Я (не) счастлив без тебя

Хосок очень старается не превышать скорость, торопясь домой. Его рука скользит по коленке Юнги, поднимается выше, поглаживает, опускается обратно. Они сцепляют ладони в замок, и Чон тянет их к себе, покрывает переплетённые пальцы неспешными поцелуями. — Хо, я не уверен, что… — несмело начинает Мин, кусая губу. — Мы не будем спешить, если ты не готов, котёнок, — Чон отвлекается от дороги, чтобы посмотреть в глаза. — Я просто хочу провести с тобой время. Наедине. — Нам не надо забрать Джихё? — уточняет Юн, волнуясь. — Нет, Чимин написал, что она крепко спит и дала полное согласие остаться у Паков дома с ночёвкой. Не удивлюсь, если завтра она откажется ехать домой, — с улыбкой констатирует Хосок. — Так быстро взрослеет, — вздыхает Мин. — Знаешь, порой, я боюсь не успеть дать ей всё, что хотел бы. Боюсь не успеть насладиться каждым её периодом взросления. Я многого боюсь, Юнги. Ты должен знать это. Я — трус, — Хосок крепче сжимает ладонь, безмолвно добавляя, что пусть и трус, но не отпустит. — Нет. Ты очень сильно изменился. Бояться — это нормально. Это свойственно всем нам, людям. Я тоже боюсь многого, — признаётся Мин. — Например, чего? — Хосок мягко поглаживает ладонь Юнги, не выпуская. — Что не получится, — тихо озвучивает свой большой страх брюнет. — Я знаю, что мы сделаем всё, чтобы получилось, — Чон кидает серьёзный взгляд на своего парня. — Ты замечаешь, что сейчас уже всё иначе? — Да, — кивает Юнги, не лукавя. — Тебе нравится это? — Я вижу в этом надежду. Моё доверие к нам растёт. — Ты так хорошо сказал… На некоторое время они замолкают, словно распробуют вкус сказанного Юнги. «Моё доверие к нам растёт» — это то, что они оба чувствуют. — Хо? — мягко зовёт Мин. — Да, котёнок? — Чон сосредоточенно паркует машину. — Я…у меня давно никого не было, — выходит шёпотом. — Как давно? — сглатывает Чон. Он глушит мотор и оборачивается, всматриваясь в глаза Юнги. — Очень, — лёгкий румянец на щеках, Мин непроизвольно облизывает губы. — Ты боишься? — уточняет Хосок, чуть крепче сжимая его ладонь. — Нет, но… — Юн-и, если ты не готов… — подаётся вперёд Чон, нежно ведя пальцами свободной руки по щеке брюнета. — Хо, — Юнги едва ли не закатывает глаза, а усмешка на его губах завораживает. — Это было сказано не для того, чтобы мы подождали ещё полгода, — он склоняется ближе к мужчине. — Это был призыв к действию… — Я хочу тебя до сумасшествия и честно держусь изо всех сил, — Чон едва находит в себе силы ответить после такого откровенного признания. Ему нравится, что теперь они настолько открыты друг перед другом. — Серьёзно? Мне показалось, ты хорошо контролируешь себя, — мурлычет Юнги. Свободной рукой он тянется к рубашке Хосока, проводит невесомым касанием вдоль пуговиц, опускаясь ниже. — Последние дни я мучаю своего психолога частыми сообщениями о том, что превращаюсь в маньяка, жаждущего тебя так сильно, что в моей голове постоянно пошлые картинки того, как я… — он запинается, ощущая мягкие поглаживания вдоль пояса брюк, — как я беру тебя, как ты отдаёшься мне… — И…какие они…твои фантазии? — шёпотом спрашивает Юнги, добивая взглядом снизу вверх и искрами в глазах, когда просит, скорее требует: — Расскажи мне. — Может, мне лучше показать? — голос Чона низкий, глубокий, пробирающий до мурашек. Юнги всматривается в потемневший шоколадный омут, завороженно следит за вспыхивающими там огнями и чувствует, как тяжелеет в паху. Он знает такого Хосока. У него от этого Чон Хосока зависимость. Он от неё избавлялся много лет, да так и не избавился. И вот сейчас одновременно с диким пробуждающимся желанием, изнутри скребут те самые страхи. Ощущение дежавю на секунду вызывает дискомфорт. Всё сначала? Но Мин напоминает себе: всё уже иначе, всё по-другому. И его чувства к Хосоку не могут быть прозрачны и понятны ему сейчас, и это нормально. Как и нормально помнить прошлое, помнить приятное из прошлого, но при этом разрешать настоящему формировать новое будущее. Страхи и сомнения разочарованно отступают, исчезают из сознания, не находят себе места даже в глубинных мыслях, растворяются. Юнги высовывает кончик языка и ведёт по слегка приоткрытым Чона, неотрывно глядя в его глаза. Всё будет по-новому. У них чистые листы и много времени для целой новой истории. Губы Хосока обхватывают шаловливый язык, посасывают. Ладонь Юнги уверенно ложится на пах мужчины. Всё тело пронзает током от ощущения желания, что топорщит брюки. — Поспешим, — хрипло выдавливает из себя Мин, отстраняясь, разрывая дразнящий поцелуй, и толкает дверь, чтобы выйти. Лифт. Тёплые руки, хаотично шарящие по телу, жадно исследующие, урывками находящие голые участки кожи. Губы. Поцелуи мокрые, глубокие, звонкие. Звуки вовсе не смущают. Глаза в глаза, безмолвно делясь нахлынувшими эмоциями, не до конца сформированными чувствами, которые боязно признать. Ключ. Дверь не поддаётся, ей слишком мало внимания, потому что всё оно — друг для друга. Поддаётся, принимая поражение — никому из них не до её капризов. Прижимая Юнги к стене, Хосок требовательно набрасывается на него, не в силах оторваться от припухших из-за обилия поцелуев губ. Широкие ладони сжимают ягодицы, так идеально подходящие ему для захвата. Он приподнимает парня, вынуждая того обхватить ногами талию, вжимает в себя сильнее, перемещаясь губами к фарфоровой шее. Попытка сдержать себя проваливается, когда Юнги негромко, но высоко стонет, запрокидывая голову, и зарываясь руками в волосы Хосока. Чон впитывает этот звук, сохраняет в себе, чтобы ставить на повтор всегда. Если бы он мог установить внутренний будильник, то мелодией был бы стон Юнги. Крепче обхватывая свою драгоценную ношу, Хо двигается к своей цели. Кухня встречает полумраком, и он едва успевает включить приглушённую подсветку, прежде чем его снова утягивают в поцелуй. — Здесь? Серьёзно? — разрывает поцелуй Юнги, чувствуя, как его задницу помещают на кухонную стойку. — Каждый раз, когда ты готовил на моей кухне, — Чон уверенно и быстро расстёгивает пуговицы на его рубашке, — я едва сдерживался, чтобы не сделать этого… — Извращенец, — смеётся Мин, не отставая от мужчины, и избавляя его от одежды так же резво. — Раньше тебе это нравилось. А теперь? — Хосок даже останавливается в ожидании ответа. — Незаметно? — скептически приподнимает бровь Юн. — Котёнок, ты сводишь меня с ума, — шепчет Чон, прежде чем потянуть Юнги за подбородок к себе, чтобы поцеловать, возобновляя миссию по освобождению своего парня от одежды. Они торопятся. Изголодались друг по другу. Знают, что впереди ещё будет время повторить всё неспешно, по-новому исследовать изменившиеся тела друг друга. Но прямо сейчас они удовлетворяют острую потребность — кожа к коже, неразрывная близость. Губы Хосока оставляют дорожку поцелуев вдоль скул, вниз по соблазнительной шее, вылизывая ключицы, к соскам, уделяя им чуть больше внимания. Юнги, как и в прошлом, реагирует на такие ласки жаркими стонами и доверительной открытостью. Он рассматривает, как губы Хо обхватывают поочерёдно его соски, как мелькает язык, старательно вылизывающий его, и сходит с ума от бури ощущений, что выкручивают его тело, его мысли, вынуждая призывно толкаться бёдрами вперёд. Ладонь Хосока гладит стройные худые ноги, пробирается выше, дразняще гладит пах, прежде чем накрыть сочащееся возбуждение, и с восхищением рассмотреть выгибающегося от его действий Юнги. Острые торчащие косточки, поджарый живот, горошинки сосков, манящие вернуться к ним губами. Чертовски сложно оторваться от такой картины. Собственное возбуждение болезненно давит на ширинку, пачкает брюки, но Чон даже не обращает внимания. Он сосредоточен на удовольствии парня, которого столько лет ждал. Ждал в свои объятия. — Котёнок, — шепчет Хосок, воруя один стон в собственные губы, съедая его, нежно прихватывая зубами губу парня. Прощупывая каждую знакомую венку, ощущая, как стекает в обилие смазка между пальцев, смыкающихся на возбуждении любимого человека, Хосок жмурится от удовольствия. Он точно не спит? Это не один из тех снов, после которых он просыпался неудовлетворённым и разочарованным? Руки Юнги, с трепетом поглаживающие его тело в ответ напоминают — не сон. Чувствуя, как учащённо бьётся сердце Мина, как сбивается его дыхание, и твердеет член, Хосок опускается губами к сочащейся головке, целует. — Хо! — протяжно стонет парень, царапая склонившегося над ним мужчину. Улыбаясь молящим ноткам в голосе любимого, Чон широко лижет нежную кожу, распробует стекающую обильно смазку, прежде чем обхватить губами, посасывая, и опускается ниже, плотно сжимая губы. Он чувствует нарастающее удовольствие Юнги, и тянется свободной рукой к собственной ширинке. Мин слепо тянется помочь, выгибается неудобно, но ему жадно необходимо коснуться, сжать в руке, почувствовать эту твёрдость по нему, теплоту и влагу, так же бесстыдно стекающую по всей длине до самых яиц. — Боже, — выдыхает Юн. От ощущений тёплого рта на собственном достоинстве и пульсирующей твёрдости в ладони, его накрывает новой волной желания. Он ведёт рукой вверх-вниз, собирает пальцами капли смазки, размазывает, не смущаясь липкости, и с наслаждением смотрит, как опускается и поднимается голова Хосока, не выпуская изо рта его возбуждение. С Хосоком так, как ни с кем. Это настолько отчётливо ощущается, что Юнги замирает от этого осознания, забывает дышать. Ему так хорошо, что хочется одновременно поставить момент на паузу, но лучше нет, лучше продлить, повторить, вернуться и начать с начала, и так множество раз, потому что да, Мин скучал по своему родному человеку. Он скучал по объятиям, по улыбке Хосока, скучал по долгим разговорам и заботе. Но и по сексу с ним он тоже скучал, чёрт возьми. По этим искусным губам, по той страсти, что сквозит в каждом движении Хосока, и по полыхающим огням в его глазах. Откидываясь на спину, Юнги крепче сжимает возбуждение Чона, и снова стонет громко, протяжно, с вызовом. Его бёдра слегка приподнимаются, и Хосок понимает его без слов, ускоряет движения, не смущаясь пошлых хлюпающих звуков и стекающей на кухонную стойку слюны и смазки. Пружина похоти сжимается в паху, вызывая напряжение во всём теле. Чон втягивает щёки и глубоко опускается ртом. Пружина распрямляется, в теле Юнги взрыв фейерверка. По телу бежит ток. Он кончает с именем Хосока на губах, ощущая дрожь, и чувствуя тёплую липкость на ладони, которой сжимает возбуждение своего мужчины. — Как же я скучал по тебе, малыш, — хрипит Чон, когда его рот свободен, а с губ слизаны остатки удовольствия языком Юнги. — И я по тебе, родной, — Мин притягивает к себе Хосока для объятий. Но тот подхватывает парня на руки и несёт в спальню. Он держит его крепко и бережно. Юнги надеется, что о его сердце Хосок позаботится так же ответственно и тщательно, как и о его теле. Они не против повторить, но оба так сильно переполнены эмоциями случившегося, что лишь рассматривают друг друга, гладят, нежат, ласкают, восполняют пять лет отсутствия касаний. Улыбаются и тихо говорят обо всём, порой, просто замолкая, и читая в глазах друг друга ответы, которым ещё не пришло время быть озвученными. — Юнги, — голос Чона пробивается сквозь дрёму. — М? — сонно тянет Мин, крепче прижимаясь к тёплому телу. — Я люблю тебя, — горячее дыхание оседает на сомкнутых губах. — И я тебя тоже. Спасибо, что дал мне время понять это, — успевает шепнуть Юнги, проваливаясь в сон.