Чёртов цветок!..

      Дышать тяжело. Практически невозможно. Лёгкие наполняет что-то очень мягкое, даже щекочущее, но до одури противное и острое. Словно десятки, нет, тысячи, игл втыкают в него изнутри снова и снова. Повторяют этот цикл раз за разом; продевают через его тело невидимые нити, которыми приковывают его к постели. И через щели, созданными острыми наконечниками самых обыкновенных швейных игл, просачивается это гадкое существо. Оно наполняет его тело. Заставляет извиваться под его прикосновениями, которые резко переходят из нежных в грубые и обратно.       Юноша корчиться от невыносимой боли; выгибает спину в страшной агонии, какую даже в книгах страшатся описать. Руками он хватается за волосы; пытается вырвать их с корнями к чертям собачьим, но они слишком крепко засели на его макушке. И это раздражает. Он пытается добровольно причинить себе вред, чтобы заглушить крики его души и в жизни их больше никогда не слышать, ведь с ними ничего не сравниться. На их фоне остальные проблемы и невзгоды — ничто.       Боль отступает так же резко, как и наступает. Но это временно. И парень знает это. Поэтому он не расслабляется, а готовится к новой атаке. Но усталость организма всё же берёт своё: глаза его непроизвольно накрывают веки; пальцы выпускают из своей хватки простыню, а спина ровно ложиться на постель. Он тяжело и с облегчением выдыхает и хочет провалиться в сон. Глубокий и беспробудный сон, где эта напасть его точно не достанет.       Новый приступ. Иглы протыкают его органы ещё более интенсивно, чем раньше. Лёгкие разрывает на мельчайшие частицы, которые разносятся острой дрожью по всему телу. Его лицо искажается в гримасе ужаса и ярости. Он зол. Он жутко зол. Зол на то, что тут он абсолютно бессилен.       С его уст срывается сухой кашель, какой бывает у заядлых курильщиков. И если он пришёл, то вряд-ли покинет его скоро. Нет. Он будет мучить его в течении ещё получаса, заставляя того проклинать жизнь свою.       Из глубин его организма вырывается ярко ялый лепесток, который он ловит своими бледными и дрожащими пальцами. Первые три секунды он рассматривает его, пытается сфокусировать свой мутный от бессилия взгляд на нём, а после безжалостно сдавливает в своей ладони, не жалея последних сил, пытаясь стереть эту гадость в порошок.       — Чёртов цветок!..       Юноша вновь выгибает спину, почти ломая кости. Ранее он не давал себе слабину и не смел кричать, но сейчас... Сейчас это слишком трудно. Слишком трудно молчать, когда ты находишься на краю пропасти, что разделяет «чёрное» и «белое»: жизнь и смерть.       Он почти в бреду. Мысли уже давно покинули его, оставляя разум в размытых, словно только что окрашенное во все цвета радуги полотно, которое погрузили в чашу с водой, даже не дав краске на нём высохнуть хоть чуть-чуть, тонах. Перед глазами всё плывёт, но вот только её силуэт до сих пор кажется выделяющимся: более чётким и контрастным на фоне мрачных стен.       Вся боль утихла. И её больше не будет. Юноша понимает это. Ведь дальше — больше.       Это ненавистное растение рвётся наружу. Оно ищет любой выход из его тесных, но таких плодородных, лёгких, где оно и пустило свои корни. Свои ядовитые и цепкие корни.       Он изнемогает. Он видит, так называемый, свет в конце туннеля. Он понимает, что конец его жалкой жизни совсем близко, что это всего лишь дело времени. И он безумно рад этому. Рад, что больше не придётся испытывать эту муку. Он утверждает, что лучше умереть, чем пережить такое, что маловероятно.       Он с опустевшими, но полными счастья глазами решается прошептать хриплым голосом свои последние слова:       — Прощай, Эм...       — Рэй!       Рыжеволосая с размаху бросается к груди брюнета, на которой скопилось несколько алых лепестков. Таких, какие распускались при благословении жертвы богами.       Росток перестаёт хвататься за жизнь. Его корни ослабевают, пусть и не до конца, но они отпускают его несчастное и сильно измученное тело. Зеленоглазая прижимается к нему, пропитывает ткань его чёрной рубашки своими слезами и что-то говорит. Но её слова размыты, словно окутаны туманом.       — Умереть вздумал, идиот?!       Её глаза полны слёз. Они сверкают и слепят глаза Рэя, но он всё равно продолжает восхищённо смотреть в них. Такие яркие и такие красивые. Два прекрасных хризолита смотрят прямо в душу, заставляют улыбаться.       — Рэй! Не молчи!       Она снова кидается на его грудь, не переставая трясти того и что-то невнятно щебетать.       Цветок растворяется приятным и питательным удобрением по его телу и боль окончательно отпускает его. Взгляд фокусируется, а пальцы рук начинают передавать в мозг то, как они инстинктивно начинают переминать ткань одежды Эммы. Такую мягкую и приятную на ощупь.       Рэй улыбается. Если вся эта пытка проходила только ради такого исхода, то он готов терпеть её денно и ночно. Что угодно, лишь бы только она потом была рядом. Ничего не говорила. Просто сидела рядом и сжимала его ладони в своих.       Всё, на что сейчас способен Рэй — это обнять её. Прижать к себе и больше никуда не отпускать.       Она прижимается к нему сильнее, внимательно вслушивается в его сердцебиение, будто пытается уловить неполадку и моментально устранить её. Так, чтобы она больше никогда не возвращалась.       — Рэй?..       — Всё в порядке. — Сиплым голосом шепчет он, крепче обнимая её. Носом он зарывается в её вкусно пахнущие волосы и наполняет своё тело этим ароматом, который заменяет ему кислород. Пальцы его сжимают ткань её одежды, а ладони сильнее прижимаются к ней, словно желая слиться с ней воедино. — Теперь всё в порядке.