Позор

I want to walk in the open wind I want to talk like the lovers do I want to dive into your ocean Is it raining with you? Hypnogaja — Here Comes The Rain Again

«Я хочу пойти навстречу ветру,

Хочу, чтобы мы общались, как влюблённые.

Я хочу окунуться в твой океан.

Внутри тебя идёт дождь?»

      В дверь позвонили пасмурным вечером, когда фонари на улице уже стали неспешно загораться, один за другим плавно освещая тротуары и проезжие части города. На пороге с широкой улыбкой стоял Узумаки с рюкзаком на плече, в разных несуразных цветастых носках и по нелепым стечениям обстоятельств почему-то в кроссовках. Он совершенно не походил на человека, едва ушедшего из больницы. Глаза искрились, щёки розовели от стойкого мороза и, несмотря на то, что календарь уже показал первые числа марта, Наруто всё ещё был одет в зимнюю куртку, что нараспашку высвечивала приглушённо оранжевую футболку.       Приходя к кому-то в таком виде, люди первым делом напрашиваются в душ, а после разглагольствуют на разные темы, делясь наболевшим и будничным, рассказывая о невзгодах, медицинских препаратах и прочем бреде. Так ведь себя и ведут.       Учихе большего не требовалось. В какой-то миг всё вошло в привычку. Привычку слушать, не перебивая, довольствоваться малым и изредка поглядывать на часы, чтобы не упустить момент, когда беседы станут слишком поздними. Вот только сон для Саске стал недосягаем практически с первого дня, как Узумаки решил вернуться.       Беда Наруто отпустила лишь с виду. Почти беззвучно всхлипывая каждую ночь, он что-то отчаянно шептал в подушку, запирался в ванной, нередко уходил из дома, пропадая где-то почти до самого утра, а днём продолжал улыбаться, сетуя на безделье и отстранённую занятость, из-за которой всё никак не мог дойти до учебных кабинетов. Учиха в это не верил, но, вопреки проснувшейся в душе тревоге, не трогал его. Они вообще мало контактировали друг с другом, предпочитая каждый занимать свой собственный угол. Наруто чувствовал, как становилось плохо, Саске — как страшно. Все ощущения сводились к тому, что жизнь в который раз вернулась на круги своя, подбрасывая кабинку карусели на высоту невиданных полётов, куда ничто живое ещё не смело добираться.       Всё чаще Учиха замечал нездоровые приступы неконтролируемой радости; та громко сменялась агрессией, а после опустошала силы до самого дна. В какой-то момент, не имея на то явных причин, Узумаки просто взрывался, распалялся эмоциями, которых стало вдруг слишком много для того, чтобы удерживать внутри. Иногда будя посреди ночи надрывным смехом, иногда со злости выбрасывая что-то из рук, он точнее и чаще походил на чудного невротика. Однако Саске волновала печаль. Скрытая и тяжёлая, совсем незаметная с первого взгляда, но совершенно точно болезненная, нестерпимая, раз заставляла подолгу сидеть в одиночестве и делать странные вещи, когда вновь верилось, что всё давно позади.       Не было ясно, от кого тот скрывался, почему совершал необъяснимые поступки, пряча за улыбкой истинное лицо своего состояния, не прошедшее с переменами мучения. Всё было не так. Не придавая значения подобному раньше, теперь Саске обращал всё больше внимания на ненормальность чужого поведения. Во многих местах, в мелких деталях.       Какаши же был только рад помочь, воплотив в реалии то, о чём говорил однажды словно невзначай. Дата и время тихой строкой остались на вкладке заметок, с каждым новым утром чаще напоминая о приближении судного дня. И Саске тянул до последнего, чувствуя, что не справится, облажается, оттолкнёт. Вот только человечеством движет страх, потому силам тоже суждено иссякнуть, а словам выйти наружу в том виде, в каком они представляли определённый, единственный смысл. Всё оказалось куда проще, стоило только попробовать говорить.       Учиха выглянул из-за экрана телефона, задержав дыхание вместе со взглядом на чуть прогнувшейся спине. Сегодня Узумаки вспыхнуть не успел. Был вялым, сонным и подавленно тихим.       — Наруто, — негромко позвал Саске, ловя отблеск мутно голубых огоньков. — Не планируй ничего на завтра, ладно?

***

      Запах нечто свежего, с относительно приятной, неосязаемой ноткой цитрусовых через ноздри прокатился по лёгким. Ноги сковывало слабой судорогой, однако они продолжали двигаться по ступеням, упорно невзирая на колющую, частично парализующую спазму. Здесь не шумели, и, вопреки положенным странностям, никто не кричал. В клиниках, подобных этой, людей должны слушать, а те, в свою очередь, не скрывать. Быть спокойными, честными и настроенными.       Наруто улыбался, несмело вышагивая позади. Его за малым трясло, Саске видел это, когда замедлялся. Эмоция дурная, непривычная.       Тогда как дверь кабинета отражалась в стеклянных вставках импровизированного окна, за толстым стеклом прямо из стены лился выразительный свет. Там кружили рыбы. Плавали в крупном аквариуме, безынтересно взирая на подошедших. Они видели всё, что здесь происходило, могли слышать много человеческих тайн и сочувствовать тем, на чью доля выпала тёмная, вот только безмозглым созданиям было плевать. Рыбы туповато смотрели вперёд, тыкаясь приоткрытыми ртами в стекляшку, видя что-то новое, кого-то чужого, и скромно ожидая момента, когда их вновь решат покормить. Такая жизнь проще. Бездумное существование порой выглядело заманчиво. Но человеку оно не понятно. Неизведанно.       — Что она скажет? — вдруг неуверенно произнёс Наруто, снимая с лица маску беспечности.       Волноваться нормально, ибо страшно задумываться о том, что невозможно предвидеть. Есть темы, которые лучше не поднимать, есть вещи, которых лучше не видеть, да стоит узнать лишь о части, уже не выходит верить в их отсутствие.       — Не знаю, — честно ответил Учиха, смотря с сочувствием и пониманием.       — Думаешь, я сумасшедший, — грустно констатировал факт Узумаки, отворачиваясь от тяжёлого взгляда. Он смотрел в бледные мелкие глазёнки самой большой рыбы, что подплыла особенно близко.       — Все сумасшедшие.       — Но ты хочешь, чтобы я поверил в то, что она скажет… — могло показаться, будто Наруто обращался к рыбе или, напротив, спрашивал о том, стоит ли верить прирученному безвольному существу. Однако, протянув к аквариуму руку, он замер и обернулся, вновь смотря в сторону Саске. Глаза отчего-то щипало. — Конечно, хочешь. Ты ведь уже ей веришь…       Никому он не верил. Всего лишь устал подмечать тонкости, несвойственные человеку без веских проблем.       — Боишься? — попытавшись слабо улыбнуться, Учиха потерпел неудачу. Нелепая, скованная гримаса изуродовала физиономию, внушив, что лучше бы ничего не делал. — Во что я, по-твоему, верю?       — Ты считаешь, что меня надо лечить. Я вижу это с тех пор, как вернулся.       Спокойствие Наруто усыпляло и оттого только больше вводило в неоднозначный транс, где все произнесённые им слова казались естественными. Между ними ведь не было никакой разницы. Действия и мысли людей всегда разнятся, зачастую становясь нелогичными, странными, необдуманными. Это тоже своего рода идеальная норма. Каждый — латентный безумец и в то же время каждый абсолютно здоров, мы просто не придаём тем деталям значения, всегда с настороженностью относясь ко всякому, кто нам непонятен.       — Да. Наверное, — чуть погодя, согласился Учиха.       Наруто же ушёл в сторону, занимая место на одиноком диване. Поза свободная, наглая, однако по-прежнему скованная. Время ещё есть. Сейчас следовало отдохнуть, посидеть, расслабиться. Хоть какая-то польза от похода сюда, потому что в чужом доме всё никак не удавалось даже привычно вздохнуть.       Где-то вдали слышался стук настенных часов, глухих ударов внутри маленького механизма. Возможно, тот только мерещился, отмеряя в голове что-то своё, личное, заглушаемое тихой работой фильтра для рыб. Уверенность канула в пустоту. Саске неслышно присел рядом, но не полез ни за телефоном, ни куда-то ещё. Чего хотел? На что рассчитывал? Вероятно, о чём-то думал или вновь пытался понять непознаваемое. Молчание с его стороны не беспокоило, и всё же что-то в нём было. Нечто суровое и противное, такое, что хотелось накричать, лишь бы перестал вести себя как всезнающее сопереживающее отребье.       — Прекрати, — раздражённо процедил Наруто.       Только Учиха, будто назло, придвинулся ближе и опустил голову, что, казалось, весила жирную тонну, ему на плечо.       — Не хочу.       — А мне насрать, что ты хочешь, — вскинув свободную от давления руку, Узумаки попытался оттолкнуть от себя навязчиво липкое тело, но кисть перехватили раньше, чем он успел что-то сделать, и, болезненно сжав, Саске опустил ту обратно вниз.       — Заткнись. Пожалуйста.       От неудобных слов на миг вспыхнула ярость, сжавшая внутри каждый орган и перевернувшая картинку перед глазами до белых точек. И в тот же момент она стихла, ослепив и размазав по стенке. Быстро, резко, так же как и появилась, необъяснимая злоба растворилась в выдыхаемом воздухе. Наруто опомнился.       Дверь кабинета приоткрылась беззвучно, где в абсолютной пустоте коридора оба увидели, как тонкая полоска приглушённого света упала на тёмную плитку и растеклась по поверхности матовым благородным пятном.       — Узумаки?       В проём выглянула молодая девушка, приятной наружности, ни о чём не говорящей Учихе, однако Наруто с замиранием сердца уставился на прежде уже знакомое лицо, беспечно улыбающееся в обстановке, где вряд ли вообще готов был его увидеть. Саске же пихнул его в бок, привлекая внимание и пытаясь отвлечь от неясного ступора, но широко раскрытые голубые глаза, не мигая, смотрели в упор на внезапно появившегося человека.       — Добрый вечер, — девушка вышла за пределы кабинета, останавливаясь напротив дивана. — Я Ваш доктор — Тэн-Тэн. Мы готовы начать приём?       — Иди уже, — повторно толкнул его Саске.       — Можете присутствовать на приёме оба, если так будет удобнее, — предложила она, не отводя взгляда от Наруто, что словно прожигал в ней дыру, не моргая и не шевелясь.       Вот только Узумаки внезапно сменился. Вздрогнул, неоднозначно мотнул головой и поднялся с дивана.       — Тут жди.       Брошенные слова заставили Учиху едва заметно поморщиться. Саске не намеревался показывать свой характер, считал глупым вступать в бесполезную полемику при посторонних, да и ожидать от Наруто вменяемой реакции при всех сложившихся обстоятельствах сейчас был совсем не настроен. Девушка же оценила происшествие по-своему, с профессиональной этикой не выказывая никаких противоречий, лишь слабо улыбнулась, кивая на кабинет, когда Узумаки сделал неспешный шаг ей навстречу.       — Придурок, — одними губами произнёс Наруто, напоследок обернувшись к Учихе. Тэн-Тэн не услышала, а Саске негодующе приподнял брови.       Два силуэта пропали за дверями кабинета, и, как бы сомнения не терзали по волокнам, Учиха не желал знать о том, что произойдёт там, внутри. Опустив голову на согнутые руки, он постарался расслабиться, отвлечься. Тем не менее все попытки оказались тщетны, когда даже всемогущий телефон не показал ничего нового, занудно напоминая о месте, в придачу только накаляя атмосферу вокруг.       Расслышать разговор не удавалось. По всей видимости, здесь на совесть позаботились о сохранности чужих секретов и безопасности диалога. Однако напряжение, так или иначе, витало в воздухе, просачивалось сквозь плотную дверь наружу, где окружало Саске, мерещась странными образами в конце коридора и посредственным придирчивым писком. Потому собраться с собственными мыслями было трудно, даже сложнее, чем бывало в тот момент, когда Узумаки выскакивал за пределы квартиры, оставляя наедине с разрастающейся тревогой. Приходилось вновь верить в существование хауса, в громадную идею разрушения, где жертвой может стать любой и обязательно станет, стоит только дождаться очереди. И оба занимали в ней свои места, на перемирии сознания понимая, что нужно бежать, не оборачиваясь.

***

      — Сегодня Вы не одиноки, — вспомнив единственную встречу, заметила Тен-Тен. — Вижу, кое-что изменилось. Этот парень — тот, кто приходил Вам на ум в прошлый раз?       Карие глаза излучали доверие; манящее спокойствие медленно, но верно, проявлялось на сердце, подбиваясь приятным ароматом лёгкого морского бриза. Наруто знал, что это лишь освежители, притаившиеся на полке в углу.       — Саске, — просто кивнул он, не зная, ради чего называет чужое имя.       — Да, он представлялся, когда записывал Вас, — коротко пояснила Тен-Тен, разворачивая первую страницу пустой карты. — Возвращаясь к цели нашей встречи, спрошу… Есть что-то такое, на что Вы могли бы пожаловаться самостоятельно?       — Нет.       — Хорошо…       Не разбирая того, что уже принялась записывать девушка, Узумаки отвернулся сильнее, теперь сидя полубоком и разглядывая фигурки снеговиков на высоком стеллаже у окна.       — Как общее самочувствие? Слабость, бессонница, головные боли, апатия? — перечисляли ему столь обыденно, что тело мягко отозвалось тяжестью.       — Бессонница.       — Насколько часто, Наруто?       Единственное, что точно знал Узумаки, его не ободряло. Если лежать в ночи часами, если думать о том, что начисто отвергал при свете дня, то мыслями можно уйти очень далеко.       — Каждый день. Я выхожу погулять, чтобы умотаться, но как только возвращаюсь, снова не хочу спать.       Сделав очередную заметку, Тен-Тен подняла глаза выше. Работать с людьми, приходящими по собственной воле, разумеется, гораздо проще, однако, и тисками вытягивать каждый ответ, пускай Наруто явно не договаривал о многом, ей было вполне привычно.       — Тебя не мучают нехорошие мысли или, может быть, что-то, похожее на видения? Случалось такое, чего раньше никогда не происходило?       Узумаки внимательно уловил тот момент, когда девушка сменила формальность на близость, вот только не счёл примечательным. Хотела показаться другом? Пожалуйста. Он не дурак и в состоянии разглядеть в разговоре лживость на попытке вытянуть правду.       — Я пытался убить себя, — улыбнувшись, признался Наруто. Казалось, то и без бесед давно стало известно каждому. — Во время передоза — как под кайфом, только ощущение, будто кишки спазмом скрутило и они вот-вот лопнут. Довольно… Неприятно, но вполне терпимо.       — Разве плохо, что любящие тебя люди вовремя оказались рядом?       — Любящие… Просто я сделал это на чужой квартире, и у них, как там Вы говорили? Психика не адаптировалась. Понимаю. Должно быть, неприятно видеть чей-то труп у себя дома. Я сам бы не знал, что с ним делать.       — Почему ты твёрдо уверен, что тебя не любят? — поинтересовалась Тен-Тен, мягко, но пристально следя за движениями рук Наруто. Парень ковырял заусенец, отдирая омертвевшие частички всё дальше. Движения губ были нервными, импульсивными, кожа искусана.       — Да потому что я знаю, что значит — любить, — Узумаки не смотрел на неё, уставившись в пол с напряжённым и полным задумчивости видом. — Никто такого ради меня не испытывает. И слава Богу.       — А как же Саске? Ты говорил, что не можешь быть рядом. А теперь… Вы в отношениях?       — Типа того.       — И после этого ты всё равно считаешь, что он не испытывает к тебе тёплых чувств?       Потерев переносицу, Наруто ненадолго задумался. Ощущение, будто из него насильно пытались вытянуть несуществующую истину, не давало покоя, но отчего-то казалось, что сосредоточиться всё-таки стоило. Сколько на самом деле он мог прятаться от самого себя, сбегая во всевозможные участки планеты, города или комнаты? Если где-то болит, значит, с телом не всё в порядке. Если кто-то желает помочь, избавиться от надоевшей и выжавшей боли, разве стоит отталкивать, отказываться, замыкаться, по привычке пытаясь пережить её самостоятельно? Чёрт с ним, с услугой за деньги. Знать бы, где болит.       — Не уверен, что он вообще к кому-то способен что-то чувствовать, — пожал плечами Узумаки.       — Как же вы оказались вместе? — последовал логичный вопрос, в котором Наруто вдруг разглядел только поверхностную непонимающую глупость.       — Потому что «Я» люблю, — он сделал акцент на себе. — Взаимность же штука редкая.       Сильная боль в висках вдруг дала о себе знать ощущением выкручиваемых нервов. Узумаки сцепил зубы, замерев на месте, однако та молниеносно прошла, стоило сделать один глубокий вдох.       — Он предложил, я согласился, ясно? Думал, мы уже никогда не встретимся, а тут всё пошло не по плану, да и извинился он… По-своему… — продолжил говорить Наруто после череды неярких вспышек в глазах.       — С кем-то ещё ты общаешься? — чиркая по бумаге, спросила девушка, пока Узумаки вновь зациклился на раздражающем скребущем звуке ручки.       Тот почти не было слышно, но думая о том, как маленький шарик прокручивается, пачкая чернилами белый лист, Наруто слышал его всё чётче, будто хруст намеренно становился громче с каждым движением тонкой женской руки.       — Нет.       — Совсем ни с кем? Как же родители?       — У меня только мать. Не сказал бы, что из неё вышел хороший родитель, — обособленно протянулись гласные и с глухим эхом погасли, утонув в пространстве.       — Дети часто винят близких в самых разных вещах. Ты на что-то обижен?       — Она даже не знает о том, что я сделал. Так понятней? — презрительно фыркнул Наруто. — Я не обижен. Мне всего хватает.       Что-то полетело кубарём вниз, скатываясь с отвесных скал внутреннего мира. Воспоминания градом упали на голову, но средь них не было того, что хотелось бы вспоминать. Не о семье.       — Я общался с компаниями, там были и одноклассники, и одногруппники, потом общался с братом Саске и его женой.       — Почему перестал? — отложив на время в сторону ручку, Тен-Тен положила руки перед собой.       — Люди не развиваются, только и делают, что предают и лгут. Я говорил, что считаю всех сумасшедшими? — с вызовом приподнял голову Узумаки. — Считаю. И Вы тоже считаете, потому что сидите тут и каждый день принимаете шизанутых.       — Не стоит так говорить о тех, кого никогда не встречал. Слишком радикально, — улыбнулась девушка, наклоняясь чуть вперёд.       — Почему не говорить так, если всё правда. Вы боитесь истины?       — Мир очень большой, и люди в нём многогранны. У тебя странная логика, ведь мысленно отгораживаясь от окружающих, ты всё равно продолжаешь тянуться к некоторым из них.       Тен-Тен вновь взялась за ручку и, не дожидаясь ответа, принялась записывать. В ушах заскрипел раздражающий звук, вынуждая поморщиться. Карандаши Саске тоже скрипели, когда тот часами напролёт штриховал что-то на бумаге, но те звуки не раздражали, не вынуждали крепко сжимать губы, борясь с зудящим ощущением в гортани.       — Сомневаюсь, что они чего-то стоят. Я вижу то, существование чего эти люди отрицают. Замечаю детали, в которых полно смысла, отображающего истинность нашей реальности. Разве они слышат это? Видят? Понимают хоть что-то? Счастья не существует априори, оно иллюзорно, а люди глупы. Находят его во всяких безделушках, будто слепые, не видя мрака вокруг себя.       — Что ты видишь?       Девушка зацепилась за мелочь в произнесённом пациентом, навострив всё внимание на дальнейший монолог.       — Не знаю, кто они такие. Что-то тёмное и пугающее. Лезут из темноты, тянут нечто, напоминающее конечности, но никогда не могут достать. Раньше видел их редко, сейчас чаще.       — Они говорят что-то?       — Шепчут, — кивнул Узумаки. — Я не помню, что именно. Это сложно разобрать.       — Есть ещё какие-то звуки?       — Да.       — Кто с тобой разговаривает?       — Когда Они появляются, начинают летать чёрные бабочки. У них ещё крылья такие… — Наруто попытался изобразить форму руками, криво складывая пальцы. — Без рисунка. Просто матовые. Они острые, и когда бабочки порхают, слышно схлопывание с чем-то металлическим, как будто ножи точат.       Теперь показалось, будто свет в кабинете прерывисто мигнул, возвращая образы привычного и жестокого. На деле же всего лишь устали глаза. К объёмному тексту добавились пометка: «Визуальные и слуховые галлюцинации», написанная ровным приятным почерком, да оставшаяся без внимания с чужой стороны.       — Иногда появляется ощущение, что я очень спешу, когда на самом деле приходится выполнять муторную медленную работу.       — В какие моменты это проявляется чаще? — участливо осведомилась Тен-Тен, вновь складывая руки на столе перед собой.       — Когда пишу, — и чуть помедля, Узумаки добавил: — Ещё грубый мужской голос начинает орать, торопить меня, но это бывает крайне редко. Думаю, от усталости. У меня нет знакомых, с таким голосом.       — Что он… Орёт?       Девушка тихо закашляла, как будто подавилась маленькой крошкой или глотком чересчур холодной воды, однако тут же извинилась, стоило саднящему горло приступу успокоиться. Установить контакт удалось куда проще, чем казалось в начале беседы, только это вовсе не значило, что о правилах и привычках стоило тут же забыть. Напротив, Тен-Тен напряглась больше, возможно, из-за того, что непроизвольно рассматривала Узумаки не как пациента, а как старого знакомого, человека, что заглянул случайно, пробегая в свободную минуту мимо.       — Просто: «А-а-а». Без остановок. Дебильно, правда?       Внезапно Наруто засмеялся. Хрипло, почти невесомо, но, одновременно с тем, искренне и кружаще.       — Иногда мне становится страшно находиться в пустой комнате даже при свете, страшно закрыть глаза хоть на секунду, любой шорох пугает до ужаса, потому что я знаю, что кто-то стоит рядом, смотрит, но ничего не вижу. Оно бесформенное, бесцветное. Какой же бред.       — Твоё настроение всегда такое? Помню, на Новый год ты был сильно опечален.       — Нет у меня никакого настроения. Говорил же, что только дуракам жить весело. Боль — единственное, что делает нас настоящими, — Наруто отмахнулся поспешно, да вместе с тем вновь понял, как сильно запоздал с единой константой.       — Расскажи о том, что помнишь из детства, — уходя от неприятного ответа, произнесла Тен-Тен.       Чтобы узнать сущность проблемы, ей следовало копать глубже, затрагивать прошлое и отслеживать каждую немаловажную причинно-следственную связь. Кое-что уже достоверно сложилось в определённый анамнез, оставляя лишь необходимость убедиться. И девушка поняла, что вопрос верный, как только синие глаза потухли при вынужденном воспоминании о детстве…

***

      Мозги устали, их плющило в месиво, где кроме красного и розоватых кусочков плоти проглядывалось что-то блестящее и тонкое, похожее на стальные нити. Пелена свободы заложена в каждой мысли, вот только существуют правила, негласные законы, предписывающие, о чём думать грех, о чём, наоборот, полезно. Никто не залезет в голову и не прочтёт того, что там спрятано, покуда суть морали подразумевает каждого человека в первую очередь самого себе судьёй, и совесть обязательно замучает, тогда придут понимание, сожаление и горечь.       Наруто вышел из кабинета лишь спустя сорок минут, держа в руках три сложённых пополам листа с рецептами. Наличие этих бумаг в какой-то степени радовало, однако разочарование пересилило и бесповоротно взяло верх, как только Саске осознал: диагноз всё-таки нашёлся.       — Зайдите на пару минут, — попросила Тен-Тен, дождавшись окончательного выхода Узумаки.       Саске поднялся с дивана нарочито медленно, неповоротливо, желая застать момент, когда тот приподнимет голову, чтобы поймать его взгляд. Учиха был уверен, что по глазам поймёт всё без лишних объяснений, но Наруто упорно продолжал смотреть вниз, вроде бы читая строки по бумаге, а вроде бы глазея в пол.       — Подожди здесь, — коротко приказал Саске, пройдя мимо парня и мимолётно задев чужое предплечье пальцами.       — Куда я денусь.       В кабинете хватало аскетизма. Возле стола расположилось кресло, а мягкая кушетка, застеленная одноразовой пелёнкой, — побоку, около стены. Только сидеть вновь не было никакого желания, а потому Учиха остановился подле окна, стараясь не нависать над девушкой, что с беспристрастным видом спокойно смотрела в ответ.       — Что с ним?       — У Наруто биполярное аффективное расстройство.       Рука дрогнула, однако нервозности не удалось проползти дальше. На уровне локтей она сменилась неявным ощущением предательства, перебравшимся в грудь и заполонив там бóльшую часть пространства. Подобные диагнозы далеко не всегда означали проблему. Противоречие же Узумаки крылось в чём-то ином, Саске знал это.       — Не переживайте, это не так страшно, как шизофрения или деменция. Всего лишь небольшая особенность. Отклонение в развитии нервной системы с вытекающими признаками некоторых нарушений в работе мозга.       — Как это вылечить? — не оттягивая момент, напряжённо проговорил Учиха. Тен-Тен заученно поправила тонкие волосы.       — Никак. Заболевание врождённое и имеет только хроническую форму.       Саске всё же присел, правда, на самый край мягкого кресла, слегка вытягивая ноги и пожимая губы.       — Он у меня в спальне полудохлый валялся. Не страшно, говорите?       — Смею предположить, что подобное не повторится, по крайней мере, в ближайшее время, — благосклонно заверила девушка, глядя на разворачивающиеся внутри Учихи сомнения.       — Откуда такая уверенность?       — Признаки показательного поведения. Сейчас у Наруто нет особо веских причин повторять этот опыт, — тише прежнего произнесла она. — С рецептами ещё один лист, там указаны все инструкции по применению препаратов. Вводить и отменять их стоит постепенно, и… Следите за тем, чтобы он принимал их ежедневно, не нарушая выписанных доз. Они помогут стабилизировать настроение, убрать головные боли и дрожь.       — И долго ему их пить?       Внезапно забеспокоившийся о негативном влиянии медикаментов на и без того побитый веществами организм, Учиха задумался о соотношении пользы и вреда.       — В случае ухудшения состояния или неприятных побочных эффектов лечение стоит корректировать, заменяя те или иные лекарства на другие. Общий курс приёма — год.       — А после отмены? Это же хроническое заболевание, — уточнил Саске.       — По старой классификации биполярное аффективное расстройство имело название: «Маниакально-депрессивный психоз», возможно, Вы такое слышали. Но в недалёком прошлом сообщество психиатров пересмотрело эту классификацию по той причине, что у больных зачастую не встречается один или несколько этих симптомов…       — Сорвал куш на все? — невесело проговорил Учиха, в глубине души надеясь услышать опровержение. Но улыбка девушки стала извиняющейся, будто она на самом деле была в чём-то виновата.       — К сожалению. Психоз сейчас проявляется крайне ярко.       — Ясно…       Слегка согнувшись, Саске прикрыл ладонями лицо, с силой нажимая на глазные яблоки. Меньшего ожидать и не стоило, да только сердце устало от несправедливости, внезапно возникшей по отношению к нему. Наруто не заслуживал этого. Может, и был он местами странным или непредсказуемым, но с рождения быть больным тем, что медленно изводит до планки, — нечестно. Главное ведь, что от этого нельзя излечиться, и только сейчас Учиха вдруг понял, что тому всегда было сложнее. В те моменты, когда жизнь людей идёт по накатанной, кажется абсолютно спокойной и позволяет действовать, думать и что-то творить, мир больных переворачивается, кидает из стороны в сторону, вызывая резкие вспышки апатии и бреда, а в какой-то момент — импульсивности, злобы. Узумаки смеялся не потому, что находил в ситуации что-то весёлое, и улыбался, вставая после бессонных ночей, не от того, что был счастлив. Он всё это время варился в болоте отчаяния, боли и меланхолии, неумело прикрываясь эмоциями, которые, вероятно, вообще были чужды. Наруто заболел не в тот день, когда хладным грузом лежал у подножья кровати; не пару часов назад, когда выходили из дома, намереваясь поставить на всём большую и жирную точку, он был таким всегда. Всё это время. Поверить в это оказалось труднее сложного, и непривычное осознание его всегда бывшей рядом особенности напрочь выбивало из колеи.       — Что будет через год? — устало поинтересовался Учиха, оторвав руки от лица.       — Состояние пациентов нормализуется, но переходы от фазы к фазе рано или поздно возвращаются, требуя повторения пройденного лечения. Только, Саске…       — И тут есть оговорка? — Учиха пытался не злиться. — Да?       — Вы слишком тянули. У него в голове сейчас каша, он чересчур долго находился в затяжной форме депрессии. Не знаю, судя по его рассказам, уже несколько лет, если не больше пяти, — выдохнула Тен-Тен, пододвигая к собеседнику раскрытую страницу личной карты пациента. — Нам нелегко это понять, а для них все пройденные недели и месяца сгущаются в кучу.       Но обращать внимание на ровные закорючки исписанной по всему периметру бумаги Учиха не стал, вместо этого закрыл тонкую книжку и покачал головой.       — Боюсь, психика практически не подлежит полноценному восстановлению.       — Значит, всю жизнь? — верно озвучил своё предположение Саске.       — Кто знает.       Что-то вылилось изнутри, скупыми каплями упало на пол. Учиха знал, что это. Безысходность, пока неосознанная, но уже разлагающаяся и вонючая. Он подписался на годы сумасшествия, на заботу о том, кто по воле случая нуждался в ней чуточку больше.       — Есть что-то ещё, о чём мне стоит знать?       — Медицинские термины, но нужны ли они Вам?       — Вы правы, — мотнул головой Саске. — Спасибо.       Девушка смотрела на покидающего кабинет парня с опущенной головой. Она не чувствовала беспомощность очень давно, но теперь оно вдруг ярким напоминанием всплыло в голове, словно Тен-Тен вновь оказалась в прошлом, отпуская с приёма своего первого пациента.       Пришлось задержаться в кабинете ещё на какое-то время, несмотря на то, что рабочий день подошёл к концу. Почему-то ей не хотелось показываться в коридоре, где всё ещё могли находиться двое парней.       Саске повёл плечами и шумно вздохнул, молча забирая из рук Узумаки сложенные вдвое рецепты. Какой-то идиот пролетел на красный и окатил волной грязной воды вперемешку со снегом стоящих вдалеке пешеходов. Женщины завизжали, и кто-то искренне возмутился, пытаясь отряхнуть одежду от ошмётков липкого мусора, а Учиха был неожиданно рад тому, что Наруто ковылял слишком медленно, не поспевая за общей толпой людей, появившихся на переходе.       — Погуляем? — Узумаки говорил тихо, однако шёл рядом, крепко прижимаясь к чужому плечу своим и переодически хмурясь. Задумывался он о сложном, о том, что вызывало большие вопросы. — Мне что-то…       — У меня клиент через час.       Гул дороги притих, стоило только зайти за поворот на небольшую узкую улочку. Учиха выдохнул дым последней затяжки и, щёлкнув пальцами, выпустил окурок в свободный полёт до ближайшей мусорки, с удивительной точностью попадая прямо в цель.       — А потом? — уныло поинтересовался блондин, надеясь на что-то, кроме неудачных стечений обстоятельств и плохих новостей, которые заполонили весь день, начиная с болезненного подъёма утром.       — Потом… — раздражённо начал Саске, как вовремя остановил так и не обрушившейся поток мыслей, понимая, что сейчас лишние разногласия не нужны им обоим. — Потом посмотрим, — коротко посвятил в свои планы Учиха, глядя на электронную карту в телефоне в поисках ближайшей государственной аптеки, и, отпуская наболевшую кучу с души, тут же ласково обернулся. — Пошли. Купим тебе витаминки.       Наруто засеменил следом, угрюмо перебирая ногами мерзкое месиво, размазавшееся по дороге. Аптека оказалась недалеко и показалась на горизонте уже через пару сотен метров. У него с трудом выходило думать о новоиспечённом диагнозе, мысли текли скорее по привычке, нежели из истинного любопытства и сожаления. Как ни странно, второго не было. В первые минуты, ещё там в кабинете, Узумаки отказывался верить, упрямо стоя на своём, не принимая поспешных выводов психиатра и отрицая каждое слово, выскочившее из чужого рта, но позже весь окружающий мир будто встал на своё место. Он другой, и, наверное, всегда знал об этом.       Учиха вернулся быстро, ловко спрыгнув по ступенькам вниз, параллельно распихивая коробки с таблетками по карманам. Всего на мгновение Саске остановился, бросив отстранённый взгляд в сторону Наруто, но вскоре достал телефон и начал вбивать нужный адрес, уже по привычке заказывая такси из нежелания шевелить ногами.       — Что у тебя с работой? — сухо поинтересовался он, возвращая внимание спутнику.       — Не знаю.       — Звонил им? Сколько уже ты там не появлялся?       — Месяц, наверное. Может, меньше, — не задумываясь, пожал плечами Узумаки.       — Позвони, завтра уже суббота.       — Ты не будешь мной командовать, — Наруто злобно ощерился, резко встав напротив и сложив на груди руки. — Я сам разберусь, что и когда мне делать. Понял?              В ответ Учиха удивлённо поднял брови, не мигающим взглядом просвечивая похудевшее тело насквозь. Усмешка вышла вызывающей, немного нелепой, но даже рядом не стояла с той задуренной мурой, что только что прозвучала.       — Это твоя болезнь говорит или ты? — насмешливо протянул Саске, копируя чужую позу и совершенно не понимая, что могло так скоро его разозлить.       — Да пошёл ты. Как был ебень…       Наруто дёрнулся в сторону, резко отступая на шаг, намереваясь покинуть переставшее быть приятным общество сию же минуту, однако Учиха перехватил его руку и с силой толкнул к облупившейся стене аптеки, болезненно сжимая дрожащие плечи и вдавливая их в каменную поверхность.       — Съеби нахуй. Прекрати ты меня трогать, сука! — завопил Узумаки, рыпаясь с места, изворачиваясь и пинаясь.       — Орёшь как портовая шлюха, — прошипел ему в лицо Саске, глумясь над нелепо развернувшейся посреди города сценой. — Народ не смущает? Позорище.              — Спасибо, что напомнил…       Учиха не церемонился. Грубо и весьма порывисто вцепился одной рукой в шею, прибивая затылком о гладкую штукатурку, и, не жалея чужих губ, прихватил зубами кожу. Наруто не сопротивлялся, приоткрывая рот, вроде бы отвечая, но в то же время делая это слишком вяло, чрезмерно лениво, будто находился не здесь и совсем не отдавал отчёт происходящему. Невозможность адекватно втянуть в лёгкие воздух рушила ясность картины перед глазами, где вид озверевших тёмных радужек сквозил отчаянием и расплывался обрывками по горизонтали. Саске отпустил его после шумного выдоха, заметив, как чужой взгляд направился чуть в сторону и, не убирая с шеи руки до конца, обернулся туда же.       — Срам какой… — возмущённо пробурчала женщина лет шестидесяти, нервно сжимая руками ручки нескольких объёмных баулов, что тащила с собой долгое время.       — Зато будет что дома обсудить, — цинично выплюнул ей в след Учиха, не обращая внимания на полный презрения взгляд выцветших серых глазок.       — Развели гомосятину, — повторила она уже громче, лишь бы другие прохожие это услышали.       Видимо, надеялась на солидарность, поддержку со стороны прочих, да тем оказалось совершенно плевать. Люди проходили мимо, даже не смотря в сторону притихшей пары парней, находящихся в далеко не чопорном положении.       — Давай, иди, куда шла, бабка, — неожиданно подал голос Наруто, вставая на защиту интересов Учихи.       — Ужас… Ужас… — покачала головой та, продолжая навязчиво оборачиваться. — Откуда ж вы такие…       Саске растянул губы в улыбке, прекращая слушать женщину на этом моменте, и с искушением поддался порыву, вновь давя на шею ныне почти беспомощного Узумаки.       — Сублимируешь? — гадко протянул он, ведя губами по усатой щеке.       — Это слово здесь неуместно, дурень.       — Только попробуй выкинуть что-то подобное при клиенте, — предупредил Учиха, тыкая носом в отвратительное поведение, навеянное очередным приступом беспочвенной злобы.       — Да знаешь, где я вертел твоих клиентов? — выплюнул Наруто, отцепляя чужую руку от шеи, ибо той определённо не стоило находиться на этом участке тела.       — Ты сам предложил это, если помнишь.       Саске отступил на пару небольших шагов, позволяя поправить съехавшую куртку и воротник толстовки, после чего Узумаки всё-таки не удержался и язвительно фыркнул, наградив того одним только выражением лица. Но уходить тот явно не собирался, впредь находясь в трезвости ума.       Машина остановилась у тротуара в паре метров от них, пушисто дымя выхлопными газами в грязный сырой воздух. Многое из того, что по определению делать не стоило, теперь хотелось совершить вдвойне. Хорошей идеей казалось бросить Учиху и ретироваться на другой конец города, чтобы прогуляться под влажными хлопьями липкого снега и захватить с собой бутылку чего-нибудь горячительного. Вот только славные мысли прервались на всплывшем перед глазами до отвращения родном лице, смотрящем в ответ слишком грозно, чтобы у желаемого был шанс свершиться.       — Поехали, — безапелляционно произнёс Саске и потянул за рукав, вынуждая сесть на сидение подъехавшей машины. — Что ж ты тупишь так.

***

      3D-персонаж взлетел, размахивая яркими навесными крыльями, стремительно поднимаясь всё выше и выше. Картина, открывшаяся сверху, поражала своей насыщенностью и красотой. Выдуманный город будущего горел тысячами огоньков, пятнами голубых и красных вывесок на стеклянных небоскрёбах и хитросплетением многочисленных дорог. Даже там была своя жизнь, странная и необдуманная во многих деталях, ведь бродящих по улицам NPC вряд ли можно было назвать хотя бы искусственным интеллектом. Однако те, как и люди из этого мира, следовали кучами, торопясь по своим особым делам, ведя личный, прописанный кем-то из вне, образ жизни. Наруто помнил, как прежде на Рождество он видел нечто подобное с крыши здания, оперевшись руками о край.       Персонаж вдруг запнулся о выступ длинных проводов и устремился падать, тогда как пальцы застучали по клавиатуре, импульсивно спасая момент. Вот только выравнять неудачный полёт не вышло. У Саске залипала клавиша, и та намеренно тянула виртуальное тело вниз.       — Да что за пиздец сегодня, — раздражённо выдохнул Узумаки, смотря, как погасший экран спустя пару секунд выдал изображение с точки прежнего отправления.       С каждым днём Учиха работал всё больше. Видимо, у него и правда был определённый талант, раз, несмотря на абсолютное отсутствие стажа, Саске вскоре удалось собрать приличное портфолио и принимать людей едва не каждый день, а то и несколько клиентов сразу. Наруто казалось, что жизнь привела его в публичный дом — настолько часто здесь стали мелькать незнакомые персоны и разнообразные фрики, отравлявшие своим присутствием знакомую атмосферу почти уютной квартиры. Учиха же умудрялся находить с ними общий язык и делал это столь прекрасно, что то и дело из гостиной комнаты приходилось слышать чужой смех или тихий голос самого Саске.       Наруто это радовало. Разумеется, не в полной мере искренне, однако тёплое чувство внутри всё равно пробуждалось, стоило только вспомнить, кем парень был раньше, и посмотреть на то, чем занимался теперь. Занятость Учихи его поменяла, изменила и Узумаки, дав вольную свободу полагать, что выбор отныне являл себя лишь перед ним одним. А Саске не ломался под колоссальной загруженностью, и дрянной характер его не становился преградой, ведь, находясь дома, он как и прежде выкраивал время на общение и развлекательные занятия на двоих. Подобное игнорировать сложно. Трудно, да и не нужно, спустя мгновения открывшихся чувств и общих мыслей, только вот Узумаки не мог смириться, упрямо делал вид, что не замечал, как отношение Саске теплело, а глаза постепенно переставали отливать свинцовым безразличием. Дело в обратном.              Теперь его не хватало, оказывалось чертовски мало, оттого злость накапливалась и варилась внутри с непривычно громким бульканьем, от которого хотелось икать. Наруто готов был надеть противогаз, лишь бы избавиться от вездесущего запаха Учихи, ибо всё напоминало о нём; всё говорило, что тот где-то рядом, но постоянно оставался вне поля зрения.       — Боже, что ты делаешь…       Наруто не заметил, как Саске появился в спальне. Отдёрнув руку от клавиатуры, он ощутил на ладони небольшой вес и, раскрыв ту, обнаружил отодранную клавишу «S».       — Ничего, — заученно бросил Узумаки, тут же вставляя её обратно. — Чего тебе?       — Я закончил.       Подойдя к столу и, откатив лёгким пинком кресло вместе с Наруто, Учиха распорядился вкладками и сайтами по-своему, отправляя сообщение неизвестному Узумаки человеку.       — Телефон сел? — флегматично поинтересовался блондин, видя, как вкладка с игрой сию минутно умышленно закрылась. Саске не отрывался от длинного сообщения, продолжая быстро тыкать по кнопкам, вновь не замечал затруднения.       — Нет.       — Кто приходил?       — Девушка. Бедро забивали, — опередив вероятно последующий дальше вопрос, Учиха надеялся, что ответил сразу на все.       — Забавно…              Наруто развернулся на стуле и слегка оттолкнулся ногами, чтобы подъехать ближе к окну, за которым давно потемнело. Только жизнь да движение продолжали играть. Вероятно, едва покинувшая квартиру клиентка также являлась кем-то из разряда творческих личностей, раз уж Учиха затянул сеанс и позволил себе долгие разговоры.       — Ревнуешь? — в воздухе спальни Саске почувствовал нечто осязаемое.       — Да, наверное, — безразлично пожал плечами Узумаки, вставая и облокачиваясь о подоконник, ведь так намного удобнее дотянуться до ручки, чтобы после вылезти покурить. — У тебя стало больше новых людей.       Его проигнорировали, но равномерный стук клавиш вскоре совсем прекратился.       — Прочитал, как принимать таблетки?       — Да.       — Выпил? — внимание в очередной раз пришлось заключить в переписку, где новый знакомый, Суйгецу, пытался записаться на сеанс, ссыпая бесконтрольными предложениями по эскизам.       — Да.       — Лучше стало? — Учиха говорил обособленно, окончательно разрываясь пополам, находясь в диалоге одновременно двумя полюсами. Магнит тянул на поверхность, сюда, где стылый уличный воздух полез в грудину сквозь ноздри, ответственность же не давала отстраниться от экрана.       — Не знаю. Закончи с делами, потом поговорим, — так и не прикурив, Наруто отложил сигарету в сторону.       Чуть позже, рухнув на кровать, он призрачно зарылся лицом в подушку. Снова запах горьких какао бобов сменился думой непонимания. Вот он, Саске. В паре метрах, а дотянуться нельзя. Недосягаемое темноте светило, покрытое оболочкой бледной полупрозрачной кожи, напитанное грацией и энергией, да всё такое же холодное, как обманчивый образ спокойствия.       Жидко становилось в голове Узумаки. Свирепо подрывало изнутри тёплым ожиданием, а Учиха вскоре свернул вкладку соцсети и потянул за свисающую с кровати лодыжку.       — Пошли.       — Куда? — глаза Наруто разлепил лениво.       — Увидишь.       Нехотя приподнявшись, Узумаки вздохнул и побрёл следом, но уже в дверях Саске пропустил его, открывая обзор на общую комнату со ставшим родным диваном и всё ещё не разобранным рабочим местом. Учиха остановился, не толкая под зад, не шипя недовольством. Спокойный, мягкий, учтивый, будто вовсе и не имел личного несогласия с заторможенностью чужих действий.       — И? — не оборачиваясь, протянул Наруто, спустя лишь добрую минуту ожидания.       — Ты слепой?       — Что?       Узумаки всё же развернулся, непонимающе впиваясь в лик подозрительно довольного Учихи.       — Что ты опять учудил? — произнёс он так, будто был уверен услышать в ответ редкостную нелепицу.       — Тц. Закрой глаза.       Тёплая ладонь легла на лицо, перекрывая веки и затемняя обзор. Саске не опускал руку, медленно ведя вперёд, изредка направляя в стороны, дабы блондин не споткнулся о кучу приблуд. Так комната казалась бесконечной, длинной, глубокой. Все чувства сконцентрировались на звуках и пространстве, которое окружало с разных сторон однотипной гущей, словно на маленьком плоту они оказались посреди бескрайнего моря.       — Готов? — Учиха осторожно убрал ладонь, позволяя глазам открыться. Тихий голос прозвучал обезоруживающе. — Сыграешь мне?       У стены стояло пианино. Классическое с резными ножками и выбитыми на торце буквами. Белая эмаль приятно блестела, матовой поверхностью отражая света совсем немного, но достаточно для того, чтобы выглядеть больше и массивнее.       — Когда успел?       — Дал Итачи ключи. Привезли, пока мы были в клинике, — пояснил Саске, а Наруто внезапно вспомнил, как молниеносно закрылся в спальне, едва разувшись и скинув свою одежду в коридоре. Это ведь Учиха чуть позже принёс все таблетки с выпиской и стакан воды, он же комнаты не покидал.       — Да… Здорово, — вышло без должного энтузиазма, хотя на деле времени Саске дал слишком мало. Узумаки совсем не успел понять, как ему удивиться.       Вспоминать о старшем Учихе приятным не оказалось. Мысли изменились, приобрели совершенно иной характер, где враги и предатели вновь стали простыми людьми, ошибившимся однажды, пытаясь защитить тех, кто им дорог. Вот только вместо клейкой грязи в их сторону теперь шло лёгкое чувство вины. За то, что обвинял, не разбираясь, и клеймил, несмотря на безвозмездную помощь.       — Не нравится? — Саске с тонкой досадой осознал, что не увидел в реакции Наруто ничего счастливого. Это огорчало, хотя и прежде он не рассчитывал на что-то взрывное.       — Оно настроено? — тихо произнёс Узумаки, приоткрывая тяжёлую крышку.       — Да.              Инструмент приобрёл по-настоящему величественный вид, стоило чёрным отпарированным клавишам проявиться контрастом на фоне длинных белых. Наруто опустился на пуф, немного отодвигаясь, чтобы руки свободно дотягивались до нужных мест. А Саске замер, не зная куда себя деть, пока первые приглушённо тихие, но крайне глубокие звуки не прозвучали из корпуса.       Вероятно, только Узумаки мог знать, когда мелодия внезапно потекла густой нефтью, до дрожи метко пробивая насквозь. Учиха опустился на колени, тихонько кладя голову на чужое бедро, скрытое тканью свободных шорт, вслушиваясь в каждую ноту, предугадывая последующие движения неповторимой изящности пальцев.       Наруто не играл так, как привыкли лучшие ученики музыкальных школ, оттачивая мастерство для поступления в консерваторию; не соблюдал тех правил и оттенки, навязанные общепринятой грамотой. Он чувствовал, слышал, нередко закрывая глаза. Ведь руки сами перебирали клавиши, потому что музыка не в них, не в молоточках и струнах, не в нотах. Она внутри каждого, в душе, в сердце, в памяти. Узумаки никогда не играл правильно, всегда заменяя оригиналы собственным взглядом. Отмученным, радикальным и чаще всего непривычным для восприятия критиков. Только звуки, им создаваемые, никогда не звучали неверно. Наруто умел отдаваться и принимать, выражать то, на что другие способны не были. И Саске дрожал, нервозно потирая друг о друга замёрзшие пальцы. Потому что не слышал ничего печальнее и живее, чем то, как Узумаки заставлял инструмент рыдать.       В нём крылось умиротворение и спокойный отголосок неправильного, кривого прошлого. Наруто звучал в каждой из нот, выражал себя через них лучше, чем когда-либо делал это словами. Сильно, громогласно, прекрасно…       Учиха приподнял одну руку, касаясь горячей поясницы под лёгкой тканью футболки. Пальцы остановились на мягкой, немного шершавой коже, не смея отвлекать и отвлекаться самому. Так ближе и правильнее, ведь эта игра для него, только для них. Мелодия пела, рассказывая о своей боли, а мягкое нажатие на педаль заставляло её утихать, не торопиться, твердить по порядку.       Однако звуки вдруг стихли, и Саске не сразу почувствовал пустоту, принесённую молчаливым размеренным дыханием. Стоило ей разрастись, как осознание подтвердило — мысль осталась незавершённой, музыка оборвалась на открытом финале. Наруто опустил руки, слегка цепляя несколько прядей тёмных волос, рассыпавшихся по ноге и выбившихся из небольшого хвоста. И Учиха улетел, стоило пальцам зарыться в них, едва ощутимо коснуться подушечками кожи, провести вверх, останавливаясь на затылке.       — Займись музыкой, Наруто, — немного неразборчиво пробормотал ему в ногу Саске. — Или придушу тебя.       — Хочешь услышать, как я пою? — в ответ улыбнулись, понимая, что никогда прежде не делали этого на публику.       — Хочу, чтобы ты не просрал талант.       — Не думай об этом как о чём-то особенном. Не стоит романтизировать обычное хобби.       — Возьми мой комп завтра, скачай всё, что нужно, и просто сделай.       — Легко сказать, — скептически отозвался Узумаки, убирая руки и позволяя им безвольно повиснуть вдоль тела.       Учиха же оторвался от приятного тепла и направился разгребать рабочую зону, по пути стаскивая со спинки дивана разложенные пеленки. Очередной нелёгкий разговор.       — Я помогу, если хочешь, — Наруто вскочил с места, внезапным порывом дёргаясь в сторону непонимающе обернувшегося Саске.       — Не надо. Просто послушай моё мнение, если оно хоть чего-то стоит, — отказался Учиха, разматывая плёнку на банках и тюбиках. — И позвони в свою церковь. Завтра суббота, — с чувством дежавю снова напомнил он.       Из комнаты Саске не выходил до глубокой ночи, оставшись наедине с насущным и бытовым. Свои вопросы каждому пришлось решать в одиночестве, отчего Наруто безмерно скучал по мимолётным моментам, когда ему ещё удавалось быть рядом. Тепло Учихи и его незапланированная, внезапная нежность одурманивали не хуже коктейля запрещённых веществ с единственной разницей в том, что были совершенно натуральны, неподдельны, и, Наруто надеялся, что искренни.       Узумаки продолжал ловить себя на мысли, что тянуло подняться, тянуло подойти и обнять, тянуло высказать накипевшее. Он не знал, как должен поделиться собой и оставить напоминание, которое сквозило бы теплом и светом, ведь должно же ещё оставаться в прожжённой болью душе что-то специально для него. Не знал, а тянулся безбожно.       «Не уснул?» — скорее, по привычке написал он, нелепо разговаривая с человеком в соседней комнате через сообщения. Саске ответил быстро, будто и не был занят чем-то серьёзным.       «Зайди»       Скользнув с дивана, Наруто подтянул немного сползшие шорты и тихим шагом последовал к закрытой двери.       — Короче… — устало произнёс Учиха, откидываясь на спинку игрового кресла, тогда как ногу своевольно положил на гудящий системник. — Основной препарат довольно агрессивный, но рекомендован для лечения и профилактики биполярных расстройств первого типа. В случае превышения дозы возможно ухудшение состояния и начало формы глубокой депрессии, поэтому принимать его пока что только со вторым. Даже если забыл или не успел.       — Ты ради этого позвал? Я и так уже понял, что пить их придётся постоянно, — Узумаки подошёл ближе, проходя мимо Саске и опускаясь на пол, рядом с батареей, однако спиной к той не прислонился. Мягкому теплу не стоило превращаться в обжигающий кипяток.       — Я не говорил о длительности приёма. Это не столь важно, как то, что тебе нежелательно пить. Алкоголь даст дополнительную нагрузку на печень, слышал? Загнёшься, если продолжишь злоупотреблять. Что касается наркотиков, об этом вообще забудь.       — Что же там? Головные боли и несварение?       — Возможно. В лучшем случае. Но последствия крайне неприятны при любом исходе, вплоть до летального.       Саске немного развернулся, дабы лучше видеть угрюмое лицо Узумаки. Сидел тот фривольно, с растрёпанными волосами и небольшим блестящим колечком в крыле носа. Почему-то неудержимо тянуло прикоснуться к нему, дотронуться до металла, покрутить, однако Учиха остался на прежнем месте, продолжив говорить о том, с чего начал:       — Под самым строгим запретом ЛСД, психоактивные вещества и опиаты. Не думай, что я пугаю, всё вышеперечисленное в действительности…       — Давай потрахаемся? — внезапно предложил Наруто, оттягивая края футболки вниз, из-за чего та облепила грудь и плечи. Слушать нравоучения, о которых и сам прекрасно догадывался, было тошно.       — Ты меня услышал, — довольно грубо поставил точку Учиха и, дотянувшись до мышки, выключил утомившийся компьютер.       Новая работа сильно выматывала, от неё затекала спина, уставали глаза, и ощутимо кололи руки. Саске зевал, стараясь как следует потянуться. С непривычки сразу вливаться в полноценную деятельную активность оказалось ничуть не приятно. Возможно, в некоторых аспектах в этом было что-то особое, что заставляло сердце трепетать от удовлетворения и радости перед очередной заслугой, но тело отзывалось не так благосклонно.       Саске приглушил на пульте управления свет и улёгся на прохладные мягкие простыни, смотря, как засидевшийся на полу у окна Наруто бездумно почёсывал голень, невзначай оплетая щиколотку пальцами и несильно сжимая. Вот только долго сидеть он не стал, лениво поднимаясь с места; глазами же кого-то проклял.       — Спокойной ночи, — буркнул Узумаки и осторожно прикрыл за собой дверь, вновь оказываясь в пустынной гостиной, наедине с любимым диваном.       Кровать в материнской квартире не вызывала столько тёплых чувств, как эта конструкция, обтянутая куском мягкой материи. Там не было потребности в нём, ощущения возвращения к истокам и тому подобного, меланхоличного бреда, что прожигал на подкорке мозга одно единственное слово — «Дом».       Голова легко упала на подушку, так же как и всё в этой квартире, хранящей лёгкий аромат горького шоколада, дурманящего рецепторы до ярких вспышек непроизвольного желания ощутить, прикоснуться, будто тот был физически осязаем. Принюхиваться же смысла не было, запах и так витал в каждом сантиметре вокруг. Странно, что за столько пролетевших дней Наруто не удалось к нему привыкнуть, перестать различать.       Крышка пианино отливала приятным серебром, только сейчас Узумаки вдруг понял, что инструмент похож на большое полотно, чистое и нетронутое. Доступное для новых свершений и экспериментов, на котором умелый художник мог бы воплотить в реальность свои фантазии.       Под грузный стук успокоившегося сердца Саске появился в комнате с тихим шорохом, волоча по полу вуаль совершенства и лёгкого замешательства. Он не любил появляться из ниоткуда в то время, когда человек обретал законное право на отдых, но в этот раз что-то заставило его выйти из личного мрака холодных бриллиантовых стен.       — Лучше стало? — он опустился на диван, ложась на бок так, чтобы прямо смотреть в лицо напротив.       — Да, — слабый кивок стал хорошим тому подтверждением.       Учиха приобнял расслабленное тело одной рукой, невесомо пощипывая за бок, вот только, кажется, совсем этого не замечая. Взгляд Наруто одурманивал, плавил. В почти бездонной темноте глубокой синевы не получалось разглядеть, глаза казались тёмными и холодными, но тонкие росчерки голубого просачивались то тут, то там, образуя непередаваемый сложный орнамент, сплетение цветов и оттенков с малозаметными тихими искрами.       — Всё ещё меня любишь?       — Глупый вопрос, — Наруто ёрзал, стараясь принять наиболее удобное положение. Тема собственных чувств до жути нервировала, да, как назло, Учиха не переставал поднимать её всякий удобный раз. — Не должен разве?       — Не знаю, — чисто признался Саске. — Многие принимают отчаяние в период депрессии за любовь, так страдать становится проще, появляется причина.       — Прекрати, — оборвал его Узумаки. — Ты всё время теперь будешь тыкать меня в этот диагноз? Что изменилось?       Отчасти не ясно. Учиха пожал плечами в неоднозначном ответе, правда, из-за лежачей позы это вышло почти незаметно.       — Ты всегда таким был. Просто теперь мы оба знаем, что виноватых здесь нет и навсегда ты таким и останешься.       — Звучит безнадёжно, — усмехнулся Наруто, ненадолго прикрывая глаза. — Я ещё не привык к тому, что… На всё есть логическое объяснение, и боль может не иметь социальных причин.       Заскребя ногами по одеялу, Узумаки придвинулся ближе, почти утыкаясь носом в чужой подбородок. Рука переместилась на талию, и Саске принял его как родного, ласково прижимая к себе.       — Не сегодня, — прошептал он, переворачивая Наруто на спину.       — Что?       Оказавшись сверху, Учиха плавно опустился на его бёдра и наклонился ниже, трепетно прикасаясь сухими губами к горячей коже на шее.       — Потрахаемся не сегодня.       Наруто шумно вздохнул, слегка отворачиваясь, давая больше места и пространства для ласки.       — Я и не хотел, — спокойно припечатал он. — Сказал первое, что пришло в голову. А ты, придурок, лезешь заигрывать, но заведомо предупреждаешь, что ждать больше нечего.       — Разве не нравится? Попробуй сказать, что не рад вернуться, — Саске прикусил тонкую кожу, посасывая и вынуждая капилляры лопнуть, чтобы в дальнейшем осталось видимое пятно. Метил, присваивал, продолжал заставлять сердце биться, разгоняясь до критической скорости. Такая мелочь, а осознание, что это реально, всё равно будоражило и размазывало по подушке.       — Не скажу. Ты, дебил, всё равно не поверишь.       Учиха медленно отстранился и, утянув за собой на прежнее положение, улыбнулся. По-новому. С лёгкостью и согласием, с честностью и заботой. А после, проведя краем пальца по широкой поверхности затёртого кольца, пододвинул чужую ладонь ближе к груди и до странного тихо, словно боялся повисшей неловкости, прошептал в самые губы:       — Ты как знаешь. А я рад, что мой мальчик вернулся домой.