Графский ужин

      Антон обнимает Иру, чуть поднимает её над землей. Девушка заливисто смеется ему в ухо, жмурит от удовольствия глаза.       У них будет ребёнок.       Долгожданный наследник или наследница, неважно. Главное, что от Иры. Главное, что с антоновской кровью в венах.       За окном воет вьюга, февральские морозы рисуют узоры на тонких стеклах, а в душе самый настоящий май. Антон отстраняется, звонко чмокает Иру прямо в губы, затем в нос, щеки, лоб. Девушка мило морщится, шуточно просит остановиться. Шастун шепчет в пухлые губы признание в любви и почти тает от ощущения эйфории.       Новый 1757 год начинался просто замечательно.       Ирина говорит, что ей надо отойти по своим дамским делам. Антон нехотя отпускает жену, снова чмокает её куда-то в макушку. Ира посылает мужу воздушный поцелуй и скрывается из вида.       В просторной гостинной слишком жарко, причем дело не в ярко полыхающем камине. Сердце радостно прыгает где-то в районе горла, ладони потеют.       Если это будет девочка, то её назовут Елизаветой, в честь императрицы. Если это будет мальчик, то его назовут Дмитрием, в честь Дмитрия Пожарского. Антон с Ирой решили это еще до того, как принесли друг другу клятву в вечной верности пред алтарём. Шастун, радостно улыбаясь, садится в мягкое кресло и прикрывает глаза, чтобы перевести дыхание.       Открывает глаза парень уже в душной карете. Кучер везёт его прямиком на бал, организуемый важной персоной. Антону совершенно не интересна эта персона, да и само мероприятие, но его статус в обществе обязывает к посещению подобных мероприятий. Обычно Антон был в компании Иры, но девушка, находясь уже на 6 месяце беременности, пожелала остаться дома. Шастун был только рад тому, что его ненаглядная осталась в поместье с очередной книжкой в руках. Антон уже представлял, как будет натянуто улыбаться в бокал с шампанским, подарит танец паре милых дам и уедет домой еще до разгара празднества.       Кучер остановился на удивление мягко — Антона даже не качнуло. Парень вышел из кареты, заплатил мужчине за работу и, поправив манжеты, двинулся в сторону темной аллеи. Там, среди высоких вековых дубов виднелся белоснежный особняк с желтыми дырами-окнами. Июльская ночь была ничуть не прохладнее, чем знойный день. Это лето выдалось на удивление жарким. Гордо вышагивая, словно на параде, Антон направился по каменной кладке вперед.       Его привлекло тяжелое дыхание из темноты. Антон не верил во всяких чудовищ из детских сказок, которые рассказывались непослушным детям, чтобы отучить их от прогулок в лесу. Парень остановился и прислушался. Откуда-то справа и вправду доносилось тяжелое дыхание. Шастун поворачивает голову вбок и изумленно охает от открывшийся картины. На лавочке лежит мужчина, который старше Антона лет на 10. Взъерошенные волосы незнакомца в темноте кажутся черными, кожа слишком светлая на фоне темно-бордового фрака. Мужчина тяжело дышит, истекая потом.       Антон смотрит по сторонам. Никого вокруг, да и тихо как на кладбище. Шастун подходит к незнакомцу, берет его за плечо. Кожа мужчины горит, у него явно температура. Антон аккуратно трясет тело, но незнакомец никак не реагирует.       Внутри завязывается легкий комок страха.       Шастун понимает, что надо действовать решительнее. Он легонько бьет незнакомца по щекам, чтобы привести его в чувство.       Арсений открывает глаза от того, что кто-то бьет его по щекам. Перед его глазами озадаченное лицо кудрявого молодого человека. Незнакомец что-то говорит, спрашивает, но Попов совершенно его не понимает. — Я плохо Вас услышал, — Кое-как совладав с языком, отвечает Попов. — Пьяный что ли? — Спрашивает Антон, не убирая теплую руку с горячей щеки. — Нет, — Звучит довольно странно от человека, который лежит на лавочке. — Тогда почему лежите здесь? — Шастун изучающе смотрит в светлые глаза. — Я вряд ли понимаю происходящее, — Признаётся Арсений.       Парень что-то говорит на немецком, запускает руку в кудрявую шевелюру, осматривается по сторонам. У Попова болит буквально всё тело. Арсений несколько раз моргает, пытается шевелить пальцами. До него не сразу доходит, что он лежит на скамейке недалеко от места, где его покусали.       Антон заново окидывает мужчину взглядом. Внимание привлекает порванная одежда на правом плече. Присмотревшись, Шастун замечает, что дорогая ткань, испачканная кровью, еле прикрывает два небольших красных кружка. — Что произошло? — Антон присаживается перед Поповым на корточки, рукой указывает на порванную одежду. — Вы мне всё равно не поверите, — Арсений грустно усмехается и пытается встать.       Сил не хватает даже на то, чтобы нормально сесть. Как только Попов пытается поднять верхнюю часть тела, его перевешивает обратно. Антон дёргается, в последний момент подставляет руки под темную макушку. Шастун помогает незнакомцу вновь принять горизонтальное положение. — Вас кто-то укусил? — Спрашивает Антон, когда укладывает мужчину обратно. — Вампиры. — Не шутите? — А зачем мне шутить?       Антон, шокированный услышанным, ругается на немецком. Парень выпрямляется, поправляет челку, спадающую на лицо. Попов замечает множество колец и перстней на тонких пальцах.       Арсению холодно и хочется спать. — Эй, не закрывайте глаза! — Сразу же реагирует парень, когда Попов решает всё-таки поспать. — Как Вас зовут? — Арсений, — Язык мужчину почти не слушается. — Пойдёмте, Арсений, ко мне домой. Будем разбираться, что с Вами делать.       Арсений слабо кивает, Антон вздыхает. Сегодня без танцев. Шастун помогает новому знакомому встать, а затем перекидывает через плечи горячую руку. Хорошо, что Арсений всего-лишь на несколько сантиметров ниже Антона, иначе пришлось бы сгибаться в три погибели. Размышляя о том, как преподнести свою находку Ире, Шастун двигается в противоположную от особняка сторону. Арсений тихо мычит, еле переставляет ноги. Антону хочется верить, что мужчина просто сумасшедший и его укусил кто угодно, но больной мозг решил, что это укусы вампира. Верить в существование сверхъестественного абсолютно не хотелось.       В какой-то момент ноги Арсения путаются, мужчина спотыкается и летит вниз. Антон, удивляясь тяжести своей ноши, делает несколько неуверенных шагов, пытаясь поймать равновесие. Попова приходится ловить обоими руками. Шастун и сам не понимает, как так получилось, что сейчас он прижимает Арсения лицом к себе.       Мужчина тяжело дышит в плечо Антона, его пальцы крепко вцепились в коричневый антоновский кафтан. Шастун чувствует мелкую дрожь в чужом теле. Волнение за чужую жизнь расползается по венам.       Антон прикрывает глаза.       Арсений отстраняется, смотрит на Антона из опущенных ресниц. На дне голубых глаз томится желание. Так на Шастуна даже Ира не смотрела.       Мужчины тяжело дышат. Антоновские руки по-хозяйски расположены на чужой талии, тонкие пальцы сжимают податливые холодные бока. Арсений одной рукой оглаживает шею возлюбленного, а второй проходится по антоновской спине вверх-вниз.       Они слишком долго стоят и целуются. Их жены наверняка уже что-то подозревают. Не могут двое мужчин, ушедших в комнату за, якобы, книгой, пропасть на добрых 20 минут.       Но Арсения и Антона время не волнует. Пока они вместе, пока им хорошо, время — их враг.       Попов накрывает искусанные губы своими, проводит по ним языком. Антон послушно размыкает их, пропуская горячий язык в свой рот. Шастун правда не понимает, почему Арсений весь холодный, как труп, но в его рту всё равно тепло.       Антон поднимает руки выше, заводит их за широкую спину и прижимает Арсения к себе. Сильнее. Ближе. Кажется, что Шастун просто хочет вдавить Попова в себя.       Им всё равно чертовски мало.       Арсению хочется повалить Антона на его кровать и целоваться так долго, пока губы не онемеют. Хочется Шастуна взять прям тут, на кровати, на которой Антон засыпает и просыпается с Ирой. Только от мысли о том, что они целуются в комнате, которая принадлежит Антону с Ирой, у Арсения подкашиваются ноги.       Всё это чертовски не правильно.       Когда в дверь стучатся, мужчин как водой обливает. Они тут же отскакивают друг от друга, начинают поправлять на себе одежду, приглаживать волосы. — Да, войдите, — Голос Антона чуть дрожит.       Дверь медленно открывается. В комнату заходит Лизавета, дочь Антона. Шастун смотрит на дочку и его передергивает.       Лиза внешностью вся в маму. — Лизонька, что случилось? — Арсений облизывает губы, которые ещё хранят чужое тепло. — Матушка просила передать, что тетушка Меланья собирается домой, — Девочка смотрит на Арсения большими зелёными глазами. — Спасибо, — Попов улыбается. — Передай ей, что я сейчас спущусь.       Лиза опускает голову, начинает ковырять ковёр носком черной туфельки. Ей жуть как хочется, чтобы Арсений спустил её на первый этаж на руках, но попросить она стесняется. Всё таки Лизавете уже 10 лет и она взрослая для таких просьб.       Хотя по внешнему виду девочке нельзя дать больше восьми. Она худая, небольшого роста, с почти прозрачной кожей. Длинные темные волосы, собранные в две косы, светлая кожа с родинками по всему телу.       От Антона в девочке лишь зелёные глаза.       Арсений, знающий Лизу с самого рождения, сразу читает её желание в этих жестах. Вампир весело подхватывает девочку, поудобнее перехватывает легкое тельце и, под заливистый детский смех, делает несколько оборотов вокруг себя.       Антон смотрит на эту картину с идиотской улыбкой на лице. Арсению идут дети. Арсению идёт Лиза.       Всё это чертовски правильно.       Шастун в очередной раз ловит себя на мысли, что с удовольствием прожил бы всю свою жизнь рядом с этими двумя людьми. Но судьба-злодейка, тихо хихикая, решила сделать всё по-другому. — Пойдемте, Ваше Величество, — Арсений направляется к выходу из комнаты.       Лиза продолжает смеяться, говорит, что когда вырастет, то обязательно выйдет замуж за Арсения. Мужчина лишь смущенно улыбается в ответ.       Антон остаётся в резко охладевшей комнате в одиночестве. Он тяжело вздыхает, проводит по лицу руками. Сложно смотреть на того, кто никогда не будет рядом с тобой. Да, мужчины встречаются почти каждый день. Они разговаривают, целуются, обнимаются, иногда занимаются сексом, но этого всё равно мало. Хочется всегда и везде. Хочется просыпаться и засыпать под арсеньевское сопение. Хочется видеть его уставшим, злым, веселым, озадаченным.       Хочется видеть Арсения даже чаще, чем собственное отражение.       Антон, подавляя в себе злость на этот несправедливый мир, поворачивается к туалетному столику Иры с большим зеркалом. Сейчас оно завешено тканью. К приходу Арсения с Меланьей все зеркала в доме Шастунов завешиваются тканью. Арсений не отражается в зеркалах из-за серебряного покрытия, а Ира так и не знает о том, что Попов — вампир.       Зеркала закрываются потому, что у Меланьи «жуткий страх отражений».       Антон одним резким движением стягивает с зеркала полотно. Тысяча осколков, неизвестно почему треснувшего зеркала, тут же летят в стороны. Шастун автоматически закрывает голову руками и жмурит глаза. Земля резко уходит из-под ног.       Шастун летит вниз на огромной скорости. Вокруг него — миллионы осколков зеркала. В каждом осколке происходит какое-то событие. Перед глазами рябит, голова начинает кружиться. Невозможно сосредоточиться хотя бы на одном куске стекла. Антон, падающий в неизвестность, разводит руками и ногами, пытаясь найти хоть какую-то опору, но всё, что есть вокруг — зеркала.       Антон хватается за один из осколков и подносит к глазам. Он смотрит на себя.       Но на себя ли?       Антон из отражения выглядит как оживший труп. Весь в ссадинах, крови и побоях. У того Антона сломан нос, выбиты зубы, все лицо усеяно ранами.       Шастун узнает этого Антона. Это был обычный крестьянин, которого забил до смерти его же хозяин за то, что Антон заступился за своего ребенка, который стащил с хозяйского стола лишнюю корку хлеба. « — Я обязательно выкуплю тебя, слышишь? — Голос Арсения звучит из каждого осколка вокруг. — Только потерпи ещё немного, пожалуйста.»       Арсений не успел.       Антон выпускает осколок из рук. Кусок зеркала исчезает среди своих сородичей.       Шастун хватается за еще один осколок. Из отражения на Антона смотрит офицер императорской гварди, ветеран Отечественной войны. Этот Антон умрёт на Сенатской площади во время восстания декабристов. Шастун оттолкнет от себя какую-то девушку из толпы зевак и умрет от попадания в него картечи. « — Антон, не выходи на площадь, одумайся, — Столько боли в голосе Арсения Антон еще никогда не слышал. — Вы ничего не измените, просто погибните.»       Осколок отправляется обратно в странный калейдоскоп. Пальцы сами хватаются за еще один кусок. Шастун в отражении ничем не отличается от предыдущего. Даже по взгляду отражения понятно, что этот Антон носит серьезный титул.       Неожиданно отражение приходит в движение. Вытянутое лицо искривляется в больной гримасе, по нижней губе изо рта начинает стекать кровь. Этот Антон умрёт во время дуэли, где секундантом выступит Арсений. « — Он же извинился перед Алисией, — Раздражённо шепчет Арсений. — Куда ты лезешь?»       Антон, чувствуя, что скорость падения снижается, продолжает вытаскивать стёкла, с интересом разглядывая себя в них. Следующий Антон, простой рабочий на фабрике, выглядит как смерть — бледный, осунувшийся, с синяками под глазами и небритой щетиной. Этот Антон скончается от туберкулёза где-то в подворотне родного города. « — Я оплачу тебе лечение, Антон, — Молит его Арсений. — Просто дай мне помочь тебе.»       Антон ежится, от воспоминаний хочется кашлять. Не в силах больше смотреть на свое больное лицо, парень выпускает зеркало из пальцев. Только сейчас Шастун замечает, что вся его ладонь испещрена глубокими ранами от острых краёв осколков. Антон боли не чувствует, лишь смотрит на кровоточащие раны потеряно. В голове назойливой мухой крутится мысль о том, что надо продолжать изощренную пытку.       В следующем отражении на Антона смотрит солдат в форме Российской Империи. Шастун смотрит на себя с фронта Первой мировой. Антон умрет от пули прямо в лоб, во время очередной атаки. « — Письма хоть пиши, Антош, — Арсений снова шепчет. — Да и в стране так неспокойно. Лишь бы всё было хорошо.»       Антон выпускает последнее воспоминание из рук, когда его ноги касаются твердой поверхности. В голове пусто, на душе спокойно. Будто ничего не произошло, будто так и должно быть. Шастун стоит в темном пространстве в полном одиночестве. Со всех сторон доносятся разные голоса, обрывки фраз, шум моторов и выстрелов. Всё это сливается в такую жуткую какофонию, что невозможно разобрать хоть слово.       Антон прикрывает глаза, проводит по лицу руками.       В Ленинграде наконец наступило лето. Солнце, почти не появлявшееся здесь с самой весны, озаряло небо и широкие улочки культурной столицы. В городе закончились холода. Пришло тепло.       Это воскресенье Антон собирался провести с беременной Ниной и Сашей. Антону и Нине наконец удалось вырвать общий выходной, чтобы всей семьей сходить в парк и поесть мороженное. Это воскресенье было распланировано еще вчера: утром встретиться с Арсением, чтобы передать ему портмоне, которое Попов накануне оставил в квартире Шастуна, а затем вернуться к семье, чтобы всем вместе отправиться на прогулку.       Это воскресенье должно было быть одним из лучших июньских дней тысяча девятьсот сорок первого года.       В ушах всё еще стоит уверенный и четкий голос Левитана, который дублировал послание Молотова в очередной раз.       Война.       Вот она здесь, на пороге. Не где-то там в Африке или Франции, а прямо здесь, в Советском Союзе. Немцы, вероломно напавшие на советские города еще ночью, активно продвигались вглубь страны.       В Ленинграде уже началась легкая паника. Никто этого не признавал, все сохраняли видимое спокойствие. Но все прекрасно знали, что Ленинград фашисты просто так не оставят. Начались записи добровольцев, люди переполняли вокзалы, в попытках поскорее покинуть город.       Арсений и Антон стояли на Адмиралтейской набережной. Вокруг ходили люди, кто-то что-то кричал, просил шевелиться быстрее. Такое долгожданное Солнце сейчас только злило. Между мужчинами повисла напряжённая тишина.       Антону было ясно одно — сейчас надо идти и записываться добровольцем на фронт.       Арсению было ясно одно — сейчас надо всеми силами отговорить Антона от фронта. — Антон, я тебя прошу, — Холодные пальцы впиваются в плечи худощавого парня. — Нет, умоляю! — Арсений заглядывает в потемневшие зеленые глаза. — Ничего страшного не случится, если вы с Ниной и Сашей отправитесь куда-нибудь за Москву, пока война не закончится, — Шастун закатывает глаза, тяжело дышит. — Я обещаю тебе самое лучшее жилье, Антон, — Учитель физкультуры раздраженно закидывает голову назад. — Ну, пожалуйста! — Шастун опускает голову, смотрит на Арсения исподлобья. — Не смотри так на меня, скажи хоть что-нибудь.       Антон делает шаг назад, хмурит брови. Ему абсолютно не нравится поведение Арсения. В очередной раз вампир говорит о побеге, даже не задумываясь о том, что надо встать на защиту страны, не дать врагу приблизиться к Москве. — Сам себя слышишь? Предлагаешь мне бежать в тыл, когда враг наступает? — Шастун прищурил глаза. — От армии не убавится, если ты уедешь в безопасное место, — Арсений делает крохотный шаг к собеседнику.       Антон вспыхнул на глазах: сжал кулаки, распахнул глаза, сделал большой и шумный вдох, в попытках успокоиться. В венах кипели адреналин и злость. Чувство патриотизма жгло легкие при каждом вдохе. Защитить страну, обеспечить Саше и еще неродившемуся ребёнку мирное будущее. — Если каждый так скажет, то что от армии останется? — Антон был непреклонен. — Есть кому воевать, Антош, — Арсений делает шаг вперед, а Антон — назад. — Шаст, ты же не маленький уже и всё прекрасно понимаешь. — В этом и дело, что не маленький уже, — Выдыхает парень. — Я уже взрослый человек с женой, профессией и почти двумя детьми, поэтому прекрасно понимаю, что обязан встать на защиту Родины. Арс, сам себя послушай! Ты предлагаешь мне оставить всё это, — Антон неопределенно обводит руками улицу вокруг. — На растерзание врага? Правда хочешь дать фрицам стереть нашу Родину с лица Земли? Они же здесь и камня на камне не оставят! — Мою Родину давно стёрла Красная Армия! — Почти что вскрикивает Попов, совершенно не заботясь о том, что за такие слова его и расстрелять могут.       Антон сглотнул, ошарашено смотря на собеседника. Парень вечно забывал о сверхъестественной сущности своего знакомого и о том, что тот в начало гражданской войны пытался попасть в ряды Белых. Почему-то сейчас этот факт словно бьет Шастуна под дых.       Каково это любить предателя, любителя буржуазного строя, представителя, мать его, графского рода, а, Антон?       Парню становится противно от всего происходящего. От своих чувств, от слов Арсения, от их общего прошлого. Неужели Шастун был так слеп, что позволил таким отвратительным фактам из биографии Арсения просто существовать? — А я не хочу, чтобы мою Родину стёрли немцы, — Спокойно, холодно настолько, что обжечься можно, ответил Шастун. — Я отправлюсь на фронт, хочешь ты этого или нет, — Шастун делает шаг вперед, смотрит на знакомого сверху вниз. — Это мой долг, Арсений Сергеевич. И твой, кстати, тоже. — Мои долги канули в Лету вместе с Империей, — Уже спокойнее парировал вампир, совершенно не обращая внимания на молнии, которые метали зеленые глаза.       Антон в очередной раз шумно вздыхает, закусывает нижнюю губу. Ему впервые становится противно общество Арсения. Это же надо, столько времени провести с человеком, который всё ещё верен старым режимам. — Я так понимаю, здесь наши пути расходятся? — Антон посмотрел куда-то за спину Арсения.       Мужчина сжал челюсти, закрыл глаза. Этот вопрос словно нож, полоснувший по сонной артерии. Когда кровь уже ничем не остановишь, но ты всё равно прижимаешь руки к ране, в попытках остановить кровотечение. — Дай хоть семье твоей помочь, — Арсений пытается поймать антоновский взгляд, в секунду ставший таким чужим. — Мне не нужна твоя помощь, — Антон буквально выплевывает местоимение. Смотрит на Арсения холодно, непривычно холодно. — Я сейчас же запишусь в ряды добровольцев, — Шастун чеканит каждое слово. — Прощай, Арсений, — На выдохе, без сожалений в голосе.       Для Антона Арсений открылся с совершенно другой, отвратительной стороны. Шастун и вправду не понимал как можно было предать то, что так много тебе дало. У Антона образование, профессия, работа и квартира благодаря Советской власти. Антон, родившийся в смутные времена Первой мировой и выросший в детском доме, был многим обязан партии. Как минимум сытой жизнью. — Шаст, — На напряженное плечо опускается холодная ладонь. — Я пойду с тобой, но только с условием, что ты дашь мне вывезти Нину и Сашу за Москву.       Антон тут же смеется. Надрывно так, немного истерично. Какой же всё-таки Арсений дурак. — Я люблю тебя, Антон, — Звучит из-за спины еле слышно из-за громкого смеха. — Я сделаю для тебя всё. Абсолютно. Только не бросай меня вновь.       Шастун жмурится, запускает руки в короткие волосы, опускает голову.       Отвратительно.       Когда Антон заново открывает глаза, то готов плакать от облегчения. Он проснулся тут, в своём времени, на кровати Арсения, в его доме. Он проснулся вместе с Арсением.       Мужчина, перекинувший через туловище Антона руку, прижимал спину парня к своей груди. Шастун с удивлением отметил, что тело вампира такое же теплое, как и человеческое.       Чужое тепло, размеренное дыхание в кудрявую макушку и та нежная сила, которая удерживает Антона на месте, вызывают в нем чувство спокойствия. Того самого чувства, которого ему так сильно не хватало последние несколько часов.       Шастун даже не замечает, как слёзы начинают катиться по его лицу. В голове ничего не укладывается. Голова всё ещё болит, во рту сухо, как в пустыне, а глаза щиплет. Антон не знает, спит ли Арсений, поэтому, чтобы не выдать свои слезы, парень поджимает губы и жмурится.       Жмурится.       Всю свою жизнь парень лишь жмурится.       Мозг любезно подкидывает разные кадры из тех воспоминаний, которые Антон уже видел. Становится только хуже. Слёзы почти невозможно сдержать. Шастун всхлипывает, не в силах больше сдерживать эмоции.       За спиной слышится шуршание. Арсений привстаёт на локтях, перевешивается через тонкое тело и заглядывает в антоновское лицо. — Ох, Тоша, — Шепчет вампир, наблюдая за тем, как Антон закрывает лицо трясущимися ладонями.       Попов легко переворачивает Шастуна, снова ложится. Приговаривая, что всё хорошо, Арсений обнимает дрожащего Антона, прижимает к своей груди.       Становится немного легче.       Антон и сам не понимает причину своих слёз. Он жалеет о прошлом? Жалеет о том, что так рано погибал? Жалеет о том, как погибал?       Нет, явно не последнее. В основном Антон умирал благородно, спасая кого-то или сражаясь за что-то.       Тогда почему он сейчас не может успокоиться?       Может, потому что не хочет умирать?       В комнате тишина и полутьма из-за зашторенных окон. Теплые арсеньевские руки гладят антоновскую спину, спокойный голос говорит о том, что всё закончилось и дальше всё будет хорошо. Антон лишь еле заметно кивает, тяжело дышит и шмыгает носом. В голове каша из мыслей и Шастун давится ей. — Что ты помнишь? — Дублирует вчерашний вопрос Арсений. — Много всего, — Так же отвечает Антон.       Попов понимающе мычит. «Я люблю тебя, Антон.» — Ты можешь сказать мне это ещё раз? — Шастун немного отодвигается, чтобы видеть лицо собеседника, вытирает под носом тыльной стороной ладони. — Что именно? — Арсений вопросительно выгибает бровь. — Ну… — Парень отводит взгляд вниз, замечая, что Арсений, в отличие от него, лежит в кровати в джинсах и футболке. — Что ты любишь меня, — Скороговоркой выдает гость, боясь поднять глаза.       Арсений молчит. Он рассматривает мальчишечье лицо, спешно заливающееся краской. — Я люблю тебя, — Звучит так тихо и интимно, что аж внутренности сводит узлом.       Сердце бьется о ребра, словно птица о прутья клетки. Антон чувствует, как потеют его ладони. Ночной кошмар уходит на второй план. — А ты меня? — Арсений берёт парня за подбородок двумя пальцами, вынуждая гостя поднять голову. — М? — И смотрит так лукаво.       Попов словно стоит над тонущим Антоном с протянутой рукой. Не настаивает на помощи, а лишь её предлагает. Шастун, барахтающийся среди миллионов зеркальных осколков, превративший своё тело в слойку с вишней, смотрит на эту руку и не верит в происходящее. Голубые глаза так и говорят: «Давай, не дрейфь, я буду рядом».       И этим глазам хочется верить. — Да, — Антон смело хватается за чужую руку. — Я тоже люблю тебя.       Арсений улыбается, опускает взгляд на сухие губы. Антон громко сглатывает, когда понимает к чему всё идёт. Попов немного поддается вперед. Парень вдыхает через нос и прикрывает глаза. — Может, чаю? — Разбивается об антоновские губы вместо поцелуя.       Антон распахивает глаза и перестает дышать. Так близко. — Может, — Отвечает гость, кое-как совладав с языком.

***

— Расскажи про Меланью, — Просит Антон, сидя за барной стойкой на кухне.       Арсений напрягается, застывает над френч-прессом. Он думает несколько секунд, затем хмыкает и продолжает насыпать в емкость заварку. — Что ты хочешь услышать? — Арсений убирает баночку с чаем на полку, закрывает шкафчик. — Она была моей первой и единственной женой. Мы познакомились на каком-то балу. Меланья играла в театре. Она была одной из причин, почему я присоединился к их труппе, — Попов ставит чайник на диск и поворачивается лицом к Антону, опираясь поясницей на столешницу. — Меланья была просто замечательной. Она души во мне не чаяла, — Вампир грустно улыбается, опускает взгляд. — Да и я тоже в первые года нашего знакомства. Она прошла со мной огонь отцовского изгнания, воду моих слёз после смерти сестры и медные трубы моей работы в коллегии иностранных дел. Когда я женился на Меланье, то уже ничего к ней не чувствовал. Лишь слепую благодарность и больную привязанность. К тому же, в то время у меня уже был ты, — Попов снова веселеет. — Знаешь, можно сказать, что я не только твой пасынок, но ещё и пасынок Меланьи. — Мой пасынок? — Антон поддается вперед от удивления. — Ты не помнишь? — Арсений задумывается, чему-то улыбается. — Я после обращения совсем забыл русский язык и говорил только на французском. Меланья научила меня говорить, а ты писать, потому что у неё не хватало терпения на такую «кропотливую работу», — Вампир делает скобочки в воздухе. — Хотя я уже позже узнал, что она сама писала кое-как, поэтому попросила тебя.       Шастун одними губами выдыхает «вау» и ровно садится. Приятное чувство теплоты разливается по груди сладким сиропом. — Мы были вместе с Меланьей почти 55 лет, — Арсений, увлеченный воспоминаниями, даже вздрагивает, когда чайник за спиной щелкает. — Она умерла у меня на руках от остановки сердца, — Вампир заливает заварку кипятком. — Кстати о смерти. Ты же тогда погиб во время Семилетней войны. Ира второй раз вышла замуж через несколько лет, а твоя Лизавета уехала со своим женихом в Москву. Она мне перед отъездом в любви призналась, — Попов шуточно-горделиво повел плечом.       Антон поёжился. Странно было слышать о своей смерти, жене и дочери. — Да что мы о грустном? — Арсений ставит на барную стойку горячий френч-пресс. — Может, тебе ещё что-то интересно?       Антон хватается за чужое запястье и заглядывает в светлые глаза. Арсений вопросительно смотрит на кольцо из чужих пальцев на своей коже. — Почему ты теплый? — Шастун тянет чужую руку на себя, заставляя Попова почти лечь на барную стойку. — Потому что ты замерз ночью из-за меня, — Буднично отвечает Арсений, продолжая рассматривать пальцы, украшенные кольцами. — Нет, не так, — Парень поворачивает руку венами вверх. Аккуратно, словно боясь порвать бледную кожу, Антон прикасается к арсеньевскому запястью. — Ты же должен быть холодным. Как так получилось, что ты теплый? — Магия, — Арсений улыбается, наклоняет голову в бок. — На самом деле я просто постоял под кипятком минут 10.       Антон поднимает удивленные глаза наверх. Арсений глухо смеется, видя испуг на родном лице. — Ты же шутишь? — Шастун неосознанно сжимает пальцы сильнее. — Нет, — Мягко выдыхает вампир и качает головой. — Всё хорошо, Антош, не переживай. Скоро я снова стану холодным.       Антон выдохнул. Не то, чтобы ему нравился холод, исходящий от кожи Арсения, но уж лучше так, чем представлять, как вампир стоит под горячим душем, стиснув зубы. — Все, кто работают с людьми, греются по разному. Кто-то так же стоит под душем, кто-то натирается согревающими мазями, кто-то спит под кучей одеял даже в жару. Каждому своё, — Арсений тянется вперед свободной рукой и убирает со лба Антона челку.       Входная дверь хлопает так сильно, что окна в доме, кажется, звенят. Антон тут же отпускает Арсения и садится так, словно ничего не было. Арсений с реакции парня тихо хихикает.       Через минуту на кухне оказываются опухший Серёжа и очень сонный Дима. Позов, махнув рукой Арсению и Антону в знак приветствия, залез на стул рядом с другом и положил голову на столешницу. Будущего медика явно мучило жуткое похмелье. — Пиздец, — Тяжело вздыхает Серёжа, подходя к холодильнику Арсения. — Чуть в спячку не впал. — Вы куда пропали то? — Попов разливает заварку из френч-пресса в фарфоровые чашечки. — Да этот, — Матвиенко, доставая пакетик с кровью, кивает головой в сторону Димы. — Предложил покататься по полям. Поиграли в «Синий трактор», блять, — Серёжа по-хозяйски открывает все ящики и шкафы в поисках кружки. — Нахуя согласился тогда? — Простонал Позов в лакированное покрытие. — Послал бы меня в пизду и дело с концом.       Если Дима так много матерится, значит ему совсем плохо. — Да тебе хуй откажешь, — Серёжа взял желтую кружку, зубами открыл пакетик. — Ты бы мне все мозги вытрахал, если бы мы не поехали. — По факту, — Кивает Дима.       Арсений и Антон молча наблюдали за перепалкой гостей. Серёжа выливает кровь в кружку, залпом её осушает и со стуком ставит посуду в мойку. — А где вы спали? — Шастун смотрит то на Матвиенко, то на Позова. — В машине моей, где ещё, — Серёжа ладонью вытирает губы и бороду. — Выспались? — Арсений ехидно улыбается. — Ещё и издевается, — Серёжа складывает руки на груди. — Сам-то, небось, всю ночь в обнимку с Шастом проспал.       Антон тут же вспыхивает и с испугом смотрит на почти спящего Позова. Тот, чувствуя на себе взгляд, лениво отмахивается, мол, потом поговорим. — Ага, — Спокойно кивает Арсений, поднося к губам чашку с чаем. — Ты-то к Димке не приставал? — Кто к кому еще приставал, — В той же манере отвечает Серёжа, смотря на умирающего медика. — Не, а если без шуток, — Матвиенко смотрит на Арсения. — Можно мы у тебя отоспимся?       Арсений лишь молча кивает. — Вампиры тоже спят? — Антон смотрит на мужчин. — Если наше тело слишком сильно устаёт, то мы ложимся спать как обычные люди, — Отвечает Арсений, смотря на то, как Матвиенко подходит к Диме. — Там в гостевой как раз расстелено, — Попов подмигивает другу, а Шастун стыдливо прячет взгляд в темном чае. — Боже, — Серёжа берет и вправду уснувшего Диму на руки. — Надеюсь, простыни там чистые.       Арсений лишь пожимает плечами.