Позор

Показывать можно только зрячим.

Петь песню — только тем, кто слышит.

Дари себя тому, кто будет благодарен,

Кто понимает, любит вас и ценит.

Омар Хайям

      Была у одной женщины честная подруга. Властная и жестокая — оттого и серьёзная. Многим не удавалось воспринимать ее всерьёз, порой люди даже смеялись. Но те не знали, что она способна на многое, словно бы вся власть собралась в одних загребущих руках, и любила в придачу расставлять подножки, да такие, что черт ногу сломит. Звали ее Жизнь. Женщина никогда не шутила с ней. Никогда. Но и ее непутевая подруга не смогла обойти стороной, потому как беспомощен человек перед роком великой судьбы. Всего Жизнь подставила Микото дважды.        В возрасте двенадцати лет девочка потеряла отца. Некогда успешный мелкий предприниматель то ли из необходимости, то ли по глупости влез в дела серьёзных людей. Мать долго вспоминала этот кошмар, продолжая повторять: «Лучше бы долг… Лучше бы отобрали все, чем это…», — однако Микото не придавала словам никакого значения. Для неё все было равно. Единственно важным оставался факт — отца больше нет. Убийцы оказались членами старой мафиозной группировки, ещё не вымершей с незапамятных лет. У Микото же в голове не укладывалось: они убили человека. Убили отца. Убили, по ошибке решив, что тот желает переступить им дорогу, и не ответили за свои злодеяния.        Боль от потери резала долго и остро. Прошли годы, прежде чем сердце успокоилось, а тело вновь начало по-настоящему жить.        Будучи молодой, девушка до беспамятства влюбилась в статного и приличного парня. Тогда и душа начала петь, и сердце согреваться. Мир вокруг пестрел разноцветными огнями. Яркие мазки акварели вырисовывали небо над головой, сказочные леса, бескрайние просторы океана и цветущие множеством растений поля, тогда как клявшийся в любви Учиха Обито ни разу не давал повода усомниться в своих словах. Им и обещания не были нужны, лишь бы быть друг у друга — этого хватит.       Так вышло, что, в отличие от своего брата и многих проплывающих мимо вариантов, Обито красив не был. Он родился со страшным дефектом: кожа лица с одной стороны была сморщена и похожа на шрам от ожога, а темные глаза едва не с детства отливали потухшей мутью. Но, несмотря на это, Учиха обладал огромным сердцем и чистой светлой душой. Микото упивалась своими чувствами, видя их отклик в другом человеке.        Времени вместе проводили много. Оба старались быть рядом в любой свободный момент, фанатично тянулись друг к другу, и тогда к паре все чаще стал примыкать старший брат Обито. Фугаку оказался честным, умным и во всякой беде позитивным человеком, пускай и предпочитал молчать большую часть времени, в разговорах участвуя лишь слушателем. Микото нравилась его компания. Учихи будто притягивали к себе своеобразную энергию, заводя ее в приключения, которые в дальнейшем превращались в увлекательные истории, не имеющие ни конца, ни края.        Семьи их также оказались очень похожими. У парней не было матери, с раннего детства остался только отец. Имя ему — Учиха Мадара. С виду мужчина чаще пугал, казался грозным, серьёзным и требовательным, однако, что удивительно, принял он Микото как родную дочь, учтиво встречая всякий раз в доме и оберегая порой даже от собственных сыновей.        — Нашей семье повезло, что у моего сына появилась такая прекрасная леди, — с поволокой хитрой улыбки говорил он.        Девушка краснела, против воли смущенно улыбалась, хотя на самом деле ей это льстило. Находиться в центре внимания Микото действительно приносило удовольствие. Чудотворная магия заполняла легкие, говорила, что ноги росли, поднимая ее голову выше, тело росло, выступая связующим звеном. И все же каждой мелочи рано или поздно приходит конец. Конец безоблачному счастью девушки пришёл тёплым апрельским вечером и оказался банальным и предсказуемым, пускай его никто и не ожидал. Наркотики.        Обито стал человеком скрытным, ищущим выгоду. Микото он любил и в этом, пожалуй, ни разу не соврал. Возможно, именно из-за неё Учиха загорелся странной идеей. Хотел обеспечить любимую женщину, дать ей все, чего пожелает душа, стать сильной и надежной опорой во всех начинаниях. И эта резко возникшая озабоченность свернула шею налево. Бес попутал Обито отправиться в новый мир, тогда как появились они…              Беловолосый парень и двое других, кажется, были брат с сестрой, предвещали нелегко будущее. Все, что завязано вокруг нечестивых денег, однажды убивает. Микото знала об этом не понаслышке, а Учиха вжился в их роли, перенял привычки и манеры, став близким для чужих людей и чужим для близких.       Чуть позже этой компании молодых неформалов удалось начать строительство собственного бизнеса на костях сгинувших предшественников. Никто не задумывался о том, насколько сложен был этот путь, а девушка думала о другом.        Микото помнила, что произошло с ее отцом. Помнила, как по случайной глупости других людей ее семья навсегда лишилась составляющей части. Она боялась до дрожи, ещё на старте новых событий чувствовала приближение чего-то плохого, едва горизонт окрасили незнакомые лица новых друзей. История повторялась.       Разговоры заканчивались безумством, попытки — смешанной со слезами беспомощностью, и сколько бы слов не улетело в пустоту, переубедить Обито так и не удалось. Микото сдалась.       Любовь же не прошла без следа, хотя отношения развалились, а связи порвались. Учиха отправился в мир других людей, преследуя собственную, никому не известную цель, забыл о том, чем прежде жил, не вспоминал и о причине, заставившей поменять самого себя и целый мир вокруг.        Единственным другом и близким, кто теперь у Микото остался, был его брат. Прежней отзывчивостью девушка не отличалась, свет в ее глазах мерк, а события нового уже не впечатляли. Лишь спустя годы прежней близости она, наконец, обратила на него долю внимания. Что-то построилось быстро, а что-то никак не желало выравнивать острые углы. Человеческий фактор играл на растянутых струнах, запевая новую песнь, о других впечатлениях, чувствах и красках. Однако Фугаку не смог заменить Обито. Как бы ни старалась Микото увидеть в нем своё счастье, глаза были слепы. И почему-то женщина решила, что знать об этом не нужно никому.        Это был второй раз, когда жизнь проявила характер.        Дети появились для того, чтобы стать для неё новым смыслом. Итачи и Саске. Хорошие, спокойные мальчики, умевшие внимательно слушать и молчать, когда того требовала ситуация. Многие родители были бы счастливы иметь подобных детей, и Микото безмерно гордилась собой, наблюдая за тем, как растут ее сыновья. Только и этот покой однажды нарушился.        Итачи вырос слишком быстро. Он неизвестно где нахватался наглых высокопарных фраз, что тут же сыпались на голову обделенной матери, заставали дома Учиху все реже, тот проводил свободное время с кем-то чужим, нездоровым, и Микото боялась. Ее пугала мысль о том, что однажды с сыном может случиться нечто непоправимое.       Итачи врал. И врал постоянно. Женщина все чаще думала, что была недостаточно строга с ним. Фугаку же, как и прежде, не проявлял никакого интереса к семейной жизни, и, когда пришло время принять произошедшие с сыном изменения, Микото с ужасом осознала, что не только Итачи уместился на скользкой тропе.        Саске проявлял к брату чрезмерный интерес, всюду следуя за старшим и принимая попытки перенять его опыт. Таковы законы детского мира, где каждый ищет наставника и кумира, желая быть похожим хотя бы в том, в чем может подражать. Микото терпела, пускай и старалась объяснить. Только когда младший пристрастился просиживать у Итачи в комнате круглые сутки, не воспринимая чужое внимание отныне никак, женщина не выдержала.        — У тебя глупый брат, Саске. Не стоит брать с него пример и опускаться до такой жизни! — заявила она, встретив сыновей после рабочего дня.        — Не стоит лезть в чужое дело и опускаться до оскорблений ребёнка, — бросил ей Саске и лишь крепче зажал сигарету губами, тогда как Итачи молчал, глядя строго на мать.        С того момента младший Учиха совсем отдалился от семьи. Микото нервничала больше, а и без того редкие разговоры переполнились криком и обвинениями. Она не хотела, да по-другому отчего-то не получалось. Несмотря на то, что Итачи все быстрее тонул в беспросветной грязевой бездне, при этом таща за собой и Саске, женщина верила, что однажды ее слова дойдут до неприкаянных детей и все ещё можно исправить.        Надежда на это рухнула, когда на пороге их дома промозглым февральским вечером появился человек прошлого. Когда-то совсем юный паренёк теперь превратился в высокого грозного мужчину, чьё лицо украсило безмерное количество пирсинга, а рыжие волосы бесформенно торчали во все стороны. Он тоже узнал женщину, что открыла парадную дверь, узнал по глазам, прежде зареванным, обвиняющим, что теперь смотрели совсем искусственно.        В тот день Итачи уехал с Яхико, прося не ждать его возвращения, и Микото все стало ясно. Отчаяние и ярость захлестнули ее с головой. Не бывает так, чтобы родители хоронили ещё живых детей. Не бывает так, что давно забытое прошлое внезапно появляется перед носом и снова забирает часть новой семьи. Женщина рыдала. Несколько ночей подряд она не смыкала глаз, содрогаясь в припадках нескончаемой истерии. Выход был, но она не могла им воспользоваться. Месть стоила бы не только свободы Итачи. Как бы не хотелось возненавидеть, Микото не смогла. Обито навсегда остался в памяти. После всего, что давно ушло, она все ещё не могла его предать.        Со временем женщина не забыла некогда любимого человека. С попытками все исправить так и не вернула сына. Вновь сдалась пред жестокостью обстоятельств. Однако не смирилась, и тогда Итачи пришлось уйти. Обыкновенным днем, что медленно перевалил за вечер, его вещи уже стояли за порогом родного дома, а мысли улетели далеко-далеко, покуда сердце Микото разрывалось на части в тот час, как она своими руками прогоняла собственного ребёнка прочь.        — Забудь, раз не смогла понять, — последнее, что услышала мать от старшего сына. «Ты не смогла понять».        Саске просидел на пороге дома большую часть ночи, выкурив столько, сколько прежде даже не покупал. Его не трогали умоляющие слова матери, не беспокоили слезливые заверения, внезапно заменившие вздорный характер. Он молча слушал все причитания, на самом деле ничего не слыша. В голове так и стучали маленьким молотком, и звонкие звуки отбивались от коры мозга, прошибая насквозь.        Микото знала, что больше не увидит Итачи. Знала это с тех пор, как на пороге дома появился тот человек. Все было решено с самого начала, и потерять ребёнка ей было предначертано свыше.        Отец. Обито. Итачи. Терять, терять, терять…       Сердце сменило в тот вечер свой ритм. Солнце души зашло за облака. На слёзы же сил не осталось, да и лить их по мертвым на этот раз казалось совсем неуместным занятием. Микото, наконец, смирилась по-настоящему. А Саске понял, что никогда не простит.

***

      Зачем люди оглядываются? — Вспоминают какие-то моменты из жизни, пытаясь извлечь из них выгоду и опыт, но зачастую так и вязнут в прошлом, уже не видя ни света будущего, ни тьмы настоящего. Оглядываются, когда переходят дорогу, желая убедиться, что нет никакой опасности сделать шаг вперёд, да из-за угла вылетает автомобиль и в тот же миг становится бездушным металлическим убийцей. Никто не застрахован. Никогда. А люди продолжают делать это по инерции. Они любят жить по привычке.       Наверное, самым осознанным моментом в их жизнях является детство. Именно тогда человек учится воспринимать мир, чувствовать нерешенные вопросы, познавать новые истины, но для чего они оглядываются теперь? Зачем следовать этой привычке, если никто не поднимает голову вверх? Никто не смотрит выше, не видит неба, ведь иначе давно бы знали, что оно серое и сыплет кирпичами по головам. Весь мир вокруг серый, и не оттого, что человеческий глаз перестал видеть спектр ярких оттенков, а оттого, что люди в нем существуют лишь по инерции. Рождаются и умирают, потому что положено. Стараются ради правил. Большего смысла в них нет.       Наруто видел это в своей матери, в одногруппниках, в прихожанах, бездумно посещающих одно и то же место по воскресеньям. Видел в прохожих и работниках магазинов. Всюду. И он осознал — каждый из них одинокая личность, застрявшая в первом году, остановившаяся в развитии и круге своих желаний. Вот только при всем при этом их всех объединял один фактор. Они одиноки технически, но являются огромной семьей в реальности. Их глаза пусты, а улыбки фальшивы. Все, что делают эти люди, — бессмысленно. Они не могут помочь другим, ведь не осознают, что самим нужна помощь. Не могут принести пользу цивилизации, потому что не хотят чем-то жертвовать. Не могут обрести счастья, покуда им не к чему стремиться. Вся жизнь — одна большая мечта, исполниться которой не суждено.       Думая, что окончательно ослеп, Наруто открыл глаза и увидел: пустота не внутри его личного мира, пустота снаружи, там, где всюду рассыпана эта сухая крошка, сводящая с ума своей однообразностью и наивностью. Мир не сдвинется с места, пока не толкнёшь его. А сил на это совсем нет, потому что мир стоит на месте. Порочный круг.       Бродя по бесконечным лабиринтам, Узумаки изредка натыкался на зеркала и, лишь видя там своё отражение, он понимал, что где-то все ещё светит солнце. Ходя по одному и тому же кругу, начинаешь медленно засыхать, постепенно превращаясь в такую же корочку, что пылятся вокруг. Он проходил мимо многих, и ничего не трогало. Вакуум. Никакой отдачи. Никакого сознания. Однако, столкнувшись с зеркалом снова, Наруто вдруг осознал, что там не отражение. Напротив него стоял другой человек, с виду такой же, как те, что проходили мимо каждый день, да вот глаза… Они были другими.       Саске смотрел холодно, но в его прямом взгляде мелькала жизнь. Чернота чего-то, спрятанного глубоко внутри, завораживала, не давая просто так оторваться. Наруто не понимал, чем она вызвана. Было ли то отражением чужой души, или же так выглядело настоящее одиночество. Лишь проведя рядом несколько недель, он научился смотреть глубже. Учиха не давал приблизиться, не давал шанса на дружеские отношения. Он существовал где-то внутри себя, однако, в отличие от всей безликой массы, Саске смотрел не только внутрь, но и на суету вокруг. Такой же, как он. Почти одинаковы.       Порой Наруто казалось, что в антрацитовых глазах дует отчаянием. Учиха будто жил анабиозом, под вуалью невидимости — тихий, неприметный, никакой. Вот только Саске точно являлся живым, а потому и научился скрывать и скрываться.       — Постой!       В коридоре второго этажа громкий шум надрывал перепонки. Узумаки пробирался сквозь кучки столпившегося молодняка, пока Учиха прошёл сквозь толпу, не зацепившись о заросли тел, будто смог отодвинуть те, как Моисей раздвигал воду. Силуэт его исчезал с поля зрения, а Наруто все никак не удавалось пройти. Услышав вдруг знакомый голос, Саске остановился.       — В следующий раз прогуляю пары на этом этаже, — пробурчал Узумаки, поправляя сползший с плеча рюкзак и толстовку. — Ты реферат по философии уже сделал?       — Нет, — Саске хотел было напомнить, что философ тут явно не он, однако не успел.       — Много ещё осталось?       — Я и не начинал.       — Ты шутишь? Сдавать до конца месяца, уже на этой неделе.       — Плевать. Схожу на экзамен, — хмыкнул Учиха, и впрямь не видя особой проблемы.       — Как по мне, это тупо. Часто у нас настолько невиданная лафа? Просто напиши двадцать страниц и свободен с автоматом, — Наруто негодовал и по воле случая скрывать этого не собирался.       — У меня и без того работы полно. Я как-нибудь обойдусь.       — Не. Ты либо шутишь, либо идиот, Саске. В любом случае, мог бы попросить помочь. У меня, по сути, уже все готово… Переписали бы то же самое, только в другом ключе и с другим выводом, — Наруто говорил с видом полного понимания дела. Даже пальцы загибал, словно что-то считал. Энтузиазма в нем оказалось больше, чем того требовалось.       — Ну так перепиши, — Учиха отлип от стены и направился дальше.       — А ты? — задумавшись на мгновение, Узумаки вновь пришлось догонять.       — А у меня работы полно.       — Ладно, Учиха. Но может, хотя бы за компанию посидишь рядом? На пару вопросов мне точно нужно будет услышать твое мнение.       — Было бы славно, только сидеть нам негде, — рассудил Саске, считая забавным тот факт, что Узумаки, который однажды чуть не проспал пары в подъезде, а будь его воля, с чистой совестью спал бы дальше, теперь проявлял чрезмерный интерес к учебе. Наверное, это его любимый предмет.       — Можем у тебя собраться. Или у меня.       — Отличная идея, — Учиха ласково ему улыбнулся. — Нет.       — И какие тогда у тебя предложения? — раздраженно произнёс Наруто, растирая о джинсы руки, которые уже так и тянулись за что-то схватиться.       — Предлагаю тебе отвалить от меня и, наконец, понять, что мне в хуй не упёрся твой реферат.       — Тогда сам все сделаю. Ему помощь предлагают, но нет, ты же с припездью, согласиться не можешь, — Узумаки выдавил голос и театрально скривился, якобы собираясь отчалить. На Саске шоу впечатления не произвело, вынудив мерно закатить глаза.       — Я не просил мне помогать. И не попрошу.       — Знаю, блять. Поэтому и предлагаю сам. Ты можешь просто вести себя как нормальный человек?       — Я нормальный.       — Что ж за хуйня… — тело потряхивало, без особенной выдержки нагнетая негодование. Узумаки обреченно посмотрел в пол, не находя, что добавить. Ситуация тянула его сделать то, за что взялся.       — Хочешь помогать — помогай. Мне от этого как-то по ветру. И прекрати орать матом на всю ивановскую.       Наруто до крови прикусил изнутри щеку, делая глубокие вдохи. Да, у Саске была ещё одна сторона, о которой он благополучно забывал. Учиха совсем не умел общаться и хроническим безразличием доводил до почти неконтролируемой ярости. Почему это происходило — Узумаки так и не смог понять. Самоконтроль прежде его ни разу не подводил.       — Ладно, — переведя дух, выдохнул он. — Позвонить тебе хотя бы можно будет?       — Да, пожалуйста. Но позвонишь не вовремя — кину в черный список.       — Разумеется. На большее тебе мозгов не хватит, — Наруто тут же достал телефон, записывая номер. Не дожидаясь, пока тот сохранит новый контакт, Саске уже засобирался уходить.       — Если не беру — не названивай. Сам перезвоню.       — Как скажешь.       Посчитав разговор оконченным, Учиха кивнул на прощание и вновь оставил Узумаки одного. Наруто же торопился, следовало закрыть долг, а потому скорому уходу собеседника не особо расстроился. От этого общения у него в основном только руки чесались. Однако Саске был единственным, кто теперь хоть сколько-то вызывал интерес. Среди тел, окружавших Наруто, он словно оказался специально, готовя к чему-то или преподнося урок. Следовало поверить открытым возможностям.       Вечер Узумаки скоротал за ноутбуком. Он в самом начале предполагал, что дело не кончится наглым копированием, однако вышло куда хуже. Саске пришлось позвонить трижды. Помня слова Учихи, Наруто отсчитывал около часа между звонками, надеясь, что тот не расценит поступок навязчивым. Последний же был почти четыре часа назад, а непутевый одногруппник так и не перезвонил. Вариант найти Саске в соцсетях, имея, возможно, даже не его телефон, Узумаки воспринял быстро, по сути, его совсем не рассматривая.       Профиль Учихи вскоре нашёлся. На фото — этикетка от коробки томатного сока, в названии никакой конкретики. Сомневаться в том, что профиль действительно принадлежал Саске, смысл имелся, однако прочих вариантов у Наруто не было.        «Хер дозвонишься, странные у тебя обещания. Смотри тут тогда. "Одиночество приходит внезапно, не предупреждая о своем визите. Лишь однажды человек понимает, что вокруг него нет никого, способного ему помочь". Что тут меняем?»       Надпись под иконкой тут же сменилась на состояние «в сети», и Наруто шумно выдохнул.        «Так оставь»        «Это мой текст. Поменяй тему, остальное я сам сделаю»        «Все люди одиноки, и в этом нет ничего плохого»       Узумаки в сотый раз за день обреченно схватился за голову, гадая над вопросом, для чего он вообще за это взялся. Ему абсолютно не хотелось терпеть свинство, будто в жизни того было мало, тогда как наружу полез синтетический смех, напоминая, что нервы стали ни к черту.       Самому себе писать оказалось гораздо легче. Там был особый пример, за которым Наруто мог наблюдать ежедневно, параллельно задавая вопросы, что, по его мнению, могли бы раскрыть несколько новых секретов. А как теперь? Не мог он сделать все в точности наоборот и написать про собственный внутренний мир. Все-таки не стоило уделять этой теме так много времени и мыслей — чревато. К тому же, локальное одиночество только что кончилось. В коридоре хлопнула входная дверь, и Наруто оторвался от экрана, медленно поднимая голову, чтобы невесело улыбнуться.       — Привет, мам…

***

      На малобюджетный сюжет, красноречие и логику Узумаки дал себе два дня. Три, с учетом запаса. Почему-то выходило из ряда вон плохо. Работа не то что не кипела — она даже не грелась. Добивающим фактором стал Учиха, который каждый день проходил мимо с неразличимо туманной головой, как видно, считая бесформенное плавание отличной идеей. Наруто снова причитал негодуя. Если бы однажды кто-то решил помочь ему… Впрочем, это не важно. Не в том мире приходилось жить, чтобы рьяно лелеять надежды. Ровно через три дня Узумаки закончил. В срок уложиться вполне удалось, чему тот был несказанно рад, надеясь наконец уйти на заслуженный отдых.       Саске вновь пришлось ловить, бегая по этажам с уже распечатанной и всунутой в папку работой. Учиха не спешил отвечать на сообщения, вероятнее всего, просто игнорируя вибрации телефона. Голова раскалывалась от недосыпа и возможного никотинового отравления, а ноги ломило так, будто по ним хорошо приложились бейсбольной битой.       Учиха нашёлся столь внезапно, как обычно, умел пропадать. Расслабленная фигура у подоконника с дурацким телефоном в руках не навевала на мысль о прекрасном.       — Забирай. Перепроверил все дважды, никаких ошибок быть не должно. И отнеси сейчас же, ради Бога, — простонал Узумаки, опираясь о стену как израненное существо, в то время как Саске с интересом покрутил папку в руках.       — Я думал, ты шутишь, — тихо поделился он. А смеющиеся глаза вызвали у Наруто мурашки с легким дежавю. Едва держась на ногах, он измученно опустил веки, облюбованный темнотой.       — Ты придурок.       — От идиота слышу, — на момент отвернулся Учиха, как Узумаки вдруг вспыхнул ненормальной обидой, пересилевшей даже редкостную усталость.       — Я беру в расчёт, что для тебя кто-то делает подобное впервые, но за такое обычно благодарят, а не оскорбляют. Похоже, я ошибся, рассчитывая на адекватную отдачу, ты — прихеревший и неблагодарный говнарь. «Спасибо, Наруто» — «Всегда рад». Да пошёл ты нахуй, — все это время Саске с участием рассматривал покрасневшие от злости щеки, и, кажется, даже татуированные усы стали чернее. А ещё Учиха где-то видел, как люди цепляют за пирсинг в носу связки ключей. А тут у Наруто как раз есть небольшое колечко в крыле носа, что может замечательно подтвердить или опровергнуть сей вариант путем эксперимента.       — Все сказал? — едкая ирония в голосе окончательно выбила из Узумаки все тормоза. Сам не заметив, когда границы дозволенного стёрлись, Наруто бросился вперед, радуясь, что зуд в руках, наконец, поубавится.       Папка грузно упала на пол, и вовремя выставленная рука блокировала мощный удар кулаком по лицу. Все же Саске не рассчитал степень ярости, до которого тот дошел на удивление быстро, а потому следующий удар пришёлся ровно в солнечное сплетение, выбив из лёгких остатки воздуха, а вместе с ним, казалось, и душу.       — Я ненавижу тебя, сука! — зашипел Узумаки, грубо дергая Учиху на себя, дабы тот не рухнул, и забормотал срывающимся шепотом. — Ненавижу, Саске… Ненавижу…       — Так отъебись от меня, — простонал он, пытаясь оттолкнуть от себя чужое тело. — Кто ж тебя так обидел?       — Не могу… Я не могу. Ты конченый и ненормальный, но живой.       — Живой? — болезненно нахмурился Учиха, не понимая точно, что это значило в данном контексте. — Ты просчитался, дурень.       Тело пробила несильная дрожь, и Наруто поспешно отпустил. Вновь прислонившись к холодной стене, он сполз по ней вниз, зарываясь лицом во влажные ладони. Казалось, ещё секунда, и мозг отключится. Недосып, стресс и конфликты вытянули все, что только позволяло физически существовать.       Учиха опустился рядом, подтягивая к себе одну ногу. В воздухе он чувствовал необходимость что-то сказать, но даже не предполагал, что именно должен.       — Хреново выглядишь, — тихо выдавил Саске, будучи совершенно неуверенным, стоило ли об этом говорить.       — Тебе спасибо, — слыша мычание, Учиха напрягся. Невнятно пробормотавший в сложенные ладони Наруто действительно выглядел нездорово.       — Долго писал?       — Какое тебе, мудаку, дело…       — Никакого.       Наруто промолчал. Есть такой парадокс: благодарность — одно из самых ранних переживаний человека, а соответственно, одно из самых естественных. Некоторые исследования даже подтверждают, что благодарные люди гораздо счастливее и здоровее. Но, с другой стороны, человек, ждущий благодарности, подвержен проблеме самосознания. Не получив ее однажды, он думает, что совершил что-то не то. Быть может, Саске прав, и нет никакого смысла распыляться на эти вещи. Нет дела — нет благодарности. Все проще, чем кажется изначально. Но это значит — быть одиноким в своих переживаниях. Значит — делать все самому. Значит — существовать по отдельности. Выходит, неблагодарность делает человека печальным? Учиха бы не согласился, ведь по его словам: одиночество — не печаль, одиночество есть свобода. Так почему он такой? Неужели в его жизни произошло что-то столь ужасное, что отделило Саске от мира, от людей, от близких? Какая тьма таится внутри него?       Заблудившись в собственных размышлениях, Наруто лениво помотал головой, чем вновь привлёк внимание Учихи.       — Отнеси преподу, если хочешь. Если нет — можешь выкинуть. Мне все равно, — бесцветно проговорил Узумаки, усиленно всматриваясь в одну точку. Настал момент окончательного принятия.       — Зачем ты делаешь это?       — Что делаю?       — Зачем помогаешь? Я не просил.       — Ты спрашивал — много ли нормальных людей я встречал, помнишь? — Наруто облизал ссохшиеся губы, а Саске в это время согласно кивнул. — В том и суть. Не встречал.       — И решил сам заделаться этим «нормальным»? Думаешь, сможешь выехать на этом? — Учиха призадумался, а Наруто безразлично посмотрел сквозь него, после чего так же невольно опустил глаза к полу.       — Да. Потому что хочу так, — Узумаки на время замолчал, думая, стоит ли признаваться Саске в секрете этой работы. Возможно, он сочтёт это дикой несуразицей, да, с другой стороны, от этого она не станет хуже. — Знаешь, я написал не только ради того, чтобы стать «нормальным». Изначально я писал ее, наблюдая за тобой.       — И что увидел? — готовая мысль тут же сорвалась, но на вопрос уже имелся ответ. Наруто почесал подбородок, поворачиваясь к Учихе полностью, и серьезно заглянул в непробиваемые глаза.       — Задумчивая душа склоняется к одиночеству, так? Ты много думаешь. Мне интересно — о чем, но, наверное, я не имею права знать ответ. В любом случае, это неважно. Важно, что я сделал собственные выводы. Ты много куришь, постоянно ходишь один, и у тебя явно нет друзей, а ещё часто залипаешь в пространстве, когда не нужно куда-то идти или что-то делать. Хотя ты и в такие моменты иногда залипаешь. Это говорит о том, что ты прячешься от реальности. Не знаю, какие иллюзии ты себе выдумал, но это неправильно. Нельзя просто взять и убежать. Поверь, я знаю, что такое одиночество. Знаю, что такое предательство. И верить в людей — это последнее, чем мне хотелось бы заниматься. Только мы все равно не имеем права сдаваться, просто потому, что тогда в мире останется ещё меньше нормальных людей. Это мерзко. Ты говорил, что подружился с одиночеством. А мне кажется, ты в нем утонул, — с тяжёлым сердцем высказал Узумаки. Это оказалось проще, чем в тот момент, когда мысли приходилось оформлять в грамотные конструкции и печатать в ворде. Наруто не считал их особенными, да и вытаскивать на обозрение не планировал, но Саске стал своеобразным катализатором. Сказать это лично ему без хитроумных оборотов вынудила необходимость.       — Я не придаю значение одиночеству, есть оно или нет — всего лишь обстоятельство.       — Тогда чему вообще ты придаешь значение?       — Действительно ли небо голубое, — сквозь пелену раздумий полушепотом пробормотал Учиха.       — Что? — Узумаки удивился, ожидая услышать что-то более приземленное.       — Я думаю — действительно ли небо голубое?       — Да, голубое. По крайней мере, должно быть, — немного погодя ответил он.       — Ты тоже не видишь, — сделал вывод Саске. — Или не понимаешь, о чем я.       — Нет. Раньше видел, но теперь — нет.       Давно опустевший коридор разбавил молчание звенящей тишиной. Может, оно и правда, что все нереально? Наверняка если открыть сейчас дверь в любую аудиторию, там не найдётся ни одного человека. Да и серость стен уже давно не давит, словно вросла в память, говоря: «Так и было».       — Наруто… — тихо позвал Учиха. — Давай свалим?       — Домой? — раздосадовался Узумаки, однако Саске быстро помотал головой.       — Просто свалим. Куда-нибудь.       Вопрос реалистично перерос в риторический, будто кто-то способен был отказать. Солнце ушло с зенита и приглушенными лучами освещало поверхность Земли. Наруто кутался в куртку, опуская подбородок за воротник, тем самым стараясь спрятаться от ледяного ветра. Учиха же шёл рядом в пальто нараспашку, словно и не замечая грызущего голую кожу холода.       — Пошли за куревом?       — У меня есть целая пачка, — краем глаз Саске заметил, как Узумаки трясётся.       — Не хочу. Потом опять будешь выбивать долги, — Наруто поморщился, вспомнив, как тот требовал пиво под идиотским предлогом оплаты, на что Саске забавно хмыкнул.       — Ты же мне работу написал, будем квиты.       — Да иди ты, — отмахнулся Узумаки. — Умеешь обесценивать чужой труд. Лучше ничего, чем так.       — Я же не предлагаю тебе взять только одну.       — Это очень щедро, Саске. Спасибо, — съязвил Наруто, обходя стороной здоровенную лужу, разлившуюся на половину тротуара.       Уговаривать Учиха не стал. Не хочет — не надо. Узумаки, наверное, прав, он неблагодарный.       Куда и зачем шли — не известно, однако городской пейзаж, характерный только центральному району, остался позади. На его место пришли небольшие, относительно тихие улочки и распространенные грязные дворы. По пути Узумаки всё-таки умудрился забежать в небольшой ларёк и теперь, свободно задрав голову, наслаждался курением только своего имущества. А Саске идти надоело, и он молча побрел по стылой земле диагонально пути, по которому изначально шёл рядом с Наруто. Тому же пришлось пойти следом.       — Слушай, может, по домам? Я замёрз, — Узумаки не врал, его щеки и нос раскраснелись сильнее прежнего.       — А поговорить не хочешь?       — О чем?       — О звёздах, например, — чуть погодя, предложил Саске.       — О несбыточных мечтах и разочарованиях, — с иронией дополнил Узумаки, принимаясь рассматривать незатейливый узор на выщербленной поверхности скамейки.       — Нет, я серьезно. Ты знал, например, что чем звезда больше, тем короче срок ее жизни?       — А потом она превращается в чёрную дыру, — закончил Наруто, уверенный, что быстро отвяжется, если выскажет всем известную истину, вот только Саске вновь покачал головой, внезапно начав говорить о том, чего Узумаки совсем не знал.       — Не совсем. Существует такая вещь, как коллапс звёзды. При нем она начинает вращаться все быстрее и быстрее и в конечном итоге взрывается как гиперновая, а ее ядро при гравитационном коллапсе превращается в чёрную дыру.       — Какого же тогда размера будет дыра, когда взорвется Солнце?       — Вообще… Вероятнее всего, Солнце просто погаснет, у него недостаточно массы и плотности для взрыва. Но даже если такое произойдёт, чёрная дыра не появится.       — Ты же сказал, что ядро при гравитационном коллапсе… — начал было Наруто, однако Саске его перебил.       — Да, но в этом случае есть условие. Минимальная масса звезды должна быть хотя бы в десять раз больше Солнечной.       — Выходит, мы не увидим, как планету засосёт в никуда. Жаль, — вопреки печальному известию Узумаки заулыбался.       — Мы бы и так не увидели. Во-первых, не доживем. Во-вторых, нынешние познания в физике противоречат этому. В-третьих, засосало бы не сразу, а значит, человечество, скорее всего, погибло бы раньше. Да и вообще, планета могла бы сойти с орбиты и улететь в открытый космос.       — А как ты думаешь, что там — по другую сторону?       — Не знаю. Никто не бывал за горизонтом событий. Знаю, что время возле дыр течёт гораздо медленнее, и, по идее, если бы ты прожил всю жизнь, летая по ее границе, то вполне смог бы пережить человечество.       — Действительно странно. Но я бы хотел попасть туда, проверить.       — Как главный герой Интерстеллара? — Саске шмыгнул носом, представляя Наруто в скафандре, летящим прямиком в чёрную дыру.       — Наверное. Только я не знаю, кто это, — Узумаки по-доброму засмеялся, увлекшись фантазией о несбыточном будущем. — Но ты только представь… Я бы пролетел через этот горизонт событий, а потом, если бы не умер, — вернулся бы назад и подарил бы человечеству бесценную информацию.       — Вряд ли бы вернулся, и вообще, что-то тебя не туда понесло. Сидел бы на этой планете, в этом городе, и радовался жизни.       — Радовался? — удивился Наруто, — А сам-то? Так и вижу, как ты советам следуешь.       — Следую, — согласился Учиха.       — Пугать прохожих своим видом — не считается. К тебе как не подойдёшь, ты вечно недоволен.       — Ну так найди себе девушку. Будешь хорошо трахать — будет довольна. Личная жизнь, новая занятость, — безразлично бросил Саске, отворачиваясь, чтобы закурить. Опять нормальное общение сводилось к конфликту.       — Не мое это. Те, что нормальные, в отношения вступать не торопятся, а остальные неподходящий в чистом виде вариант, — с неприязнью поделился Узумаки.       — Это ещё почему? Тебя неудачная любовь разбила?       — Возможно, очень даже удачная. Урок на всю жизнь.       — Ты судишь обо всем лишь по первому опыту.       — Боже… Ну ладно. Вот у тебя была девушка? — с раздражением поинтересовался Наруто, сменяя неудобную позу и разгибая затёкшую спину.       — Была.       — И что? Где она? — казалось, ответом на этот вопрос станет неземная истина, которой Узумаки запросто озарит темень призрачных фантазий Саске.       — Хер ее знает, — пожал плечами тот.       — Не сошлись в интересах?       — Нет. Просто надоело.       — А у меня последние две оказались шлюхами, — с досадой признался Узумаки. — В прямом смысле, наверное. Да и другие до этого только и думали, как по членам скакать, просто расставались мы раньше.       — Значит, трахал плохо, — тут же сделал вывод Саске. — И теперь ясно, отчего ты такой нервный.       — Чушь. Ты бы видел, как они изгалялись. Я здесь ни при чем.       — Видимо, ты себя переоценил. Зачастую, когда девушку нормально имеют, она уравновешена и довольна. Только добавь к этому ещё внимание, подарки и романтику. Люди любят такое.       — Проще уж тебя трахнуть, — фыркнул Узумаки. — Может, перестанешь кошмарить окружающих.       — Может, и проще, — согласился Учиха, задумчиво перебирая в пальцах отсыревшую щепку. Тогда же Наруто скептически покосился на него.       — Тебе парни нравятся?       — Нет, — меланхолично протянул Саске, не прерывая своего занятия.       — Ладно… Неудачная вышла шутка, — Узумаки попытался сменить тему, но тот продолжил.       — Неудачная, потому что мало реализма. Ты был бы снизу.       — С чего вдруг? — Наруто высоко поднял брови и, машинально выпустив сигарету из пальцев, развернулся к Учихе, перекидывая одну ногу через скамейку.       — С того, что ты импульсивный и чересчур разговорчивый.       — Это не ответ. Ты вообще живешь как растение, лежал бы себе бревном, — Саске усмехнулся и скопировал позу Наруто, упрямо смотря тому в глаза.       — Проверим?       — Ты больной, да? Сам я ещё в здравом уме, не намереваюсь ложиться под парня.       — То есть, ты не против быть сверху? — уголки губ малым приподнялись, чего Учиха не собирался скрывать.       — Продолжишь пиздеть — и я реально тебя выебу, — прошептал Узумаки, приближаясь к чужому лицу. А Саске наблюдал, как в здоровенных голубых глазах то и дело вспыхивали искры.       Захотелось сыграть на интерес. Поддавшись напору, Учиха схватил Наруто за воротник куртки и мягко прикоснулся к чужим губам. Они оказались сухими и шершавыми. Идиот явно пренебрегал правилами и облизывал их на улице. В тот же миг Узумаки замычал и схватился за чужие щёки, пытаясь отстраниться, за что в ответ Саске смял его губы настойчивее. В памяти вспыхнуло тепло рук, невесомо скользящих по телу, от ощущения которых он долгое время пытался избавиться, прибегая к сомнительным способам. Вновь почувствовав их на груди и боках, Учиха не сразу заметил, что Узумаки успокоился, оставив попытки вырваться или оттолкнуть. Но стоило только прикусить и попытаться оттянуть, как щеку обожгло болью.       — Ты ебанутый?! Черт! Что ты делаешь?! — завопил Наруто, резко отъезжая на край скамейки. Саске недовольно потёр щеку, огретую Узумаки с явным удовольствием, да, несмотря на обезумевший взгляд напротив и жгучую боль на коже, самодовольная улыбка с его губ не сползла.       — Прекращай пиздеть, или не ты этого хотел? — насмешливо поинтересовался Учиха.       — Хотел, но не так!       — А как?       — Да как угодно, только не так. Ты вообще думаешь, что делаешь? Сначала провоцируешь на всякую херню, потом куда-то тащишь, а теперь это! Да что происходит, Учиха? Я уже жалею, что вообще с тобой связался. У тебя какое-то расстройство? Почему ты сначала странно себя ведёшь, затем несешь какую-то чушь? Не надо меня домогаться. Я не педик, и мне не нужно…       — Спасибо за реферат, — вдруг произнёс Саске, чем тут же заткнул разошедшегося Узумаки.       — Что?       — Ничего личного, считай это моей благодарностью.       — Это шутка?       — Поцелуй? — серьезно переспросил Саске, на что Узумаки неуверенно кивнул. — Сам реши.       — Тогда не делай так больше.       — Не собирался.       — Я серьезно. Вообще никогда.       — Даже по четвергам? — Учиха быстро припомнил сегодняшний день.       — И по другим дням недели тоже.       — А если захочется?       — Въебу, и перехочется.       — Ты снова себя переоцениваешь, — деланно огорчённо покачал головой Саске.       — А ты опять несёшь чушь.       — Забавно слышать это от тебя.       — Блять, да хватит! — не выдержал Наруто, изо всех сил сцепив зубы. — От тебя информационная нагрузка как от боинга — весит дохера, а смысла ноль.       — Так, а что за мной бегаешь тогда?       — Я не бегаю. Ты сам меня позвал.       — Я предложил, но не звал, — кровь снова нагрелась и понеслась по венам быстрее. Саске нравилась эта игра. Он чувствовал, как закипают нервы Узумаки.       — Раз так, тогда я пошёл.       — Удачи.       — Без неё обойдусь, — недовольно пробурчали в ответ. — Придурок…       — Давай, иди, куда собирался, — дебильная перебранка распаляла, и настроение впервые за долгое время ощутимо поднялось.       — Нет. Давай-ка сам вали отсюда, — вдруг изменился во мнении Узумаки.       — С чего бы?       — Потому что я тут гуляю.       — Ты замерз и собирался домой. Отличный шанс избавить меня от этой компании.       Норадреналин перешёл в избыток. Наруто злобно зарычал, пытаясь держать себя в руках. Как же все-таки хотелось схватить Учиху за горло, сжать посильнее и приложить пару раз о доски мокрой лавки, чтобы те тоже к чертовой матери потеряли свою форму.       — Иди нахуй, дорогой. Исчезни, — тыкая указательным пальцем в сторону собеседника, незатейливо посоветовал Узумаки. Ему не нравился новый разговор, хотелось скорее избавиться от этого чувства.       — Твоя прерогатива, — съязвил Саске, и тот, ожидаемо, не выдержал. Сделав резкий выпад вперёд и оказавшись почти на коленях Учихи, Наруто вцепился ему в шею, заставляя лечь на бестелый воздух, а после и на поверхность скамьи. Учиху забавляло его лицо. Из глаз того и гляди должны были посыпаться искры. Губы кривились в оскале, а меж бровей появилась тонкая морщинка.       — Что ещё скажешь? — шикнул Узумаки, с удовольствием замечая, как покраснело вечно бледное лицо Учихи. Тяжело дыша, Саске облизал посиневшие губы и прохрипел:       — Придурок. Никудышный…       — А ты, я смотрю, эксперт.       — Можешь не верить, — уголки его губ задрожали, стоило только попытаться выдавить злую улыбку.       — Вера, которую никто не знает, называется шизофрения.       — Что ты опять несешь…       — Ты шизофреник? Да, Саске?       — Может. Но лизаться тебе понравилось. Хочешь, чтобы я повторил?       — Да твою ж мать! — пальцы резко разжались, выпуская чужую шею. — Я не могу тебя слушать.       Саске медленно сел обратно, прикасаясь холодными пальцами к раздражённой припухшей коже. Придурок постарался на славу, наверняка даже синяки остались, однако вернувшаяся возможность беспрепятственно дышать несказанно порадовала. Издеваться над Наруто интересней, удерживаясь на грани приличия. Оказалось, тот слишком ярко реагирует на любую чушь. Вроде бы обладал приличным умом, да только велся на всякие глупости.       — Затронул личное?       — Нет, — буднично отозвался Узумаки. — Просто я все сильнее сомневаюсь в твоей адекватности.       — Правильно делаешь.       Наруто не дождался от Учихи ничего более внятного. Успокоившись, он сел рядом, снова разделяя взаимовыгодную тишину.       Кажется, вопросу о содержимом головы Саске он уже задавался; теперь же мог с уверенностью утверждать, что здравый смысл там напрочь отсутствует. Учиха не читался при помощи стандартных законов психологии. В его действиях и словах не было никакой взаимосвязи, но в то же время их объединяла элементарная логика. Наруто считал Учиху чем-то вроде головоломки. Именно поэтому тот зацепил.       — Саске…       — Мы продолжаем?       — Нет, — Наруто без нежностей потер отмороженный нос запястьем. — Наоборот. Просто понимаешь, ты — первый человек, с которым у меня складываются такие отношения…       — Отношения? — с недоверием переспросил Учиха. — Неужели от одного поцелуя так крышу может снести?       — Да не перебивай ты. Раньше я знакомился с людьми и с ходу начинал общение. Не было никаких странных разговоров, вот этого непонятного молчания и скрытых смыслов. Все было просто. Просто гулять, просто бухать, просто что-то делать. А ты совсем другой… С тобой так не получается.       — И почему тогда ты не с ними? Зачем таскаешься со мной, раз это так сложно?       — Не знаю… Правда, не знаю. Те люди мне определенно не друзья. Да, было легко, возможно, местами весело. Но разве они когда-то меня слушали? Вряд ли вообще… Им всегда было абсолютно плевать.       — А я, по-твоему, не такой? — Саске вновь повернулся к нему, поняв, что не заметил, как стремительно на ветру тлеет тонкая сигарета.       — Уверен, что — нет.       — Очередная философия бытия?       — Вроде того. У тебя пустые глаза, потому что ты смотришь на серый безжизненный мир, пытаясь привнести в него свои краски, но ничего не выходит. Ты много думаешь, часто сознанием бываешь где-то далеко, наверное, стараясь спрятаться. Ты не рад тому, что видишь, и, я заметил, как оно тебе тоже. И теперь к главному — разве ты бы стал общаться с кем-то просто так? — Саске на секунду задумался. В чём-то Узумаки, определенно, был прав.       — Почему нет?       — Потому что тебе не особенно интересны люди. Ты постоянно избегаешь всех, делая вид, что их вообще не существует.       — А ты считаешь по-другому?       — В целом, да. Все-таки люди живые, и каждый выполняет свою особую роль. Я не считаю их по-настоящему сознательными, но на простые задачи, выработанные стадным режимом, ума им вполне хватает. А настоящие существуют. Например, ты. Вроде бы самый никакой из всех, но нет. Ты смотришь на небо не по инерции, а потому, что надеешься, наконец-то, увидеть его голубым, — тело не хотело двигаться и куда-то отворачиваться или уходить. Взглядом Узумаки зацепился за аккуратную ямочку меж ключиц, а в голове вдруг запестрила яркая картина.       — А самолеты? — тихо произнес Саске. Наруто непонимающе сдвинул брови, тогда как Учиха пояснил: — Они обязательно должны быть в голубом небе. Но, по-твоему, они там есть?       — Конечно. Я даже видел когда-то вживую, совсем близко. И тогда мне захотелось сесть в него и улететь подальше от знакомых, от матери, от нашей квартиры, — Учиха слушал и сравнивал. Эти мысли были ему как родные. Избавиться от дурной опеки, уехать, чтобы стать независимым. Прервать, наконец, этот Дьявольский круг безысходности. Саске давно об этом задумался, казалось — возьми и сделай, в конце концов, что в этом сложного? Но на деле оказалось совсем по-другому. Не сложно, а почти невозможно.       — Почему ещё здесь? Передумал? — Учиха рассчитывал услышать положительный ответ. Ведь если это так, значит, Наруто сдался. Значит, он такой же, как все. И нет никакой разницы между этим парнем и остальными. Между ними и самим Саске. Но тот, как назло, ответил другим.       — Я решил дать себе ещё один шанс. Поверил, что все будет по-другому. Оказалось, что все вокруг давно мёртво.       — Делай выводы.       — Да, сделал… — резко встав на ноги, Наруто похлопал себя по карманам, словно бы проверяя наличие чего-то важного, и лучезарно улыбнулся. — Ладно, Саске… Спасибо за живую компанию, но теперь мне реально пора.       Учиха кивнул. Не хотелось прощаться или проходить ещё какой-то отрывок пути вместе. Он ведь никого о подобном никогда не просил, значит, и другим не обязан. Но все равно проводил Узумаки взглядом, пока тот не скрылся за высокой аркой. Отчего-то стало тоскливо.

***

      Телефон зазвонил поздно вечером, не принято набирать номера в такое время, и, почему-то сразу подумав о Наруто, Саске сделал скидку. Может быть, у того действительно что-то случилось.       Тем не менее, дотянувшись до телефона, Учиха душевно огорчился. Номер принадлежал иному человеку, звонка от которого он точно не ждал, внутри же засвербела тревога.       — Привет. Извини, что поздно беспокою, наверное, нужно было отложить это до завтра, но что-то не вышло. Ты спрашивал у меня о работе, помнишь?       — Появилась вакансия? — с удивлением откликнулся Учиха, вспоминая подробности разговора.       — Что-то вроде того.       — И возьмешь без образования?       — Верно. Но мне бы хотелось ввести тебя в курс дела при личной встрече. Если тебе не понравится — попробуем подобрать что-то другое.       — Ладно. Могу завтра к вам приехать.       — Может, я сама тебя заберу? Хотела заехать в кафе, ты как, не против? После пар, например.       — Договорились.       Чиркнув зажигалкой, Саске зажал сигарету губами и свесил голову с кровати. Отчего внутри такое странное чувство? Предчувствие. Что-то неприятное, заставляющее грудную клетку ныть. Наверное, показалось, однако голос у Конан был необычным. Саске пожелал не придавать этому значения, ведь рвался к возможности убежать. Так рвался, не уделяя внимания мелочам, и отказаться из-за дурного чувства, вызванного не пойми чем, теперь было бы верхушкой идиотизма.       Раньше ему не доводилось работать. Невероятное чувство признания пронесло послевкусием ржавого дыма, ведь если Конан пообещала серьезный разговор, значит, предложение на самом деле заманчиво. А резкий выход из зоны комфорта всегда причиняет неудобства. Откуда же знать, к чему приведёт сложный выбор? Возможно, Саске не был готов к глобальным изменениям, но терпеть свою жизнь больше не мог. Давно пора было сделать шаг в сторону.