Позор

I made another mistake Thought I could change, thought I could make it out Promises break, need to hear you say «You're gonna keep it now» When the curtains call the time Will we both go home alive? It wasn't hard to realize Love's the death of peace of mind Bad Omens — THE DEATH OF PEACE OF MIND

«Я совершил еще одну ошибку,

Думал, что могу измениться, думал, что смогу разобраться.

Обещания нарушены, мне нужно услышать, как ты говоришь:

«Брось это все прямо сейчас».

Когда наступит время выйти на поклон,

Вернемся ли мы оба живыми домой?

Было нетрудно осознать -

Любовь — это смерть душевного покоя»

      Середина произведения нравилась Наруто больше всей остальной его части, в эти моменты томное звучание низких регистров пробирало до дрожи, заставляя блаженно прикрывать глаза и наслаждаться низкочастотной вибрацией, проходящей сквозь тело. Последняя, завершающая композиция воскресной службы, что каждый раз пускай и состояла практически из одного и того же списка музыкальных произведений, выводила душу и тело в незыблемые пространства бесконечного космоса. И было в этом что-то волшебное, непередаваемо великое, когда приходило осознание, что создают его собственные руки, отражая в звучании цельность и смысл самого музыканта.       В воздухе звучала страсть, сила и неопределённость. Переплетаясь в единое целое, они образовывали нечто коварно-сладостное, острое, но в то же время глухое и забытое, отражающее всю суть разницы, отличающей человека от Бога. И другие люди так же слышали это в мощном звуке, отражающемся от высоких каменных стен. Так женщина с густо подкрашенными глазами, затаив дыхание, остановилась посреди залы, наполненно восторга слушая окончание низкой мессы.       Музыка воодушевляет, дарит те самые крылья, которых иногда не хватает. Она живет в сердцах тех, кто готов ее слышать, виртуозно меняясь за счёт них. Узумаки был поражён, насколько явственно и громко пела его душа. Крича дурные мысли, покрывшие внутренности изнутри, здесь она не боялась показать себя настоящей.       Последние ноты, по собственной прихоти помеченные в партитуре красным, звучали глубоко и протяжно. Наруто трепетно, но с определённым давлением, идущим глубоко изнутри, продолжал держать клавиши зажатыми до тех пор, пока все созвучия не слились в один чистый тон. Взор на мгновение заволокла мутная пелена, появившаяся от блика на тонко выступившей влаге в уголках глаз, как вскоре развеялась, стоило глазам поморгать и отойти вверх.       — Так-то лучше, — на уровне слышимости прошептал Узумаки, поставленно отрывая от инструмента пальцы и поднимая кисти.       Его меланхолия добралась до логического завершения, оставляя на душе лишь легкий, немного терпкий осадок. Красота требует жертв, и в этот раз ей стала минутная слабость Наруто перед величественным способом изложения мыслей.       Собравшись с подкачавшим духом, Узумаки невинно оглядел своё рабочее место и, обернувшись, облокотился на ограждение, отделяющее место маэстро от общей залы. С высоты второго этажа окинул взглядом монументальные своды собора и в изумлении застыл, увидев, как прихожане, запрокинув головы вверх, вглядывались туда, где скромной персоной стоял он сам. Те смотрели молча, замерев кто где, а парень все никак не мог понять сего ажиотажа, трусливо наблюдая в ответ, зависнув на слегка покачивающихся ногах. И все же, вернув теме здравия, Узумаки отошёл от перил и с облегчением выдохнул, быстро сворачивая бумаги, чтобы засунуть те в рюкзак. Думать больше не хотелось, после подобных вещей лучше всего отдохнуть как морально, так и физически, в противном случае, можно перенасытиться разного рода эмоциями.       Дорога вниз казалась как никогда длинной. Всего-то восемнадцать низеньких ступеней, которые раньше пролетал и не замечал, теперь почему-то были длинной в целую милю. Зачем они смотрели на него? Быть может, так было и раньше, просто Наруто никогда не обращал на это внимание, сразу сворачивая немногочисленные атрибуты и убегая восвояси. Странно, и, стоило признать, пугающе.       Спустившись вниз, стараясь не обращать внимания на чужие взгляды, Узумаки быстрым шагом, пропуская ряды один за другим, направился к тяжёлым резным дверям. Он пресно и вдумчиво смотрел в одну точку, идя строго вперёд и не отвлекаясь, пока справа вдруг не послышался нежный приглушённый голос. Его-то блондин помнил на удивление четко, ещё с прошлой и единственной встречи, когда оказался случайным свидетелем нечто странного.       — Наруто, — ласково позвала женщина, заставив сию минутно остановиться и обернуться вслед.       Лицо аббатисы украшала та самая улыбка, с которой женщина всегда встречала людей, решившихся открыть сердце Богу. Узумаки не был знаком с ее именем, однако быстро вспомнил, как та вводила его в курс дела при первом посещении этого храма, едва приспичило устроиться на работу. Не отказывая себе в ответной улыбке, Наруто сделал шаг навстречу, отходя с основного прохода в сторону.       — Доброе утро, — сдержанно, но дружелюбно, поприветствовал он. — Как Ваши дела?       — Благодарю, дитя. Все в порядке, — учтиво склонив голову, проговорила служительница церкви. — Но я забеспокоилась. Мне показалось, что сегодняшняя месса отличалась незнакомым звучанием. Что это с тобой?       — Разве? — растерянно улыбаясь, удивился Узумаки. — Я… Наверное, вошёл во вкус. Знаете, очень соскучился по этому списку.       — Должно быть, Господь сотворил тебе чудо… Ведь такая музыка… Такая музыка идёт из глубин души, — молвила женщина, осторожно покручивая наперсный крест. — Давно я её не слышала.       — Я просто люблю своё дело, — засмущавшись, протараторил Наруто. — Рад, что могу прикоснуться к чужим сердцам таким образом.       Аббатиса легонько кивнула, скорее всего, соглашаясь со словами паренька, несущего новый свет в этом месте. Женщине не полагалось знать о том, что Наруто не верил её религии, не полагалось знать, что грешит он столь часто, что впору было не выходить из исповедальни или не входить на территорию храма вовсе. Она не знала об Узумаки ровным счётом ничего, однако к нему её сердце тянулось, подсказывало, что в этом человеке таится нечто сильное духом, наполненное искренностью и добротой.       Наруто продолжал улыбаться ещё какое-то время, пока разум не подсказал, что это стало совсем неуместным. Тогда ноги сами развернули его и снова пошагали уже в известном направлении — к двери. Очередные игры разума пробирали до костей. От них хотелось закрыться, и дело вовсе не в страхе, да только стало вдруг непонятно, стоило ли вообще обращать внимание на всякий заскок, ведь, если верить тем взглядам и этим словам, в Узумаки на самом деле что-то переключилось. Что-то такое, о чем он сам ещё ничего толком не знал, не понимал и едва чувствовал, но испытывал неподвластный ворох эмоций, которые, казалось, чуточку сводили с ума.       Свежий зимний ветер раздул мысли прочь, как только налетел на него у самого выхода. Обеденное солнце, уже не такое яркое и высокое, каким было пару часов назад, продолжало светить под углом, заставляя жмуриться от ярких лучей, отражённых гладкой поверхностью белоснежного покрывала. Не сразу привыкнув к резкой смене обстановки, Наруто потихоньку спустился с длинных низких ступеней, выходя на главную дорогу, пролегающую через всю территорию храма до самых ворот. Тонкая прослойка снега скрипнула под подошвой и тут же потемнела. Узумаки, отчего-то обративший на это внимание, наступил рядом ещё раз, оставляя уже не такой темный, но все ещё заметный, след, — получилось что-то, отчетливо напоминающее форму сердца, и Наруто ободрел. Тогда он оставил третий, посередине четвертый, превращая рисунок в треугольник с мягкими углами, и несколько заинтересовался проделанной работой.              Узумаки дурачился, как ребёнок, фантазируя и пробуя новые виды комбинаций, стараясь совместить три шага во всевозможные формы, а потому не замечал, как в пятнадцати метрах от него, у самых ворот, примостившись плечом к высокому, украшенному кованой тернией столбу, за этим ребячеством с благосклонной улыбкой наблюдал Саске. Его тянуло высказать что-то по этому поводу, опустить веки, отвлечься, но вопреки смутным желаниям Учиха продолжал стоять и смотреть. Только он успел поверить, что парень перед ним — человек серьёзный, как тот разбил уверенность вдребезги. Чёрт бы с ним. Взяв волю в кулак, Саске выпрямился, посерьёзнел и громко позвал:       — Узумаки.       Наруто вздрогнул, заслышав знакомый голос, и поначалу подумал, что ослышался, ведь не должно быть здесь ни этого человека, ни его слов, но, обернувшись туда, откуда предположительно звали, застыл на месте, широко растопырив глаза. Что здесь делал Учиха — предстояло ещё разобраться.       — В клоуны метишь? — усмехнулся Саске, как только Узумаки на негнущихся ногах еле дошёл до ворот, ни на миг не отводя от него взгляда.       — Что ты здесь делаешь? — без лишних препирательств последовал заданный в лоб вопрос.       — Курю, — Учиха показательно потряс у того перед носом рукой с тлеющей сигаретой.       — Я серьёзно.       — Дело есть. Поэтому, как видишь, тебя жду, — довольно холодно отрапортовал Саске, отведя взгляд и вновь облокотившись на воротный столб.       — Почему не написал?       — Смысл? Я и так знаю, где тебя искать.       — Не припомню, чтобы говорил тебе адрес работы, — протянул Узумаки, под недовольный вид забирая из чужих пальцев остатки сигареты. — Ладно. Что у тебя опять?       Учиха как-то скованно улыбнулся, дергая одним уголком губ, однако отвечать не спешил, понимая, что придурку его идея не понравится. Все же он не считал, что шёл сюда просто так, а потому был готов осуществить желаемое любой ценой.       — Мы за мотом едем.       — Что, прости? За мотом? — в смятении переспросил Наруто.       — Не делай вид, что глухой, — бросил Саске. Порой Узумаки напрягал своей видимостью ничего непонимающего спецбольного. Конечно, многие люди так проявляют эмоции, но Учихе было откровенно плевать на статистику. Наруто бесил.       — Мот, в смысле, мотоцикл? — разобравшись во всем с первого раза, продолжал уточнять он, на что Саске согласно кивнул. Узумаки же обречённо вздохнул и спокойно поднял глаза, диагностируя признаки отклонений и прочего мракобесия. — Ты больной?       — Похоже, — так же спокойно хмыкнул Учиха. — Что-то не так?       — Да всё не так. Боже… Тебя не смущает время года, погода, там… А всюду лежащий снег и температура?       — Нет, — невинно пожал плечами тот, и Наруто едва сдержался от того, чтобы не уйти в противоположную сторону.       — Что за мотик? Где? Когда? — начал перечислять он интересующие вопросы, но не успел договорить, как ответы посыпались тем же градом.       — Шестисотка, через час, у мужика на северо-западе, вариант хороший, даже зимняя резина есть, все необходимые видео получил, документы тоже.       — На нём не покатаешься, — покачал головой Наруто. — Слишком холодно, движок не прогреешь, масло в коробке застынет, и трансмиссия пойдет по пизде. У тебя ж гаража даже нет. Это издевательство.       — Вот и посмотрим, сколько он проживет.       — Дай Бог, чтоб не завелся, иначе сам его не переживешь, — Узумаки потер покрасневшую переносицу и хмуро взглянул на время. — Где он только резину на него откопал…       — Всё, прекращай. Вопрос не двух минут, я полдня уже на эту хуйню угробил.       — Не дружишь ты с головой, — удручённо согласился Наруто. — Что тут ещё сказать. Откуда вообще эта идея взялась?       — Попробуй ничего не говорить.       Легко улыбаясь, Саске слегка развёл руки и сделал шаг навстречу. Глаза его светились нездоровой радостью, а радужки блестели.       — У нас мало времени.       — Я с тобой не поеду, — категорично отказался Узумаки, мысленно уже упираясь руками и ногами. Учиха прыснул, смотря как тот, словно загнанное животное, предпринял попытки отступить.       — Как будто тебя кто-то спрашивает.       — Да срать мне на твое мнение. Я никуда не еду, — возмущённо повторил Наруто, раздраженно стреляя взглядом.       Саске ничего не сказал, однако, быстро оборвав попытки отступления, крепко ухватил того за рукав куртки и довольно жестко толкнул в сторону выхода с территории. Узумаки продолжал сопротивляться, выкрикивая что-то несвязное, то и дело изворачиваясь. Бесполезно.       У тротуара, в конце протоптанной прямо в снегу узенькой дорожки, уже ждала машина. Наруто рассвирепел ещё больше, считая, что наглости Учихи нет предела, ведь тот когда-то уже успел заказать такси, решив за обоих, кому и что надо от этой жизни.       Не без проблем затолкнутый на заднее сидение Наруто тут же надулся, аки индюк, и отвернулся к окну, не желая по новой вступать в контакт с плевавшим на его желания человеком. Саске не возражал. Детские обиды его не волновали, а закатывать истерику на ровном месте он смысла как такового не видел. Машина же тронулась с места, спеша убраться вдаль.       Порядка тридцати минут ехали молча. Водитель предлагал включить музыку по личному предпочтению клиентов, но те отказались, невольно уперевшись слухом в тихий гул работы двигателя и приглушённый шум города. Учиха без зазрения совести наблюдал за тем, как на лице Узумаки одна за другой сменяется множество разнообразных эмоций. Вот брови съезжаются над переносицей — значит, злится и негодует. Логично, многие бы испытывали то же самое, потащи их насильно туда, куда им вовсе не надо. Вот поджимает губы, вероятно, стыдясь за собственное поведение, которое теперь начинало казаться неуместным. Вот украдкой поглядывает в его сторону — поджидает, ищет момент, когда сможет прекратить ломать спектакль и снова начнёт чувствовать себя непринуждённо. Сложно признать, что перегибает со своей маниакальной обидой? Сложно. Но ещё сложнее просто взять и прекратить вести себя так, когда уже убил столько времени на сотворение грубого образа. К сороковой минуте Наруто сдался.       — Долго молчать будешь? — пробурчал Узумаки, недовольно глядя на Учиху. Тот равнодушно пожал плечами и продолжил смотреть в окно.       — Мне не сложно.       — Как раз это я вижу. Прекрати, ладно?       — Мне прекратить? — удивился Учиха, наконец обернувшись и тут же встретившись с горящими равноценным спектром эмоций глазами.       — Саске, хватит, — с мольбой в голосе Наруто рассчитывал не разочароваться в большем. — Я долбоёб, знаю, но ты же умный.       — Хорошо, что знаешь, — совершенно беззлобно отозвался Учиха, приготовившись к бурной реакции, но Узумаки, вопреки ожиданиям, спокойно кивнул и медленно отвернулся.       — Скоро мы приедем?       — Скоро, — кивнули в ответ. — Минут пятнадцать.       — Так, а… Насчёт мота… Ты умеешь на них ездить? — вопрос Наруто оказался неловким, да не поинтересоваться об этом, на его взгляд, явило бы роковую ошибку.       — У Итачи был когда-то, — неоднозначно протянул Саске. — Боишься?       — Нет. Но хотелось бы быть уверенным, что ты не размажешься по асфальту на первом же повороте.       Учиха тихо засмеялся. В словах он чутко проследил своего рода заботу, и, даже если Наруто так переживал о каждом отбитом на голову придурке, приятное тепло в сердце остановить не удавалось.              Остаток пути проехали в тишине, оба глупо улыбаясь, но всячески стараясь это скрыть. По завершении поездки водитель пожелал хорошего дня и быстро скрылся из поля зрения. Перед глазами же расцвёл унылый пейзаж стандартного частного сектора: множество однотипных заборов и двухэтажных домов, возле одного из которых они и остановились.       Саске быстро отписал кому-то в телефоне, и уже через пару минут массивная калитка распахнулась, являя собой крупного мужчину в рассвете сил. Тот молча пожал поочерёдно протянутые руки и кнопкой пульта открыл ворота гаража, не тратя времени попусту. Учиха держался стойко, меланхолично-отчужденно даже в моменты проверки всех интересующих его аспектов, придирчиво исследуя и терроризируя несчастный мотоцикл со всех сторон. Наруто стоял чуть поодаль, не шибко разбираясь в этих деталях и, что греха таить, совсем не заинтересованный в продолжении сего кутежа. Внимание кружилось по сторонам, облетая замшелую улицу, теряясь в ней однотипностью, слаженностью и смирением. Вроде бы хорошо здесь живут люди, а вроде бы словно чашки в столовом сервизе. Узумаки уже заскучал, потягиваясь к карману, как вдруг дело дошло до главного.       — Проехать можно? — строго поинтересовался Саске, лично убедившись в том, что на холодную мотор не троил и в остальных местах являл полный порядок. Мужчина кивнул, отходя в сторону. По виду его хмурого, неброского лица считать классику мыслей оказалось несложно. Тот должным образом держал обособленный облик, желая только продать. Плевать ему на последствия.       Наруто же заметно приуныл. Гараж у мужика отапливался, но не сказать, что температура в нем сильно отличалась от уличной. Завороженно наблюдая за всем происходящим, он то и дело ловил себя на мысли, что сам не смог бы спросить и половины из того, о чем говорил Учиха. К его удивлению, Саске проехал большой круг вдоль по улице настолько быстро, что сомнения в его действительных навыках ушли на второй план. Смирение отозвалось согласием. Зима все расставит на свои места, ты только привыкни к мысли о смерти, как Саске должен был принять ее, приезжая сюда. Вот только, остановившись, Учиха не выглядел сильно довольным.       — Нейтраль плохо ловит и с первой на вторую тормозит, — подытожил он, обращаясь непосредственно к владельцу.       — Холодно, да и масло советую поменять, — пожал плечами мужчина, покорно принимая чужие замечания.       — На баке скол, — столь же спокойно продолжал перечислять Учиха. — Плюс, резина только зимняя, что необычно для стандартной продажи, да и в целом цена далеко не по низу рынка.       — Он свежий, и состояние почти идеал.       — И всё же… Боюсь, что новая коробка будет стоить куда больше десятки. На нём давно не ездили?       — Скину пятнадцать, это справедливо, — угрюмо пробасил мужик, поняв, что спорить бесполезно, а от поставленных цифр с учётом потери цена не сильно и поменяется.       — Идёт.       В момент, когда Саске отсчитал сумму «скидки» и протянул толстую пачку красных купюр владельцу, глаза Наруто округлились до небывалых размеров. Он вдруг снова вспомнил, что ни черта не знал ни о семье Учихи, ни о его работе. Откуда столько денег на игрушку? Откуда на его съёмную квартиру? Неужели Саске из той прослойки общества, где хорошо обеспеченные родители не скупятся ни на одну прихоть своего любимого чада? Почему-то ему никогда не казалось, что это действительно так, да и сейчас предположения выглядели отчего-то малым нелепо. Вот только мысль эта многое объясняла, и добровольную тягу к инвалидному креслу — также.        — Поехали, — твёрдый голос вырвал из пучин размышления, как кирпич, брошенный с крыши. Наруто вздрогнул, резко поднимая голову.       — Уже все?       — Да. Как держаться знаешь? — не обращая внимания на потерянность Узумаки, поинтересовался Саске, и, стоило Наруто неоднозначно кивнуть, устало вздохнул. — Прижимаешься ко мне сзади, руки опускаешь на бак, ближе ко мне, и складываешь друг на друга. Вообще, прилипни как можно плотнее и синхронно повторяй все наклоны, иначе мы разложимся, не успев отсюда выехать.       — Слушай, может, ты один лучше…       — Садись уже, — раздражённо проскрипел Учиха, хмуря тонкие брови.       — Ладно…       Наруто нервно перепрыгнул с ноги на ногу, после чего все же решился и подошёл к сидящему на пурпурном мотоцикле Саске.       — Блять, просто перекинь одну ногу и сядь уже, — выдохнул Учиха, наблюдая за тем, как тот, не зная, с какой стороны подступиться, бродил вокруг.        Кое-как выполнив все четко по инструкции, Узумаки все-таки психанул и уселся на заднюю часть высокого сидения, наклоняясь вперёд. С непривычки, да и с дополнительным весом, Саске стало неудобно даже чисто держать мотоцикл, опираясь носочками ног о землю, но говорить об этом Наруто он предусмотрительно не возжелал. Привыкнет, стоит только дать себе немного времени.       Когда неудачливый пассажир, наконец, перестал ёрзать, Учиха зажал кнопку «Старт-стопа», и Ямаха Р-6 приветливо зарычала, блеснув маленьким экранчиком на приборной панели. Щёлкнув лапкой переключения на первую передачу, Саске легонько выкрутил ручку газа и медленно, давая Узумаки возможность привыкнуть к ощущениям, покатился по улице вдоль однотипных жилых домов. Сложности не пугали. Наруто, подобно маленькому тёплому комочку, изо всех сил прижался к его спине, а потому Учиха чувствовал, как того неслабо трясёт. Узумаки боялся, навыдумывал себе несусветных сюжетов, и Саске тянуло оборвать те, поставив точку на нужное место, однако желание это так же резко отбило, стоило рукам переместиться с бака на его талию.       Ездить в холодное время года нужно максимально осторожно. Запрещается резко поворачивать руль или наклонять байк – такие действия гарантируют занос или срыв колеса. Газ — инструмент непосредственный, о нём не следует забывать, однако гонки на скорость отнюдь не лучшая альтернатива скудности жизни. Саске думал, что понимал величину ответственности, обнявшей плечи, считал благоразумие высшей степенью проявления эмпатии, что в этот раз по ошибке досталась маленькому человеку за спиной. И все же во всем сомневался.        — Холодно… — куда-то в шею прошептал Наруто, едва им удалось выехать на прилегающую к шоссе дорогу.       Скорость ступенчато превысила ту, с которой изначально катились по тихой улице, и теперь ледяной ветер пронизывал насквозь, прорываясь даже через толстую преграду в виде зимней куртки. Своих желаний бояться не стоило, всякий раз повторяли себе, словно мантру, безошибочно следуя инструменту обратного.        — Мне холодно, — повторилось близ уха, внезапно став особо бойким катализатором к действию.        Ни то жалость, ни то понимание в проявлении простого слова рвануло к ответу на вызов. Вызов Учиха придумал сам, по несчастью забивая голову круглым на манер квадратного. В этот день его неслабо отдавало крайностям, будто и других дней доселе не бывало, словно завтрашний рассвет — нечто обоюдно плетёное, несуществующее и слащавое. Вдруг он запутался, разыгравшись на славу безумия. Появился на свет багряный блеск ржавых прутьев, что все держал, невзирая на целостность.        — Сейчас согреешься, — убедительно предупредил Саске, выезжая на полупустую трассу.       Ручка газа порывисто дернулась, а хорошо прогретый мотор заорал так, что, не шуми в ушах от скоростного потока воздуха, их бы наверняка заложило. Мало кто знаком с этим чувством, однако узнать его способен каждый. Оторваться ото сна, чувствуя холодный нож у горла; биться пульсом несдержанно и смертельно, покуда обездвиженный организм теряет время реакций.       Наруто вжался в чужую спину, хватаясь за всевозможные места Учихи из тут же найденных сил. Страх и ужас, на мгновение сковавшие тело, быстро перебил инстинкт самосохранения, заставляя держаться и вспоминать все предостережения с молниеносностной скоростью памяти. Тело неистово тянуло назад. Казалось, ещё мгновение, и он улетит парашютом, встречаясь с лобовым стеклом автомобиля позади. Узумаки ничего не стоило думать пустой головой, сейчас ошибочно полагал, что изначально предвидел, к чему вела их скупая затея. Цифр на спидометре он не видел ровно так же, как и зашкаливавших для третьей передачи оборотов двигателя, но был уверен, что, произойди любая погрешность, они мигом растеряют на злополучном асфальте все кости. Обязательно растеряют, думать тут не о чем. Учиха больной, его неистово привлекала возможность скоропостижной смерти, и, сев в ту же лодку, Наруто обязан был перестать взывать к существованию собственного здравия.        — Саске, перестань! — что есть мочи заорал он, сжимая фигуру через жесткую ткань не совсем уж и тёплой куртки. — Если мы… — договорить ему не удалось, потому как, окончательно спрятав пошедшие рябью глаза, Учиха переключился на четвертую передачу, понижая обороты и превышая скоростную отметку в 120.       Дух захватывало не по-детски. А мысли о том, что совершать подобные действия, сидя впервые за ещё не объезженным мотоциклом зимой, при отсутствии всякого намёка на экипировку — удел умалишенных. Вот только Узумаки было плевать, осталось ли в голове у Саске хоть что-то напоминающее отголоски твёрдого ума, единственной его надеждой на этот момент оставалось желание выжить. Любой ценой.       Мотоцикл же продолжал набирать скорость, каким-то чудом все ещё удерживаясь на поверхности асфальта в вертикальном положении. Наруто колотило с той резвостью, что он едва умудрялся держаться за Учиху, безвозвратно сползая по сидению все дальше и дальше. Визжащий в ушах ветер уже не играл ровно никакого значения в сравнении с поглотившим его животным страхом и чувством окончательной дезориентации.       Машины соседнего ряда пролетали как пули, оставаясь где-то позади, и создавалось впечатление, что те на полном ходу движутся задом, а никак не вперёд. Несмотря на то, что Наруто всеми правдами и неправдами прижимался к чужой спине, старательно отвернувшись на максимум, глаза безбожно слезились от сильного потока ветра, и каким образом Учихе удавалось видеть что-то без шлема на такой скорости для него обращалось впредь новой загадкой.              Застилающие взор слёзы тут же слетали, оставляя влажные дорожки на щеках, никак не мешая Саске ловить краем взгляда цифры на электронном экранчике, которые в свою очередь уже перевалили за 135. На этом следовало остановиться. Как-никак, Учиха считал, что достигнутого Наруто хватит сполна и тот точно запомнит первую поездку надолго. Вот только что именно он пытался этим доказать? Абсолютно ничего. Ему ни грамма не прельщало вновь играть на чужих нервах, да и подвергнуть жизнь другого опасности удалось с огромной натяжкой. По крайней мере, Саске так думал. Виной тому чрезмерная самоуверенность. В секунды полёта на высокой скорости сознание его будто впало в грёзы, не фильтруя ни мысли, ни желания, которые могли понести за собой последствия куда тяжелее привитого безразличия. Хотелось одного — не прекращать, пока не остановится сердце, пока мозг не очнется и не поведает тем, что живой. В определенный же миг в голове тихо щелкнуло, и выжимающая несчастную ручку кисть руки поспешно ослабила хватку.       Саске снизил передачу сначала до третьей, а затем и до второй. Теперь скорость, казавшаяся Узумаки доселе заоблачной, ощущалась как лёгкий разгон. В груди колошматило громче и, похоже, не собиралось успокаиваться. Эмоции били через край, оглушая своим набатом и без того заложенные уши, а стоял в них лишь гул и шум собственной крови, словно кто-то снизил слышимость окружающего мира до нуля, опустив его глубоко под воду.       Вернувшись в нормальную скорость потока, Учиха проехал ещё порядка нескольких километров, прислушиваясь к ощущениям человека позади себя, и повернул на съезд по возвращении в город. Несколько минут они мерно тянулись за парой заснувших за рулём непутёвых, а после, плюнув на правила, Саске быстро, пока в поле зрения не было ни камер, ни сотрудников в форме, обогнал злосчастные автомобили через сплошную.       На улице стало в разы холоднее, и может, так только казалось из-за продрогшего насквозь тела, а может, виной тому стали плотные облака, закрывшие землю от лучей яркого белого солнца. Единственным источником тепла для них оставался лишь небольшой участок соприкосновения тел, отчего оба несознательно жались друг к другу плотнее.       Наконец, нужная улица показалась на горизонте, и заняв крайний левый ряд, Саске свернул на неширокую однополосную дорогу, ведущую прямо к необходимому месту. Ощущения же концентрацию перебивали, твердо подсказывая, что в этот раз малой кровью не обойдется.       — Ты совсем больной, идиота кусок! — завопил Узумаки, спрыгивая с насиженного места, стоило Учихе только ровно остановиться. — Еблом своим думаешь хоть немного, а?!       — Орёшь, а понравилось, — Саске злорадствовал, не видя смысла даже начинать бесполезную полемику оскорблений. Наруто задыхался от возмущения, видя в антрацитовых глазах насмешливые огоньки. Его бы к черту на рога, как и тянуло. В центр реабилитации, под трепетный контроль санитаров, вместо диких улиц вседозволенности и азарта.       — Да иди ж ты… Там разложиться было как нехер, сколько ты выжал?! Сто восемьдесят? Двести?!       — Всего сто сорок, — спокойно поправил Саске, вытащив ключ из замка зажигания и зажав тот в ладони. — Ты знал, на что идёшь.       — Это ты мне говоришь? Меня сегодня кто-то вообще спрашивал?! — Узумаки сделал резкий выпад навстречу, искренне желая как следует вмазать по невыносимо спокойной роже. — Чтоб я ещё раз куда-то поехал с тобой…       — Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать.       — Да в пизду тебя, — отмахнулся Наруто и развернулся, собираясь уйти обратно по направлению к дороге.       Лучше вызвать такси и поехать, наконец, домой, пока это чудо не выкинуло что-то ещё, о чем потом придётся жалеть им обоим. Ноги сами собой топали по закиданной грязью обочине, пока в голове творилось невероятное месиво. Узумаки очень хотел бы разобраться в том, что так его гложет, и это скручивающееся внутри ощущение не покидало его ни на секунду: ни в тот момент, когда он встретил Саске у ворот церкви; ни в тот, когда он потащил за собой невесть куда; ни в том безумии, что всего двадцатью минутами ранее творилось на трассе. Что-то до отвратительного пустое и колючее поселилось внутри, а когда — Наруто и сам был бы не прочь понять.       — Не интересно, зачем мы сюда приехали? — вдруг донеслось из-за спины, и Узумаки вымученно остановился, медленно оборачиваясь к совершенно серьёзному и явно чего-то ожидающему Саске.       — Нет, — равнодушно бросил он, собираясь продолжить свой путь.       Учиха едва заметно поджал губы, но отпускать просто так не собирался. Этот поступок пускай и являлся дебилизмом, навеянным злыми силами разума, однако ни в коем случае не был нацелен обидеть и без того неуравновешенного Наруто. Недолго думая, он быстро сократил ещё не успевшее стать большим расстояние, разделявшее их, и постарался как можно спокойнее опустить руку на чужое плечо.       — Пошли, тебе понравится.       Слова заглушил шум проехавшего мимо грузовика, но Узумаки все прекрасно расслышал. В нем не было обиды или чего-то подобного, всего лишь казалось, что с Саске что-то не так, ровно как и с ним самим. Сиюминутно же захотелось забиться в темный угол, где никто не потревожит и не увидит, чтобы уже там разобраться с той мутью, что варилась внутри и ни на миг не вынимала капризные когти, как внезапно Наруто засмеялся.       — Да что с тобой? — не выдержал Учиха, дергая того за руку, вот только смех не прекратился.       Узумаки хохотал как идиот, стоя посреди заляпанной тёмным обочины, зажмурив глаза и не реагируя ни на какое воздействие из вне. От этого леденящего душу звука внутри стыло. Саске и не знал, что обладает настолько чувствительной натурой, пока сердце не вывернулось другим боком, а по чужим, раскрасневшимся от холода щекам не потекли слёзы. Учиха застыл как вкопанный, не смея ни убрать руку, ни сжать ту сильнее. Эта влага будто бы пропитала насквозь его самого, запечатывая и вены, и сосуды кристалликами соли, от которых в носу вскоре защипало.       — Наруто… — повторил он, рассчитывая хоть как-то вытянуть Узумаки из странного маниакального приступа. — Успокойся, слышишь?       — Ты… — задыхаясь, попытался произнести тот. — Ты… Я ненавижу тебя, Учиха, — капли слёз упали на темную ткань куртки, оставляя разрозненные пятна с мутным контуром. Наруто не видел, сколько уязвимых точек в тот же момент открылось на чужом лице, ничего не видел. — Но почему только рядом с тобой я превращаюсь…       — Тихо… — внезапно притянув того к себе и крепко обнимая, прошептал Саске. — Перестань, дебил.       Вскоре невесёлый смех сменился сдавленным плачем. Учиха и не заметил, однако теперь, прижимая к себе сморщившегося Наруто, твёрдо осознавал, что от его уже совершенных и ещё не продуманных действий определённо зависит состояние этого человека. Идеи в голове путались, не давая мыслить здраво и понимать, что на самом деле послужило причиной нового инцидента. Саске никогда не интересовался его жизнью, ни разу даже не спросил, все ли в порядке, но сейчас вдруг понял, что нет ничего хуже, чем оказаться рядом с тем, кому нужна помощь и не иметь возможности ее оказать. А также понял, что впервые за многие годы он действительно захотел помочь.       Нервные потуги задержать всхлипы медленно затихали, тогда как все ещё дрожащее тело не спешило успокаиваться после длительного накала эмоций. Вопреки всем принципам и привычкам, Учиха не отходил ни на шаг, продолжая мерно поглаживать Узумаки по спине, надеясь, что это принесёт благоприятный результат. Потемневший, затуманенный разум, никак не угомонившись, подкидывал мутные нереальные образы, пугая и нагнетая, но Наруто больше не мог беспрепятственно позволять ему это делать. Сознание возвращалось, являя собой реальность, где он зачем-то показывал ещё недавно прибывавшему в безумии Учихе своё собственное сумасшествие. Что бы не предпринял, это стало бы незначительным. Каким бы ужасом происходящее с ним не играло, душа будто бы оторвалась от тела, и ни то, ни другое отныне своим не ощущалось. Наруто вроде бы и понимал, что происходит, а вроде бы ни капли не контролировал. Это странное, к сожалению, доселе уже знакомое чувство не появлялось много лет, и тут, ни с того, ни с сего поглотило его собой целиком.       — Всё нормально, отпусти, — прохрипел он, отстраняя от себя Учиху. Саске внимательно вгляделся в чужое лицо, пытаясь понять, все ли на самом деле в порядке, и, не обнаружив признаков невменяемости, отступил на шаг назад. Наруто потупил взгляд, фокусируясь на фасаде здания позади Саске, и тихо выдохнул. — Пошли, куда ты там нас привёз.       Ответом послужил лишь скупой кивок, в противном случае Учиха не был уверен, что сумел бы остановить тираду непонимания. Ситуация напрягала. Наруто шёл следом безвольной тряпичной куклой, в ушах продолжало звенеть, а ноги едва переставлялись, вяло сменяя друг друга и шаркая по грязевой каше, отчего все сапоги облепила густая коричневая жижа. Саске привёл его ко входу в небольшой магазин, из-за стеклянных дверей которого уже можно было увидеть тематику принадлежностей для спортивных, кроссовых мотоциклов и стритфайтеров. Придержав для того дверь, Учиха позволил Узумаки войти первым. Глаза тут же разбежались по многообразным стендам и полкам, привлекая внимание не самого сведущего в этой теме посетителя, а тепло разморило.       — Нам туда, — Саске кивнул в сторону стеллажа с кучей разнообразных шлемов. Наруто молча шагнул в указанном направлении и уставился на ценники с описаниями.       — А это нормальные цены? — поинтересовался он, мозоля взглядом заоблачные цифры на одной из пластиковых вставок.       — Ниже среднего, в зависимости от того, что тебе нужно.       — А что тебе нужно?       — Этого здесь нет, — вскользь пояснил Саске, направляясь к ресепшену по соседству с отделом выдачи.       Узумаки не пошёл следом, предпочтя осмотреть другие полки. Внимание его, как человека, прежде не связанного с мотоциклами, цепляло практически все, что он только успевал увидеть. Экипировка, зеркала, цветная плёнка, наклейки и множество других разнообразных предметов, среди которых Наруто терялся и чувствовал резкую заинтересованность в каждом. Странно, что ранее у него не возникало желания познакомиться с мототехникой и всеми её комплектующими, ведь сейчас идеи рождались с яркостью сверхновой, пока глаза жадно цеплялись за названия и описания. Приходилось анализировать быстро поступающую информацию на скорости компьютерных вычислений, из-за чего Узумаки не успевал даже проследить за ходом собственных мыслей, будто сканируя всё вокруг и впитывая как губка.       — Пошли, — голос Саске заставил оторваться от поглотившего с головой занятия и обернуться.       На предплечье у того висел чёрный матовый шлем, а во второй руке он держал похожий, только ярко-оранжевый. Косо посмотрев на Учиху ещё раз, Наруто с подозрением прищурился, но, ничего не говоря, лениво направился к выходу.       — Так за этим мы приехали? — поинтересовался он, присаживаясь на невысокие перила.       Проигнорировав вопрос, Саске протянул ему тот оранжевый блестящий кусок пластика, сразу же порываясь достать сигареты освободившейся рукой. Он не думал о том, что следовало сказать, а потому произнёс первое, что пришло на ум:       — Если в следующий раз решишь спрыгнуть — вряд ли спасёт, но хотя бы от ветра поможет.       Разъяснил Учиха меланхолично, без тайны зла и пренебрежения, в итоге отворачиваясь от потоков ледяного воздуха, чтобы нормально прикурить. Он не стал говорить Наруто, что эта «ерунда от ветра» стоила ему двух выходов на работу, а в соответствии с другими людьми, около средней зарплаты за месяц. Делая заказ по дороге до церкви этим утром, он не предполагал, что теперь, отдавая его Узумаки, будет чувствовать себя настолько разорванным. И дело вовсе не в сумме, которую Учиха потратил на этот бескорыстный подарок, а в том, какую роль для него играет сам факт существования этого слова. Саске не знал, что заставило его сделать подобную вольность, не имел ни малейшего понятия, какие цели преследовал. Желание пришло быстро и смазанно, а он, не задумываясь, исполнил его сиюминутно же. Оттого малым тряслись колени, хотелось выбросить из головы остатки разума и выжечь дотла всё, что там было. Но Учиха стоял и молча смотрел, как Наруто вертит в руках эту злополучную вещь и с интересом разглядывает каждую деталь в виде карбоновых вставок. С виду он был совершенно спокоен, но глаза горели как у ребёнка.       — Это мне? — несмело задал глупый вопрос Узумаки, отрываясь от разглядывания и поднимая лицо кверху.       — Головой подумай.       Солнце снова показалось из-за облаков, освещая золотыми лучами скрытые белоснежным покрывалом поверхности, и, насмотревшись на яркий белый диск, Учиха с досадой вздохнул, продолжая куда мягче:       — Нас двое, у меня уже есть. Если вопрос был риторическим, то избавься, наконец, от привычки задавать их.       — Спасибо, — Наруто улыбнулся скромно, но так искренне, что поджилки внутри сжались от мимолётного столкновения взглядов. — Сколько я тебе должен?       — Два раза отсосать, — не найдя вариантов выкрутиться, выдавил из себя Саске. И почему-то Узумаки невинно пожал плечами.       — Ладно. Что-то ещё?       — Это была шутка, придурок. Ничего не надо, — докурив, Учиха выбросил фильтр и засобирался заводить мотоцикл, тогда как Наруто, поковырявшись в открытой пачке, достал сигарету и зажал ту губами. — А, блять, раньше не мог это сделать?       — Куда-то спешишь? — не обращая никакого внимания на раздражительность первого, назло мягко вопросил Узумаки.       — Заканчивай с этой хернёй, и поехали.       Решая не тянуть резину, Учиха оставил Наруто на том же месте, а сам направился в сторону мотоцикла. От недавно накрывшей меланхолии не осталось и следа, Узумаки снова начинал раздражать, на этот раз нерасторопностью, словно намеренно делал всё медленно и не вовремя. Мотор негромко зарычал, уже успев порядком остыть.       Затяжка вышла неудачной, а дым показался на редкость гадким, оставляя во рту ощутимый привкус горечи и жжения в горле. Наруто выкинул сигарету, не выкурив и половины. Каким бы ярким не было солнце, его света не хватало даже для поддержания внутреннего тепла. Кожа под несколькими слоями одежды покрылась мурашками, становясь сверхчувствительной к каждому прикосновению тканевых складок, а конечности слабо ныли, устав пропускать сквозь сосуды густую и замерзшую кровь. Стараясь не задумываться об этом, Узумаки спрыгнул с ледяных перил и последовал примеру Саске.       Шлем подошёл ему идеально, отчего Наруто оставалось только догадываться, как и когда Учиха успел всё продумать и выбрать его. Вопрос цвета волновал Узумаки в последнюю очередь, несмотря на то, что тот являлся одним из самых любимых, мог запросто совпасть с существующими моделями. Сюрпризом стало все в целом. И оказалось бы ложью, скажи он, что не поражён.       В этот раз Учиха не заставил волосы на чужом теле вставать дыбом, а лёгкие нервно сокращаться в попытке надышаться перед скорой смертью. Ветер больше не трепал и без того торчащие во все стороны волосы, а глаза не слезились, потому Наруто мог спокойно разглядывать проплывающие мимо пейзажи и однотипные, что по цветовой гамме, что по стилистике кузова автомобилей. Все это создавало непередаваемое ощущение лёгкости и мнимой свободы. В то время как другие люди мерно добирались до точек назначения в тёплых и сухих салонах автомобилей, Узумаки, плотно прижавшись к Учихе и сомкнув на его талии руки в замок, жадно крал мимолетное, едва ощутимое тепло, летя по бездушным дорогам города в неизвестном направлении. Пускай и не было планов, пускай и целей на сегодняшний день, так же как и во многие до него, он не ставил, чувствовал Наруто себя по-настоящему выброшенным из мира. Человеком, по воле судьбы повстречавшим такого же, и вместе с ним отправляющимся на кудыкину гору за тем, чего подавно не существует. В день, когда, возможно, всё могло быть по-другому. В минуту, в которую, наконец-то, был не одинок.       Проехав полгорода, они остановились недалеко от центра. Саске ни за что бы не признался, что истинной причиной тому послужило обморожение пальцев и костяшек рук, а потому мотор заглушил молча, одним лишь своим напряжением говоря о том, что Наруто пора слезать.       — Ты прогуляться решил? — с тёплым весельем поинтересовался тот, но получил в ответ колючий взгляд, и досадно вздохнул. — Снова дела, да?       — Мы идём есть. Я не могу катать твою толстую жопу до бесконечности.       — В каком это месте она толстая? — Узумаки взъелся, обиженно фыркая. У Саске же настроение, напротив, приподнялось.       — Ты настолько тяжёлый, что задницу заносит на каждом повороте, вдобавок лежишь на мне, от этого, кстати, затекла вся спина.       Конечно, Наруто не имел и намёка на лишний вес, да и вообще казался не тяжелее самого Саске, однако слова того явно поддели, возможно, затрагивая личные комплексы или старые травмы. Ликуя в душе, но оставаясь совершенно непринужденным снаружи, Учиха прошёл мимо и направился в сторону очередного приличного заведения, коих на улицах центра города было до жути полно. Узумаки, недовольно бурча и спотыкаясь, поспешил следом, но все равно умудрился отстать. Бежать за удаляющейся спиной неприятно, а понимание того, что его принципиально не стали ждать, раздражало.       Администратор, приветливо улыбаясь, предложила несколько вариантов свободных столов, где Саске, не задумываясь, выбрал тот, что ближе к окну, а замолчавший на время Наруто возразить не пытался. Ему самому почему-то хотелось оказаться как можно дальше от людских взглядов и голосов, в чем явственно совпали желания у обоих.       Официант появился быстро, едва не сразу после того, как гости заняли свои места. Отдал меню, тихо представившись, и ушёл на неопределённый срок.       — Вино белое или красное? — чуть слышно поинтересовался Саске, не отрываясь от листания бархатистых страниц барной карты.       — Ты сказал, мы поесть пришли?       — Этого никто не отменяет, — задумчиво растянул слова Учиха, а после вдруг вернулся в реальность и тихо хмыкнул. — Так, а вино какое?       — Обратно как ехать собираешься? — возмутился Наруто, отбирая у того тонкую книжицу, параллельно подсовывая в руки стандартное меню. Саске мотнул головой, не успев толком вцепиться.       — В чём проблема?       — По-моему, не совсем нормально ездить по льду с вертолётами в башке. Вдобавок, за вождение в нетрезвом виде отбирают права, ещё и штраф, по решению суда, зачастую выписывают.       — С чего ты решил, что они у меня есть? — хохотнул Учиха.       — Ничего удивительного. Всё совпадает с твоей извечной ненормальностью, — язвя, проговорил Наруто. Жаль только, сам не подумал, о чём решил говорить. — Нормально так жить, Саске?       — Не далеко ушёл. Объясни, зачем мне права? Мотобатов у нас нет, а стандартные патрули обычно не останавливают, да и не поедут они за тобой просто так.       — Обычно не останавливают, — Узумаки передразнил. — Ну-ну, жди пока станет необычно.       — Ты много болтаешь, солнышко. Признай, что несёшь чушь, и завали, наконец, пиздак, — недобро улыбнувшись, попросил Учиха. На деле же приказ прозвучал с попыткой ни столько заставить, сколько оскорбить.       — Я не буду есть, — сложив на груди руки, припечатал Наруто. Плевать, кто и чего добивался, окончательно испоганить настроение Саске вполне удалось.       — Не ешь.       Вернувшись, приветливый официант едва успевал пополнять список блюд за бесконечным монологом Учихи. Тот всё же заказал вино, и выбор пал на белое полусладкое, но ограничиваться парой бокалов Саске не стал, попросив сразу бутылку. В остальных же позициях значились разные закуски из разряда мясных тарелок, гренок и прочей подаваемой в мелких порциях чепухи.       Драгоценную бутыль принесли спустя пару минут и опустили на стол вместе с двумя блестящими бокалами. Светлая прозрачная жидкость наполнила сначала один, а затем и второй, тогда же парень, предоставив гостям полную свободу действий, удалился восвояси.       — Успокой свои нервы, — посоветовал Саске, пододвигая напиток поближе к Узумаки.       — Со мной и так всё в порядке, — смотрел же тот мимо цели.       Эти издёвки надоели настолько, что впору пришел момент с чистой совестью послать нерадивого друга подальше и поехать куда-то, где от него не останется и следа.       — Ты психованный, — вскользь, между прочим заметил Саске. — Я тебе реально говорю. Выпей.       Разозлившись больше, Наруто схватил блестящий бокал со стола и в два захода осушил содержимое. Лишь бы Учиха заткнулся. Лишь бы придавить эту глупую чувствительность к его словам огромным болтом. Кисловатая жижа, ненадолго задержавшись во рту, стремительно потекла вниз, самую малость обжигая гортань и оставляя терпкое послевкусие. Учиха выказал одобрение. В очередной раз ощущал привкус победы над чужой выдержкой, слышал хруст несломленной силы воли и вспыльчивого характера. Вот только, сколько бы он не издевался, все последствия и наставления направлял исключительно во благо.       — Доволен? — поморщившись, зло прошептал Наруто.       — Более чем.       Спустя пару минут подоспел всё тот же официант, принося на круглом подносе заказанные закуски и расставляя те на столе. В реальности их количество оказалось куда большим, чем представлялось на слух, и Узумаки в действительности недоумевал, каким образом парень в одиночку собирался всё это съесть.       — Попробуй, вдруг отравлено.       — Да без вопросов, — Наруто потянул за хвост креветку в двойном кляре и тут же откусил половину, не удосужившись даже макнуть в соус. О собственном обещании он тут же забыл, желая сделать назло Учихе как можно больше. — Отрава, можешь начинать.       Путём нечестных махинаций, заставив-таки Узумаки что-то да съесть, Саске позволил сделать то же и себе. Всё время, что тот не стеснялся таскать с тарелок разные вкусности, Учиха без зазрения совести его разглядывал, замечая плавное движение кадыка, когда Наруто снова и снова прикладывался к краешку бокала, мягкое скольжение пальцев по глянцевому стеклу, томно, но немного взволновано прикрывающиеся веки. Узумаки же старательно делал вид, что не видит ни заинтересованного лица, ни прямого настойчивого взгляда. Стараясь абстрагироваться, он перебирал в голове множество тем, так или иначе в сотый раз зацикливаясь на одной, и в конечном итоге решился развеять все вопросы.       — Ты где-то работаешь или родители богатые? — руки дрогнули, и тем не менее поинтересовался Наруто более чем вежливо, ненароком вызвав у Саске малую тень смущения.       — Работаю, — на автомате ответил тот.       — Ладно, я удивлён. А кем?       — Не твоё дело.       — Слушай, ну, так совсем нечестно. Ты знаешь, где работаю я, теперь твоя очередь раскрывать тайны, — немного надувшись, проговорил Наруто.       — В другой раз, — Саске так и намекал на то, что этот раз в ближайшее время определённо не настанет, а после лаконично соскользнул с темы, серьёзно заскучав. — Если ты закончил, бери вино и поехали.       Поехать стоило поскорее. Благого мягкое тепло не приносило, да вкупе с выпитым на деле в одиночку палило щеки Наруто и жгло глаза. Саске беспокоил этот день, как беспокоило и собственное влияние, по праву обозвавшееся дурным в его неумной голове. И теперь, пока Узумаки с ворчливым видом старался осторожно засунуть бутылку в рюкзак, Учиха закрыл счёт, оставил несколько бумаг на чай, и, чуть ли не схватив попытавшегося вытянуть время Наруто за шкирку, настойчивым пинком заставил прошествовать к выходу.       На этот раз держаться ровно и синхронно повторять все наклоны оказалось достаточно сложно. Употреблённая доза алкоголя своевременно дала плоды, и перед глазами вместо быстро пробегающих деталей образовывалась неразличимая мазня. Деревья, здания и снег слились воедино, тошнотворной головомойкой скручивая мозги. Изо всех сил он жался к Учихе ближе, практически положив голову тому на плечо, за что неоднократно получал хлопки по руке всякий раз, когда давление приносило Саске ощутимый дискомфорт. В конец вымотавшись от бесконечных влажных полос перед глазами, Узумаки поднял руки чуть выше, обхватывая ими чужое тело поперёк и крепко обнимая. Не заметил на пьяную голову, как тот напрягся от этого жеста, и не почувствовал участившегося сердцебиения, что скрылось за лёгеньким слоем надетой одежды.       Страха отныне не было, да и единственным вариантом, которым Наруто сумел бы описать происходящее, стало: «Всё равно». Пускай, они въедут в стену, пускай, ветер сдует на громкий проспект. Узумаки ощущал прилив сильной печали, отчего неосознанно, едва ощутимо скользил руками по тёплым бокам, закрывал глаза и пытался раствориться в шуме ветра и диком ощущении скорости. И плевать ему на эти улицы, плевать на окружающих, что так и думали, как парни спятили суровой зимой; плевать на собственные мысли и чувства, всё больше и больше вгонявшие в резиновое отчаяние. Он здесь и сейчас, а рядом человек, чьей упёртостью и сумасшествием он сердобольно пожелал восхищаться. Учиха рядом. Учиха с ним. Живой и настоящий. И говорит Саске плохо от того, что небезразличен, и делает вещи, за которые их признали бы невменяемые, только от того, что Наруто не пустое место. Он нужен. Он существует. А если так, значит, чувство, что наконец нашёл свою душу, не лгало.

***

      Вокруг белых, словно пергаменных рук порхали красные искры. Кружась и заплетаясь друг в друге, они рисовали причудливые узоры, заманивая в когтистые лапы чего-то блеклого и неизведанного. На фоне звенела знакомая трель. Она раздражала, мешала докопаться до сути, всем своим назойливым звуком отвлекая от нечто важного. Паутина ходов, хитросплетение тайны.       Саске вдруг распахнул глаза, не сразу понимая, почему вдруг искры пропали, а чётко ощутимая реальность внезапно оказалась сном. Кто-то настойчиво звонил в дверь, продолжая вырывать из динамиков ту самую неприятную мелодию. Подскочив с кровати резко, порывисто, впопыхах отыскав домашние штаны, что, как положено, все время валялись рядом с кроватью, Учиха мимолётом бросил взгляд на дисплей телефона, на котором белым по чёрному гласило, что тот, кто сейчас размазывает дверной звонок по стене, — настоящий псих, ибо в семь утра выходного дня нормальные люди в чужие квартиры не приходят.       Саске оказался в прихожей через мгновение ока и без предупреждения злобно распахнул входную дверь, долбанув той по стоящей неподалёку банкетке. Однако пыл тут же пропал, тогда как в проходе показалось до боли родное лицо старшего брата. Учиха промолчал, едва приоткрыв рот, ведь не нашёл подходящих слов, которые уместно бы легли в начало ранней встречи.       — Спишь? — спокойно поинтересовался Итачи, прошёл без приглашения, обогнув заторможенного Саске у границы прихожей, покуда тот не разомлел.       — Уже нет, кхм… Как видишь.       — Хорошо, — вслед за сказанным совсем не по-доброму словом, последовал утвердительный кивок. — Это хорошо, потому что нас ждёт долгий и неприятный разговор.       — По поводу? — атмосфера вокруг накалилась, и Саске не знал, как справиться с напряжением появившемся внутри. В воздухе, словно гарь, полетело стойкое ощущение чего-то нехорошего.       — Думаю, ты вполне догадываешься, по поводу чего, — Итачи использовал на нём тот же приём, которым Учиха обычно оборонялся от всех вокруг. Удар ниже пояса. Саске догадывался.       Молча пройдя за старшим братом в гостиную, он, не глядя, опустился на новый диван, тут же отворачиваясь в сторону стены, лишь бы не сталкиваться глазами с чужим, пропитанным какой-то незнакомой остротой взглядом. Тот, в свою очередь, предпочёл остаться стоять, невзирая на планы, которые могли бы растянуть разговор на неудобно длительный срок. С другой же стороны, зная Саске, Итачи сразу отсчитал себе не более пятнадцати минут.       — Вокруг да около ходить не буду. Конан просчиталась, и из-за её неосторожности я узнал то, о чём мне, видимо, знать было не положено. Сразу предупрежу, Микото в курсе многих аспектов происходящего, в особенности о том, как и где ты решил поработать.       Глаза младшего Учихи нервно забегали по однотонной стене, а в голове звенела полная тишина, не приносящая в нужный момент ничего стоящего, и лишь недавно услышанные слова продолжали отражаться от подкорки мозга, резонируя с внутренней струной, которая в мгновение натянулась до нельзя, грозясь вот-вот лопнуть.       — Как ты узнал, где я живу? — не своим голосом тихо вопросил Саске.       — Это глупый вопрос. Вариантов масса, стоит лишь захотеть, — Итачи чуть было не выдал подробности, но вовремя спохватился, понимая, что отошёл от сути. — Лично я был немало поражён. Знать бы, как только в тебе прижилась мысль в такое ввязаться. Это не просто глупо, это — сюрреалистично. Но я не понимаю — почему. Чего тебе не хватает?       — Не хватает… — горько усмехнулся Саске. — Мне казалось, ты, как никто другой, должен это понимать. Нет? Я напомню…       Учиха давно не испытывал нечто подобного. Страх вперемешку с яростью и чем-то, воняющим детским разочарованием. Хорошо придумал, что нечего Итачи знать, но и Саске, и Конан прекрасно понимали, что это всего-навсего вопрос времени. Жаль, совсем не продумали свои действия на будущее.       — Наша мать — сумасшедшая истеричка. И это она перевернула вверх дном все представление о «нормальной» семье, каждый раз, когда на то был удобный случай, тыкая нас носом в несуществующее дерьмо, к которому, если ты не заметил, мы очень славно со временем приросли. Тебе недостаточно того, как люди, называющие себя родителями, поступили с тобой? Может, это покажется тебе странным, но у меня эта картина отпечаталась намертво. Отречься от собственного ребёнка… — Учиха лихорадочно вздрогнул. — Из-за чего? Из-за того, что тот связался с наркотой! Представляешь? Блять. Я даже не знаю, как этот пиздец описать, — Саске зарылся руками в волосы, дергая за те в разные стороны, не переставая дурить от жути и нелепости того, что он не желал, но всё-таки вспомнил. А после резко задрал голову и посмотрел в лицо брата, вскочив с места. — Вместо того, чтобы помочь, они выкинули тебя на улицу… И ты спрашиваешь — почему? Да потому, что я не могу находиться на одной земле с этими людьми. Я район тот ебаный обхожу стороной, чтобы не вспоминать того, что происходило в нашем доме. А теперь я могу жить в этой квартире. Могу делать, что хочу, долбить, что хочу, ходить, когда захочу, и туда, куда захочу. У меня прекрасная работа, приносящая мне прекрасные бабки, которые просто чудесно справляются со своей задачей — защищают меня от этих уродов всеми возможными способами. Понятно? Тебе, блять, это понятно, Итачи?       Старший Учиха смотрел с горьким блеском в глазах. Многие слова пускай и звучали с юношеским максимализмом, несли в себе старую и больную правду, от которой в груди всколыхнулось знакомое, едва забытое, неприятное чувство. Итачи попытался проглотить образовавшийся в горле ком, однако не вышло. Тот слишком плотно очутился поперёк глотки.       — Если ты завяжешь…       — Нет, — зло огрызнулся Саске. — Нет, даже не начинай.       — Ты не понимаешь, к чему ведёт эта дорога? Посмотри на меня. Посмотри и только попробуй сказать, что видишь счастливого и свободного человека.       — Не прибедняйся. Ты живёшь куда лучше многих.       — Да что с тобой, Боже! — впервые за весь разговор Итачи повысил голос. — Не будь ты таким идиотом, Саске! Какой же ты наивный. Думаешь, раз Яхико взял тебя на сраную должность, вдруг стал богатым и умным? Эта дорога ведёт к рабству! Однажды ты захочешь уйти, и, думаешь, он тебя отпустит?! Хрен, Саске! Большой и острый хрен. Тебя скорее заставят коньки отбросить на этой каторге, или сделают проще — убьют, и дело с концом. У меня не было выбора, понимаешь? А ты ещё можешь уйти, — надрывно поведал старший Учиха, едва не задыхаясь от нахлынувшего отчаяния. Да только Саске лишь отмахнулся.       — Выбор есть всегда. И, раз уж сделал его, не мешай мне делать свой.       — Ты закрылся, — тихо выдохнул Итачи. — Вижу, что теперь и от меня. Слушаешь, а слышать не хочешь. Думаешь, что внезапно нашёл решение проблемы, но не хочешь принимать тот факт, что на деле же находишь только новые.       — Пускай так, — согласился Учиха. — Но у меня нет причин изменять своему выбору.       — Мы обязательно поговорим об этом снова. Я не хочу портить наши отношения, Саске, но и ты попытайся понять меня, — Итачи вдруг ласково улыбнулся, подходя ближе и проводя ладонью по неряшливым тёмным волосам. — Я не желаю тебе зла, и, если ты все ещё мне веришь, поверь и в этот раз. Тебе не место на пути, который однажды выбрал я.       Задержав руку на голове брата чуть дольше положенного, Учиха молча развернулся и тихо покинул квартиру. Он правда надеялся, что Саске послушает, рассчитывал, что тот поймёт, но ошибся. Сильно ошибся. Просчитался в том, за что не нёс абсолютно никакой ответственности. За чужой выбор. Ведь именно этот вопрос как никогда касался его напрямую. Придётся действовать другими методами, и если он отныне не способен возыметь должный эффект, то наверняка найдётся кто-то другой. В то же время Яхико избегал встречи с ним уже третьи сутки.       Саске мысленно считал секунды с того момента, как захлопнулась входная дверь. В голове набатом долбили сотни мыслей, которые будто копились все это время, не имея возможности проскользнуть. Голоса кричали и рвали на части, призывая расколоться о стену, чтобы всё содержимое головы мелким крошевом разлетелось по полу, оставляя за собой тёмный след густой чёрной грязи. И в тот момент, когда собственный внутренний голос отсчитал девяносто четвёртую, Учиха не выдержал и, упав лицом на мягкую поверхность дивана, отчаянно завопил. Слёзы полились сами, делая тканевую обивку мокрой и липкой, но этого Саске не замечал. В животе варился яд, а на искусанных губах скапливались мелкие бусины крови. Боль и отчаяние, напевая измученному сердцу злые романсы, рвали и резали то на куски, своими острыми пожелтевшими когтями отдирая нежную оболочку. Учиха жалел о многом, но не мог в этом признаться. Когда душа и тело отделяются друг от друга, перестаёшь понимать, что вымысел, а что настоящее. И своим приходом Итачи сделал с ним именно это.       Две капсулы успокоительного, растворённые в стакане воды, медленно подействовали напрямую. Бурный поток слёз остановился, и, стоя посреди ванной, Саске лицезрел в зеркале собственное отражение, только привычно бледная ровная кожа опухла и приобрела красноватый оттенок. Ледяная вода оглушала, да, казалось, пропитывала насквозь, вымывая изнутри чернь, которая так сильно затрудняла дыхание. Руки безбожно тряслись, напоминая и недавние слова брата, и то другое, с чем Итачи пришёл, но предпочёл не выходить. Учиха же только теперь сумел поймать контроль над собой, не позволяя горячей солёной влаге снова омрачать его внутренности. В попытках успокоить раскалившиеся мышцы Саске вылил на себя порядка двадцати литров холодной воды, заливая лицо, волосы и шею со всевозможными точками. Хотелось смешаться с ней и улететь в водопроводную трубу, лишь бы больше не чувствовать, не видеть, не слышать.       А ведь несколько дней назад он испытывал что-то подобное. В те самые секунды, когда горячие губы в порыве неконтролируемого бешенства сминали его собственные. Правда, то становилось в разы приятнее. Без боли, без надорванной сломленности. Была только пустота и горькое послевкусие. Настолько разные события, настолько похожие ощущения… И всё же Саске продолжало трясти, а два воспоминания переплетались между собой, рождая поистине омерзительную картину.       Что-то до сих пор вынуждало его нервно посмеиваться. Громко, с надрывом, до тех пор, пока не закололо в рёбрах и голова не закружилась, до белых точек перед глазами. Всё символично. Воскресенье. И в этот день воскресла новая рана.       Несколько позже, разумно не сумев уснуть, Саске всячески инспектировал комнаты. Пытаясь занять чем-то голову, наткнулся на красочный пост о питбайках. Гонки, подбор техники и экипировки, множество интервью участников и точных деталей. Саске порядком отвлёкся, вчитался и позабыл, в какую степь прежде клонило его настрой. Ноги остановились на месте, привыкли к последующей нагрузке, замедлили бегущее «ничего» внутри на ровном начале. Верно, люди хоть от чего-то свободны, раз вольны выбирать путь эквивалента соревнованию и скорости. И тут вдруг пришла внушительная идея.       Ежели смотреть на этот мир чужими глазами, глазами тех, кто понимал его иначе, Итачи запросто мог оказаться правым, мог знать и видеть больше, основываться на чём-то ещё, помимо близорукого страха. Говоря иначе, Саске понимал, что теперь не имел ни будущего, ни крупицы святого. Так зачем же тогда ему растрачивать и без того ограниченное время на пресные мелочи? Не достойно его положения. Время провести можно ярко. Провести так, чтобы если и нет ни в чем глубокого смысла, то размышлений об этом больше не возникало. Хотелось почувствовать что-то уникальное и захватывающее, сделать так, чтобы сердце на мгновение перестало биться, а кровь с новой силой ударила по сжавшимся венам. Саске понял, чего он хочет. Для исполнения мимолётных мечтаний многого не нужно. Достаточно лишь желания и набранной суммы денег. К счастью, теперь ему хватало и того и другого.

***

      К обеду ноги сами привели его к единственной в городе католической церкви, где, судя по доступной в сети информации, находился старый орган. Саске было почти прошёл через ворота, как вдруг, услышав издалека то, о чём никогда не задумывался, поспешно замер, не смея переступить незримую черту. Так и остался у высокого чёрного столба.       Из храма доносились звуки величественной мелодии. Она пробирала до дрожи, и, только будь на улице холоднее, Учиха смог бы приврать, что тело покрылось мурашками из-за низкой температуры. И всё же это не так. Казалось, оно трещало по швам, грозясь вот-вот разорваться — настолько сильной шла смешанная вибрация, струящаяся изнутри. Причиной тому стала музыка.       Саске не был уверен, что это он. Ровно так же, как не был уверен в том, что пришёл не напрасно. Однако сердце словно чувствовало, заставляя замирать от каждого разрешения сложных аккордов, и судорожно сжималось всякий раз, когда музыка затихала. Быть может, в ней не таилось ничего особенного, но мысль о том, что по клавишам огромного инструмента сейчас скользят его пальцы, выводила в дребезжащий транс. И Саске представил, закрыв глаза.       Какие они, когда, танцуя, убегают по чёрно-белым пластинкам? Какие, когда редкие лучи, проходящие сквозь цветное стекло, падают на тонкую кожу, создавая контраст с глубокой тенью? Какой он, когда буквально создаёт собственное отражение, играя по написанным чужими душами нотам?       И музыка стихла.       Месса закончилась, а двери церкви открывались всё чаще. Люди выходили оттуда, полные спокойствия и понимания. Они считали, что смотрят на мир с Божьей помощью и видят его таким, каким Господь хотел его показать. Саске же не отпускало. Он судорожно потянулся к замку на кармане куртки и кое-как выудил оттуда помятую пачку, пытаясь держаться ровно и прикурить сигарету с первого раза. Затяжки казались пустым воздухом, а в лёгких, наполняющихся жгучим дымом, не чувствовалось ничего, кроме вакуума, и потому, выкурив одну, Учиха сразу взялся за вторую. Вот только и это не помогло.       На фоне тёмного массивного здания вдруг завертелась фигура. Человек прыгал по свежему снегу, захватывая не утоптанные участки и что-то вырисовывая из собственных следов. Бежал бы дальше, по пути наименьшего сопротивления, дуркуя и наслаждаясь моментом, да тут внезапно увидел его. Саске знал, кем был незнакомец, и наблюдал за ним, пряча на губах совсем непривычную, словно чужую, улыбку, не в силах оторвать взгляда. В душе же всё ещё мечтал накуриться.

***

      Струи понемногу становились горячее, но Узумаки всё время казалось, что этого недостаточно. Кожу покрыла лёгкая пелена белоснежной пены, и проходясь повторно мочалкой, он с наслаждением предвкушал чистоту, которую разводил в ванной уже не менее тридцати минут. Вода, закручиваясь против часовой стрелки, утекала вглубь слива и неизвестно куда направлялась дальше, а в комнате стояла невыносимая жара и влажность, от чего немыслимо кружилась голова. Вот только Наруто и не думал сделать температуру чуть ниже. Его идеалы и старания претерпевали изменения лишь с чистой подноготной той же души.       Закончив водные процедуры, он быстро вытерся полотенцем, и тело, не выдержав перегрузки, заставило выскочить из комнаты с мокрыми волосами. Одежда, любезно разложенная им на полочки в шкаф, была натянута на влажную и неуспевшую остыть кожу, а потому неприятно липла, вновь создавая ощущение грязи. Спешить некуда. Все пары, распланированные на день, начинались с обеда, а потому времени на разъяснения с собственной личностью оставалось достаточно много.       Захлопнув шкаф, Узумаки отошёл от того на пару шагов, как в поле зрения бросился ярко-оранжевый предмет, оставленный у прикроватной тумбочки прошлым вечером. Наруто медленно подошёл ближе и опустился на колени, удобно рассаживаясь на полу. В руки лёг уже знакомый по тактильным ощущениям шлем, и он снова завертел тот в руках, вспоминая все вставки и выемки, замеченные днём ранее. В памяти всплыли наиболее яркие картинки, запавшие глубоко в сердце, что так или иначе принесли море ощущений. Саске раскатывался с ним целый день, зачем-то решив показать город, в котором они оба прожили всю свою жизнь. Но, признаться честно, Наруто не видел многие из тех мест, куда его привозил Учиха. Странные закоулки, летом зелёные узенькие места. В каждом из них способно было лишь прятать, а что именно прятал там Саске, осталось вопросом без ответа.       Оказалось, что в скорости нет ничего страшного, если быть уверенным, что та не превышала определённого порога, а тот, кто контролирует её, не имел намерений навредить в первую очередь самому себе. Воспоминания одно за другим плавно вытекали друг из друга, напоминая даже самые незначительные моменты. Наруто помнил, как упился вина, вылив внутрь все остатки бутылки, как подолгу молчал, боясь сказать лишнего, а сказать действительно было что. Однако он и сейчас, на трезвую голову, не был уверен, что на многие из тех моментов стоило проливать свет. Напротив, что-то же должно оставаться личным. Фантомным ощущением на руках мелькало чужое тепло, что так приятно грело руки, отчасти спасая от ледяного ветра. Оно впитывалось через кожу, проходило сквозь мясо, доставая до самых костей, и грело внутри что-то, чему названия люди ещё не придумали. Узумаки казалось, что в этот день Саске был ближе, чем когда-либо; свободнее, чем пытался казаться, да всему однажды приходит конец, и он отпустил его с чистой совестью, заблаговременно тыкнув пальцем в чужой дом, не говоря ни слова о том, что живёт совершенно не в нем. В этот раз он испугался быть откровенным, а почему — ответа найти не желал.       «Сегодня встретимся?» — на скорую руку Наруто написал первое, что пришло в его голову.              «Дела. Если хочешь, приезжай ко мне вечером»       За дверью вдруг послышались голоса, и Наруто замер, прислушиваясь. Ему не показалось, в коридоре действительно кто-то разговаривал, и одним из участников, он с уверенностью мог назвать свою мать. Настроение мигом оборвалось. Такое случалось крайне редко, но бывало, что Кушина приводила в дом неизвестных мужчин, которым от слова совсем здесь нечего было делать.       Узумаки отложил телефон в сторону и тихо поднялся на ноги. Дверь отворилась бесшумно, и он так же осторожно, едва ступая на панели ламината, направился на звук голосов.       — Наруто? — внезапно позвал знакомый женский голос, а рядом с недовольной матерью в дверях он увидел девушку с копной фиалковых волос.       — Что ты здесь делаешь? — опешил Узумаки, не понимая, что вообще происходит.       — Наруто, скажи, пожалуйста, матери… — начала тараторить Конан, но Кушина резко её перебила.       — Твоя девушка? — с упрёком в глазах, грубо поинтересовалась мать.       Узумаки уверенно кивнул, ни сколь не задумываясь над вопросом.       — Что-то не так? — живо переняв от Саске привычку отвечать в нападающей форме, вопросил он.       По лицу женщины скользнуло непонятное отвращение, которого Наруто прежде не доводилось видеть. Выразительно проигнорировав выпад сына, Кушина бросила осуждающий взгляд на застывшую в дверях Конан и предпочла удалиться в свою спальню. Узумаки же вздрогнул, когда коридор окатил громкий хлопок закрывшейся двери.       — Извини, она просто…       — Всё нормально, — быстро отозвалась девушка, но весь её внешний вид говорил об обратном. Она была нервной, взволнованной, будто произошло что-то очень серьёзное, но явно старалась держаться перед ним стойко. Выходило плохо. — Вы с Саске ещё общаетесь?       — Да, — настороженно протянул Наруто, не понимая причины вопроса. В животе зарождалось неприятное тянущее ощущение, словно водоворот, затягивающий в свой эпицентр все внутренности, как то, что уходило в слив ванной лишь полчаса назад. — Что-то случилось?       — Удели мне пару часов. Я буду ждать в машине.       Девушка скрылась за поворотом лестничной клетки так быстро, что Узумаки, открыв было рот, не успел произнести ни звука. Он продолжал стоять на коврике возле входа, как заведённый, шёпотом повторяя слова Конан. Вдруг страшно и мерзко подуло на свежие чувства, от незнания происходящего защипало в носу. Наруто мимолётом посмотрел на отражение в большом овальном зеркале и не увидел там человека. В ответ ему в глаза смотрел забитый серый призрак, чьи ужасы и кошмары жизнь оголила для каждого мимо идущего. Уязвимый и слабый, боящийся посмотреть в лицо тому, чего и быть не могло на этом свете, но продолжающий трусливо трястись.       Он боялся за Саске и на этот раз не хотел отрицать перед самим собой, что младший Учиха значил для него куда больше, чем глупые планы, собственные желания и едва приобретённое шаткое спокойствие. Если что-то случилось, он поможет ему. Сделает даже больше, ведь именно он странными методами и путями, наконец, привёл в его жизнь полупрозрачное ощущение счастья, которого Наруто прежде совсем не знал, но отчего-то был уверен, что это оно.       Узумаки бегал по комнате, внутренне чувствуя, что сегодня уже не вернётся домой. На душе кто-то плёл из ржавых прутьев колючие тяжёлые цепи, и те скрипели так, что не хватало сил заткнуть уши; царапали, точили, вырывали куски, не отпуская мёртвой хватки ни на секунду, а страх парализовал, но через силу, чувствуя лишь ватные отростки вместо рук и ног, Узумаки продолжал спешить. Он как никогда понимал — для сохранения личности человеку необходима непрерывность внутренней жизни.