Теплица номер пять

      Грейнджер. Всегда гребаная Грейнджер. Любопытная, всезнайка Грейнджер. Помни, ты сама навлекла все это на себя. Добро пожаловать в мой мир, детка.

***

      Никогда еще седьмой курс не насчитывал столько студентов, как в теплый вечер первого сентября тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Потерянное поколение не могло потерять последний год обучения. Как будто это что-то значило. Как будто это имело хоть малейшее значение, после того, что они пережили.       Как будто они не знали, какие колонны только что были восстановлены. Как будто они не видели кровь своих друзей на стенах. Как будто они не знали, что нетипичный двойной курс достиг рекордного количества студентов, несмотря на людей, которых так явно не хватало. Коридоры, хоть и переполненные, казались пустыми. Без визгливой болтовни Лаванды Браун. Без вспышек фотоаппарата Колина Криви, мелькающих повсюду. Без двадцати других студентов, отсутствующих за каждым из четырех длинных столов в Большом зале.       Как будто они не видели тех, кого здесь быть не должно.       Блейза Забини повсюду сопровождали тоскующие, мечтательные взгляды девушек. Драко Малфой расхаживал по коридорам, его поведение выражало только одно — непоколебимую уверенность. Высокий, всегда с прямой спиной, с поднятым подбородком, как всегда, гордый. Как будто все не знали, что под тонким материалом белоснежной рубашки скрывается темная метка. Один-единственный раз в своей жизни он принял правильное решение. Сменил сторону. Поэтому Малфой мог вернуться в школу. Он выжил, в отличие от своего отца. Юношу не заключили в Азкабан, в отличии от его матери. Слизеринцы по-прежнему относились к нему как к самопровозглашенному принцу. Возможно, даже лучше. Другие факультеты презирали его, как никогда раньше. Возможно, даже больше.       На самом деле ему было плевать. Вчера он отпраздновал восемнадцатый день рождения Нотта. Вероятно, он все еще не протрезвел, поскольку поднимался по лестнице в вестибюль в помятой, перекошенной форме. По дороге на завтрак Драко опирался на каменные перила, пытаясь удержаться на ногах. Никто не мог винить его, ведь в этом году пришлось пить за двоих, поскольку Нотт погиб в бою ровно четыре месяца назад. — Ты опустился на самое дно, хотя бывал и ниже, — услышал он отвратительный голос.       Конечно, перед ним, должно быть, стояла золотая принцесса Гриффиндора. Девушка морщила нос в своей нелепой манере. Скорее всего от него все еще пахло огневиски, но ему было плевать на ее комфорт. — Значит, я терпимо отношусь к тем, кого вижу каждое утро, — вяло ответил он, холодно оценивая ее позу.       После войны атмосфера между ними была странной. Малфой не мог простить девушку за то, что она спасла ему жизнь во время битвы. Заклинание пролетело мимо головы, попав в самый центр грудной клетки стоящей за ним фигуры в капюшоне. Пожиратели смерти, не бросались обезоруживающими. Каждое заклинание, которое они произносили было для того, чтобы убить, — у меня хватает смелости защищать тебя, когда я у себя дома, — шипела она, проходя мимо. Через мгновение шатенка исчезла среди темных фигур.       Грейнджер бесила его с первого дня пребывания в замке. Он не мог сосчитать бессонные ночи, когда смотрел на темно-зеленую ткань балдахина, глухо задернутую над его кроватью, и мечтал о миллионе различных способов причинить ей боль. Чтобы ей действительно было больно. Однако в последний раз Драко чувствовал себя так же, как много лет назад. Когда эта сука имела наглость ударить его. Он думал, что убьет ее. Малфой собирался разорвать ее в клочья. У меня хватает смелости защищать тебя, когда я у себя дома. Если бы не стыд и унижение, которые глубоко вцепились в него, он бы, наверное, убил ее на месте. Драко был уверен, что если бы Грейнджер осталась, он убил бы ее на месте. Но все, что он мог видеть, это ее каштановые волосы, рассыпанные по темному полу, а все, что он мог слышать, это пронзительный крик каждый раз, когда нож разрезал ее кожу. Казалось, он никогда не забудет мольбу в ее глазах, на которую так и не ответил. Даже сегодня Драко не мог сказать со сто процентной вероятностью, кто пугает его больше: Темный Лорд или его собственная тетя. Сейчас он смотрел на нее и по-прежнему презирал, только по другим причинам. К черту эту историю с кровью. Во время войны она сумела доказать, что достойна быть ведьмой. Она была любопытной. Мисс всезнайкой. Скучной. Слабоумной гриффиндоркой. Болтливой. Он обошел ее, бросив напоследок презрительный взгляд.       Прежде чем последовать за ним в Большой зал, девушка снова произнесла разглаживающее заклинание.       Хотя Гермиона прекрасно знала, что он имел в виду совсем другое.

***

      Драко Малфой никогда бы не выбрал продвинутую Травологию, если бы это зависело от него. Однако теперь он знал, что во всей школе нет лучшего ученика по зельям. Даже святая Грейнджер могла бы поцеловать его в задницу. Мерлин, как же ему нравилось ее лицо после каждого урока. Чистая ярость, смешанная с оттенком ревности и ненависти. Всегда чуть лучше запах. Всегда немного лучше вкус. Цвет. Плотность. Температура. Она всегда варила свои зелья правильно. Но никогда идеально. Поэтому Малфой знал, что если хочет оставаться лучшим, то должен знать все об ингредиентах, из которых собирается варить зелья. Включая растения. Вот почему парень застрял в этот солнечный, душный полдень в теплице номер пять.       Внутри росли цветы абиссинской смоковницы. Ножом он попытался аккуратно разрезать кожуру, чтобы не повредить цветок. И плод, и цветы имели насыщенный фиолетовый цвет. Пытаясь проделать ювелирную работу он не забывал слушать профессора Спраут. -… Листопадное растение, которое осенью сбрасывает листья, чтобы пережить зиму. Однако, благодаря активно растущим корням, растение может выжить в суровых зимних условиях…       Она не сказала ничего такого, чего бы он еще не знал. Листья обладают целебными свойствами. Когда из плода, внутри которого находился цветок, выделялась пурпурная жидкость, их можно было собирать. Эта жидкость использовалась для приготовления зелий. Этот ингредиент можно было купить в аптеке Косой аллеи, хотя, по словам Спраут, три галеона за штуку — это «грабеж средь бела дня».       На грязной стеклянной плитке потолка сидела птица, издавая мягкий скрежет когтей и шелест крыльев. Что за птица? Драко понятия не имел. С третьего курса он даже не открывал учебник по Уходу за магическими существами. Он делал вид, что этого предмета не существует и никогда не существовало. Гребаный третий курс.       Что его беспокоило в данном случае, так это поведение Грейнджер. Незаметно настолько, что почти никто не обратил бы внимание. В одну секунду, совершенно расслабленная и немного рассеянная, она резала фиолетовый фрукт, а через некоторое время проворно меняла положение ножа в руке. Стальная хватка. Лезвие параллельно предплечью. Она настороженно оглядывалась по сторонам, готовая к атаке, а затем так же быстро возвращалась в нейтральное положение.       До конца занятия она вела себя так, как будто ничего не произошло. Она заговорила только один раз, в конце, когда учитель сказал «урок окончен». — Профессор Спраут, вы забыли о домашнем задании.       Он был уверен, что в этот момент весь класс думал о том же, о чем и он. Чертова Грейнджер.

***

      В пятницу вечером, в конце первой учебной недели, в общей гостиной не было ни одного Слизеринца. Этот год мог отличаться от предыдущих, но традиция должна была быть сохранена. Проявить элемент лояльности, которого они требовали. Домашняя вечеринка. Большинство из учеников уже давно сняли мантии, оставшись в своей повседневной одежде. Ребята сидели на черных кожаных диванах. Младшие не знали, чем себя занять. Во время разговора старшие передавали друг другу бутылки с огневиски. Два самых старших курса даже сделали ставку на то кто станет главными старостами, чтобы открыть бутылку огневиски. Это не была вечеринка в точном, хрестоматийном определении. Никто не танцевал. Никто не собирался напиваться. Не было ни одного представителя другого факультета. Большинство ждали обычной ежегодной речи. Они не знали, кто будет произносить ее в этом году. Однако у них были некоторые подозрения.       Драко Малфой лениво поднялся со стула. Янтарная жидкость опасно колыхалась по краям низкого бокала. Он не обращал на это никакого внимания. Он не повысил голос. Он стоял в центре, на богато украшенном ковре, и ждал, пока рокот разговора полностью утихнет. В конце концов все взгляды устремились на него. Он приподнял правый уголок рта. — Мы! Тени слоняющиеся по замку… — несколько человек странно посмотрели на него. Возможно, они обвинили в этом алкоголь. Наверное, он окончательно сошел с ума. Очевидно, это будет одна из тех худших речей. Они ожидали от него большего. Что ж… жаль. Однокурсники переживут это, стараясь не сильно кривиться. Через некоторое время он продолжил. — Люди смотрят на меня со стороны… Они делают разные выводы по моим шагам. Я уверен, что вы, ребята, чувствуете то же самое. А если нет… Вы почувствуете это очень скоро. Пронзительные, осуждающие взгляды. Тихий шепот и громкие оскорбления. Быть Слизеринцем — это достоинство. Это наша гордость и честь, — парень сделал паузу для лучшего эффекта. Послышался ропот согласия. — Вы можете думать, что предрассудки исчезли после войны. Но ничто не может быть более ошибочным. Просто сущность предрассудков изменилась. А мы и есть эта сущность. Вы будете носить королевский зеленый цвет вместе с бременем, связанным с ним. Кто увидит наши чувства и кто напишет за нас протокол? Люди насмехаются над нами еще до того, как узнают. Они принимают нас за преступников, не видят в нас ничего хорошего. Они принимают нас за ничтожество. Они не верят в наш интеллект, во все, что в нас есть искреннего. Мы для них дьяволы. Мы также одиноки в толпе. Они создают наши образы, но наши проблемы их не касаются. Мы хотим только свободы и мирного будущего. Половина из них хочет охотиться на нас. Для них предательство — это игровая площадка. Мы знаем, что такое верность. Слизерин может соперничать с кем угодно в этом вопросе. У нас много выдающихся личностей. Все мы знаем, что всегда можем обратиться друг к другу. Мы против мира, потому что мир заставляет нас бунтовать. Мы, тени, слоняющиеся по замку, — повторил он, поднимая свой бокал вверх, — за лучшую жизнь. За силу, которую мы хотим иметь в наших душах. За нашу свободу. За мир.       В зале воцарилась тишина. Один за другим студенты начали поднимать бутылки и бокалы в молчаливом тосте.

***

      Малфой уставился в зеркало в ванной. Руки сжимали фарфоровую раковину до побеления костяшек. Он тяжело дышал, как будто у него только что снова случился один из приступов паники. Блейз появился в дверном проеме позади него. Он прислонился к дверному косяку, сложив руки на груди. — Хорошая речь, Драко, но немного депрессивная. Я ожидал твоего типичного сарказма. Наглых шуточек, — легко и непринужденно бросил мулат. — Я понятия не имею, что со мной случилось. Что-то превратило свет во тьму. В прошлом году… мне пришлось нелегко. — Да, приятель, как и всем нам, — закатил глаза Забини. Он привык, что друг строит из себя прима-балерину. Чертова снежинка. — Ты не понимаешь, — отрезал он.       Вопреки тому, что Блейз думал о нем, он знал, что не понимает. Мать увезла его из страны. Она спрятала его в забытой валлийской деревне. Забини, конечно, мог испугаться. Этого у него не отнять. Но не мог чувствовать то, что чувствовал Драко. Весь шестой курс парень был уверен, что не доживет до конца года. Он знал, что ему дали задание, которое никогда не будет выполнено. Из-за нервов Малфой не мог есть. Из-за нервов его тошнило снова и снова. По сей день блондин не может избавиться от этого странного кисловатого ощущения. День за днем. Кофе. Сигарета. Выручай комната. Заблеванный туалет. Кровать, в которой он не мог уснуть, чиня в голове исчезающий шкаф. Кофе. Сигарета. Выручай комната. Заблеванная раковина. Кровать, в которой он не мог заснуть. Кофе. Сигарета. Ожерелье, подаренное Кэти Белл. Заблеванный пол. Кровать, в которой он не мог уснуть. Кофе. Сигарета. Приступ паники. Медовуха, подброшенная Слизнорту. Сумасшедший бег, чтобы успеть вовремя. Так что на этот раз все обойдется только заблеванным туалетом. Только Мерлин знал, что он не хотел умирать. Только Мерлин знал, что он чертовски боялся. Хорошо, что он носил черное. Невозможно было заметить, как резко парень похудел. А потом война. По сравнению с войной шестой курс был сущим пустяком. Возможно, его семья была не единственной, кто поддерживал Темного Лорда, но он был единственным в этой школе, у кого была эта проклятая метка. По сей день бывали моменты, когда она обжигала кожу, словно огонь. Он был единственным, кого это коснулось. Он сидел за столом. И ему приходилось смотреть. Слушать. Чувствовать. Постоянно оглядываться. Быть постоянно настороженным и напуганным. И он не мог этого показать. Не тогда, когда чувствовал на себе взгляд пустых красных глаз. Первый вздох после войны причинил ему боль. Облегчение не приходило в его горло. Такой страх остается с человеком на всю жизнь. — Я много раз говорил себе «измени что-нибудь» и ни хрена не менял. Оказалось, что это непостоянство. Я стою там же, где и пару лет назад, но глаза, которыми я смотрю, потеряли свой блеск по дороге сюда, — он не осознавал, что сказал это вслух.       Блейз со вздохом вышел из ванной комнаты. Мысли продолжали бежать в безумном темпе. В этом безумном направлении.       Кажется, Драко становится одержим оружием, взрывами и выстрелами. Это где-то внутри него. Почему-то ему нравится прикладывать пальцы к вискам, имитируя форму оружия… Саморазрушение стало его хорошим, неразлучным другом. Враг номер один. Приходит очень часто, когда парень остается один.       Блейз вернулся с бутылкой огневиски. Он не знал другого способа справиться с депрессивными приступами своего друга. Как ни странно, только алкоголь мог отрезвить его. Вернуть на землю. Прежде чем реальность утянет его вниз.       Драко посмотрел на Забини в зеркало.       Он уже давно бросил все на самотек. Драко стал безумцем, в котором все еще теплится надежда.

***

      Гермиона Грейнджер сидела на кровати завернутая в красную простынь. Взъерошенные каштановые волосы хаотично спадали на спину, закрывая обнаженные плечи. Парень повязал серебристо-зеленый галстук, после чего, не сказав ни слова, покинул комнату. Она понятия не имела, как все началось. Иногда, упав в яму, ты стараешься выкопать ее еще больше. Мы живем в замкнутом круге со своими поворотами.       Хотя нет. Если бы ей пришлось указывать, она бы обязательно упомянула тот октябрьский вечер. Как обычно, девушка быстро закончила с ужином и сидела за теплицей номер пять.       Солнце только-только село, когда Драко Малфой, как и каждый вечер, подходил к холму, на котором располагались теплицы. Через правое плечо у него висела кожаная сумка. В левой руке он неизменно держал бутылку с янтарной жидкостью. Здесь его никто не беспокоил. Сухая трава шелестела при каждом его шаге. — Черт… — услышал блондин слабое бормотание в сочетании с характерным звуком нервного щелчка зажигалки.       Медленно, почти на цыпочках, он начал приближаться к стоящему перед ним зданию, обходя его с западной стороны. Через мгновение брови парня нахмурились в замешательстве. Однако он быстро взял себя в руки. На его лице появилась ленивая полуусмешка. — Так, так, так… Святая Грейнджер, — Малфой смотрел, как она все еще борется с зажигалкой, не обращая на него внимания, кроме быстрого взгляда. Девушке было абсолютно наплевать на него, — ты ведь понимаешь, что ты ведьма, не так ли? Согласно Пророку, величайшая ведьма нашего поколения, но, глядя на тебя сейчас, я начинаю в этом сомневаться. — Мне нравится делать это традиционным способом, — недовольно ответила она, вытаскивая косячок изо рта. — Двигай задницей, — не дожидаясь ответа или команды к повиновению, он опустил сумку на землю и сполз на бок теплицы. Драко вытащил косяк из ее рук и зажал его между губ. — Эй! — возмущенно закричала она, но в этот момент он уже поднес свою горящую палочку к самокрутке. В воздухе поднялся характерный сладковатый запах. — Ну же. Делиться — значит заботиться, Грейнджер. Тебе нужно это усвоить, — он сделал затяжку и спросил как ни в чем не бывало, — ты не боишься, что Спраут тебя поймает? В последний раз ты теряла баллы на каком… Первом курсе? — Это мне нужно научиться делиться… — недоверчиво спросила она. — Да, тебе. В конце концов, все знают, что я не делюсь. Ну так что? — Она никогда не отказывала себе в ужине. Точно так же, как и не отказывает себе в часовом сне после ужина, чтобы иметь силы проверить домашнее задание. — Ты хочешь сказать, что я делаю домашнюю работу последний гребаный месяц, чтобы ты могла спокойно курить?       Юноша знал, что сейчас услышит какой-нибудь наивный вопрос. Что-то вроде: — Как будто ты сам этим не воспользовался. Почему ты опять пьешь один? — шатенка указала на огневиски в его руке.       Она уже давно задавалась вопросом, почему Малфоя никогда не было на ужинах. Он не менял своего места с первого курса. Гермиона видела его каждый раз, когда смотрела через плечо Гарри, сидящего перед ней. Однако уже больше недели после начала учебного года это место оставалось пустым. В течение двух недель девушка наблюдала за ним, ожидая, когда он сделает что-то плохое. Незаконное. Именно этого она от него ждала. Грейнджер не знала почему, но почувствовала разочарование, узнав, что слизеринец всегда пил за четвертой теплицей. Она всерьез начала задумываться, не нужна ли Малфою помощь. Шатенка не могла вспомнить, когда в последний раз видела его трезвым. Он хорошо умел это маскировать. На уроках Драко отвечал на все вопросы, вовремя сдавал домашние задания. Он не затевал ссор. Избегал неприятностей. А теперь сидел здесь и разговаривал с ней, как будто ничего не произошло. Как будто она была человеком. Если это не было лучшим доказательством его безумия, то девушка не знала, что могло бы быть. Единственным плюсом в этой ситуации было то, что она нашла место, где могла курить, зная, что никто ее не потревожит. — Ты бы знала ответ, если бы хоть раз прислушалась к тишине.       И между ними воцарилось молчание, но только наполовину неловкое. — Они все время веселятся… Как будто ничего не случилось, — смотря на закат произнесла Гермиона.       Это беспокоило ее. Девушка не знала почему. Война закончилась. Люди хотели веселиться. Праздновать. Они заслужили это, видит Мерлин, она верила в это. Но не могла понять. Как будто люди не видят трупы, не чувствуют чертов запах дыма и всепоглощающую печаль. Она не могла понять. — Они спросили меня, вернусь ли я на позицию ловца… Ловца! Ты, блядь, представляешь?! — он начал задыхаться. Все еще кашляя, он смог выдохнуть, — это дерьмо крепкое… — Невилл действительно хорош в травологии, не так ли? — непринужденно спросила шатенка, забирая дымящийся косяк.       Драко видел тот самый момент, когда дым достиг ее легких. Девушка закрыла глаза. Он видел, как она пыталась стряхнуть дрожь, которая пробежала от шеи к спине. Гермиона наклонила голову в жесте молчаливого удовольствия, мгновенно расслабляясь. Она на секунду прислонилась головой к холодному кафелю оранжереи, а затем выпустила дым. В то же время Грейнджер снова посмотрела прямо перед собой. — У тебя тоже есть ощущение, что ты единственный, кто не двигается дальше? — неожиданно спросила она, но сделав небольшую паузу, как бы обдумывая, стоит ли произносить следующие слова, продолжила, — я смотрю на барьеры. Постоянно. Бдительно. Я жду нападения, которого не будет.       Он проследил за ее взглядом. Драко видел все то же, что и она. Под ними простиралась зеленая даль Запретного леса. Сельскохозяйственные поля на горизонте. Небо цвета чернил. Блеск барьера, которому никогда не бывать. — Самое сложное для больного человека — признать, что он болен. Это уже некоторый прогресс.       Она почувствовала, как на нее опускается облако блаженного наслаждения, густое, как патока. Веки не хотели держаться, но и она особо не боролась с ними. — Они спросили, согласна ли я стать главной старостой. — Ты согласилась, не так ли? — спросил Драко так, словно девушка сделала что-то не так. Как будто они были выше всего этого. Повседневные школьные обязанности. Что такое школа по сравнению с тем, через что им пришлось пройти? Выражение ее лица ответило ему достаточно, — конечно, ты, блядь, согласилась. — Ты так говоришь, как будто это ошибка. — У тебя есть своя комната?       В ответ она бросила на него взгляд из-под ресниц и лениво самодовольно улыбнулась, а затем сделала еще одну затяжку. — Конечно, блядь, есть, — фыркнул блондин, покорно покачав головой.       Не говоря больше ни слова, она протянула ему сигарету. На этот раз слизеринец сделал короткую затяжку. Он положил предплечья на согнутые колени и поднял подбородок, выпуская идеальные круги. Конечно. Проклятый Малфой. Гермиона уставилась на его кадык. На слабое движение твердой челюсти, с которым каждый кружок покидал его губы. Драко наблюдал за ними сквозь полуприкрытые веки, пока дым не рассеялся Никто не мог винить его. Малфой был перфекционистом. Отец позаботился об этом. Жаль, что Люциус не подумал об обсессивно-компульсивном расстройстве, которое может остаться с ним. Он вернул ей косяк, взял ремень сумки, в которую спрятал бутылку, и встал, сделав несколько шагов в сторону замка. — Если бы ты согласился… — быстро и нервно произнесла она. Как будто боялась, что не успеет. Когда парень остановился, девушка спросила более спокойно, — с каким номером на спине ты бы играл?       Малфой на мгновение опешил. Знала ли она? Она не могла знать. Драко не повернулся. Он просто наклонил голову, обращаясь к ней в профиль. — Девять, — и ушел, не попрощавшись.

***

      С тех пор так проходил каждый вечер. Они больше не находились за двумя разными теплицами. Малфой понятия не имел, почему сидит с ней. Может быть, из-за бесплатных сигарет. Может быть, отсюда открывался лучший вид. Возможно, каким-то необъяснимым образом их общение было комфортным для обоих. Они даже не пересекались взглядами, никакого общение, кроме теплицы номер пять. Они больше не вцеплялись друг другу в глотки. Полностью игнорировали друг друга, как будто другого не существовало. Призраки проходящие мимо друг друга в коридорах, тени сидящие вместе в классах. Возможно, война все изменила. Малфой пил. Гермиона курила. Иногда он курил вместе с ней. Иногда они разговаривали. Чаще всего они молчали, пока один из них не забывался и не произносил вслух потерянную мысль. Девушка всегда блуждала взглядом в сторону Запретного леса. Так было проще. Когда они смотрели прямо перед собой. — Действия, в которых других припирают к стенке, для меня — как утреннее похмелье, — сказал он, через мгновение после того, как трансмутировал ветку в стакан, — Кто прав не имеет значения, у всех одинаковый конец, — Драко сделал паузу, чтобы щедро налить себе алкоголь, — единственный кто помнит о тебе, так это тот, кто возводит в ранг, когда тебя поглощает почва.       Гриффиндорка задумалась на мгновение, анализируя его слова. Сначала она вообще не могла его понять. Гермиона знала, что в его голове промелькнула целая вереница мыслей, которые, вероятно, имели смысл, но только эта часть была озвучена. — Значит, Гарри нечего бояться, — ответила спустя мгновение она. — Слава проходит, девушкам плевать на шрамы. Вот почему я продолжаю думать своим членом. Так подсказывает мне мой инстинкт. Но признаюсь теперь обаяние спасает меня чаще. — Обаяние? — Я обаятельный, Грейнджер. — Я уже много лет не видела даже намека. — Ну… Ты все-таки не очень внимательна. Могла пропустить, — приподнял он уголки губ, но в нем не было типичного яда и насмешки. Он просто дразнил ее.

***

— Ты был… — начала она мягко. — Смотри на меня, когда разговариваешь со мной, — перебил он ее, — посмотри на меня, ведь у нас только один разговор в неделю. — Ты был у Когтевранцев в субботу? — это был не вопрос. — Был. Финнигану действительно пора остановиться. — Симус пытается вернуть свою жизнь. Я сомневаюсь, что он быстро возьмет себя в руки. Не сейчас, когда вокруг столько соблазнов. — Они все время говорят, что это лучшие годы нашей жизни. Удивительно, но я помню и лучшие, — с горечью добавил он через секунду.       Она не могла не согласиться. — Трава была зеленее. — Свет был ярче. — Чудесные ночи. Рассветный туман светился. — В окружении друзей. — Бежали, пока времена не отняли наши мечты. — Мы достигли головокружительных высот мира, о котором мечтали. Навеки обремененные желаниями и амбициями. — Голод все еще не удовлетворен, — закончил он, — наши усталые глаза все еще устремлены к горизонту.       Меланхолия схватила их за горло. Мысли девушки вернулись к первому году. Второму. Третьему. Она пыталась вспомнить того Малфоя. — Мы вечно ссоримся… — сказала Гермиона, как будто только что осознала это, — так много обид с обеих сторон… — признала она неохотно. Девушка всегда считала Малфоя ответственным за все, но правда была в том, что он не был виновен во всех смертных грехах. Грейнджер хотелось вонзить в него нож за каждую шпильку. Правда, он всегда выкручивался в ответ, эти двое играли в долгую игру. Это заявление было настолько близко к извинению, насколько это только возможно, — но в жизни… — Ты, блядь, абсолютно ничего не знаешь о жизни, — снова оборвал он ее, — я вообще больше ни в чем не могу быть уверен…       Если Гермиона и собиралась что-то узнать за этот месяц, так это то, что Драко Малфой был из тех, кто любил кусаться в ответ.

***

— Не боишься, что тебе будет скучно? Кто-то другой поднимет руку быстрее, чем ты, — он не знал, почему сказал это. Драко прекрасно понимал, что Грейнджер больше не стремиться ответить на все вопросы первой. Он догадывался, что просто хотел, чтобы все было как раньше. — Травка заставляет меня чувствовать каждую клеточку моего тела, — в подтверждение она вдохнула еще раз, — как будто она сжигает меня. Как будто я в огне. Я осознаю свои движения, каждый жест, каждое соприкосновение, я чувствую движение, которых нет. Я полностью осознаю все. — Если ты хочешь немного усилить ощущения… — он протянул ей полупустой стакан.       Девушка неловко взяла его тремя пальцами, зажав сигарету между указательным и средним, сделав щедрый глоток. — Если ты собираешься перебрать и тебя снова стошнит, я вежливо прошу тебя, по крайне мере, дойти до третьей оранжереи. Недавно там так воняло, что невозможно было даже находиться.       Он отказывался признать, что вместе с запахом почувствовал кислоту в задней части горла. Кофе. Сигарета… — Отвали. Это было в первый раз, когда я пила во время курения. Кроме того, это у тебя проблемы с алкоголем. Ты увядаешь, — она понятия не имела, почему так сказала. Если на то пошло, Малфой снова набрал вес за последние несколько месяцев. Хотя он был худее, чем раньше, под рубашкой снова виднелись очертания мускулов. После войны он был похож на ходячий скелет. Гермиона догадывалась, что ей просто хотелось, чтобы все было как раньше, — даже твои тени уменьшаются. Сначала Крэбб, потом…       Она не успела закончить. Весь воздух был вытолкнут из ее легких. Через секунду парень схватил ее за шею, прижав к стене оранжереи. — Не смей произносить его имя, — процедил он сквозь зубы.       Девушка не могла его узнать. Секунду назад слизеринец был совершенно спокоен. Теперь в его глазах была сплошная ярость. Гермиона увидела в них свою собственную смерть. И тут ее осенило. Она не знала, почему так удивилась. Почему не ожидала этого. Ведь это был настоящий Малфой. Жестокий, импульсивный и непредсказуемый. Расслабленный, с наглой улыбкой, он был лишь иллюзией. Минутная забвение.       Он хотел сказать что-то еще. Хотел убедиться, что она поняла. Что сама мысль об этом заставит почувствовать страх. Вместо этого он нахмурился.       Сокращенное дыхание. Отчаянная попытка сглотнуть слюну. Ногти впиваются в запястье. Любой бы подумал, что это ужас. Но Драко знал, что хватка была не такой уж и крепкой. Он видел этот блеск в ее глазах. — Ни хрена себе… Святая Грейнджер… — он наклонил голову. Рука сжалась еще сильнее. Он почувствовал под пальцами ускоряющийся пульс. Девушка закрыла веки, на мгновение забыв о притворстве. Когда она открыла их, то увидела чистый интерес в его глазах, — наверное, это означает, что да…       Она выжидающе уставилась на него. За несколько недель Гермиона привыкла к тому, что Малфоя можно не бояться. Однако теперь его быстрые перемены настроения приводили в панику. Он всегда был спокойным. Она не подозревала, что он неуравновешен. Что ж, очевидно, поверхностное спокойствие было очередной дымовой завесой. Или, может быть, Драко действительно был спокойным раньше. Отстраненным. Может быть, только из-за войны он утратил часть своего здравомыслия. Может, все дело в алкоголе. Она поняла, что больше не может ничего принимать на веру. Этот Малфой. Тот Малфой. Это как сравнивать книгу с песней. Это было целую жизнь назад. Они больше не были теми людьми. Они не знали тех людей, которые существовали вне этих моментов за теплицей номер пять.       Внезапно Малфой осознал собственное прикосновение. Он чувствовал каждый сантиметр ее кожи и знал, что обладает властью. Малейшее движение — и он будет играть на ней, как на скрипке. Драко решил, что начнет совершенствоваться в этом искусстве. Ни одного фальшивого звука. Струны двигались в нужных местах. В нужные моменты. Чертова симфония криков, вздохов и стонов. Он всегда был нереализованным композитором. — Теперь твоя кожа горит? — Гермиона не ответила. Ей и не нужно было, — хорошо. Я хочу, чтобы ты сгорела заживо.       Рука плавно скользила от шеи к затылку. Шатенка чувствовала покалывание на каждом сантиметре кожи, которого он касался. Однако тут же его длинные пальцы запутались в прядях волос, сильно дернули их, поднимая ее голову. Губы застыли в миллиметрах от ее шеи. На расстоянии листа бумаги. Октябрьский вечер был прохладным. От этого его дыхание было горячим на ее коже. Гермиона действительно горела. Драко дышал ровно. Она затаила дыхание, когда его дыхание разбивалось об ее кожу. Как волны, разбиваются о скалы. Ветерок с запахом алкоголя и дыма. Гриффиндорка ненавидела себя за то, что ее предало собственное тело. Она непроизвольно потянулась к нему на встречу, настолько насколько позволяла его хватка. Малфой только этого и ждал. Он не дразнил. Он впился в ее шею одним движением. И, Мерлин, это было больно. Но, это было так чертовски хорошо. Драко слегка отстранился, его зубы все еще сжимали ее кожу. Он хотел, чтобы было еще больнее. Тишина. Он чувствовал, как девушка борется с собой, как напряжены ее мышцы. Малфой отпустил ее, проведя языком по оставленным зубами следам. И тут между ее губ вырвался прерывистый вздох. Она попыталась поймать его, но было уже слишком поздно. На своем теле, чуть ниже линии челюсти, она почувствовала, как уголок его рта приподнялся. Конечно, блядь. Затем шатенка почувствовала, как влажный язык медленно скользит по артерии. Еще один вздох. Еще одна самодовольная улыбка, которую она не могла видеть, только чувствовать. Девушка не могла поверить, что теперь он дразнит ее. Драко чувствовал, как Гермиона извивается под ним, но все время крепко держал ее. Он снова прикусил то же самое место и втянул кожу. Малфой не собирался давать ей даже мгновения облегчения. Он собирался мучить ее до тех пор, пока они не насытятся. Пока Грейнджер не попросит его остановиться. Стон. Задушенный и протяжный. Гермиона не собиралась его останавливать. Он снова кусал, лизал, сосал ее кожу, только Мерлин знал, что он делал это растягивая удовольствие, но она не умоляла. Не так, как хотел Драко. Вместо этого девушка бессознательно подняла голову, как бы направляя его. Дыхание шатенки становилось все более поверхностным, она скулила все громче и громче, требовала продолжения. Он понял, что она вовсе не собирается останавливать его. Малфой снова укусил ее, а затем отстранился. Прежде чем возбудится. Прежде чем сделает что-то, о чем они оба пожалеют утром.       Малфой сразу же встал, глядя на нее сверху вниз. — Драко, — хрипло произнес он. Она непонимающе посмотрела на него. Девушке потребовалось мгновение, чтобы сфокусировать взгляд, — я тот, кто заставил тебя чувствовать себя так. Как только ты успокоишься, вспомни, какое имя должно слетать с твоих губ.       Затем слизеринец быстро ушел, оставив ее одну. Борясь за каждый вздох, с больной шеей и ногами, которые отказывались слушаться. Гермиона гадала, оставил ли он фиолетовый синяк или следы от зубов. Вероятно, и то, и другое. Малфой не делал ничего наполовину. Небрежно. В конце концов, он был перфекционистом. Этого от него ждали всю его жизнь.

***

      Когда на следующее утро она спустилась завтракать в Большой зал, там было всего несколько человек. По субботам почти никто не вставал рано, если не было необходимости. Из всех ее друзей только Невилл сидел за столом, склонившись над «Ежедневным пророком», и Джинни, флегматично ковырявшая вилкой тарелку с яичницей. — Доброе утро, — сказала Гермиона, перекинув ногу через деревянную скамью.       Парень лишь кивнул, не поднимая глаз. — Доброе утро… — сонно ответила Джинни, а затем повысила голос, — Гермиона Джин Грейнджер! — Джин, пожалуйста. Не кричи. Не в такой час, — скорчила гримасу шатенка, наливая себе стакан тыквенного сока. — Есть ли что-нибудь, чем бы ты хотела поделиться со мной? — Гермиона вопросительно посмотрел на нее. Через некоторое время оцепенение сменилось расширением глаз. Рука непроизвольно прошлась по воротнику рубашки. — Именно, — Уизли, казалось, было очень весело, — хочешь, я помогу тебе с этим?       Не дожидаясь ответа подруги, Джинни наложила чары гламура. — И проблема исчезла, — увидев удивленный взгляд, она ответила, — Рон давно бы убил Гарри, если бы не это заклинание. А потом и меня. Он действительно не имеет ни малейшего понятия, когда мы начали встречаться. Мне удалось довести свои навыки до совершенства. Гермиона, не хотела больше ничего знать, поэтому спокойно начала намазывать маслом свой тост. — Итак… — продолжил Уизли. — Итак? — Кто он? — прежде чем Гермиона смогла ответить, Джинни взволнованно продолжила, — это Эрни Макмиллан? Вы увлеклись, когда патрулировали коридоры? — Боже, нет. Боже правый, не дай Мерлин. — Миона, не заставляй меня умолять тебя. Ты можешь рассказать мне что-нибудь. Что угодно. Ты же знаешь, что я все равно буду гадать…       Девушка задумалась на мгновение, затем вздохнула с покорностью. — Ты знаешь что-то о поэте, которого зовут Шекспир? — И получила ли я Превосходно по маггловедению? — Ну, допустим, это Ромео… — Ромео как… — Как из враждебного рода, но я думаю, что слово дом подходит лучше, — закончила она за нее.       Джинни втянула воздух так быстро, что чуть не присвистнула. Однако взгляд Гермионы удержал ее от комментариев. Она посмотрела на студентов, сидящих за противоположным столом, но в этот час их было немного. — Это Адриан Пьюси? — она увидела отвратительное выражение лица своей подруги, — ладно, не Адриан Пьюси. Шон Моррис? — После того, как он вызвал Гарри на дуэль? — спросила Гермиона с сомнением. — Бастьен Куинсбери? — Бастьен горяч, это правда. — Так это Бастьен?! — Нет, это не Бастьен. — Дэрил Морден? — Джинни, оставь это. — Ты не можешь говорить мне такие вещи, а потом заставлять меня забыть об всем. — Ну, это все, что ты получаешь. — По крайней мере, сходи со мной на поле. Гарри заставил нас тренироваться в этот дерьмовый час, а он еще не встал. Если бы Поттер не был моим парнем, то клянусь я…       Джинни подождала, пока Гермиона закончит трапезу. Выходя из Большого зала, они прошли мимо Малфоя, который шел на завтрак с Забини. Взгляд парня невольно переместился на ее шею. Грейнджер увидела удивление, промелькнувшее на его лице. Драко поймал ее взгляд, но они уже прошли мимо. Она не знала почему, но на ее губах появилась мягкая улыбка. Уизли посмотрела на Малфоя, затем тряхнула головой, как бы отгоняя назойливую мысль. Драко был последним человеком, которого она могла бы подозревать. Это было просто невозможно. Он был даже дальше в списке, чем Миллисент Блудстроуд.

***

      Когда в тот день Драко Малфой вошел за оранжерею, Гермиона уже курила, прислонившись к стеклянной стене. Он стоял прямо перед ней. — Ты не подождала меня? — это было своего рода неписаное соглашение. Она не начинала курить без Малфоя. Он не начинал пить без Грейнджер.       В тот вечер они даже не пытались поговорить. Посмотрели друг на друга, и через секунду он был на ней. Огневиски смешалось с дымом. Стена оранжереи, впилась в ее спину. Зубы в шею. Из рта девушки вырвался гортанный, затянутый дымом стон. — Это даже немного забавляет меня… — сказал Малфой, покусывая мочку ее уха, — у меня нет даже малейшего желания знать большего…       Если начало было бурным, то конец безжалостно затянулся во времени. Он не торопился. Движения были спокойными, взвешенными. Как будто парень тщательно планировал их. Как будто анализировал их эффект. Как будто искал то самое чувствительное место. Было похоже, что он наслаждается этим. Драко положил правую руку на ее горло. Как и в первый раз. Затем инстинктивно схватил ее, пальцы больно впились в бока. Гермиона была на расстоянии вытянутой руки. Теперь это было целенаправленное действие. Предплечье Малфоя упиралось в ее грудь, прижимая к себе. Пальцы парня едва касались кожи, когда он провел ими по ее шее. Малфой почувствовал, как по коже побежали мурашки. Затем крепко сжал руку, большой палец идеально лег на гортань. Он знал, что на этот раз вдох был вызван нехваткой воздуха. Знал, что это больно, это должно было быть больно. Возможно, он уделил бы время размышлениям об этом, если бы она не терлась о него все это время. Он продолжал сосать ее кожу. Он чувствовал, как в ней одновременно нарастает паника и возбуждение. Драко ослабил хватку. Она резко вскрикнула, но не успела сделать полный вдох, как он снова прижал большой палец. Последние два года парень ничего не контролировал в своей жизни. Только Мерлину было известно, что ему нравилось все контролировать. И теперь он решил контролировать, когда Грейнджер сделает очередной вдох. Сначала она схватила его за запястье. Затем впилась ногтями в тыльную сторону его руки. Наконец, ей удалось поймать свои пальцы на сгибе между его большим и указательным пальцами. Девушка попыталась убрать его руку. Безуспешно. Когда он наконец отпустил ее, она тяжело дышала. — Не смей больше перекрывать его.       На следующий день она снова произнесла заклинание, только уже сама. Вечером они снова встретились за теплицей номер пять. — Мне начинает казаться, что ты делаешь это нарочно, — с лукавой улыбкой заметил Драко.       И так продолжалось вечер за вечером. С каждым разом он сдерживался все меньше и меньше. Руки парня изучали изгибы ее тела, запоминая плавные линии и острые углы.       Если Малфой писал симфонию, то прелюдия была готова.       Однако Гермиона заметила, что он был очень осторожен, чтобы случайно не поцеловать ее. Поэтому девушка не стала следить за его губами.

***

— Эх, если бы кто-то смотрел на меня так, как ты, Малфой, смотришь на свою бутылку огневиски, — однажды она рассмешила его. Гермиона рассчитывала на язвительный комментарий. Парень был явно более пьян, чем она думала. В его голосе не было и намека на веселье. — Кроме него, у меня больше никого нет. Это моя отдушина. Ты бросишь меня, а огневиски уйдет в могилу вместе со мной. Тебе не понять того, что причиняет мне боль… Только оно может постичь все это. — Я понимаю… — Ты ни хрена не понимаешь, — перебил он ее, — гребаная золотая принцесса гребаного золотого трио. Обычные ошибки. Человеческие ошибки. Никто не обращает на них внимания. Но если ты Слизеринец… Если мы их совершаем, мы монстры. Все, что нам нужно, это оступиться. Согрешить. — Согрешить? Я вижу, ты уделял внимание маггловедению, — ответила она, забавляясь. — О, нет… Я знаю семь смертных грехов наизусть, — на его лице снова вспыхнула уверенная, саркастичная улыбка. Та, которую девушка хотела вызвать, — но я перенес их на собственном опыте. — Что еще я могла ожидать от Слизеринца… — девушка закатила глаза. — Почему ты все еще продолжаешь определять нас из-за факультета, к которому мы принадлежим? Поттер был бы в Слизерине, если бы не попросил шляпу. Ты была так близка к тому, чтобы оказаться на Когтевране. Если бы мы были на другом факультете, мы были бы теми же людьми. Только в другой форме. Но все относились бы к нам по-другому. Во время войны ты была тем, кто не умолкал о предрассудках, о том, как это неправильно. Ну, да, конечно… Ты та, кто знает об этом все, — спустя мгновение он решил добавить, — поверь, мы все помним свои недостатки. — Это неправда. — Правда? Все сожалеют о Лаванде Браун. Думаешь, кто-нибудь помнит о Пэнс? — Она хотела сдать Гарри. — Да. И если бы мы это сделали, Панси, возможно, была бы жива. Она имела право бояться. И то, чего она боялась, убило ее, — он сделал очередной глоток огневиски. Через некоторое время Драко решил продолжить, — это как если бы ты боялась огня и сгорела в здании, увидев выход. Как если бы ты боялась воды и утонула, имея под рукой лодку. Как ты можешь осознавать, что справедливо бояться чего-то, избегать этого, но хочешь принять правильное решение… А в итоге оно все равно тебя убьет? Мы все были напуганы, но я не могу представить, какой ужас испытывала она.       Гермиона прикурила второй косяк и впервые пролила единственную слезу по Панси Паркинсон. Но она позволила себе только одну. В конце концов, она ненавидела эту суку. И это было взаимно.

***

— Ты принимала психотропы? — Белые. — Желтые, — ответила она в таком же тоне. — Ты хвастаешься или сетуешь? — Ты их принимаешь? — Я принимаю те, что есть, но они, кажется, уходят в пустоту. Сколько мне нужно съесть, чтобы не захотеть умереть? — Хочешь обменяться?

***

      Драко видел, что Грейнджер изменилась после войны. Но пока он не начал с ней разговаривать, он не понимал, насколько. Парень догадался, что до него начинает доходить, почему она позволяет ему делать все эти вещи с ней.       Он думал, что использует ее, но оказалось, что это она использовала его. Возможно, даже больше. Возможно, это беспокоило бы его, если бы он не был бы таким же извращенцем, как и она. Возможно, даже больше. После семи лет адреналина она не могла найти себя в мире покоя. А в нем она видела тикающую бомбу. Что-то, что могло бы занять ее. Что-то, что могло бы поддерживать нервное состояние. Постоянная бдительность. Неопределенность. Катастрофические последствия. То, чего можно ожидать. И чего-то бояться. Чего-то что могло уничтожить ее. Чем-то с чем она могла бороться.

***

      Вечеринки устраивались постоянно. Более или менее часто. Для некоторых, как она догадывалась, это был способ справиться с послевоенной травмой. Еще один повод выпить. Однако в году было четыре особенных вечера. Однажды, вместо компромисса, четыре факультета пришли к консенсусу. И эта традиция продолжалась долгие годы. Начало учебного года праздновали в Пуффендуе. Ночь Хэллоуина — в общей гостиной Слизерина. Новый год встречали студенты в гостиной Когтеврана, а конец года — в башне Гриффиндора. Ни в одну другую ночь не было израсходовано столько сонного зелья, чтобы избавиться от младших курсов. Поэтому тридцать первого октября с самого утра шептали только одно. Absens carens. На уроке трансфигурации. Absens carens. Во время ужина. Absens carens. Написано на листке бумаги, который был брошен на стол в библиотеке. Absens carens. В тот вечер отсутствующие должны были много потерять.

***

— У Эбигейл Пью сегодня день рождения, — сказал кто-то за ужином. — Кто она? — спросил Дин Томас. — Мне плевать, кто она такая. Ты знаешь пароль? — добавил Симус. — Absens carens, — ответила Гермиона, не отрывая глаз от учебника. — Что? — спросил Рон. — О, мальчики… Вы бы знали, если бы не прогуливали уроки латыни. Ну… Absens carens, — она ответила широкой, приторной улыбкой. — Серьезно? Ты не скажешь нам? — Извини, но мне нужно подготовиться, — она громко захлопнула книгу, — увидимся позже!       Она услышала, как они окликнули, но не остановилась. Этот день не мог быть лучше. Зубрилы — один. Неучи — ноль.

***

      Гермиона никогда раньше не была в гостиной Слизерина, поэтому Гарри и Рон вели ее за собой. В конце концов они оказались перед стеной одного из многочисленных запутанных коридоров. — Absens carens, — громко сказал Гарри, и стена начала образовывать проход между двумя факельными светильниками.       Гермиона не ожидала, что комната окажется такой высокой. Потолок был на высоте второго, если третьего, этажа. Под ним висели десятки зажженных свечей. Несмотря на просторные размеры, в комнате было накурено. Было душно. Она была затемнена свечением зеленого света, сквозь который просвечивали мигающие цвета радуги. Некий магический эквивалент лазеров. В основную часть комнаты вели несколько длинных ступеней. Все диваны были уже заняты. Точно так же, как и черные массивные кресла. На столе стояли открытые стеклянные бутылки и хрустальные пепельницы, полные даже не наполовину сгоревшими сигаретами. За диванами стоял круглый стол, за которым они, видимо, делали домашние задания. Парни уже превратили его в импровизированный стол для игры в покер. Перпендикулярно диванам располагался массивный камин, на котором был вырезан герб слизерина. Глаза змеи были усыпаны огромными изумрудами. На карнизе висели трофеи и украшения. Между ними были расставлены заколдованные тыквы, пугающие прохожих. — Не могу поверить, что у него есть чертова наглость… — услышала она затянувшийся голос Рона, который замаскировался под вратаря Чадли Кэннонса, потому что, по его словам, в этом сезоне он защищался так плохо, что было страшно.       Малфой спускался по каменным ступеням, ведущим к общежитиям. Можно было подумать, что он не носит костюм. Что он считает их детской забавой. Но характерная чернота, покрывавшая его с головы до ног, с открытой темной меткой, говорила сама за себя. Перед тем как сойти с последней ступеньки, он взмахнул палочкой, и на его лице появилась маска. Парадоксально, но сразу стало ясно, кто под ней скрывается. Никто другой не осмелился бы замаскироваться под Пожирателя смерти. Через некоторое время он исчез в толпе.       Гарри переоделся в Супермена. Плащ развевался за ним при каждом шаге, но иронию понимали в лучшем случае только полукровки. Гермиона также надела магловский костюм, став феечкой Динь-Динь. На ней было зеленое парчовое платье без бретелек, до середины бедра, с обтрепанными концами. Она надела зеленые тапочки балеринки. На спине были прозрачные крылья с каркасом того же цвета, что и платье. Девушка заколдовала их, чтобы могла летать. Каштановые волосы были завязаны в пучок.       Кто-то громко крикнул. Джинни сидела в алькове справа. С ней было еще несколько гриффиндорцев. Они сразу же подошли к ним. Симус встал, чтобы освободить для нее место. Он ударил коленом по столу, отчего холодный огневиски потек по стойке, капая на пол. Несколько возмущенных людей коротко хрюкнули. Смесь «эй!», «какого черта?». и «блин!». Большинство, однако, уже были в таком состоянии, что проигнорировали это. Это заняло у тебя много времени — сказала Джинни, целуя парней в знак приветствия. — Гермиона была под кайфом. Буквально. Она улетела. Мы не могли ее спустить. — Ну, теперь у меня все под контролем, — спокойно сказала Грейнджер, зависнув в нескольких десятках сантиметров над полом. — Классно, — прокомментировала Джинни. — Пиво? Водка? Огневиски? — спросил Дин, поглядывая по очереди на Гарри, Гермиону и Рона. — Вы нас знаете, не так ли?       Каждому из них дали бутылку или стакан их любимого напитка. Они навязали убийственный темп. Болтали и пили. Пили и танцевали. В течение полутора часов Гермиона чувствовала, как меркнет свет и кружатся комнаты. В какой-то момент девушка не знала, что пьет, но чувствовала это в своих венах. Она приземлилась на танцпол вместе с Полумной и Невиллом. Девушка была одета как оборотень. Она нашла это забавным из-за своего имени. — Нет, это не расизм, — закончил Дин спор, который продолжался уже несколько минут, — как чернокожий сын оборотня, я имею последнее слово. Вы, ребята, ни хрена не имеете права голоса.       Невилл был травником. Он нес на боку котелок с небольшим растением. — Это волчья ягода! Для людей она смертельна! — объяснил он всем.       Они с сомнением посмотрели на парня. Только Луна широко улыбнулась. Искренне. — Тогда у нас есть подходящие костюмы, — покраснел Лонгботтом.       Вскоре после этого они оказались на вышеупомянутом танцполе, танцуя под какую-то быструю песню. Гермиона понятия не имела, кто там был. Все было размыто, ее ослеплял свет, а люди двигались так быстро, что ей казалось, будто они вообще не двигаются. У нее было ощущение, что она по крайней мере один раз перевернулась. Все, что девушка могла чувствовать, это пот, стекающий по вискам, и алкоголь, шуршащий в голове. Бессознательно она искала Малфоя, но не могла его найти. Может быть, гриффиндорка уже так много выпила, что совсем его не видела. Может быть, фигура на лестнице была всего лишь воображением.       Он был очень пьян, когда увидел ее в толпе в нескольких метрах от себя. Музыка заглушала все, поэтому блондин крикнул на ухо стоящему рядом Забини, — нужно было остановиться где-то час назад, — он похлопал его по грудной клетке и, не отрывая от нее глаз, двинулся к ней, — теперь я ни за что не узнаю предела.       Драко взмахнул своей палочкой, и маска снова появилась на его лице. Гермиона почувствовала его раньше, чем увидела. От половины людей пахло огневиски. Но только у него этот запах сочетался с дорогим одеколоном. За последний месяц она запомнила этот аромат. Гриффиндорка узнавала его с закрытыми глазами. Но когда она повернулась в том направлении, там никого не было.       Драко понятия не имел, что происходит вокруг, но это была его вина. В конце концов, он так хотел выпить. И все, что знал, это то, что понятия не имел, что делает. Малфою казалось, что он отдаляется от нее. Парень просто не знал, существует ли она на самом деле. В руке у него был стакан огневиски. Он не знал, опустошил ли его, но он снова прошел мимо шатенки.       Девушка почувствовала, как рука скользнула от локтя по плечу к лопатке. Она снова обернулась. Опять слишком медленно. И снова позади нее никого не было, кроме танцующих пар.       От ее шеи пахло травой, пробивался слабый намек на ваниль. Он не знал, была ли это ваниль, но он уже начал сходить с ума и снова прошел мимо.       Каким-то образом Гермиона почувствовала, когда он встал прямо за ней. Может быть, это тепло его тела. Может, воздух сгустился. Он схватил ее за шею одной рукой и крепко притянул к себе. Это было ее слабое место, и он прекрасно об этом знал. Ее спина ударилась о его грудь. Она часто задышала, но не двигалась. Время остановилось, и страхи исчезли. Все проблемы перестали что-либо значить. Драко положил одну руку ей на талию, пальцы переместились на живот. Другой рукой он схватил ее за бедро. Малфой сдвинул их, подавая сигнал продолжать танец. Гермиона не собиралась возражать. Это было опьяняюще. Чувственно. Сексуально. Она не была уверена, но казалось, что их руки снова где-то соединились. Гриффиндорка почувствовала влажные поцелуи на своей шее. Это немного отрезвило ее. Немного. Она повернулась к нему лицом, на нем было написано удивление. Гермионе пришлось наклонить голову, чтобы посмотреть на него. — Грейнджер, — сказал он весело. — Что ты делаешь? — зашипела она, оглядываясь по сторонам. — Пойдем, — кратко сказал он, закидывая руки ей на плечи, — они все пьяны или под кайфом. Думаешь, кто-нибудь заметит? Думаешь, они вспомнят? И даже если… Мы продолжаем наливать всем эликсир забвения. Все будут винить во всем алкоголь. — А если я захочу вспомнить? — она выпила так много, что у нее сложилось впечатление, что даже без зелья нет ни малейшего шанса, что девушка что-то вспомнит. — Тогда тебе повезло, что я лучший в зельях, — Драко потянулся одной рукой во внутренний карман мантии. Он достал маленький пузырек, — потому что у меня есть противоядие. — Откуда мне знать, что это не зелье забвения? Как я могу доверять тебе? — Ты не можешь, — просто ответил он.       Драко оставил ей бутылек, но не успел отойти достаточно далеко, как увидел, что она опустошила его.       Он протиснулся сквозь толпу к туалету, чтобы умыть лицо холодной водой. Он подумал, что сходит с ума.       Была уже глубокая ночь, когда они снова встретились. Забавно, что ее тело было чувствительно к нему. Хотя все вокруг было размыто, девушка могла видеть его без проблем. Парень просто стоял среди людей и наблюдал за ней. Она остановилась и сделала шаткий шаг к нему. Заиграла итальянская рок-песня. Ритмичная. С характерным басом. Гермиона не могла разобрать слов, но она звучала как огонь и пахла бензином.       Он тоже сделал шаг. Поднял левую руку. Темная метка контрастировала с бледной кожей. Между указательным и большим пальцами он держал белую таблетку с красным сердечком в центре. Лекарства не были для него проблемой. В конце концов, он был лучшим в зельях. Он поднял брови, как бы говоря «хочешь?». Она механически кивнула головой. В последнее время ей все стало безразлично. Психотропы перестали действовать, если вообще действовали когда-либо. Косяк ничем не отличался от сигарет. Он сделал последний шаг. — Тогда подойди и забери, — сказал он.       Он высунул язык и положил на него таблетку. Драко ждал. Гермиона медленно подошла к нему и встала на цыпочки. Она положила руки ему на плечи для равновесия. Девушка хотела дать ему время подумать, время чтобы он мог отступить. Она заглянула ему в глаза, но не увидела ни возражений, ни неуверенности. Как обычно, в них плясала насмешка, смешанная с весельем. Как будто он бросал ей вызов. Глаза парня были почти черными. Девушка знала, что такие расширенные зрачки означают только одно. Ранее он должен был что-то принять сам. Она заколебалась в последний раз. Он начал прятать язык, поэтому Гермиона быстро последовала за ним. Она провела по нему своим, принимая лекарство. Через секунду девушка проглотила таблетку. Грейнджер начала отстраняться, но он крепко прижал ее голову к себе, их зубы болезненно столкнулись с глухим стуком. Он тут же углубил поцелуй. Как и все, что Драко делал, этот поцелуй был агрессивным. Пальцы запутались в ее волосах, когда он прикусил ее губу. Когда девушка застонала ему в рот, он сделал это снова. Сильнее. Она почувствовала металлическое послевкусие крови. Гермиона знала, что он тоже это чувствует. Низкое урчание вибрировало под ее языком. Грейнджер не знала, прошли минуты или часы. Она не знала, было это из-за поцелуя или таблетки, но она не могла дышать. Девушка отстранилась, задыхаясь. Она тяжело сглотнула, кровь все еще была размазана по губам слизеринца. Она не знала почему, но только сейчас поняла, что Драко Малфой был горяч. Не красив. Не привлекателен. Горяч. — Я думала, что ты… — заикаясь произнесла она. — Знаешь, это забавно, но я понял, что чем больше тормоза перестают работать, тем сильнее я ставлю ногу на газ.       После этого все стало бесформенным, бесплотным и мутным. Девушка догадалась, что таблетки начали действовать. Она вспомнила, что они оба танцевали как сумасшедшие, а она не могла перевести дух, но вместо этого ей показалось, что у нее паранойя. Показалось, что она улетела. Затем ее тело слилось со стеной. Они поднимались по лестнице, отскакивая от каменных стен. Останавливались через каждые несколько шагов. Руки были везде и нигде. Малфой подумал, всегда ли его спальня была так далеко. — Черт возьми, я хочу вытащить тебя отсюда, — сказал он ей в губы, прижимая к стене, — даже если я знаю, что следующий шаг будет ошибкой, мы пойдем до конца. Все, что ты слышала до сегодняшнего дня, — чепуха. Закрой глаза и позволь земле ускользнуть из-под ног. Плевать на то, что под ней, лишь бы я чувствовал наше дыхание.       В его комнате было пять кроватей, но в отличие от кроватей в западной башне, они стояли не в ряд, а по кругу. Только две из них были заняты. Гойл был в Азкабане, верный своим ценностям до самого конца. Крэбб и Нотт были на другой стороне, если таковая существовала. Оставались только он и Блейз.       Драко захлопнул дверь ногой. Он произнес заклинание, чтобы никто не помешал им и она добавила кое-что от себя. — Первого заклинания будет более чем достаточно, — сказал он, подойдя к своей кровати. — Я предпочла бы быть уверенной, — споткнулась девушка о зеленый ковер в круге между кроватями, — теперь только Гарри сможет прорваться через эту дверь. И только если я буду по ту сторону. Если он соберет несколько когтевранцев… Кто знает? Но я так не думаю. Не в таком состоянии.       Он без проблем разрушил ее заклинание. — Пошел в жопу, Малфой, — сказала шатенка, заменяя его другим. На этот раз он понятия не имел, какое заклинание она произнесла. — О, поверь мне… — на мгновение блондин оторвался от ее губ. Он толкнул ее на матрас позади себя, — я намерен.       В следующую секунду он уже склонился над ней. Поцелуи переместились с ее шеи на вырез и ключицы. — Тебе идет зеленый. Тебе стоит носить его почаще. — Конечно. Чтобы гриффиндорцы меня растерзали.       Он не раздевал ее в первый раз, когда трахал. Он знал, что у него еще будет время избавиться от этого платья. Теперь ему было не до терпения. Теперь толчки были быстрыми, твердыми и небрежными. Поцелуи были отрывистыми и влажными. Стоны были громкими и протяжными. Мерлин, Грейнджер была громкой. Пальцы Малфоя сжались на ее приподнятом бедре, помогая ей поймать темп.       Во второй раз она начала расстегивать его рубашку с энтузиазмом, в котором Драко ее не обвинил. Пока она не прошла половину пути. Движения замедлились и он напрягся от ее нерешительности. — Слава проходит, девушкам плевать на шрамы, разве ты не помнишь?       Гермиона провела пальцами по шрамам, рассекавшим его грудь. Сектумсемпра. Она совсем забыла об этом. Не было ни одного куска, который не был бы разрезан. Один большой беспорядок. Шамбли. Она не осознавала, что задерживала дыхание каждый раз касаясь линий. — Мне не нужна твоя гребаная жалость, — прорычал он, испытывая видимый дискомфорт. — Хорошо, — она повернула его, садясь сверху. Девушка обхватила парня бедрами. Он уже имел ее. Теперь была ее очередь, — потому что ты ничего не получишь.       Третий раз, если честно, она не помнила. Но он точно был. Разрыв на боку ее платья был сделан не сам по себе. Одежда не сама по себе приземлилась на стол.       Они сидели на полу, прислонившись к краю кровати. — Кто ты вообще? — спросил он, пуская дым. — Это героиня из магловской сказки для детей. Я феечка Динь-Динь. — Ты ведь понимаешь, что это унизительно для тебя, как для ведьмы? — Не больше, чем то, что ты только что сделал со мной. Кроме того, Динь-Динь замечательная. Благодаря ей, человек может летать, — она надеялась, что у него есть еще одна белая таблетка в рукаве, — угадай, что еще может заставить тебя летать? — Я знаю, ты бы хотела петь и танцевать для меня до утра. Трахаться до завтрака, чтобы возобновить завтрашний день, но я думаю, что тебе пора идти.       Она попыталась обидеться, но ей было наплевать. Гермиона действительно провела хорошую ночь. Она испытала действительно несколько хороших оргазмов. Девушка забрала косяк из его пальцев, сняла свои чары и босиком вышла из комнаты. В дверях столкнувшись с Забини и гордо обойдя его направляясь к выходу.       Малфой быстро решил оправдаться перед другом, — все не так. Все не так, как ты думаешь, — Забини все еще держал бровь высоко поднятой, — все не так…       Он повторял это как мантру.

***

      Завтрак первого ноября был весьма необычным. В Большом зале царила относительная тишина. Почти никто не разговаривал, а если и разговаривали, то негромко. Слышалось постукивание десятков чайных ложек, размешивающих кофе. Кто-то застонал, положив голову на стол. Вот как выглядел завтрак, когда почти половина студентов страдала похмельем. После четырех исключительных ночей наступили четыре исключительных утра.       МакГонагалл посмотрела налево. Профессор Спраут уставилась на нее с поднятыми бровями. Она даже не скрывала улыбку. Вся ее поза говорила, — Представьте себе, они думают, что мы не знаем. Она непроизвольно повернулась вправо, поймав взгляд Горация. Взгляд говорил, — они не знают. Они понятия не имеют, что это мы начали. Много лет назад староста Гораций Слизнорт настоял на том, чтобы праздновать Хэллоуин в подземельях.       Когда Гермиона вошла в Большой зал, Малфой уже сидел на своем месте. Он пил черный кофе и ел яблоко. Парень знал, что его желудок не примет ничего другого. При очередном укусе яблочный сок потек по его подбородку. Малфой быстро вытер его тыльной стороной ладони, но это натолкнуло ее на определенные мысль. — Доброе утро, — радостно сказала она, садясь между Роном и Джинни.       Друг слегка поморщился, очевидно, ее тон был слишком громким. Гермиона начала выкладывать тосты и фрукты на свою тарелку. Она не могла вспомнить, когда в последний раз была так голодна. — Приятно видеть, что ты снова нормально завтракаешь. Мы уже начали беспокоиться, — проговорил Гарри со слабой, одобрительной улыбкой. — Ты трахалась, — прошептала Джинни так, чтобы ее услышала только Гермиона, сидевшая рядом. — Ты помнишь что-нибудь из вчерашнего? — спросила она с хорошо замаскированной нервозностью. — Нет. Ничего. Это последний раз, когда я так много пил. Клянусь, — простонал Рон. Он говорил то же самое после начала учебного года. — То же самое, — добавила его сестра. — И я, — подтвердил брюнет, — это странно, потому что я не пил так много. Ну… по крайней мере, я так думаю. — Да, я тоже… — рассеянно ответила Гермиона.       Она уставилась на блондина, сидящего за спиной Гарри. Возможно, у нее были провалы в памяти, она пропускала минуты, часы, ситуации, разговоры, но она помнила. Даже если… На ее теле было достаточно следов, чтобы напомнить ей об этом.       Капля кофе стекала по кружке. Она провела языком по фарфору, пытаясь поймать ее. — Черт…       Она не слышала его. Но она могла прочитать по губам. — Ты в порядке? — спросил Блейз со смесью любопытства и беспокойства. — Чувак, она сняла с меня штаны. — Да что ты, блядь, говоришь, — друг надеялся на какие-то откровенности, а не на очевидность. — Она сняла их зубами.       Забини громко выдохнул.       Закончив завтрак, она слизала джем с ножа. Думаю, тебе пора идти. Утром ей было все равно. Теперь она злилась. Он будет умолять ее петь и танцевать до утра. Трахаться до завтрака, чтобы начать следующий день сначала. Она бросила на него характерный взгляд, а затем встала из-за стола.       Блядь, он хотел побежать за ней. Как гребаная собачка, но у него хватило ума и порядочности подождать, пока девушка исчезнет за пределами Большого зала. Он все равно допил свой кофе. Пора было поесть и он собирался съесть ее.       Если Гермиона что-то и узнала за этот месяц, так это то, что Драко Малфой был эгоистичным любовником.

***

      Драко всегда мог найти ее, когда ему захочется. Она могла сидеть в библиотеке или читать в алькове на втором этаже или вовсе ходить из класса в класс. И вдруг шатенка оказывалась прижатой к стене, затащена в пустой класс или же шла за ним добровольно, потому что ей чертовски этого хотелось. И это удивляло ее, потому что в первые несколько недель она поняла, что Малфой — садист. Она видела, какое удовольствие ему доставляет причинять ей боль, он даже деликатность мог превратить в пытку. Драко прослеживал кончиками пальцев линии ее тела, и как только он видел мурашки, делал что-то, чтобы причинить боль. Как будто хотел, чтобы она боялась его нежности и у него это хорошо получалось. Она всегда затаивала дыхание и ждала.       Теперь это была жизнь Гермионы. Любовные укусы на шее. Белые таблетки. Синяки на лопатках. Огневиски. Синяки на тазобедренных костях. Малфой, который швыряет ее в стены или прижимает к столешницам. Кусает и оттягивает кожу. Жестоко. А когда он получал то, что хотел, то просто уходил, как будто ничего не произошло. Теперь это была жизнь Гермионы. Она не возражала. Гедонизм был ее новой религией.       Девушка сидела за столом Гриффиндора и разговаривала с Гарри. Она взглянула на Малфоя и он знал этот взгляд. Она сверлила его им каждый раз, перед тем как они шли к ней в комнату.       Это было после комендантского часа, когда он стоял перед картиной, написанной в подростковом возрасте Катрин Монвуазен, более известной как La Voisin. — Audi, vide, sile, — изображение впустило его, нахмурив брови. Она оставила комментарий на его счет при себе.       Драко не стал останавливаться в гостиной, сразу направившись в спальню. Темнота его не беспокоила, ведь он бывал здесь столько раз, что добрался бы и с закрытыми глазами. Девушка уже спала в огромной кровати с алым покрывалом. Он скинул туфли и одновременно с этим схватил подол черной толстовки, стягивая ее через голову. В итоге парень остался в одних боксерах. Он забрался на кровать, подходя все ближе и ближе, пока его колени не оказались по бокам ее бедер, а руки по бокам ее плеч. Он не стал будить ее. Он просто вошел в нее. Снова и снова. Безжалостно и неустанно. Пока прерывистые вздохи не сменились тихими стонами. Гермиона приподняла бедра навстречу ему. Драко знал, что она уже проснулась. В эти короткие минуты они не разговаривали, но встреч было так много, что он успел немного изучить ее, тело шатенки всегда говорило за нее. Малфой знал, что ей нравится, чего она боится, что ее возбуждает. Даже если они больше не встречались за теплицей номер пять.       Час спустя он сидел на краю кровати, натягивая штаны. Гермиона, все еще обнаженная, лежала по диагонали на высоком матрасе на животе. Грейнджер наблюдала, как двигаются мышцы его спины, пока он натягивал толстовку. — Останься… — сказала она негромко. В конце концов, они могли быть не просто любовниками на полставки. — Умоляй, — ответил он, потянувшись за носками. — Что? — Ты слышала меня. Если ты хочешь, чтобы я остался, то умоляй. — Ты, наверное, шутишь… — Ну тогда… — сказал он, вставая с кровати. — Малфой, пожалуйста. — Я просил тебя умолять       Она закатила глаза. - Малфой, я умоляю тебя, останься, — повторила она раздраженно. — Что-то в твоем тоне заставляет меня не верить тебе, — он сделал шаг, чтобы поднять свои туфли.       Она схватила его за запястье. — Черт, пожалуйста. Не мог бы ты, блядь, остаться, пожалуйста, я тебя умоляю. — Ты же знаешь, что так не бывает. Мы так не договаривались. — Прости что? Но я умоляла… — Что я могу сказать… Мне нравится, когда ты умоляешь. Я могу назвать тебя своей в четыре утра, когда трахаю, но это единственный раз, когда ты моя, — он выпрямился, завязав шнурки, — секс — это здорово. Но не рассчитывай ни на какое другое дерьмо. Если тебе нужна привязанность, ищи ее в другом месте. Ты знаешь, что не получишь ее от меня.       Он оставил на столе пузырек с дюжиной или около того таблеток и после этих слов покинул ее комнату.       Гермиона пропустила тот момент, когда пристрастилась к белым таблеткам Малфоя. Она также пропустила момент, когда пристрастилась к самому Малфою, ведь его присутствие опьяняло ее. С ним не нужно было думать, он всегда говорил, что делать, чего от нее ждет. Приказы отдавались уверенным голосом, как и подобает аристократу. В такие моменты с ним, она могла отдохнуть. Они пропускали завтраки, пропускали ужины. Гермиона сильно похудела, но даже не замечала этого. Каждая секунда наслаждения с ним стоила того. Каждая секунда погибели. Отвлечение. Девушка задавалась вопросом, видела ли она когда-нибудь Малфоя трезвым. Была ли она сама когда-нибудь трезвой, когда они были вместе. Грейнджер было интересно, были ли они когда-нибудь трезвыми. Вместе. По отдельности. Они не пытались справиться со своими зависимостями. Он варил наркотики для нее. Она уже научилась наполнять его стакан, как только он его опустошал. Они толкали друг друга по этой спирали. Они уничтожали друг друга.

***

      Гермиона всегда была примерной ученицей. Драко заметил это за годы совместных уроков, она всегда готовилась, никогда не опаздывала, сдавала домашние задания вовремя, даже раньше срока. Она была как часы. Поэтому он точно знал, когда ее ждать. Несколько продвинутых светопреломляющих заклинаний, и никто даже не знал, когда девушка появится в подземельях, но он прекрасно знал, когда. Как только закончится действие ее последней пилюли. Поэтому он не удивился, когда услышал, как хлопнула дверь. — Раздевайся, — сказал он, поворачиваясь к ней лицом. — Я хочу таблетку, — у нее никогда не было такой сильной ломки, — не секс. — Так ты хочешь или нет? — он протянул бутылек и она кивнула, — тогда снимай одежду. — Я не хочу секса, — повторила она, ей нужно было что-то принять. Руки начинали дрожать и Гермиона не могла держать свою палочку. — Тогда уходи. Я не держу тебя, — девушка осталась на месте, — я не заставляю тебя ничего делать. Это твой выбор.       Она вздохнула, сбрасывая мантию. Он произнес заклинание, блокирующее дверь. — На четвереньках. — Что? — На четвереньках, — повторил он прямо. Она опустилась на колени, не сводя с него глаз, — иди в мою постель.       Она пошла, что-то бормоча. Драко не слушал, уставившись на ее задницу. Когда девушка отошла достаточно далеко, он сделал к ней пару шагов. Гермиона остановилась, повернув голову в его сторону и он тоже остановился. Лицо парня было непроницаемой маской, поэтому она начала бояться, но продолжала ползти. Он последовал за ней. — Что именно ты собираешься сделать?       Она была в двух или трех шагах от кровати, когда он схватил ее за талию одной рукой, поднял, обхватил другой и бросил на кровать. Гермиона вскрикнула в знак протеста, ему не нравилась прелюдия. В этом было что-то животное. Девушка закрыла глаза, ожидая, когда он закончит. — Смотри на меня, когда я буду трахать тебя, — прорычал он, слишком сильно вонзаясь в нее. Боль без удовольствия, — посмотри на меня, ведь у нас только один разговор в неделю. Могу я получить хотя бы один разговор?       Он быстро закончил, не дожидаясь ее. Он лег на нее, прижав к себе. Парень тяжело дышал в ложбинку на ее шее. — Не вини меня… Я просто не могу относиться к тебе правильно. Я не знаю как, — он приподнялся на локти, — вот почему твои друзья всегда ненавидели меня. — Расслабься, они ненавидят тебя и по многим другим причинам, — сухо рассмеялась она, без тени радости. Через мгновение она с горечью добавила, — в конце концов, о нас никто не знает. — Ты единственная, кто должен об этом беспокоиться. Ты знаешь, что скажут люди? Они бы съели тебя живьем. Героиня войны и Пожиратель смерти. Если кто-то что-то и теряет от этой сделки, то только ты. — Ты сам говорил… Ты никогда не хотел быть Пожирателем смерти. Ты не Пожиратель смерти… Я не героиня войны… Эти люди умерли давным-давно. — Ты думаешь, кого-то волнует, что я не хотел быть Пожирателем? Что меня заставили? Для меня это была граница, которую я не хотел переходить. Меня вытолкнули за нее! Потому что, хотя я не хотел быть Пожирателем, я еще больше не хотел умирать. Людям наплевать. — С каких пор тебя волнует, что думают люди? Особенно обо мне? Я единственная, кто проигрывает от этого. Твои слова. Ты можешь только выиграть. — Если тебя это так беспокоит, то вот, держи, — раздраженно сказал он. Нервными, резкими движениями Драко начал развязывать свой галстук, а затем протянул его ей, — одень это завтра к завтраку. Тогда все все узнают.

***

      Гермиона не помнила львиную долю своего последнего года в Хогвартсе. Дни сливались в недели, а недели в месяцы. Она постоянно пребывала в недоумении. Однако ей не суждено было забыть свою первую поездку. Хотя больше всего ей хотелось забыть именно это.       В этот час ванная комната префектов на четвертом этаже была пуста. Гермиона налила воды в большую ванну, расположенную в полу, в центре комнаты, разделась, оставив свою одежду разбросанной на краю. Она посмотрела в зеркало, которое тянулось вдоль всей стены. В голове снова и снова мелькали слова ее друзей. — Мы волнуемся… — …ты так похудела… — …ты выглядишь ужасно, ты в порядке…       Возможно, они были правы. Она просто не хотела есть в течение нескольких месяцев. Гермиона медленно вошла в горячую воду, а затем достала из кармана таблетку Малфоя. Потом еще одну. В последнее время она принимала их все больше. Гриффиндорка не могла вспомнить, принимала ли она третью. Она подоткнула свернутое полотенце под голову и закрыла глаза, расслабляясь. Грейнджер почувствовала движение на своем плече и быстро открыла глаза, уверенная, что это паук, но там ничего не было. Наверное, это были ее волосы. То же ощущение снова на предплечье, она снова посмотрела и опять ничего. Собственная кожа разыгрывала ее и еще раз и еще один. В какой-то момент Гермиона могла бы поклясться, что на этот раз над ней прошло насекомое. Она нырнула полностью, чтобы избавиться от этого ощущения. Девушка оставалась под водой, чтобы убедиться, что все исчезло. Когда она всплыла, то снова положила голову на полотенце.       Грейнджер начала мыться только тогда, когда вода стала холодной. Внезапно она поняла, что все вокруг липкое. Она не замечала этого раньше. Она чувствовала Малфоя по всему телу, оттирала себя мочалкой, но он не отходил. Гермиона была уже вся раскрасневшаяся, но оно все равно не отходило. Даже когда она начала оттирать грязь ногтями, а не губкой. С рук, ног, живота, лопаток, она не чувствовала, что сдирает кожу. Она просто была липкой и зудящей, просто хотела избавиться от него. Внезапно шатенка почувствовала страшную слабость. Давление прорвалось в ее голову. Она не чувствовала ничего, кроме своего сердца, которое билось по крайней мере в три раза быстрее, чем обычно.       Гермиона вышла из ванны, боясь, что потеряет в ней сознание и утонет. Девушка едва могла двигаться, ей хотелось блевать и у нее совсем не было сил встать, поэтому на четвереньках она двинулась к ближайшей уборной. Не успела она доползти до туалета, как ее вырвало на пол.       Грейнджер не могла дышать, но старалась не паниковать, но была уверена, что умирает. Она была уверена, что задохнется, что не доберется до больничного крыла, если бы от этого зависела ее жизнь. Она умрет на этих холодных, заблеванных плитках. Гермиона применила все известные ей заклинания, чтобы заблокировать дверь. Она не хотела, чтобы кто-нибудь нашел ее в таком виде, гриффиндорка предпочитала сгнить здесь. Она лежала голая в собственной блевотине, стуча зубами от холода. Она не знала, сколько времени прошло, но ее снова стошнило на пол рядом, а затем от запаха ее стошнило еще раз. В какой-то момент у нее началась гипервентиляция и она попыталась успокоиться, знала, что если этого не сделать, то может потерять сознание, но легкие не слушались ее. Поэтому Гермиона лежала и ждала, когда все пройдет само собой или она умрет.       Когда она наконец пришла в себя, была уже глубокая ночь. Она произнесла очищающее заклинание, а затем снова наполнила ванну. Только когда она протрезвела, то почувствовала жжение, раны даже не успели загноиться. Гермиона подозревала, что дальше будет только хуже. Каким-то образом ей удалось помыться, хотя вся кожа горела, ее хлопковая простыня казалась грубой, как будто она лежала на песке.       Сон не принес облегчения и она совсем не хотела идти на завтрак. Гермиона вся была охвачена болью. Голова пульсировала тупой болью, каждое движение заставляло ее вздрагивать, но ночью она опорожнила весь желудок и была чрезвычайно голодна. В Большом зале заметили, что что-то не так, но явно не хотели ее беспокоить. Гермиона была невероятно благодарна им за это. Она просто хотела поесть и забраться обратно в постель, поэтому закончила раньше остальных. Все снова и снова обсуждали завтрашнюю новогоднюю вечеринку. Она поднималась по каменным ступеням на второй этаж, когда услышала позади себя голос Малфоя, но не остановилась. Парень прошел мимо нее, остонавливась на ступеньку выше. — Значит, ты все-таки не захотела его надевать. — Что? — Галстук — Ах, да…       Гермиона совсем забыла о дурацком галстуке Малфоя. Она попыталась обойти его, но он схватил ее за руку и она зашипела от боли. Он удивленно нахмурился. — Что происходит? — Просто шрам, — ответила она, не задумываясь. — Кого ты, блядь, пытаешься обмануть? Ты думаешь, я идиот? Это не та рука. Ты так говоришь, как будто меня там не было. Как будто я не вижу этого каждый раз, когда смотрю на тебя, — его голос был странно болезненным.       Он потянул за рукав ее мантии. Свежие шрамы тянулись во все стороны. — Кто это сделал? — Никто. — Я спросил, кто, блядь, сделал это с тобой? — его голос был не намного громче шепота. Парадоксально, но он был гораздо более пугающим, чем если бы он кричал. В нем звучала опасная нотка, обещающая ярость и разрушение. — Я сама. — Сама? — У меня был зуд, — ответила девушка просто, как ребенок, ведь у нее не было сил на этот разговор. Видимо, он и не был нужен. Малфой сразу все понял. Конечно. Как всегда. — Это конец. Никаких таблеток. Это конец, если у тебя такие последствия, — Малфой проводил ее в комнату. Она не ожидала этого, но не жаловалась. Каким-то загадочным образом его общество успокаивало ее. Гермиона была уверена, что Драко знает, что делать. Они прошли прямо в спальню. Она оставила его галстук завязанным на одной из подушек. — Мне стоит начать волноваться? — спросил он, указывая на нее, — я не думал, что ты одна из тех навязчивых, нуждающихся в помощи девушек. Ты знаешь. Ничего не будет между… — Я просто не люблю спать одна, — оборвала она его, рухнув на кровать. Девушка уже давно перестала пытаться быть изящной рядом с ним. Возможно, она никогда и не пыталась. Когда они были одни, они всегда могли быть естественными, быть собой. — У тебя есть огневиски? — она ничего не сказала посмотрев на буфет у стены. — Почему ты всегда пьешь? — Разве это не очевидно? — он снял ботинки и сел на кровать рядом с ней, прислонившись спиной к куче подушек. Драко вызвал бутылку с помощью акцио, — я хочу забыть обо всем. Поэтому я вливаю, вливаю, вливаю. И я объясняю себе, как все, понимаешь, все не так, все это не так… все не так. — Я начала курить, потому что не могла спать по ночам. Мне до сих пор снятся кошмары… Сивый нападает на Лаванду… — Обрушение стены на Нотта… — Твоя тетка… — Грейнджер, я… — Нет. Все в порядке. Не все могут быть… — Я не собираюсь лгать, что никогда не хотел причинить тебе боль, — начал он, но, очевидно, его мысли полностью переключились, — ты хочешь романтики? Для тебя завтра вечером я буду самым охренительным романтиком, которого ты когда-либо видела, если не отключусь раньше. Я стану рыцарем, если не разозлюсь раньше, и окажусь где-нибудь в замке с кем-нибудь, кто тоже любит выпить. — Я никогда не просила тебя об этом. Это не ты.       Прежде чем Драко успел добавить что-то еще, она заснула, а он остался присматривать за ней.

***

      Гермиона пришла на вечеринку в гостиную Когтеврана пораньше. Она не стала наряжаться, так как ее главной целью было прикрыть свои раны. Черная блузка с длинными рукавами и широкие брюки из черной ткани. Девушка наложила побольше косметики, золотистые тени для век и красная помада, которую она оставляла на ободках чашек и бокалов. Стоя у бара, Гермиона вдруг услышала обрывки разговора между двумя девушками. Они обе были в шикарных платьях. Она узнала в них сестер Гринграсс. — …Драко… - … Целуется как… — …Ты же не думаешь… -… Он переспит со мной сегодня… — …Но… — …Никто не может устоять передо мной, ты же знаешь…       С раскрасневшимся лицом она вышла из-за стола и вернулась на диван, захваченная своей обычной компанией.       В тот вечер девушка почти ничего не пила. Она все время смотрела на вход, но полночь встретила ее в одиночестве. Все обошлось без новогоднего поцелуя. Тысяча девятьсот девяноста девятый были отстойным, хотя и длились всего несколько часов. Гермиона вдруг вспомнила песню из своего детства, которую отец всегда включал по радио. Она никогда не думала, что текст песни будет иметь для нее такое значение. Полночь, затянулась, где ты? Ты сказал, что встретишь меня, но сейчас без четверти два. Грейнджер попрощалась с друзьями, сказав, что устала. Она столкнулась с ним прямо за портретом. — Привет, красавица. Я знаю, что сильно опоздал, но я все еще хочу тебя, — промурлыкал он. Драко был мертвецки пьян… Так много для рыцаря. — Ну… Ты просто не знаешь, чего тебе не хватало той ночью. Остынь, Астория обязательно тебя развеселит. — Ты ревнуешь? — Нет. Я просто знаю, где мое место. — Это глупая сплетня и более того, древняя. Почему-то я никогда не был из тех, у кого всегда много девушек. Хотя я никогда не знал заклинаний, чтобы их привлекать, некоторые из них увлекались гребаным блеском в глазах или прочей ерундой, о которой пишут в некоторых женских журналах. Это не моя вина. Я не собираюсь извиняться за это. — Я не ревную, просто мне не нравится выглядеть как клоун. Я просто не могу освободиться от того, что ты делаешь. Может быть, я думаю о тебе каждую ночь и день… Ты забрал мою… Ты забрал мою гордость. Я ненавижу себя за то, что… что хочу тебя. Я хочу уйти, но возвращаюсь к тебе, как же это жалко. Я думаю мне стоит пройтись, ведь эта ночь не принадлежит мне. Как я уже говорила, ты обязательно найдешь себе компанию. — Не могу поверить, что ты ревнуешь… У тебя все еще мой галстук, — сказал он. Спустя мгновение Драко взял ее галстук в руки, давая понять о своих намерениях, — ты знаешь, что с ним сделать.

***

      Это был еще один тихий завтрак. Когда Гермиона наконец спустилась, все чашки были заполнены кофе. Она села на свое обычное место. Наливая себе апельсиновый сок и встретилась с разъяренными глазами Малфоя. Конечно же, она надела свой галстук, у него, напротив, его не было. Это ее не удивило. Девушка также не удивилась, когда он затащил ее в один из классов рядом с Большим залом. — Опять то же самое, Грейнджер. Может, ты уже решишься? — Ты был так пьян, что я была уверена, что ты не вспомнишь этот разговор всерьез. — Я был пьян не больше, чем на любой другой вечеринке. В отличии от тебя я ни разу не был под кайфом. — Ты знаешь, как бы это выглядело! — не выдержала гриффиндорка, — еще один трофей. — Потому что ты, блин, представляешь, сколько их было? — Я не знаю… девять?       Это застало его врасплох. — У тебя была чертовски хорошая идея. На пятом курсе ты сменил номер своей майки на единицу. На шестом… До того, как ты перестал играть… на шесть. Теперь ты играл бы под девяткой. Все знают, что такой эгоист, как ты, не откажется от своего счастливого номера. Нет. Если только ты не хочешь этим гордиться. В то же время зная, что другие об этом не догадываются. — Дело не в этом, — ответил он, — ты мне не доверяешь! — Ты показал мне, как я могу тебе доверять! Где был твой галстук? Кроме того… Это не вопрос доверия. Я воспринимаю все, что ты говоришь, в кавычках и как иронию. — Кто-то постоянно твердил мне: не нарывайся. Не то чтобы у меня была какая-то травма… Я люблю женское внимание, но я принял этот совет близко к сердцу. Как видишь, по праву. — Ты говоришь это так, будто у тебя есть сердце, — холодно ответила она. — Это ты снова и снова плачешься, что о нас никто не знает. А когда дело доходит до того, чтобы раскрыться, ты сама пасуешь. Не притворяйся, что ты лучше меня! — прорычал Малфой. — Павлин менее высокомерен тебя. Ты только болтаешь снова и снова, но ни хрена не делаешь. — Для тебя все должно быть идеально. — Разве я так много от тебя требую? Я просто хочу, чтобы мы… — Сними, наконец, эти гребаные розовые очки! — прорычал он. Драко не мог вспомнить, когда в последний раз был так зол, — эта… все… между тобой и мной? Этого не случится. Неважно, что тебе не нравится спать одной. Неважно, как тебе больно думать, что никто не знает о нас, — он видел выражение ее лица и решил покрутить нож.       Не глядя на него, она выбежала из класса. Блейз появился в открытой двери, он никак не мог их не слышать. Не тогда, когда они так кричали. — Каждая вечеринка — это наш конец, — ответил Драко на так и не заданный вопрос.       Он прошел мимо, захлопнув дверь. Было слишком поздно беспокоиться, но невыносимая мысль не покидала его голову, — я гублю себя? Или ее? Или нас? Каких нас? Нет никаких нас.

***

— Этого никогда не случится, верно? — донесся до него насмешливый голос Забини.       Он сидел за столом, скрестив руки, и смотрел на нее. Гермиона даже не взглянула на него ни разу. Она выглядела так, словно ничто не могло на нее повлиять, но, Мерлин, он уже достаточно хорошо ее знал. Драко видел, как рука нервно отстукивает неопределенный ритм. Она могла притворяться невозмутимой, но он знал, что ей действительно нужно покурить. Прямо сейчас. Сейчас. Он ответил Блейзу, не меняя положения. — Хоть я и сомневаюсь, что изменения наступят так скоро, я… Я все еще могу смотреть на нее часами… Это не запрещено.

***

      Гермиона съела последнюю таблетку, но не появилась в его спальне. На следующий день, за завтраком, он получил записку. Пергамент с обеих сторон был пуст, поэтому Малфой сразу понял, кто его прислал. — Апареций, — тихо пробормотал он, и на странице начали появляться невидимые чернила. — Кто это? — спросил Блейз, откусывая от своего бутерброда. — Ты не поверишь. О… — его взгляд скользнул по сидящим рядом Слизеринцам, -… Девушка, которую я знаю некоторое время, пишет мне… но ей хотелось бы чего-то большего, и она хочет предложить мне сделку. Говорит, что готова прийти ко мне за сексом и таблетками, или просто таблетками или просто сексом…       Он не ожидал этого. Драко думал, что ее гордость не позволит ей, но она сама сказала, что он отнял у нее последние крупицы гордости. Гермионе не хватало секса, его таблеток или его самого? Он посмотрел на девушку перед собой, но она по-прежнему не смотрела на него, углубившись в разговор со своими друзьями и на его губах появилась насмешливая улыбка. — Приходи, детка, — подумал он, — только возьми свои косяки.

***

      Драко редко приглашал ее в свою комнату. Зачем им рисковать, когда у нее была отдельная башня, предоставленная только ей? Однако сегодня Забини застрял в спальне Дафны, так почему бы и нет? Малфой хотел видеть ее в своей постели. В конце концов, она хорошо смотрелась в зеленом, шатенка хорошо смотрелась, под ним. Между ними возникло странное напряжение. Нервозность, оставшаяся после последней ссоры. Они постоянно ссорились, то сходились, то расходились каждый второй день. Может быть, потому что оба любили секс без обязательств. В конце концов, они никогда не извинялись, по крайней мере, не словесно. Гермиона хотела взять все в свои руки, но он перевернул ее на матрас. Девушка впилась ногтями в его спину, и когда он переворачивал ее, она терзала его спину. Грейнджер была чрезвычайно довольна собой. Мерлин, он ненавидел ее. Драко хотел показать ей это каждым движением, хотел, чтобы она знала, что он презирает ее. Гермиона снова впилась в него ногтями и он знал, что она делает это сильнее, чем нужно. Парень ударил ее по лицу открытой ладонью. Не слишком сильно. Достаточно. С ее губ сорвался стон наслаждения. Он увидел это в ее глазах, прежде чем она заговорила. — Еще…       Он не знал, был ли у них когда-нибудь такой токсичный секс. Каждое движение причиняло боль и мучения. Эгоистичный. С обеих сторон. Что-то в нем сорвалось в эту массу цинизма, холодности и враждебности. Должно быть, она тоже это почувствовала. В конце концов, подобное не могло пройти бесследно. После такого душа должна была разрываться на части. Драко оставался в ней долго. Слишком долго. И когда он, наконец, освободил ее от своей хватки на ее теле, она тут же села на край кровати и начала одеваться. — Останься.       Она не думала, что эти слова так ее заденут. Словно они вытолкнули воздух из ее легких. Девушка хотела сказать то же самое, что и он, но так не бывает. Гермиона хотела, чтобы он почувствовал то же, что и она, но затем она услышала то, чего, как ей казалось, она никогда не услышит от Драко Малфоя, то, чего она, без сомнения, никогда не слышала. Ни в ее сторону, ни в сторону кого бы то ни было другого. — Пожалуйста…       Это было больше, чем мольба с его стороны. Как она могла отказать, ведь последние несколько месяцев она только и делала, что училась доставлять ему удовольствие… Выполнять его желания… Гермиона легла на другую половину кровати, но она не знала, что делать. Что от нее ожидалось? Это была новая ситуация, она не знала команд. Он скользнул рукой по ее талии и притянул ближе, пока спина не коснулась его груди. Гриффиндорка почувствовала большие шрамы на его коже. Драко не отпускал ее, погрузившись в мирный сон. Он дышал ровно. Грейнджер засунула руку под подушку, чтобы поправить ее, но почувствовала что-то под своими пальцами. Она осторожно вытащила простую черную тетрадь и затаила дыхание, но Драко все еще спал и она открыла ее. Внутренняя сторона была противоположна Малфою там было полно зачеркиваний, несколько клякс, хаос, которого никогда не было в его словах и делах. Она открыла случайную страницу. Вверху было одно слово. Хочу.       Я хочу       Я хочу быть кем-то другим или взорвусь.       Плаваю среди птиц       Птицы       Птицы       Ты хочешь меня.       Приходи и найди меня       Я буду ждать.       С пистолетом и пачкой сэндвичей.       Ничего       Ничего       Ничего       Ты хочешь меня.       Ну, давай, ломай дверь.       Ты хочешь меня.       Блядь, давай, ломай дверь       Я готов.       Я готов.       Я готов.       Я готов.       В бледном сиянии зеленого света было трудно читать, но Гермиона не осмелилась зажечь свою палочку. Тем не менее, она была уверена в прочитанных словах, ее сердце бешено колотилось, и она не знала почему. Девушка боялась, что Малфой почувствует это. Она открыла еще одну страницу, пока он не проснулся. И еще одну, и еще, пока не дошла до последней. Я мог бы, — гласил заголовок.       Я мог бы написать миллион строк о том, как я страдаю.       И кричать это каждому в лицо, пока не разорвется горло.       Клясться еще громче и еще чаще.       Или уйти, ничего больше не сказав.       Я мог бы перестать притворяться, что у меня все хорошо без нее.       Я мог бы обмануть себя и хотя бы на мгновение       Жить так, как будто у меня есть все, о чем я всегда мечтал.       Грейнджер тяжело дышала, как будто пробежала марафон. Она понятия не имела, почему. Каждая следующая страница. Еще больше желания и еще больше печали. Было ощущение, что она вошла в его голову. Гораздо эффективнее, чем с помощью заклинания легилименции. Гермиона чувствовала, что не должна этого делать, но в то же время она хотела этого. Она хотела увидеть человека, который носил маску с лицом Драко Малфоя. Она лежала, уставившись на полог, не могла уснуть. Последние фразы постоянно возвращались к ней. Хотя Гермиона не хотела признаваться в этом вслух, ей было жаль Малфоя, ей действительно было жаль его. Она была уверена, что не заснет, но ей пришлось это сделать, потому что ее разбудили хрипы и тяжелые вздохи.       Она повернулась на кровати и посмотрела через край, ее зрение все еще было расплывчатым. Малфой сидел на полу в одних боксерах, тяжело дышал, делая очередные приседания. Гермиона хотела сказать, что он был эффективен и точен, но это явно было для него проблемой. От игрока, который мог играть весь день, не осталось и следа. Ни мышц, ни состояния. Он заметил ее вопросительный взгляд. — Если бы не те несколько приседаний и отжиманий, которые я так упорно делаю, я бы всегда лежал в постели, — продолжал он между каждым из них, — иногда я чувствую себя так же. На дне. К черту ответы на письма. Ты меня не поймешь. Я не хочу ни с кем обмениваться даже двумя словами. Я не хочу визита, если только у тебя нет для меня лекарства по рецепту. — Малфой… Ты в порядке? — в ее голосе звучал страх. Неужели в этот момент Драко Малфой окончательно сошел с ума? — Я снова чувствую себя неудачником, потому что все рушится, кроме этой стены передо мной. Ты не заслужила такого разочарования и я не хотел, чтобы однажды ты нашла меня с дыркой в черепе.       Гермиона знала, что Малфой нездоров, но после того, что она прочитала, после того, что он сказал, она задалась вопросом, насколько на самом деле все было плохо.

***

      Апрель в этом году был очень теплым и дни проходили лениво, поэтому Гермиона снова начала ходить за теплицу номер пять. Сейчас шатенка сидела вместе с Джинни в гостиной Гриффиндора и пыталась прочитать какую-то дурацкую книгу. — Пуффендуйцы устраивают небольшую вечеринку. — Я слышала… — пробормотала Грейнджер, не поднимая глаз. — Я подумала, может быть, ты пойдешь со мной, — она увидела, как ее подруга открыла рот, чтобы отказаться, — мы нигде не были вместе с Нового года… — Вообще-то, я хотела сказать, что это отличная идея, Джинни. — Отлично! — рыжая захлопала в ладоши, — в шесть, у тебя в гостиной? — Звучит как план.       Гермиона понятия не имела, где она оказалась в тот вечер, но снова чувствовала себя паршиво. Повсюду были мигающие огни и коридоры, которые не переставали вертеться. Гриффиндорка понятия не имела, как снова оказалась в своем общежитии, не могла знать, что Малфой нашел ее и уложил спать.       Через несколько дней Гермиона столкнулась с ним, когда заходила в библиотеку. Она хотела остановить его, но он отмахнулся. — У меня сейчас нет времени, Грейнджер. Я ищу Забини. Мы поговорим позже. — Ага, Забини, как всегда, важнее, — фыркнула она, пропуская его. — Я живу в этом цирке, в котором ты не спишь, — добавил он через плечо, — я приду, только не кричи.       Девушка ничего не сказала на его реплику и направилась к столу в секции Защиты от темных искусств. — Джин… — медленно начала она. — Хм? — Как ты смотришь на то, чтобы снова пойти куда-нибудь?       Улыбка девушки была достаточным ответом.       Гермиона заканчивала наносить тушь, когда услышала голос Уизли. — Я скажу Гарри, что мы уходим, и скоро вернусь. Грейнджер пошла в гостиную, собирая разбросанную одежду, но через две минуты после ухода подруги портрет снова открылся. — Что происходит? Что случилось? — спросил Малфой заходя в гостиную и осматривая бедлам. — У меня сейчас нет времени, Малфой. Джинни скоро будет здесь, так что если бы ты мог уйти, пока она тебя не увидела, я была бы благодарна, — девушка даже не взглянула на него, подхватывая свою сумочку. Духи, блеск для губ, жевательная резинка. Она надеялась, что на этот раз он не испортит все. Драко почувствовал, будто что-то вонзилось ему в грудную клетку. — Ты стыдишься меня, Грейнджер? — парень скрыл свое непонимание под насмешкой. — Если кто-то что-то и теряет от этой сделки, то только я, так ведь. — Я понимаю, — он сжал губы в узкую линию, — развлекайся. Только на этот раз, пожалуйста, окажись в своей постели, — быстро бросил Малфой и повернувшись ушел.

***

      Гермиона и Джинни поздно пришли на завтрак, поэтому в дверях они столкнулись с группой Слизерина, покидающих Большой зал. Пройдя достаточно Уизли вдруг разразилась смехом. Девушка выбрала самый неподходящий момент, чтобы сказать, — ты ведь сказала, что это был не Бастьен. Тогда интересно, что его голова делала вчера между твоих бедер?       Прежде чем Гермиона успела ответить, на ее лице промелькнул ужас. Кровь в жилах продолжала превращаться из льда в лаву, ведь она стояла лицом к лицу с Малфоем, который внезапно остановился в дверях от такого откровения. Бастьен? Бастьен… Он знал это имя. Бастьен. Девушка увидела, как его глаза расширились в понимании. Он никогда не был импульсивным, и все же сразу же направился в сторону подземелий. Драко легко догнал группу, шедшую впереди, всего на один коридор ниже.       Малфой не использовал палочку. Он просто начал бить вслепую. Ты ведь понимаешь, что ты ведьма, не так ли? Мерлин, он не должен сейчас думать о Грейнджер. Грейнджер его. Он ударил с большей силой, парень даже не успел защититься, а просто упал на холодный пол. Слизеринец понятия не имел, за что из него пытаются выбить все дерьмо. Драко опустился на колени, схватил его за рубашку и стал наносить уверенные удары. Он слышал крики вокруг, кто-то пытался отдернуть его, пытался оттащить, но блондин продолжал бить, пока не были разбиты костяшки пальцев, пока вся рука не была в крови. В какой-то момент Драко понял, что избиение этого идиота не помогло успокоить дикую ярость и боль от предательства, переполнявших его. Парень задыхался, когда наконец отпустил горе любовника. Малфой пошел дальше, в сторону подземелий и через некоторое время услышал позади себя крик, — ты что, совсем охренел?! — Заткнись, — прорычал он, поворачиваясь к Грейнджер, — я слышу то о чем ты думаешь, так что просто заткнись нахрен. — У тебя есть хоть какое-то гребаное чувство ответственности?! Наверное, половина учителей уже ищет тебя. — Ответственности? Не тебе говорить мне об этом качестве. — Прости? — Я не следил за тобой, когда ты и твой друг развлекались недавно, — выполол он и девушка не смогла ничего ответить. Это разозлило его еще больше, поэтому он громко зарычал, — да или нет?! — Нет, — холодно ответила она, — вместо этого ты избил его. — Один раз! Знаешь есть так много моментов, когда ты совершала наитупейшее ошибки. Ты пошла на ту дурацкую вечеринку с Уизли и тебя опять унесло, это должно послужить тебе уроком. — Значит, мне больше нельзя ходить на вечеринки?! — возмущенно спросила она, — как будто ты сам этого не делаешь! — Я больше ни с кем не трахаюсь! — Ты сам сказал, что я должна искать привязанность в другом месте. Верность, никогда не была частью нашей сделки. — Это было до… — Драко резко сделал паузу. — До чего? — Для тебя всегда нужно использовать блядские слова. Все нужно говорить… — До чего? — До того, как я действительно впустил тебя в свою гребаную постель. В свою голову. Я, блядь, доверял тебе, я доверял… Я не могу поверить, что ты могла вот так просто пойти с ним.       Гермиона впервые в жизни увидела Малфоя на грани слез. — Я была под кайфом и пьяна. Ты думаешь, я думала о чём-то в тот момент? Что я это помню что-то с того вечера? — Ты всегда под кайфом. — Интересно, чья это, блядь, вина? - Гермиона решила, что не будет его слушать. Она не обязана его слушать. Она знала, чем это закончится. Грейнджер вошла в пустой класс, схватившись за ручку двери на другой стороне кабинета, благодаря карте мародеров она знала, что, пройдя через кладовую, выйдет на другой стороне этажа. Грейнджер проскочит мимо него достаточно быстро, чтобы он не поймал ее. Девушка снова оглянулась через плечо и увидела, что дверь закрыта, он ее не догнал. Может быть, Драко даже не пытался, но она не могла его винить. Возможно, он даже не хотел видеть ее сейчас. Гермиона больше не стала ждать, поэтому толкнула дверь и оказалась лицом к лицу с ним.       Удивленная, она отступила назад. Каждый ее шаг совпадал с его, когда парень медленно приближался. Хищно. Пятно крови на белоснежной рубашке рядом с его сердцем росло с ужасающей скоростью. Девушка знала, что это вопрос нескольких секунд, прежде чем он упадет замертво у нее на глазах. Что, черт возьми, произошло за последнии пару минут? Что с ним случилось? Это была какая-то месть за Бастьена? Гермиона увидела каплю крови, плясавшую в уголке его губ, как обычно, он приподнял их в усмешке. Она не могла перевести дыхание, была в ужасе. Она понятия не имела, как остановить его, не знала контрзаклинания. — Риддикулус! — гриффиндорка крик за спиной. — Ты боишься меня? — по сравнению с предыдущими криками, это предложение прозвучало как шепот. Полный болезненного неверия. Гермиона сразу же обернулась и увидела, что позади нее стоит Малфой, с окровавленной рукой, но без пятна на груди. Она нахмурилась, снова бросила взгляд на кладовую, но там никого не было. — Боггарт, — просто объяснил Драко, видя, что она все еще не пришла в себя. Что она не поняла вопроса.       Боггарт. Девушка потихоньку стала успокаиваться. Это был просто боггарт. Нет… Нет. Нет. Она всегда была уверена, что ее боггартом теперь является Беллатриса, ее боггартом должна была стать Беллатриса. Она никого не боялась так, как боялась ее. — Ты боишься меня? — повторил он. Малфой не заметил. Слава Мерлину, он не заметил. — Да что с тобой не так? К черту все это, Грейнджер, ты не смогла бы справиться с обычным боггартом. Ты, Гермиона, мать ее, Грейнджер, — ее имя имело странный вкус на его языке, но у него не было времени думать об этом. Кто-то должен был встряхнуть ее. Причём сильно встряхнуть, — ты понятия не имеешь, что с тобой происходит. Ты потеряла связь с реальностью. Холод и сожаление пронзают меня, когда я вижу тебя снова пьяной. Когда ты встаешь рядом со мной и смотришь, как на незнакомца. Когда куришь и снова смотришь на меня как на незнакомца. Секс под кайфом уже не имеет прежнего вкуса. Когда-то ты поднимаешь меня, когда-то толкаешь на самое дно. Одновременно я люблю тебя и ненавижу. Соберись, наконец. Покажи ту самую девушку в себе, поставь свою задницу рядом со мной. Возвращайся на землю живых, Грейнджер. Пока ещё есть кому и к чему возвращаться! — Что ты только что сказал? — шатенка неверующе посмотрела на него. — Черт… Грейнджер… Не похоже, что ты не услышала, — если он не скажет это сейчас, то не скажет никогда, — ты как наводнение после суровой зимы. Как снег в набирающей скорость лавине. Как новый фильм в старом кинотеатре. И ты хорошо знаешь об этом, потому что хорошо используешь это, как никто другой. Когда бы мир не причинил тебе боль, он всегда будет гореть. Слушай, у меня есть небольшая мысль, хочешь я озвучу ее? Первое, чего я не хочу, это заставлять тебя что-то делать. Гермиона едва заметно кивнула, в знак понимания и Драко сделал несколько шагов к ней. — Я не могу отвести от тебя глаз, когда ты смеёшься… Глаза, нос, кожа. Твое достоинство, моя страсть и наркотик. Обычная ночь, проведенная в тобой вместе величайшее сокровище. Твое чертово упрямство, независимость, симфония идей. Я даже, честно говоря, не могу сказать мое самое любимое из этих качеств… Я не знаю, что выбрать, но это не имеет значения, потому что ты слишком близка мне после той ночи, — он провел рукой по волосам, слегка потрепав их. Драко оставил на них красный кровавый след, — это всего лишь слова, ты можешь держать меня на безопасном расстоянии. Но послушай… Я не хочу злоупотреблять моментом, если хочешь, испытай меня, небольшой тест на доверие. Хочешь, закрой мне глаза, и я буду ходить куда ты скажешь, а что тебе делать, ты и так знаешь лучше всех. Когда я рядом с тобой, будь самой собой. Я хочу одного, что бы ты… Чтобы все между нами было осознанным. Хочу быть уверен в том, что тебе нужно в постели, за столом, в сердце и в мыслях. В толпе и в одиночестве, нужным и ненужным. Я знаю, что я не так уж важен для тебя, но для меня, Грейнджер, ты гораздо больше, чем развлечение, гораздо больше, чем идеальна. Сейчас я знаю, что на самом деле я этого не стою. Я не понимаю себя, так зачем тебе это? Терпеть мое больное я. Также знаю, что проблема во мне… Но я также знаю, что еще не поздно вступить в бой, поэтому сражаюсь. Надеюсь сказанные слова имеют для тебя хоть какое-то значение… — парень глубоко вздохнул, — ты давно забралась мне под кожу, и в зеркале я вижу нас, а не себя.       Девушка не знала, что на это ответить. Гермиона чувствовала головокружение, поэтому прислонилась лбом к его груди, — я боюсь за тебя, — тихо сказала она, уткнувшись в его рубашку. — Что? — Я не боюсь ТЕБЯ. Я боюсь ЗА тебя. — Тебе нечего бояться. Я здесь. Я могу о себе позаботиться, Грейнджер. Ты прекрасно знаешь это.       Гриффиндорка неуверенно кивнула, все еще прижимаясь к его груди, она начала плакать. Гермиона понятия не имела, почему плачет. Наверное, не могла иначе справиться со своими эмоциями. — Не рыдай, глупышка, — сказал он, успокаивающе поглаживая ее по голове.

***

      Гермиона Грейнджер сидела на кровати с красным балдахином и все ещё колебалась. Они так ни о чем и не договорились, но если она чувствовала это, то и он должен был это чувствовать, поэтому приняла решение. Гриффиндорка вошла в Большой зал, когда он уже сидел за столом. Форма в идеальном состоянии. Ничто не нарушало правил. Белая рубашка. Черный жилет. Выглаженная мантия. И серебристо-зеленый галстук. Девушка почувствовала жжение, по вкусу напоминающее разочарование, но она больше не собиралась убегать. Больше не собиралась. Когда Грейнджер села за гриффиндорский стол, Симус выплюнул тыквенный сок, расплескав его по столу. — Гермиона? — в шоке произнёс Гарри. — Какого хрена?! — Рон не собирался быть таким тактичным, от чего несколько голов повернулись в их сторону. — Кто он? — Гарри старался сохранять спокойствие. — Ты с ума сошла? — спросил Дин, — это что-то вроде посттравматического стрессового расстройства? — Ты спишь с врагом? — воскликнул Симус, когда к нему наконец вернулся голос. — Нет никакого врага, я не делаю ничего плохого. Мы не делаем ничего плохого. Бонни и Клайд — наше единственное преступление! — все больше и больше людей стали смотреть на них. — Кто, блядь, такие эти Бонни и Клайд? — спросил Рон. — Чей это галстук? — Гарри заговорил в тот же момент.       Каждое слово может вызвать скандал. Одно слово может вызвать скандал. — Грейнджер… — громко и протяжно позвал ее Малфой. Все в Большом зале смотрели теперь на него и Гермиона увидела в его руке галстук в красно-золотую полоску.       Он собирался бросить ей его в лицо, чтобы закончить ее унижение, но вместо этого длинные пальцы начали развязывать серебристо-зеленый галстук. Затем Малфой умелыми, медленными движениями начал завязывать золотисто-красную ткань в идеальный виндзорский узел. Все это время блондин не сводил с нее пронзительного взгляда. Он снова бросал ей вызов.       В Большом зале воцарилось мертвецкая тишина и смятение.       Малфой. Чертов Малфой. Он никогда не изменится.