Приключения начинаются!

Сколько себя помню, я всегда была нелюдимой. Не любила шумные вечера в таверне, полной всех, кому только не лень было прийти и выпить весь запасённый ром до последней наполненной бочки. Не любила громкие крики соседских детей, играющих с самого утра у нашего дома и напористо зовущих к ним присоединиться в поисках тайного клада. Не любила знаменитый на весь остров праздник «Красных Лилий», в день которого улицы города заполнялись голосами тысячи и тысячи людей, что часто не давали прохода. Я не любила всё, что так или иначе напоминало мне о веселье, смехе и радости. Всё то, что напоминало о былом счастье. Моя же старшая сестра была совсем другой. Светлая, яркая, с разницей всего в пару лет, она всегда стремилась к людям в той злополучной таверне у причала, чтобы послушать пьяные истории от мореплавателей и торговцев о других островах; к голосящим на всю улицу детям, чтобы вместе с ними прийти поздно вечером домой всей перепачканной, с новыми дырками в итак износившемся платье, и пожаловаться о всё ещё не найденном кладе. Так же стремительно она покидала нашу с ней комнату с самого раннего утра в день праздника, чтобы успеть одной из первых нарвать символичных красных лилий и принести нам «самые лучшие и самые красивые бутоны на всём острове Батерилла». Она любила радость. Она любила смех. Она так сильно хотела вернуть то счастье. Однако, больше всего на свете сестра жаждала другого. Того, что при одном только упоминании наполняло её карие детские глаза поистине живой искрой. Того, о чём она могла болтать по несколько часов без умолку и даже ни разу не запнуться. Того, о чём каждый день пело её сердце. Руж мечтала о приключениях. Я никогда не понимала её неистового желания отправиться в море и бороздить его бескрайние просторы, как и не понимала всего остального в её поведении. Да… я не понимала многого. Но и не препятствовала. Ибо любила. Любила так, как никого больше на этом свете. И получала эту любовь в ответ. С самого детства мы жили одни, в уединении небольшого домика на холме, вдали от шумного и суетного города. Ни родителей, ни тёть с дядями, ни бабушек с дедушками. Только мы, и иногда приходившая нас навестить мадам Жикалина, что жила в милом кирпичном домике почти в самом центре, не далеко от главного порта. Делала она это в память о нашей покойной маме, которой была очень сильно обязана. Мама… Она как могла воспитывала нас самостоятельно. Трудилась день и ночь на пристани, продавая ей же выращенные на заднем дворе овощи. И как бы сильно мама не уставала, дома нас с сестрой всегда встречали её тёплый взгляд и мягкая улыбка. Она была любящей матерью, до конца верной женой и очень сильной женщиной. Она была самой лучшей. Но, к сожалению, ей не посчастливилось влюбиться в пирата. « — Я… ненавижу пиратов!» Про отца в нашей маленькой семье никто и никогда не говорил. Ни тогда, когда мы жили счастливо втроём. Ни тогда, когда нас осталось лишь двое. Эта тема стала своеобразным табу, особенно после смерти мамы. Единственное, что нас с ним связывает — это фамилия. Портгас Д. От матери же нам достался честно заработанный её упорным трудом небольшой домик; светлые, вьющиеся волосы и россыпь веснушек на щеках. « — К сожалению, вашу маму застрелил один из пиратов, что недавно пришвартовались в порту. Мы сожалеем…» Так мы и жили с сестрой: она вечно пропадала в городе, продавая там овощи и цветы; а я следила за домом и эти самые овощи и цветы выращивала. И не только их. Дни текли размеренно. Однако, неожиданно быстро превращаясь в месяцы, а затем и в годы. Время шло, росли и мы. От угловатых детей не осталось и следа. Теперь в «Доме на холме» жили две молодые девушки. Одна с возрастом отбросила детское ребячество, на смену которой пришла взрослая рассудительность и неторопливость. Однако, мечта её осталась прежней; как и редкий, восторженный взгляд, которым Руж иногда, сидя по вечерам на скамейке возле дома, смотрела в даль Синего моря. Другая научилась материться не хуже портовых работников и бравых мореплавателей, чем не хило так отпугивала непрошенных гостей. Старшая теперь похищала сердца молодых людей одной лишь вежливой улыбкой. Младшая же могла с лёгкость этим «молодым людям» навалять по пятое число. Особенно тем, кто любил распускать руки в сторону старшей сестрицы. Руж начала всё больше походить на мать, а я… Я стала ещё больше избегать людское общество, предпочитая его книгам и справочникам о лечебных растениях. Так бы мы и жили с сестрой. Уверена, она бы нашла хорошего мужа, родила бы парочку замечательных детишек — мальчика и девочку, как она всегда мечтала, — и тихо-мирно дожила до самой старости в объятиях любящей семьи. Я бы приходила их иногда навещать, рассказывая племянникам очередную интересную историю из книги; может быть, каким-нибудь чудом встретила бы мужчину, что смог бы вытерпеть мой характер, и так же тихо-мирно ушла бы на покой в глубокой старости… Да, возможно, так бы всё оно и было… Если бы однажды к острову не пришвартовались пираты. Даже с нашего холма можно было разглядеть ярко-красные, словно облитые кровь тысячи людей, огромные паруса с расположенным прямо по центру усатым «Весёлым Роджером». Носовую фигуру судна украшали две вырезанные из самого дорого дерева фигуры русалки, что тонкими руками как будто удерживали красный бушприт. Большой и яркий корабль. Оро Джексон. А плавал на нём знаменитый пират, что со своей командой уже не раз препятствовали Мировому Правительству, за что и получили колоссально большие награды. Гол Д. Роджер — человек, что вскоре станет Королём Пиратов. Человек, навсегда изменивший нашу жизнь.