Снова

Поздний вечер, в Москве что-то около восьми часов. Город в это время не утихает, всё ещё чувствуется слегка приторможенная жизнь, а звуки машин через открытое окно проникают в квартиру вместе с лёгким морозом. Здесь непривычно тихо, ни разговоров, ни криков, что в последнее время можно услышать чаще, лишь дрожащее дыхание и тихий шум микроволновки. Антон честно пытается не злиться, но обида даже спустя пару часов выплескивается резкими ударами об первую попавшуюся поверхность и горьким шипением сквозь зубы. Мужчина прикрывает глаза, глубоко вздыхает, продолжая в синеватом полумраке наблюдать за микроволновкой — единственные, что тёплым светом хоть как-то освещает комнату. Тихо слышится скрип кровати из спальни, напоминая о человеке, что и вызвал такое горькое чувство обиды и еле сдерживаемую злость. А как же, когда приходишь с работы полностью вымотанным, выпотрашенным, когда голова уже болит от мыслей, и всё, что тебе нужно — отдых и поддержка любимого человека, в такой момент точно не хочется ругаться. А повод всегда есть: Антон задержался, еды дома нет, упрёки, упрёки, а хочется просто отдохнуть. Идти домой с желанием просто получить поддержки вместо этого получить шквал обвинений — уже становится привычным, но продолжает раздражать. При чем самого этого человека выперли с работы из-за алкоголизма, а ему плевать — продолжает пить как проклятый, последние дни практически не просыхая. Рука перевязана, только что он убирал осколки, но из-за дрожи в руках вышло неаккуратно. Глаза скользнули на слегка повреждённую стену, на которой красовалось пятно. Это произошло сегодня. Горящие зелёные глаза и разъяренные крики, а в голове всё сливается в один белый шум. Не понятно за что, и с чего это началось, но уже ничего не слышно, лишь резкий звук битого стекла выводит из транса, и его парень уходит. Антон впадает в ступор, чувствуя укол страха и забывая дышать. Он действительно тогда чуть не покалечил его? Мужчина поджимает губы. Ох, эти глупые ожидания и легонько трепещущий огонёк надежды внутри, он еле согревает холодную квартиру, лёд между её жителями. Размышлять сейчас сложно, он просто устал. Шум микроволновки, запах сигарет из спальни, эхом отзывающиеся упрёки и слова о том, какая же Антон шлюха — всё сплетается в сеть, из которой сложно выпутаться. В начале всё было хорошо, та самая влюблённость и бурление чувств, когда кажется, что навсегда. Всё отходит на второй план, все тщательно скрытые недостатки. После этого наступает та самая любовь, менее кипящее, более размеренное, но при этом глубокое и редкое чувство. Не такая резкая, не такая страстная, но по своему приятная. Но не всем везёт, и если эта паутина из отвращения (как к нему, так и к себе), отрешённости, но при этом чувства, что по-другому просто никак — это и есть любовь, то пожелать это можно зоосадистам и им подобным. Это чувство сжирает, поглощает, привязывает, но совершенно не радует. Выворачивает, аж тошно, пересекаться с ним не хочется, но при этом и без него совершенно никак. — Заебало, блять… — Резкий удар об стол, а в груди и всё сжимается. Ошибка, это всё было ошибкой. Всё также шумит город за окном, а Антон стоит, оперевшись об стол, бесцельно, сжимая его край до побеления костяшек. — Добрый вечер. Твою мать… — Спал что-ли? — Хорошо, лучше не агрессировать, если сейчас Дима начнёт скандалить, то Антон задушит его на месте. — Так, задремал. — Дима подходит сзади и обнимает Антона за талию, от чего по телу проходят неприятные муражки, а руки начинают подрагивать. Сейчас Антону действительно не до этого, хочется просто побыть одному, так что от прикосновений внутри всё сжимается, хочется просто раствориться, лишь бы не быть здесь. Пара секунд раздумий, стоят Звездочкину того, что руки Побрацкого плавно скользят ниже, а на шее чувствуются прикосновения губ. Такие действия всегда однозначны, от чего мужчину лишь блевать тянет, плюс запах алкоголя, поддаваться на этот раз он точно не станет. — Не трогай меня. — Антон отмахивается, выпутываясь из объятий, после чего спокойно (с виду) забирает свой ужин, состоявший из слипшихся макарон, которые после микроволновки стали на вкус как лава. — Че нервный такой? ПМС? — Дима глупо смеётся, говоря слегка невнятно. Дебильная шутка остаётся проигнорированной, пока Антон с силой сжимает свои домашние штаны под столом, хотя хочется сжать шею парня напротив. — Обо мне, я так понимаю, ты даже не подумал? М? Обиженка? — Я?! — Вилка, резко брошенная на стол, отскакивает и звонко падает на пол. — Это мне говорит ревнивая истеричка?! — Он больше не может сдерживаться, спокойные разговоры уже давно не работают, а так хоть пар выпустить можно. — Нехер задерживаться, ты всегда примерно в одно и тоже время приходишь. — Дима падает на стул напротив Антона, на удивление, даже не крича. — О да, полчаса! Меня за это время полгорода переебало, откуда же ты такой догадливый?! — Мужчина подрывается. Нет, это невозможно, нужно уйти, запереться в ванной и утопиться, хоть что, лишь бы не видеть нахального парня перед собой. — Иди к чёрту.- Он с силой толкает тарелку в противоположную сторону стола, но переборщив, разбивает её об пол. Кажется, бить посуду теперь семейное, но Дима даже не злится особо, лишь вздыхает, будто он сейчас успокаивает капризную пятилетку. — Успокойся, блять. — Побрацкий хватает своего парня за запястье, сжимая. Антон останавливается, хотя хотел уже уйти и провести ночь у друга или где угодно, а может собрать и выбросить вещи Димы, чтобы никогда его больше не видеть. Он судорожно вздыхает, сжимая челюсть, всё тело слегка потряхивает, голова уже просто раскалывается, хоть об стену бейся. Тут Антона резко разворачивают за плечи и прижимают к стене, смотря прямо в глаза, с еле зарождающейся яростью, переходящей в руки, сжимающие плечи Звездочкина до синяков. — Объясни, что опять не так?! — Дима щипит сквозь зубы, чётко произнося каждое слово. Желание ударить его уже причиняет Антону боль. — Убери. От меня. Руки. — Вопрос остался проигнорированным, потому что уже достало. Достало объяснять, что Антон хочет побыть один, что у него есть личное пространство, что домогательства после ссор неуместны, что его заебали вечные скандалы, что он пытается исправить это, быть спокойным и рассудительным, но это ни к чему не приводит. Одни и теже же слова, каждый раз, и как об стенку горох. — Не трогай меня, господи, пожалуйста! — Ты можешь нормально поговорить?! — Дима исполнять просьбу не собирается, лишь усиливая хватку. — Я пытался — ты не понимаешь, протрезвей хотя бы. — Звёздочкин слегка успокаивается, начиная понимать, что крики приведут лишь к большей ссоре. И Дима вздыхает, уходит обратно в спальню, оставляя Антона одного, с желанием воткнуть нож себе в голову. Тот скатывается по стене, делая несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. В горле стоит ком, дышать сложно. Руки сжимаются в кулак, от чего ногти впиваются в ладонь, в надежде выпустить хотя бы небольшую часть того, что накопилось внутри через физическую боль. Через какое-то время, может полчаса, Антон отчасти успокаивается и идёт убирать разбитую тарелку. Когда с этим было покончено, он решительно направился в спальню, где лежит человек, который одним своим видом вызывает желание убивать. При чем жестоко. Хотя, может Антон ещё немного зол. Будем честны, он вряд ли осознано нанесёт ему хоть мизерный физический вред. — Ну и куда ты? — Безучастно бубнит Дима, когда Звездочкин забирает одеяло и начинает уходить. Ответа не следует, так что Побрацкий просто откладывает телефон и пытается спать. *** Спать в гостиной неудобно. Диван жёсткий, шторы тут менее плотные, от чего Звездочкин, привыкший спать в полной темноте, постоянно ворочается. В какой-то момент эта пытка, с тем, что Антон до безумия хочет спать, но что-то не даёт, на секунду приводит его к мысли, что лучше лежать с Димой в спальне, и возможно быть нежелательно облапанным, но он быстро отмахивается от этого. Почти накрывший мужчину сон, отпугивают приближающиеся шаги, и ему снова хочется оказаться под тремя метрами земли. — Антон..? — Дима встаёт у дивана, ждёт ответа. — Я знаю, что ты не спишь, выслушай меня. — Можно я просто посплю.? — Чуть ли не молящим голосом говорит Звездочкин, больше сжимаясь. — Ну… Солнышко.. — Побрацкий слегка дотрагивается плеча своего парня, но от этого уже не так неприятно. Прикосновение более аккуратное, практически невесомое, как прикасаются к хрупкой вещице, а голос нежный-нежный, даже непривычно. — Что..? — Антон в полном недоумении и с чувством дежавю поворачивается. Дима падает на колени около дивана, подползая ближе. Действует максимально аккуратно, но слегка резковато, его руки дрожат. Он слегка приглаживает волосы Звездочкина, шарит в темноте по дивану, пытаясь найти его ладони, переплести пальцы, большим мягко поглаживая тыльную сторону. Дима дышит странно, то будто забываясь, до делая глубокие судорожные вздохи. Антон почти не шевелится, почти не дышит, просто не понимая, что с этим всем делать. — Ч-что с рукой? — Спрашивает Дима, когда глаза привыкли к темноте, и он заметил порез на внутренней стороне ладони Антона. — Стекло от бутылки убирал, там был бинт, ты не заметил..? — Господи..! — Побрацкий резко подрывается, но тут же осождает себя. — Можно я обниму тебя? Всё хорошо..? — Эм, ну да..? — Сколько бы это не происходило, Антон никогда не понимал таких резких смен позиций. Дима садится на диван, буквально сгребая Звездочкина к себе. Одна рука поддерживает его спину, другая поглаживает запястье, на котором был небольшой синяк. — Моё солнышко.. Мой хороший… — Антон чувствует поцелуй в районе виска, и горячее натянутое дыхание. Побрацкого больше не отталкивает, но и не поддаётся, просто позволяет этому случится. — Ты чего..? — Звездочкин поднимает голову, тут же получая поцелуй в скулу. — Прости меня.. Пожалуйста.. Я такой идиот, как ты меня терпишь..? Моё сокровище.. — Поцелуй в кончик носа. — Моя звёздочка.. — Поцелуй в лоб. Рука Димы ложится на щеку мужчины, слегка залитую румянцем от ласковых слов и мягких поцелуев. — Прости, прости, пожалуйста. Или не прощай, можешь вообще выгнать.. Ты заслуживаешь всего самого лучшего...— Дима целует Антона в уголок губ, в противоречие своим словам прижимая Звездочкина ближе, крепче. — Да всё хорошо, прощаю, прощаю..— Спешит успокоить Диму Антон, в который раз повторяя свою ошибку, потому что в который раз не понимает, что делать с таким напором любвеобильности, подобно которому ему всегда хотелось. — Вот и хорошо.. Пошли, тут из окна дует, простудишься. И Антон уходит с ним. Снова. И прощает. Снова.