изуку клянется, что он должен был надеть. Его взгляд возвращается к ошейнику на шее, и все, что Изуку может сделать, это сглотнуть. Добыча стоит перед хищником. Тишина затягивается, и Деку начинает казаться, что его вот-вот вырвет от напряжения и давления, которые висят в комнате и сокрушают его. «Я-э-э… я… думал… м-может…» Внезапно Кацуки в несколько коротких шагов сокращает расстояние между ними, подхватывает его за бедра, усаживает на стол и прижимается губами к губам Изуку, как будто они должны были быть там давным-давно. Деку пищит от внезапного движения, слишком хорошо осознавая ощущение рук, сжимающих его бедра, и рот, пытающийся открыть его собственный. Только когда первоначальный шок проходит и приходит осознание, Деку осознает, насколько мягкие на ощупь губы Кацуки и насколько теплыми являются чужие губы по сравнению с его собственными. Он позволяет своим рукам медленно обвить шею Кацуки, и его глаза закрываются, гораздо меньше беспокоясь о том, все ли получится между ними. Ответ на вопрос, посылал ли Катсуки подарки, был довольно очевиден. — Итак, ты, наконец, сообразил… — Это было чуть громче бормотания, и если бы они не были так близко, Деку, вероятно, не понял бы, что он сказал. Они оба слишком заняты ртами друг друга, и все, что Деку может дать ему в ответ, — это короткий кивок и всхлип, который он не может контролировать. Деку заметил, что всхлипа было достаточно, чтобы раззадорить Кацуки. Он наклоняется дальше, его губы легко касаются уха Деку. «Откинься назад и дай мне взглянуть на тебя… Я хочу увидеть, как мой великолепный котенок раскладывается для меня». Все, на что Изуку способен, — это нытье. Он прислоняется спиной к столу Кацуки, подняв руки к голове и раздвинув бедра, обнимая Кацуки за талию по обе стороны. Он слышит удовлетворенный рык Кацуки и наблюдает, как рука скользит по его шее прямо по середине гибкого туловища, медленно проводя время с каждым дюймом кожи и шелка. Он оставляет мурашки по коже Деку, и он все больше и больше осознает звук своего тихого дыхания в каждую длинную, почти жестокую секунду, которую Кацуки использует, чтобы ощупать его тело, поклоняясь тому, как костюм, который он выбрал, сидит на нем. К его облегчению, он не так много времени проводил за этим столом. Кацуки говорит ему слезть со стола и забраться на кровать. С этими словами Изуку не торопится — ползет по кровати, подняв задницу в воздух, позволяя Кацуки видеть только свою спину, пока тот не перебирается на другую сторону. Что-то в черном кружевном нижнем белье вызывает у него желание немного покрасоваться. Ему требуется мгновение, чтобы окинуть взглядом тело Изуку, нисколько не пытаясь скрыть, какую сильную реакцию это вызвало у него. Часть Изуку довольна количеством внимания, которое он получает, желая увидеть больше изменений в Кацуки, желая услышать его мысли, а не угадывать их на основе того, что он видит перед собой. Проходит долгая минута, прежде чем Кацуки, наконец, забирается с ним на кровать, раздвигая бедра дальше, чем они были поставлены. Один его взгляд почти съедает его. Голодный, словно хищник, хотя его неподвижность пугает. Как будто он пытается выяснить, какую часть Деку он может уничтожить в первую очередь, разобрать по частям, разрушить его и сломать и сделать все, что захочет. Одного вида глаз, пристально смотрящих на его тело, достаточно, чтобы он встал. Он пытается сопротивляться движению, пока Кацуки не делает первый шаг, медленный темп каждого его движения почти невыносим. Он не может сдержать вздох облегчения, когда Катсуки наконец наклоняется и целует его. Не так торопливо и твердо, как в прошлый раз, мягкие, податливые губы на его собственных. Одна рука запуталась в его волосах, другая вцепилась в его бедро. Несмотря на взгляд, которым он был одарен несколькими мгновениями ранее, Кацуки осторожен, обращаясь с ним как с фарфоровой куклой, которая может сломаться, если он внезапно будет слишком груб . Деку сдерживает всхлип, когда отстраняется. Он бы что-нибудь сделал, если бы эти губы не прижались к его шее, теплые и влажные. Он позволяет Кацуки спуститься вниз по его груди и остановиться на бедрах. Одно напряженное мгновение он смотрит на то, как красные глаза блуждают и встречаются с его собственными. В этом взгляде нет ничего, кроме похоти, и он знает, что Кацуки слышит, как его дыхание перехватывает в горле. Он ныряет дальше, ни разу не отводя глаз. Деку даже не пытается скрыть тихий, нуждающийся стон, который срывается с его губ, когда он чувствует губы Кацуки на себе сквозь тонкие кружевные трусики. Его большие пальцы цепляются за их края, ровно настолько, чтобы стянуть их с тазобедренных костей, но недостаточно, чтобы полностью снять их. Деку не уверен, что сводит его с ума больше: ощущение кружева, скользящего по его бедрам, или ощущение теплого рта прямо над его членом. — К-Каччан, пожалуйста … — Разве ты не хочешь быть хорошим мальчиком и дождаться меня? Если ты подождешь, я буду относиться к тебе еще лучше. Деку глубоко вздохнул. Одной рукой схватил простыню, а другой — короткие светлые волосы. Если бы это означало, что его похвалят за терпение, за то, что он потратил время на то, чтобы его разбили на части, тогда он сделал бы все, что потребуется, чтобы удержать его вместе. Оглядываясь назад, он должен был ожидать, что Кацуки не будет торопиться. Он тратил каждую свободную минуту на то, чтобы провести руками по бедрам Изуку, кусать и сосать ровно столько, чтобы на его веснушчатой ​​коже остались узоры красных и лиловых пятен. Деку не был уверен, как долго он сможет так продолжать, чувствуя себя комфортно. Деку почти всхлипывает, когда трусики, наконец, снимаются, и Кацуки зубами стягивает их ниже бедер. Он едва может сосредоточиться на мягкой похвале, которую Кацуки дает ему, его разум становится туманным и… — Ты меня слушаешь, котенок? У Деку перехватывает дыхание. Он говорит первое, что приходит на ум. — Я слушаю, папочка. Изуку почти теряет самообладание, когда видит, как Кацуки реагирует на случайное имя, скрывая смущение и превращаясь в потерянную мысль. Каблуки и высокие чулки полностью сняты, но ошейник остается на месте. Он не сводил глаз с Кацуки, когда снимал свою одежду, часть за частью, немного более поспешно, чем остальные его движения. Он даже не вздрагивает, когда Кацуки хватает его, кусая за плечо, оставляя на нем более глубокие и темные следы. Они начинаются на его шее и плече, но вскоре снова опускаются обратно на его грудь, останавливаясь как раз перед тем, как Кацуки успевает подобраться слишком близко к его члену. След красных отметин уже начинает расцветать пурпурным цветом на его коже. Он толкает Деку чуть дальше назад на кровати, без особого предупреждения раздвигая бедра. Сначала он инстинктивно пытается снова сомкнуть ноги, уже чувствуя прилив смущения. «Деку. Я ничего не смогу сделать, если ты мне здесь не поможешь. Несмотря на то, что он ожидал, Изуку не слышит в этих словах злого умысла. Однако в его выражении лица все еще чувствуется напряженность, горячая, тяжелая и такая заметная, что он не может ее игнорировать. Игнорировать Кацуки, когда он смотрит на него таким взглядом, было бы грехом, в котором он никогда не сможет раскаяться. Его не нужно дважды просить снова раздвинуть ноги, шире. Кацуки выжидает еще одну секунду, чтобы его взгляд блуждал по нему, огонь и голод были глубоко в его взгляде. Он встает с кровати только на несколько секунд, чтобы порыться в ближайшем ящике и возвращается с маленькой бутылочкой в ​​руке. Маленькая бутылочка отложена для того , чтобы Деку уделяли больше внимания. Он не знает, как долго Кацуки снова сосет и кусает его шею и грудь, впиваясь зубами достаточно, чтобы причинить боль. Еще больше синяков и следов от зубов расплылось по его коже, словно созвездия, напоминая, что он принадлежит Кацуки. — Пожалуйста, просто… просто… — Что именно? Кацуки делает паузу. Он убирает руки и рот, оставляя Изуку корчиться на кровати без контакта. По какой-то причине он знает, что у него будут проблемы, если он вместо этого попытается прикоснуться к себе. — Я больше ничего не буду делать, пока ты не скажешь мне, чего ты хочешь. «Я…» Глубокий вдох, ожидающие глаза, «Мне нужно, чтобы ты трахнул меня». — Хороший мальчик… — Он наблюдает, как Кацуки толкает его еще дальше на кровать, снова засовывая голову ему между бедер. На этот раз нет кружева, чтобы прикрыть его, когда язык прижимается к его члену, и с его губ слетает испуганный вздох. Его пальцы снова запутались в спутанных светлых волосах, и это чувство чуть не свело его с ума. Изуку не может оторвать взгляда, когда Катсуки берет его в рот целиком. Было бы более захватывающе, если бы он не был близок к оргазму и изо всех сил пытался продержаться еще какое-то время только от одного этого зрелища. Медленное прикосновение его языка к головке члена делает невозможным не стонать. Каждое тяжелое дыхание и всхлип заставляют Кацуки двигаться быстрее. Изуку еще крепче сжимает чужие волосы, пытаясь удержаться от того, чтобы не толкнуть бедра в тепло, хотя это трудно, когда его тело пытается преследовать ощущения. Он слишком занят влажным теплом, чтобы заботиться о холодном, скользком пальце, прижимающемся к нему. Он не слишком уверен, звучит ли его скандирование «больше, больше» в его голове или вслух от того, как хорошо с ним обращаются, каждое движение пальца или языка сводит его с ума от желания. Когда Кацуки отстраняется, Деку почти притягивает его назад, так близко, отчаянно желая еще немного. Он, должно быть, увидел это желание в выражении его лица, учитывая то, как он держит бедра Изуку. «Если ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, ты должен быть терпеливым, котенок. Понятно?" "Да папочка. Я буду терпеливым». Скорость, с которой он раздвигает ноги Деку, невыносима. Если бы он не был полон решимости быть хорошим для Кацуки, он, без сомнения, ускорил бы процесс. Плохое поведение он сохранит для другого раза, когда он будет готов пойти дальше. Когда он будет готов к боли наказания, чтобы кончить с удовольствием. — Мм… может быть, я трахну тебя, если ты попросишь еще немного. Деку чувствует, как его лицо краснеет. Он облизывает губы, пытаясь найти в себе силы снова умолять. — Я… пожалуйста, Кацуки, ты мне нужен. Может быть, у Кацуки все-таки не хватило терпения. Это видно по тому, как он тут же рассыпается под словами, беря свой член в руки и толкаясь в него. Медленное растяжение, которое сопровождает каждый дюйм, вызывает эйфорию. Он почти слишком сосредоточен на своем дыхании, чтобы слышать низкий стон Кацуки, когда он полностью входит, их тела прижимаются так близко, что Деку знает, что он будет помнить ощущение мускулов на нем еще несколько недель. Он не может сказать, кто дышит тяжелее, прерывистое дыхание смешивается между ними. — П-подожди минутку, я н-не могу пока. Кацуки отвечает ему поцелуем, гладким и мягким по сравнению с остальными. Он держит руку на шее, светлые волосы касаются его запястья. Поцелуй был похож на сон, заставивший Деку затаить дыхание и гнаться за этим чувством, пока он не сможет больше его выносить. Легкий рывок за волосы — это все, что нужно, чтобы заставить Кацуки двигаться. Равномерное движение его бедер заставляет Деку выгибать спину над кроватью, вожделение затуманивает его чувства. Все, что он может сказать, это задыхающееся «Кацуки», сжимая простыни другой рукой. Его рот двигается быстрее, чем разум, мольбы «быстрее» и «сильнее» — единственное, что он может сказать, не заикаясь. Он сжимает плечи Кацуки обеими руками, его ногти впиваются в кожу с каждым толчком. Изуку позволяет себе вцепиться в его спину, зная, что останутся красные полосы. Метка, доказывающая, что эта ночь вообще была. Знак, подтверждающий тот факт, что он тоже владел Кацуки. Легкая боль вырывает из Кацуки глубокое, нуждающееся рычание, что-то похожее на разочарование или отчаяние омывает его лицо. «Оседлай меня. Как ты думаешь, ты мог бы сделать это для меня, котенок? Деку не может сдержать стон, который вырывается из его рта при этом имени. Это сказано с такой настойчивостью, что игнорировать это было бы невозможно. Он неуверенно кивает и почти плачет, когда Кацуки отстраняется от него. Его бедра трясутся, когда он садится, глаза бегают по телу, склоняющемуся перед ним. Медленно, дразня, он приподнимает бедра над бедрами Кацуки. Требует, чтобы эти красные глаза следили за каждым его движением, не отрывались от него, когда он дюйм за дюймом опускался на его член с похотливым вздохом. Одна рука сжимает его бедро так сильно, что остаются синяки в форме пальцев. Он изо всех сил пытается держать глаза открытыми, но он ни за что не пропустит выражение лица Кацуки. Экстаз, блаженство. Деку не мог оторвать глаз от этого великолепного лица. Его щеки покраснели, в уголках глаз выступили слезы. Как долго он ждал, что Деку сделает это с ним? Тогда Изуку находит привлекательность в том, чтобы не торопиться. Позволяет себе плавно и легко тереться о член Кацуки, вырывая из-под себя эти нуждающиеся стоны и вздохи. У него есть возможность наблюдать, как напряженные мышцы борются за воздух, а пот покрывает его пресс. — Ты такой молодец, детка… Посмотри на себя. Мой великолепный котенок, — Деку двигается немного быстрее в ответ на похвалу, стоны становятся громче, когда он находит правильный способ спуститься на него, — Вот и все. ...хороший мальчик. Я знал, что ты все выдержишь. Кацуки ни разу не убрал руки с бедер Деку за все время, наблюдая за ним, оставляя синяки достаточно темными, чтобы напоминать ему об этой ночи на недели вперед. Следов укусов, покрывающих его шею и плечи, было уже достаточно, подумал он, но вид чего-то гораздо более личного и интимного каждый раз, когда он смотрел на свои бедра, задницу и бедра, вызывал мурашки по его спине. Каждая жесткая хватка оставляла на его коже еще больше красивых воспоминаний. Почти невнятные похвалы заставляют Деку двигаться сильнее и быстрее, звуки, вырывающиеся изо рта Кацуки, непристойны, но еще более возбуждают. Он не знает, что делать со всей этой похвалой, позволяя отчаянным вздохам и хныканью срываться с губ в надежде, что этого достаточно в ответ на них. Он едва успевает поддерживать темп, каждое движение его бедер начинает гореть так, что у него кружится голова. — Кацуки, б-блять…! — Черт, с-скажи, — хрипит Кацуки, — Скажи мое имя, вот так, еще раз. «Кацуки!» Это все, что ему нужно, чтобы потерять это, заикаясь бедрами и открывая рот от крика имени Изуку. Выплеск тепла внутри него сводит Изуку на нет, он так блаженствует от собственного оргазма, что едва может дышать. Он выдерживает мгновение, прежде чем отстраниться от бедер Кацуки, чувствуя, как теплая жидкость медленно стекает по его бедрам. Изуку даже не пытается быть грациозным, когда падает на кровать, прижимаясь лицом к груди Кацуки. Его дыхание только начинает выравниваться, когда Кацуки начинает говорить низким и хриплым голосом. «Боже… это заняло у тебя много времени». — Откуда мне было знать? Ты никогда… ты просто… — Черт, поговорим об этом позже, Деку. Он нежно целует Изуку прямо над воротником на шее. Он ненадолго задумывается о том, что он никак не сможет скрыть следы там, но от этой мысли в его груди разлилось еще больше тепла, а сердце забилось чуть быстрее. Все бы знали, что он принадлежит Кацуки. — Ты чертовски великолепен, ты знаешь это? Кацуки проводит рукой по волосам. Медленный, мягкий, нежный, такой же, как и его голос. Пальцы не тянут и не дергают, аккуратно расчесывая локоны. Комплимент заставляет его чувствовать себя теплым и пушистым. Он уже опьянен привязанностью, чувствует себя комфортно в объятиях Кацуки. Он позволяет своей голове уткнуться носом в грудь, лишь отвечая на вопрос полусформированным мычанием. Может быть, иметь сахарного папочку было не так уж и плохо.